Нейрохимия, 2023, T. 40, № 1, стр. 92-96

Содержание провоспалительных хемокинов в крови у пациентов с первым эпизодом шизофрении до назначения терапии

А. В. Сахаров 1, С. Е. Голыгина 1, А. С. Прохоров 1, П. П. Терешков 1

1 Читинская государственная медицинская академия
Чита, Россия

Поступила в редакцию 10.06.2022
После доработки 06.07.2022
Принята к публикации 07.07.2022

Полный текст (PDF)

Аннотация

Роль хемокинов, участвующих в процессах нейровоспаления, недостаточно изучена при шизофрении, особенно у больных с первым эпизодом заболевания. Цель исследования – изучение содержания некоторых провоспалительных хемокинов в плазме крови у больных с первым эпизодом параноидной шизофрении. Обследовано 18 пациентов с диагнозом F20.09, контрольная группа – 35 человек. Определение содержания 13 хемокинов в сыворотке крови проводили методом проточной флюориметрии. Забор крови осуществляли до начала терапии. У пациентов с первым эпизодом шизофрении до назначения терапии установлено значимое повышение в крови относительно контрольных значений уровня CCL4 (MIP-1β) в 1.1 раза, CXCL9 (MIG) – в 1.4 раза, ССL11 (Eotaxin), CXCL5 (ENA-78), CXCL10 (IP-10) – в 1.5 раза, CXCL1 (GRO-α) – в 1.6 раза, ССL20 (MIP-3α) – в 2.1 раза, CXCL8 (IL-8) – в 21.0 раз. Полученные результаты свидетельствуют о важном значении нейроиммунного воспаления при манифестации шизофрении с вовлечением в этот процесс хемокинов, точное значение которых требует дальнейших исследований.

Ключевые слова: нейровоспаление, шизофрения, первый психотический эпизод, хемокины

ВВЕДЕНИЕ

Нейровоспаление считается одним из ключевых патогенетических механизмов развития шизофрении, хотя четкие представления в данной гипотезе не являются полностью сформированными [1]. Изначально существенное внимание уделялось цитокинам, как активным участникам нейровоспаления. Было доказано, что они продуцируются не только периферическими иммунными клетками, но и нейроглией. Согласно цитокиновой гипотезе, при повреждении гематоэнцефалического барьера происходит миграция иммунных клеток в центральную нервную систему (ЦНС) с последующей хронической активацией микроглии и продукцией цитокинов. Это приводит к инициации нейровоспаления, которое запускает процессы нейродеструкции, а также изменяет нейротрансмиссию, имея самое прямое отношение к механизмам развития психических расстройств, в том числе шизофрении [2, 3].

При этом родственное цитокинам семейство хемокинов длительное время оставалось вне поля зрения исследователей. В последнее десятилетие им стали отводить значительную роль в патогенезе психических расстройств. Хемокины – это небольшие гепаринсвязывающие пептиды, которые образуют самостоятельное суперсемейство хемотаксических цитокинов, регулирующих хемотаксис и миграцию лейкоцитов в органы и ткани, в том числе в ЦНС. Существует функциональная классификация, описывающая их двойственность, согласно которой выделяют гомеостатические и провоспалительные хемокины [4]. Первые необходимы для поддержания гомеостаза за счет участия в миграции иммунных клеток в лимфатические узлы, где они активируют антигенспецифичные Т-клетки. Вторые выделяются под влиянием провоспалительных факторов, например, липополисахаридов (ЛПС), ФНО-α, интерлейкина-1β (IL-1β), привлекая иммунные клетки к месту воспаления [5]. Таким образом, хемокины принимают участие не только в подержании гомеостаза, но и во многих патологических процессах с воспалительным компонентом.

В настоящее время известно, что рецепторы и лиганды хемокинов широко экспрессируются нейрональными, глиальными и эндотелиальными клетками, как при физиологических, так и при патологических состояниях [6, 7]. Такая активная экспрессия хемокинов и их лигандов указывает на широкий диапазон выполняемых ими функций в ЦНС. Наиболее признанной функцией хемокинов является регуляция нейровоспаления [8]. Многие хемокины синтезируются в активированных астроцитах и микроглиальных клетках, участвуя в процессах миграции иммунных клеток в ЦНС за счет увеличения проницаемости гематоэнцефалического барьера [7], что указывает на их роль в процессах нейродеструкции, нейрорепарации и нейропластичности [9, 10].

Кроме того, данные недавних публикаций свидетельствуют о том, что хемокины представляют собой уникальный класс нейромедиаторов и нейромодуляторов [11]. Согласно субклеточным исследованиям, они содержатся в небольших везикулах в центральных нервных окончаниях [12], где совместно локализуются и высвобождаются с нейротрансмиттерами [1316]. Также установлено, что хемокины участвуют в активации и ингибировании каналов ионотропных и метаботропных пресинаптических и постсинаптическом рецепторов, участвуя, таким образом, в синаптической пластичности и активации эксайтотоксичности [17]. Имеются доказательства того, что некоторые хемокины (CCL2, CCL5, CXCL8) участвуют в регуляции оси гипоталамус–гипофиз–надпочечники, выполняя нейроэндокринную функцию [18].

Следовательно, хемокины играют широкий спектр разнообразных ролей в ЦНС, участвуя в регуляции процессов нейровоспаления и пластичности нейронов, пролиферации и дифференцировки их предшественников, а также выполняют нейроэндокринные и нейромодулирующие функции [19].

Учитывая многообразие выполняемых хемокинами функций, можно предположить, что их дисбаланс является важным звеном в патогенезе шизофрении. Так, имеются работы, в которых установлено повышенное содержание некоторых хемокинов в плазме крови у пациентов с шизофренией [20], в ряде исследований отмечена прямо пропорциональная взаимосвязь содержания провоспалительных хемокинов с когнитивными нарушениями у пациентов с шизофренией [21]. Кроме того, определена возможная корреляционная связь между уровнем некоторых хемокинов и терапией антипсихотиками, что, по мнению ряда авторов, может служить биомаркером положительного ответа на терапию [22].

Анализ научной литературы показал, что в проведенных ранее исследованиях хемокины изучались преимущественно у пациентов с длительным течением шизофрении, публикации по данному вопросу у больных с первым психотическим эпизодом единичны и не систематизированы.

Цель исследования: изучение содержания некоторых провоспалительных хемокинов в плазме крови у больных с первым эпизодом параноидной шизофрении.

МЕТОДЫ ИССЛЕДОВАНИЯ

На базе ГКУЗ “Краевая клиническая психиатрическая больница им. В.Х. Кандинского” было обследовано 18 пациентов (11 женщин и 7 мужчин) с диагнозом “Шизофрения параноидная, период наблюдения менее года” (МКБ-10: F 20.09). Возраст обследуемых пациентов был в диапазоне от 18 до 40 лет (средний возраст равен 27.2 ± 1.8 лет). Возрастные ограничения были введены, чтобы не включать в исследование поздние и юношеские варианты шизофрении, которые имеют характерные особенности клиники и течения, и исключить возрастное патопластическое влияние на лабораторные показатели. Критериями исключения из исследования послужили: возраст младше 18 лет и старше 40 лет, потребление наркотических веществ и злоупотребление алкоголем, наличие черепно-мозговых травм в анамнезе, острых и хронических заболеваний любой этиологии, беременность и период лактации.

Контрольную группу составили 35 психически и соматически здоровых добровольцев. Исследуемые группы были полностью сопоставимы между собой по полу и возрасту.

Забор крови для проведения лабораторных исследований осуществлялся при поступлении пациентов в стационар до начала терапии. Лабораторная часть работы осуществлялась в лаборатории клинической и экспериментальной биохимии и иммунологии НИИ молекулярной медицины ФГБОУ ВО “Читинская государственная медицинская академия” Минздрава России.

Показатели 13 провоспалительных хемокинов в сыворотке крови оценивали методом проточной флюориметрии на проточном цитометре Cyto FLEX LX (Beckman Coulter, США) с использованием тест-системы “Human Proinflammatori Chemokine Panel 1” (13-plex) (BioLegend, США) в соответствии с инструкцией фирмы-производителя.

Определялись: CCL2 (MCP-1, моноцитарный хемоаттрактантный белок-1), CCL3 (MIP-1α, макрофагальный белок воспаления 1α), CCL4 (MIP-1β, макрофагальный белок воспаления 1β), CCL5 (RANTES, цитокин, секретируемый активированными нормальными T-лимфоцитами), CCL11 (Eotaxin, эозинофильный хемотаксический белок), CCL17 (TARC, тимус-регулируемый хемокин), CCL20 (MIP-3α, макрофагальный белок воспаления 3α), CXCL1 (GRO-α, связанный с ростом онкоген α), CXCL5 (ENA-78, пептид, активирующий нейтрофилы эпителиального происхождения), CXCL8 (IL-8, интерлейкин-8), CXCL9 (MIG, монокин, индуцируемый гамма-интерфероном), CXCL10 (IP-10, интерферон-гамма индуцированный белок 10), CXCL11 (I-TAC, интерферон-индуцируемый альфа-хемоаттрактант Т-клеток).

Статистическая обработка полученных результатов осуществлялась с применением пакета анализа Microsoft Excel и пакета прикладных статистических программ “Statistica-12”. Данные представлены в виде медианы (Ме) и интерквартильного (25-й и 75-й перцентили) интервала. Для сравнения двух независимых выборочных совокупностей применялся непараметрический U-критерий Манна–Уитни. Различия считали достоверными при показателе p < 0.05.

РЕЗУЛЬТАТЫ И ОБСУЖДЕНИЕ

Результаты определения содержания изучаемых хемокинов в плазме крови здоровых лиц и пациентов с острой шизофренией представлены в табл. 1.

Таблица 1.  

Содержание хемокинов в сыворотке крови здоровых и больных острой шизофренией, Me (25, 75)

Показатель
(пг/мл)
Контроль
(n = 35)
F 20.09, до лечения
(n = 18)
Критерий
Манна–Уитни
CCL2 (MCP-1) 354.25 (257.80; 589.60) 451.90 (279.70; 717.10) 0.7888; p = 0.4302
CCL3 (MIP-1α) 40.35 (39.37; 40.90) 41.08 (38.75; 42.50) 0.9954; p = 0.3195
CCL4 (MIP-1β) 27.75 (26.50; 28.89) 30.97 (27.59; 31.37) 2.4416; p = 0.0146
CCL5 (RANTES) 64459.40 (62475.68; 68236.10) 64722.84 (63999.17; 66402.70) 0.5353; p = 0.5925
ССL11 (Eotaxin) 63.70 (38.60; 82.90) 92.50 (35.50; 149.00) 2.0847; p = 0.0371
CCL17 (TARC) 352.10 (233.60; 521.80) 519.45 (200.70; 639.80) 1.4743; p = 0.1404
CCL20 (MIP-3α) 79.10 (23.70; 149.80) 168.15 (84.20; 210.40) 2.4134; p = 0.0158
CXCL1 (GRO-α) 91.70 (74.80; 136.10) 146.00 (98.70; 218.90) 2.3946; p = 0.0166
CXCL5 (ENA-78) 862.80 (622.0; 1280.50) 1282.85 (830.40; 2595.9) 2.0378; p = 0.0415
CXCL8 (IL-8) 9.75 (8.39; 15.11) 205.85 (71.70; 389.40) 5.8127; p = 0.0000
CXCL9 (MIG) 9.10 (6.94; 11.20) 12.55 (9.20; 18.20) 3.0989; p = 0.0019
CXCL10 (IP-10) 27.81 (26.48; 60.70) 40.27 (27.44; 83.90) 2.0471; p = 0.0406
CXCL11 (I-TAC) 8.70 (5.00; 12.50) 8.30 (6.30; 12.00) 0.1127; p = 0.9103

Примечание: жирным шрифтом выделены статистически значимые результаты.

Как видно из таблицы, уровень CCL2 (MCP-1) в 1.3 раза превышал значения в контрольной группе, хотя отличия и не достигли значимости, что можно объяснить малой выборкой основной группы. CCL2 – моноцитарный хемоаттрактантный белок-1, он регулирует миграцию и инфильтрацию моноцитов и макрофагов, экспрессируется эндотелиоцитами, нейронами, микроглией [7]. Имеются данные указывающие на участие CCL2 в высвобождении дофамина в ЦНС [23], что косвенно может указывать на его возможную роль в патогенезе шизофрении; повышение уровня CCL2 у больных продемонстрировано в ряде работ [24, 25].

Содержание в сыворотке крови больных острой шизофренией хемокина CCL17 (TARC) было повышенным в 1.5 раза по сравнению с показателем контроля, прослеживалась тенденция к значимости различий, что тоже мы можем объяснить недостаточной выборкой больных. CCL17 – это хемокин, синтезируемый в тимусе и регулируемый антигенпрезентирующими клетками (дендритные клетки, макрофаги и моноциты). Точные патогенетические механизмы участия данного хемокина в нейровоспалении окончательно не установлены, но имеются единичные сведения о повышении CCL17 в плазме крови у пациентов с шизофренией [26].

Стоит отметить, что содержание хемокинов CCL3 (MIP-1α), CCL5 (RANTES) и CXCL11 (I-TAC) не отличалось между здоровыми лицами и пациентами с шизофренией. Считается, что CCL5 может модулировать глутаматергическую передачу, запуская процессы нейродеструкции [27]. Публикаций, описывающих его роль, как и значение хемокинов CCL3 (MIP-1α) и CXCL11 (I-TAC) в патогенезе шизофрении, нами не найдено.

Показатели всех остальных исследуемых хемокинов продемонстрировали значимые отличия между группами (табл. 1).

Так, содержание CCL4 (MIP-1β) у пациентов до лечения было в 1.1 раза выше, чем у представителей группы контроля (p < 0.02). CCL4 или макрофагальный воспалительный белок-1β является хемоаттрактантом для естественных клеток-киллеров, моноцитов и множества других иммунных клеток. Его роль связывают с поддержанием хронического воспаления [28]. Встречаются единичные публикации о роли этого хемокина в нейровоспалении [29].

Еще один показатель, который также был повышен у больных в 1.5 раза (p < 0.04) относительно контрольных значений, это ССL11 (Eotaxin) – эозинофильный хемотаксический белок. Он напрямую связан с нейрогенезом и нейродегенерацией, так как способен влиять на нейрональные клетки и микроглию. ССL11 стимулирует миграцию и активацию микроглии с последующей продукцией активных форм кислорода, потенцируя глутамат-индуцированную гибель нейронов. Повышение данного показателя было описано при шизофрении и имеет связь с тяжестью психопатологических и когнитивных расстройств [30].

Уровень ССL20 (MIP-3α) – макрофагального белка воспаления 3 – превысил показатели группы контроля в 2.1 раза (p < 0.02). Данный белок (как и белки MIP-1α, MIP-1β), по наблюдению ученых, выполняет функцию межклеточного мессенджера, регулирующего миграцию и активацию лейкоцитов, в том числе моноцитов/макрофагов, в очаг воспаления, которые осуществляют воспалительные реакции под влиянием провоспалительных цитокинов. Он экспрессируется в сосудистом сплетении и субарахноидальном пространстве, легко проходя через гематоэнцефалический барьер. В некоторых исследованиях выявлены более высокие уровни данного хемокина у больных шизофренией, особенно у лиц пожилого возраста [31].

Следующие хемокины: CXCL1 (GRO-α) – связанный с ростом онкоген α, CXCL5 (ENA-78) – пептид, активирующий нейтрофилы эпителиального происхождения, являются мощными хемоаттрактантами нейтрофилов за счет взаимодействия с CXCR2-рецептором. Сверхэкспрессия CXCR2-рецептора астроцитами усиливает миграцию и накопление нейтрофилов в ЦНС, запуская тем самым процессы нейровоспаления [32, 33]. В одном из исследований CXCL1 и CXCL5 были высоко экспрессированы в тканях головного мозга у пациентов с шизофренией [34]. В нашей работе содержание в плазме крови больных острой шизофренией CXCL1 было повышенным в 1.6 раза, CXCL5 – в 1.5 раза (p < 0.02) относительно контрольных значений.

Но самое существенное отличие между группами получено нами для показателей CXCL8 (IL-8). Так, содержание IL-8 превышало контрольные значения в 21.0 раз (p = 0.0000). CXCL8 – один из основных провоспалительных хемокинов, который индуцирует хемотаксис гранулоцитов, моноцитов/макрофагов и лимфоцитов в очаг воспаления. Он способен активировать нейтрофилы, стимулируя их дегрануляцию, усиливает выработку провоспалительных цитокинов мононуклеарными клетками. Установлено, что CXCL8 (IL-8) в высоких концентрациях неблагоприятно влияет на функции микроциркуляторного русла, способствует окислительному повреждению эндотелия. По наблюдениям ряда авторов, отмечается повышение данного показателя в сыворотке крови у пациентов при шизофрении [35], кроме того, сообщается о значительной экспрессии CXCL8 в тканях головного мозга у пациентов с шизофренией [34].

Еще один хемокин CXCL9 (MIG) – монокин, индуцируемый гамма-интерфероном (IFN-Υ) – был повышен в 1.4 раза (p<0,002) по сравнению с контрольной группой. Данные литературы указывают на значительную роль CXCL9 и его рецептора CXCR3 в ЦНС, так как он экспрессируется на астроцитах и эндотелиальных клетках микрососудов головного мозга человека [36]. Предполагается, что CXCL9 может быть вовлечен в нейрон-глиальное взаимодействие [37]. Очевидно, что данный хемокин преимущественно вовлечен в ответ Th-1, так как его экспрессия индуцируется IFN-Υ. Соответственно, активированные Т-клетки в периваскулярной среде экспрессируют IFN-Υ, индуцируя экспрессию CXCL9 в окружающих глиальных клетках, которые селективно привлекают к месту воспаления дополнительные активированные Т-лимфоциты, запуская, таким образом, нейровоспаление [38]. Литературные данные об уровне CXCL9 (MIG) в плазме крови у пациентов с шизофренией нами не найдены.

Содержание CXCL10 (IP-10) – интерферон-гамма индуцированного белка 10 – в крови пациентов с первым эпизодом параноидной шизофрении превышало значения в группе сравнения в 1.5 раза (p < 0.05). Этот хемокин секретируется макрофагальными клетками, инфицированными вирусами и бактериями, особенно после того, как Т-клетки распознают специфические пептиды на поверхности антиген-презентирующих клеток. Доказано, что повышенный уровень CXCL10 усиливает проницаемость гематоэнцефалического барьера, запускает эксайтотоксичность [39], участвует в рекрутировании микроглии [40], реализуя нейровоспаление и нейродеструкцию, что косвенно свидетельствует о течении данных патологических процессов у исследуемых пациентов.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Полученные результаты демонстрируют существенный рост содержания многих провоспалительных хемокинов в плазме крови у пациентов с первым эпизодом шизофрении до назначения терапии, что подтверждает весомую роль процессов нейроиммунного воспаления при данном заболевании.

Установлено, что при манифестации шизофренического психоза присутствует повышение в крови относительно контрольных значений уровня CCL4 (MIP-1β) в 1.1 раза, CXCL9 (MIG) – в 1.4 раза, ССL11 (Eotaxin), CXCL5 (ENA-78), CXCL10 (IP-10) – в 1.5 раза, CXCL1 (GRO-α) – в 1.6 раза, ССL20 (MIP-3α) – в 2.1 раза, CXCL8 (IL-8) – в 21.0 раз.

Таким образом, представленные данные указывают на значимость нейроиммунопатологических механизмов при манифестации шизофрении, точное значение которых требует дальнейших исследований, в том числе в зависимости от вида назначаемого антипсихотика.

Список литературы

  1. Костюкова А.Б., Мосолов С.Н. // Современная терапия психических расстройств. 2013. № 4. С. 8–17.

  2. Muller N., Ackenheil M. // Progress in Neuropsychopharmacologi and Biological. Psychiatry. 1998. V. 22. P. 1–33.

  3. Monji A., Kato T., Kanba S. // Psychiatry and Clinical Neurosciences. 2009. V. 63. P. 257–265.

  4. Le Thuc O., Blondeau N., Nahon J.L., Rovere C. // Annals of the New York Academy of Sciences. 2015. V. 1351. P. 127–140.

  5. Zlotnik A., Yoshie O. // Immunity. 2000. V. 12. P. 121–127.

  6. Bajetto A., Bonavia R., Barbero S., Schettini G. // Journal of Neurochemistry. 2002. V. 82. № 6. P. 1311–1329.

  7. Dimitrijevic O.B., Stamatovic S.M., Keep R.F., Andjelkovic A.V. // Journal of Cerebral Blood Flow and Metabolism. 2007. V. 26. № 6. P. 797–810.

  8. Jaerve A. // Cell Tissue Res. 2012. № 349. P. 229–248.

  9. Kettenmann H., Kirchhoff F., Verkhratsky A. // Neuron. 2013. V. 77. P. 10–18.

  10. Biber K., Neumann H., Inoue K., Boddeke H. // Trends Neurosci. 2007. V. 30. P. 596–602.

  11. Rostene W., Kitabgi P., Parsadaniantz S.M. // Nat. Rev. Neurosci. 2007 V. 8. P. 895–903.

  12. Van Steenwinckel J., Reaux Le Goazigo A., Pommier B., Mauborgne A., Dansereau M.A., Kitabgi P., Sarret P., Pohl M., Melik-Parsadaniantz S. // J. Neurosci. 2011. V. 31. P. 5865–5875.

  13. Banisadr G., Skrzydelski D., Kitabgi P., Rostene W., Parsadaniantz S.M. // Eur. J. Neurosci. 2003. V. 18. P. 1593–1606.

  14. Dansereau M.A., Gosselin R.D., Pohl M. et al. // J. Neurochem. 2008. V. 106. P. 757–769.

  15. Skrzydelski D., Guyon A., Dauge V., Rovere C., Apartis E., Kitabgi P., Nahon J.L., Rostene W., Parsadaniantz S.M. // J. Neurochem. 2007. V. 102. P. 1175–1183.

  16. Bhattacharyya B.J., Banisadr G., Jung H., Ren D., Cronshaw D.G., Zou Y., Miller R. // J. Neurosci. 2008. V. 28. P. 6720–6730.

  17. Sciaccaluga M., Fioretti B., Catacuzzeno L. // Am. J. Physiol. Cell Physiol. 2010. V. 299. P. 175–184.

  18. Rostene W. // Front. Neuroendocrinol. 2011. V. 32. P. 10–24.

  19. Stuart M.J., Singhal G., Baune B.T. // Front. Cell. Neuroscience. 2015. V. 9. № 10. P. 357–383.

  20. Hong S., Lee E.E., Sirkin M.A. // J. Schres. 2017. № 181. P. 63–69.

  21. Klaus, Federica // Journal of Psychiatric Research. 2021. V. 138. P. 139–145.

  22. Lin Y. // Shanghai Arch. Psychiatry. 2017. V. 29. № 5. P. 287–294.

  23. Guyon A., Skrzydelski D., De Giry I., Rovere C., Conductier G., Trocello J.M., Dauge V., Kitabgi P., Rostene W., Nahon J.L., Melik Parsadaniantz S. // Neuroscience 2009. V. 162. № 4. P. 1072–1080.

  24. Lin Y., Peng Y., Zhu C., Su Y., Shi Y., Lin Z., Chen J., Cui D. // Shanghai Arch. Psychiatry. 2017. V. 29. № 5. P. 287–294.

  25. Сахаров А.В., Мындускин И.В., Терешков П.П., Озорнин А.С., Голыгина С.Е. // Российский психиатрический журнал. 2021. № 4. С. 61–67.

  26. Malmqvist A., Schwieler L., Orhan F., Fatouros-Bergman H., Bauer M., Flyckt L., Cervenka S., Engberg G., Piehl F. // Schizophr. Res. 2019. V. 210. P. 221–227.

  27. Pittaluga A. // Frontiers in Immunology 2017. V. 8. P. 1079.

  28. Bystry R.S., Aluvihare V., Welch K.A., Kallikourdis M., Betz A.G. // Nature Immunology. 2001. V.2 (12). P. 1126–1132.

  29. Harrison S., Thumm L., Nash T.E., Nutman T.B., O’Connell E.M. // Clinical Infectious Diseases. 2021. V. 72(9). P. 326–333.

  30. Warren K.J., Wyatt T.A. // J. Vis. Exp. 2019. V. 151. P. 60060.

  31. Васильева Е.Ф., Брусов О.С. // Психиатрия. 2020. Т. 18. № 3. P. 76–85.

  32. Marro B.S., Grist J.J., Lane T.E. // J. Immunol. 2016. V. 196. P. 1855–1864.

  33. Wu F., Zhao Y., Jiao T. // J. Neuroinflammation. 2015. V. 12. P. 98.

  34. Xu L., Qi X., Zhu C., Wan L. // Neuropsychiatr. Dis. Treat. 2018. V. 14. P. 3393–3403.

  35. Ушаков В.Л., Малашенкова И.К., Костюк Г.П., Захарова Н.В., Крынский С.А., Карташов С.И., Огурцов Д.П., Бравве Л.В., Кайдан М.А., Хайлов Н.А., Чекулаева Е.И., Дидковский Н.А. // Журнал неврологии и психиатрии им. С.С. Корсакова. 2020. Т. 120. № 11. С. 70–78.

  36. Müller M., Carter S., Hofer M.J. // Neuropathol. Appl. Neurobiol. 2010. V. 36. № 5. P. 368–387.

  37. Xia M.Q., Bacskai B.J., Knowles R.B., Qin S.X., Hyman B.T. // J. Neuroimmunol. 2000. V. 108. № 1–2. P. 227–235.

  38. Salmaggi A., Gelati M., Dufour A. // J. Interferon Cytokine Res. 2002. V. 22. № 6. P. 631–640.

  39. Sui Y., Stehno-Bittel L., Li S. // Eur. J. Neurosci. 2006. V. 23. № 4. P. 957–964.

  40. Li H., Gang Z., Yuling H. // J. Immunol. 2006. V. 177. № 6. P. 3644–3656.

Дополнительные материалы отсутствуют.