КРИТИКА, ОБЗОРЫ, РЕЦЕНЗИИ
ПРИНИМАЯ ТРАНСНАЦИОНАЛИЗМ ВСЕРЬЕЗ:
О МЕТОДОЛОГИЧЕСКОМ ОБНОВЛЕНИИ
В МИГРАЦИОННЫХ ИССЛЕДОВАНИЯХ
В.С. Малахов
Владимир Сергеевич Малахов
|
|
vmalachov@yandex.ru | д. полит. н., директор Центра теоретической и прикладной
политологии Института общественных наук | Российская академия народного хозяй-
ства и государственной службы при Президенте РФ (пр. Вернадского 82, Москва,
119571, Россия)
Ключевые слова
транснационализм, транслокальность, миграция, Россия, Средняя Азия
Аннотация
В первой части статьи реконструируются дискуссии вокруг концепции транснациона-
лизма, в том виде, как они велись в международной академии с начала 1990-х годов по
2010-е годы. Автор сосредоточивается на теоретических уязвимостях этой концепции,
выявленных в ходе ее критики. Вместе с тем он ставит под сомнение утверждение крити-
ков, согласно которому термин “транснационализм” описывает не новый предмет, а лишь
новую оптику рассмотрения уже существовавшего предмета. Вторая часть представляет
собой размышления вокруг русскоязычного коллективного труда, в котором предприни-
мается первая систематическая попытка применить инструментарий транснационализма
к исследованию постсоветских миграций и, в частности, миграции из Средней Азии в
Россию. По мнению автора, главное достоинство этого труда в том, что он позволяет
осмыслять социальные изменения, происходящие под влиянием миграций, не прибегая к
привычной теоретической рамке, а именно - концепции интеграции. Что касается теоре-
тических дефицитов данной работы, то их автор усматривает в недостаточной рефлексии
по поводу специфики постсоветского кейса.
Информация о финансовой поддержке
Статья подготовлена в рамках гранта, предоставленного Министерством науки и высшего
образования Российской Федерации [соглашение о предоставлении гранта № 075-15-2020-908]
уманитарная наука наших дней в чем-то напоминает современное искус-
ство - ученые так же отчаянно борются за внимание публики и коллег, как
Г
и художники. Для современного художника удержать внимание зрителя на
своем произведении более чем на 10-20 секунд равносильно удаче. А посколь-
ку ученые-гуманитарии в той же мере находятся в ситуации интеллектуального
Статья поступила 11.03.2022 | Окончательный вариант принят к публикации 07.04.2022
Ссылки для цитирования на кириллице / латинице (Chicago Manual of Style, Author-Date):
Малахов В.С. Принимая транснационализм всерьез: о методологическом обновле-
нии в миграционных процессах // Этнографическое обозрение. 2022. № 5. С. 223-233.
Malakhov, V.S. 2022. Prinimaia transnatsionalizm vser’ez: o metodologicheskom obnovlenii
v migratsionnykh protsessakh
[Taking Transnationalism Seriously: On Methodological
Renewal in Anthropological Studies of Migrations. Etnograficheskoe obozrenie 5: 223-233.
© Российская академия наук | © Институт этнологии и антропологии РАН
224
Этнографическое обозрение № 5, 2022
перепроизводства, в какой художники - в ситуации перепроизводства эстети-
ческого, то самый эффективный способ обратить на себя внимание собратьев
по цеху - это предложить им новую концепцию. Или хотя бы новое понятие,
за которым, как предполагается, стоит новая концепция. Коллеги реагируют на
подобные новации с понятной осторожностью. Закономерно поэтому, что когда
группа американо-британских социальных антропологов предложила концепт
“транснационализм” (Glick Schiller et al. 1992a; Bash et al. 1994), реакция была
двоякой. Одни охотно подхватили новый термин, другие встретили его с изряд-
ной долей скепсиса. Впрочем, по прошествии десятилетия транснациональный
подход столь прочно утвердился в миграционных исследованиях, что вдумчи-
вые авторы стали предупреждать от опасности семантической инфляции. Как
бы то ни было, в западной академии примерно в середине нулевых транснаци-
онализм стал мейнстримом. Едва ли не каждая из выходивших в ту пору пу-
бликаций на миграционную тему включала в свое название соответствующую
терминологию (Briggs et al. 2008). В отечественном миграциоведении ситуация
долгое время была иной. Первые работы, учитывающие произошедший в ака-
демическом сообществе транснациональный поворот, относятся к началу пер-
вого десятилетия нынешнего века. В те годы “методологический транснацио-
нализм” практиковался лишь отдельными российскими учеными (Бредникова,
Ткач 2010; Абашин 2012; Абашин 2016б; Бредникова 2017). Прорыв произошел
совсем недавно. В 2021 г. вышел сборник статей под редакцией О. Бредниковой
и С. Абашина, отражавший результаты лонгитюдного совместного проекта с
участием исследователей из России, Кыргызстана, Великобритании и Швеции
(Бредникова, Абашин 2021).
В первой части настоящей статьи речь пойдет о теоретическом содержании
парадигмы транснационализма в миграциоведении и о ее восприятии в акаде-
мическом сообществе. Во второй части мы подробно остановимся на вышеупо-
мянутом коллективном труде.
Транснациональная парадигма в миграционных исследованиях:
протагонисты и критики
Подход, господствовавший в миграционных исследованиях вплоть до 1980-х
годов, был нациоцентричным, или государствоцентричным. В обыденном со-
знании такой подход и сегодня остается доминирующим. На миграции смотрят
сквозь призму национального государства. Соответственно, мигранты воспри-
нимаются как представители одного государства (“посылающей/отдающей
страны”) на территории другого государства (“принимающей страны”). Далее
все зависит от презумпций наблюдателя. От мигрантов либо ожидают раство-
рения в социальном окружении - постепенной утраты культурной отличитель-
ности и отмирания связей с родиной (парадигма ассимиляции), либо, напротив,
видят в них “диаспору”, как пуповиной прикрепленную к стране происхож-
дения мигрантов и обреченную оставаться культурно чуждым вкраплением в
теле нации. Парадигма транснационализма призвана преодолеть односторон-
ность каждого из этих подходов. Она предлагает такой взгляд на мигрантов,
который учитывает их одновременное присутствие в двух пространствах. Это
люди, которые говорят на двух языках, живут на два дома, сочетают в своей по-
вседневности два (или более) различных паттерна поведения и поддерживают
устойчивые связи - экономические, социальные, культурные - и в среде своего
настоящего проживания, и с соотечественниками на родине.
Иными словами, новый подход смещает фокус анализа с национально-
го уровня на транснациональный, что позволяет изучать явления, прежде
Малахов В.С. Принимая транснационализм всерьез...
225
ускользавшие от внимания аналитиков: транснациональные социальные поля,
транснациональный опыт, транснациональные идентичности и т.д. Как уже
говорилось, в эвристическом потенциале этого подхода в наши дни мало кто
сомневается. Между тем, в свое время он натолкнулся на достаточно суровую
критику.
Выдвинутые тогда контраргументы скептического характера можно сумми-
ровать следующим образом.
Контраргумент первый: сомнения в новизне феномена. В самом деле, про-
тагонисты термина “транснационализм” указывают на две черты этого явления:
интенсивные контакты мигрантов со страной исхода и активность этой страны
в поддержании связей со своими экспатами. Однако оба эти феномена, строго
говоря, не новы. Да, современные технологии сыграли свою роль, и в наши дни
связи мигрантов со страной происхождения могут быть гораздо более интен-
сивными, чем в прошлом. Но это скорее количественные, чем качественные
изменения, говорят скептики. Активная переписка с родственниками и друзь-
ями на родине, регулярное чтение газет, доставлявшихся с родины, возвратная
миграция (особенно итальянская из США) - все эти приметы связей мигрантов
со страной происхождения наблюдались уже накануне Первой мировой войны
(Foner 2007). Что касается государственного аппарата страны происхождения,
то можно привести обильные свидетельства того, сколь активно он вел себя в
отношении своих эмигрантов. Так, немецкое правительство в 1880-е годы, счи-
тая выходцев из Германии своими гражданами, активно субсидировало в США
немецкоязычные газеты и журналы, этнические ассоциации, почтовую службу.
Аналогичным образом вела себя в те годы Италия, а позднее - возникшая в
1918 г. Польша.
Контраргумент второй: масштабы явления преувеличены. Скептики
указывают на то обстоятельство, что большинство современных мигрантов
вряд ли вписываются в “транснациональный” образец поведения (Castles et al.
2014: 41-43). Во-первых, львиная их доля вовлечена во временную трудовую
миграцию. Но временные мигранты не становятся трансмигрантами оттого,
что, находясь в течение некоторого срока в другой стране, посылают домой
деньги и при случае навещают семью. Во-вторых, среди мигрантов, поселив-
шихся на постоянное жительство, больше тех, кто сохраняет со страной проис-
хождения лишь спорадические связи. Стало быть, паттерну транснационализма
эти люди не соответствуют. Они не участвуют в трансграничной активности,
будь то активность экономическая или культурная (не говоря уже о политиче-
ской) и не формируют транснациональных сообществ. Гуарнизо, Портес и Хал-
лер, отталкиваясь от имевшихся к концу 1990-х исследований колумбийских,
сальвадорских и доминиканских мигрантов в США, делают вывод, что лишь
меньшинство из них вовлечено в деятельность, которую можно назвать транс-
национальной (Guarnizo et al., 2003).
Короче говоря, людей, демонстрирующих распространение транснацио-
нального паттерна, относительно немного. Этот паттерн предполагает “жизнь в
двух мирах” - связи примерно одной интенсивности в обеих странах. Однако
у большинства временных мигрантов сильные связи на родине, и слабые в при-
нимающей стране, тогда как у большинства постоянных мигрантов, напротив:
более сильные в принимающей стране, и более слабые в стране исхода.
Контраргумент третий: используемым понятиям недостает опре-
деленности. То, что протагонисты новой парадигмы стали называть “транс-
национальными сообществами”, еще недавно именовали “диаспорами”. Но и
то, и другое остается пустым термином до тех пор, пока он не конкретизиро-
ван. Из кого состоят транснациональные сообщества? Сам термин приглашает
226
Этнографическое обозрение № 5, 2022
представить членов этого сообщества как людей с иным - открытым, надна-
циональным, космополитическим - типом сознания. Но если присмотреться,
далеко не все члены этих сообществ могут быть названы носителями подобного
сознания. Среди них немало этноцентрично настроенных людей и даже адеп-
тов агрессивного этнического национализма (Appadurai 1991). Иными словами,
не следует вкладывать в понятие “транснациональное сообщество” приятный
исследователям смысл. Сети, формируемые мигрантами, ведут к созданию “во-
ображаемых сообществ” самого разного рода. Большинство из них никоим об-
разом не является прообразом “транснационального гражданского общества”.
Это партикулярные сообщества, основанные на партикулярных лояльностях и
идентичностях.
Контраргумент четвертый: опасность недооценки значения институ-
тов национального государства. Мигрантские сообщества не создаются ми-
грантами непосредственно - огромную роль в формировании этих сообществ
играет государство. Государство принимающее, с одной стороны, и государство
отдающее, с другой, задают условия, структурируют опции, в рамках которых
развертывается деятельность мигрантов (Waldinger, Fitzgerald 2004).
В ходе дальнейшей дискуссии постепенно сложился консенсус относитель-
но следующих положений.
(а) Масштаб явления требует уточнений, что возможно лишь в ходе даль-
нейших исследований, причем исследований лонгитюдных, охватывающих пе-
риоды длиной в жизнь, по меньшей мере, двух поколений.
(б) Роль, которую играют в создании транснациональных сетей националь-
ные государства, требует внимательного изучения.
(в) Следует различать “транснационализм снизу” и “транснационализм
сверху”.
(г) Формы бытования транснационализма (будь то практики или идентич-
ности) контекстуальны; все зависит от конкретных страновых и региональных
условий (в том числе от условий въезда и выезда, а также ожиданий мигрантов).
(д) Транснациональная активность не ограничивается экономикой и поли-
тикой - немалое значение имеют религиозная и культурная сферы (связи по
линии науки, искусства, спорта и т.д.) (Dahinden 2017).
Ретроспективно прослеживая ход тогдашней дискуссии, я бы хотел обра-
тить внимание на два обстоятельства. Первое касается адресации. Если адреса-
том прозвучавшей критики выступает весь поток публикаций, выходивших под
эгидой транснационализма, то критика, на мой взгляд, совершенно справедлива
(кроме одного аргумента, на котором я остановлюсь ниже). Если же адресат -
коллектив антропологов, выступивших с проектом транснационализма в начале
1990-х, то надо сказать, что этот проект отличался продуманностью и сбалан-
сированностью, так что многие из приведенных выше возражений к нему про-
сто не могут быть предъявлены. В частности, Нина Глик Шиллер и ее коллеги
никогда не утверждали, что национальные государства не играют никакой роли
в формировании транснациональных взаимодействий. Они предлагали изучать
факторы (структурные и культурные), обусловливающие такие взаимодействия
(Glick Schiller et al. 1992b: ix-xv). Кроме того, в фокусе их анализа - не трансна-
циональные сообщества, а транснациональные социальные поля. Формулируя
свою исследовательскую программу, коллектив американо-британских антро-
пологов скорее ставит вопросы, чем выносит однозначные суждения. Они, к
примеру, начинают презентацию своего проекта с того, что предлагают пораз-
мышлять, представляет ли транснационализм новый предмет или лишь новый
способ рассмотрения предмета (Ibid.: ix).
Второе обстоятельство касается как раз этого вопроса. Когда А. Портес с со-
Малахов В.С. Принимая транснационализм всерьез...
227
авторами спустя семь лет отвечают на него, говоря, что дело не в новом предме-
те исследования, а в новой оптике (Portes et al. 1999), с ними можно поспорить.
В самом деле, нечто очень похожее на транснациональные формы коммуника-
ции можно разглядеть в жизни мигрантов последней трети XIX в. Но только
ли о количественных изменениях, произошедших за сто с лишним лет, следует
вести речь? Или здесь наблюдается то, что называется переходом количества в
качество? Ведь одно дело - письмо на родину, ответа на которое нужно было
ждать четыре недели, и другое дело - смартфон, благодаря которому мигрант
может поддерживать связь с партнерами по бизнесу в стране происхождения в
ежечасном и даже ежеминутном режиме. Разве мы не имеем здесь дело с новым
типом активности, т.е. с феноменом, которого раньше не было? Далее. Одна си-
туация - печатная пресса, привозившаяся через Атлантику с родины мигрантов,
и другая ситуация - интернет, позволяющий создавать в строгом смысле слова
транснациональные медиа. Разве вместе с новыми технологиями не формиру-
ется новая социальная и культурная среда?
Среднеазиатские мигранты в России
сквозь призму транснационализма
Обратимся теперь к труду под редакцией С. Абашина и О. Бредниковой
(Бредникова, Абашин 2021). Перед нами сборник статей, довольно сильно разня-
щихся по жанру. Одни представляют собой завершенные эссе с ясным набором
тезисов, защищаемых в ходе изложения. Другие - фрагменты более крупных
произведений, в том числе главы диссертаций, над которыми в данный момент
работали авторы. Тексты организованы в виде шести тематических блоков, по
две статьи в каждом. Первый блок посвящен анализу опыта и практик жизни
в миграции как одновременного существования в двух мирах (статьи Мадлен
Ривз и Ольги Бредниковой). Второй - транснациональной семье (статья Меди-
ны Айтиевой о денежных переводах из Якутска в России в Нарынскую область
в Кыргызстане и статья Елены Борисовой о детях из семей мигрантов из се-
верного Таджикистана). Третий - транснациональным идентичностям (статья
Эмиля Насритдинова и Руслана Рахимова о кыргызских трудовых мигрантах
в России и статья Александры Алексеевой о памирцах в России). Четвертый
тематический блок сдвигает фокус внимания с мобильности людей на мобиль-
ность вещей (статья Сергея Абашина о мигрантском автомобиле и статья Веры
Пешковой о “подарках”,“сувенирах” и “дарах”). Следующий блок составляют
исследование Екатерины Деминцевой и Даниила Кашницкого о “киргизских
клиниках” в Москве и исследование Екатерины Капустиной о дагестанцах на
заработках в Западной Сибири (поскольку дагестанцы являются россиянами, в
силу чего под рубрику транснационализма не подпадают, на помощь приходит
понятие “транслокальность”). Завершает сборник блок о роли, которую играют
в становлении транснациональных сообществ новые коммуникационные тех-
нологии, а именно, мобильные телефоны (исследования Рустама Уринбоева на
примере узбекских, а Софьи Касымовой - на примере таджикских мигрантов
в России). Этому корпусу текстов предшествует введение, также состоящее из
двух статей. Первая представляет собой обзор западных академических дискус-
сий о транснационализме как парадигме в миграционных исследованиях (авто-
ры Е. Капустина и Е. Борисова), вторая - общую характеристику миграционных
потоков из Средней Азии в постсоветскую Россию (автор С. Абашин).
Несомненно, что в этом обилии материала “всяк найдет свое” - в зависи-
мости от мотиваций и научных интересов. Отмечу ряд моментов, которые мне
показались особенно нетривиальными.
228
Этнографическое обозрение № 5, 2022
Книга позволяет мигрантоведам на практике, а не просто на уровне декла-
раций, сменить угол зрения. Ведь привычная (и, разумеется, поощряемая чи-
новниками и грантодателями) перспектива обращения к миграционной пробле-
матике - это перспектива интеграции (включения мигрантов в принимающее
сообщество). Однако в такой перспективе не видно реальных процессов. Что
происходит в мигрантской семье, насколько многообразны и изменчивы изби-
раемые людьми стратегии адаптации к окружению (кстати, тоже изменчивому),
как на этих стратегиях сказывается пол и возраст - в текстах сборника все эти
вопросы получают систематическую разработку.
Авторы показывают читателям специфику мигрантского опыта как опыта
в строгом смысле слова транснационального. Такой опыт предполагает посто-
янное переключение систем референции. Снять платок, надеть платок (и снова
снять) в зависимости от того, в какой городской локальности находится в дан-
ный момент женщина. Существуя одновременно в двух (или более) системах
координат, мигранты вырабатывают на удивление гибкие формы самосознания
и самопозиционирования - особый габитус (О. Бредникова [Там же: 71-105]).
Эти же особенности транснационального габитуса фиксирует А. Алексеева: “в
разные моменты интервью мигранты переключались с одного типа нарратива
на другой”, не видя в этом противоречия (речь шла о сосуществовании в от-
ветах респондентов трех нарративов: “останусь в России”, “вернусь домой”,
“поеду в другую страну”). “Это связано с тем, что их желания множественны и
часто одно желание вступает в конфликт с другим” (Там же: 241).
Тексты книги убедительно демонстрируют, в какой мере несостоятель-
ны экономцентричные представления о движущих силах миграционных про-
цессов. Экономическая рациональность - далеко не единственная из тех, что
определяют человеческое поведение вообще и поведение людей, решившихся
на миграцию в другую страну, в частности. Потребность в “осмысленной и
честной жизни” (М. Ривз), а также стремление преумножить символический
капитал в его разных формах (О. Бредникова, С. Абашин, В. Пешкова) имеет
не меньшее значение, чем материальные соображения. А вот пример из статьи
Э. Насритдинова и Р. Рахимова о кыргызстанских мигрантах в России. Муж-
чина, работающий сантехником в престижном доме, живет вместе с женой, се-
строй жены и тремя детьми в помещении площадью 9 кв. метров (sic!) - имея
прекрасный дом в центре Бишкека. Его зарплата в Москве невысока, но он, тем
не менее, твердо настроен жить именно здесь. Почему? Москва - культурный
центр, с которым респондент связывает будущее своих детей.
Есть такое понятие в литературе по миграции, как social remittances, о ко-
тором напоминает читателям Р. Уринбоев. В отличие от денежных переводов
(remittances) это социальные вложения. “Мигранты привозят домой не только
деньги, подарки, вещи, но и новые знания, идеи, ценности и нормы, то есть
осуществляют социальный обмен (social remittances)” (Там же: 448).
В российской литературе до сих пор слабо изучено участие женщин в
постсоветской миграции - о ее гендерных аспектах можно прочесть разве что в
работах демографов и экономистов. Поэтому обращение антропологов к такой
теме, как гендерное измерение социального контроля - многообещающая ис-
следовательская перспектива. В сборнике эта тема поднимается Е. Борисовой.
Она отмечает тот факт, что гендерная сегрегация (навязывание женщинам стро-
го определенных социальных ролей и моделей поведения) издавна служила ин-
струментом воспроизводства патриархального порядка. Об этом мы более или
менее осведомлены. Но вот неожиданное наблюдение автора. Этот порядок в
советское время подвергся частичному разрушению (тому способствовало сре-
ди прочего введение совместного обучения мальчиков и девочек). Однако по
Малахов В.С. Принимая транснационализм всерьез...
229
мере разрушения “внешнего” патриархата усиливается патриархат “внутрен-
ний”, а именно, социальный контроль со стороны семьи и сообщества. “Непо-
добающее” поведение женщин, особенно молодых, чревато жесткими мораль-
ными санкциями. Инструменты контроля - неформальные институты “чести” и
“позора” (правда, границы допустимого постепенно расширяются).
Еще одна важная находка, поджидающая читателя в тексте Е. Борисовой -
обращение к такому предмету изучения, как дети из мигрантских семей.
До сих пор дети рассматривались как “багаж” при взрослых мигрантах. Они
были лишены субъектности. Даже если в ходе исследования на них обраща-
ют внимание, за них говорят родители. Их голоса не слышны. Между тем
дети мигрантов - в том числе и не вовлеченные в миграцию непосредственно
(т.е. оставленные на родине) - затронуты миграционной динамикой. Будучи
членами семьи, в которой родители или иные члены подолгу живут в России,
они могут овладевать - и овладевают - несколькими культурными репертуа-
рами. Они - и патриоты своей страны, и “туристы”, в своем воображении уже
посетившие Россию и знающие, как она выглядит, и будущие студенты, пред-
ставляющие свою будущую карьеру связанной с обучением в российском вузе.
И наконец последнее, но тем не менее немаловажное - обращение авторов
сборника к вопросу о постсоветской специфике. Этот вопрос мне представля-
ется столь важным, что заслуживает отдельного параграфа.
Постсоветская констелляция?
Значимость теоретического предприятия, инициированного редакторами
и составителями этого сборника, трудно переоценить. Попытка взглянуть на
среднеазиатских мигрантов в России сквозь призму транснационализма - это
не механический перенос методологии, возникшей и апробированной в англо-
язычном пространстве, на постсоветскую почву. И деепричастие “переосмыс-
ляя” в названии сборника, хочется верить, употреблено не для красного словца.
Переосмысление в данном случае предполагает систематическую рефлексию
по поводу специфики постсоветского случая. В какой мере выходцы из стран
Средней Азии, приезжающие в Россию, могут рассматриваться по аналогии,
скажем, с выходцами из Пакистана в Великобритании или выходцами из Ма-
гриба во Франции? (Я намеренно взял два случая постколониальной миграции,
ибо возможности и границы применения концептуального аппарата “постколо-
ниализма” к постсоветскому кейсу - вопрос открытый [Абашин 2016а].)
Вопрос о постсоветской специфике затрагивается в отдельных статьях
сборника. Затрагивается косвенно, ибо в центре внимания авторов находятся
иные предметы. Так, А. Алексеева, изучающая мигрантов-памирцев в России,
обращает внимание на одну ее важную черту, которой не существует в слу-
чае миграции из Таджикистана в Турцию или Китай. Это культурная общность
с россиянами, обусловленная и недавней историей, и сходным опытом соци-
ализации, и активным присутствием российского “инфотейнмента” в инфор-
мационном пространстве стран постсоветской Средней Азии. Одна из харак-
терных форм самосознания и стратегий поведения памирцев (хотя, разумеется,
не единственная) - идентификация себя с Россией и стремление укорениться в
российском обществе. Особенно это свойственно людям старшего поколения с
высшим образованием. Респондент-мужчина из Таджикистана, 40 лет, историк,
сообщает исследователям: “Я всегда говорил, что дальше России я никуда не
собираюсь… Россия как магнит притягивает” (Там же: 242). Миграция в “даль-
нее зарубежье” воспринимается респондентами иначе1.
230
Этнографическое обозрение № 5, 2022
Пожалуй, наиболее выпукло проблематика особенностей постсоветской ми-
грационной ситуации проявляется в статье М. Ривз. Исследовательница, изучая
киргизских мигрантов в России, обращает внимание на инерцию социалистиче-
ской этики труда - этики, которую граждане Кыргызстана усвоили в советский
период своей истории, и которую разделяют и мигранты, и их соотечественни-
ки, оставшиеся на родине. Труд (честная и добросовестная работа) в их пони-
мании - ценность в себе, а не инструмент. В этой связи британский антрополог
полемизирует с Фрэнсис Пайн (F. Pine), согласно которой миграция убивает ос-
мысленный труд, низводит его до чисто инструментальной составляющей. Кир-
гизские мигранты в России, выступавшие респондентами М. Ривз, убеждены
(и доказывают это в повседневности), что труд во имя общественного блага -
особая моральная ценность. И эта ценность, повторимся, пришла к ним из их
прошлого, из жизни их страны в социокультурном пространстве СССР.
В заключение позволю себе ряд критических замечаний, которые, надеюсь,
помогут отшлифовать книгу в последующих изданиях (тираж в 1000 экземпля-
ров разойдется быстро).
На случай второго издания
На мой взгляд, авторам свойственно несколько чрезмерное увлечение ри-
торикой транснационализма. Термины из соответствующего словаря иногда
употребляются без достаточных на то оснований. Наиболее очевидный казус
такого рода - терминология в статье Е. Капустиной. Здесь трансмигрантами
называются дагестанцы, курсирующие между родным селом и городами ХМАО
(Там же: 383, 393).
Не всегда выглядят обоснованными отдельные теоретические ходы. Так, в
статье М. Ривз говорится об особой интенсивности, которую приобрели в со-
временной России практики расиализации мигрантов. В доказательство при-
водится мнение Н. Захарова, согласно которому эти процессы “способны пре-
уменьшить самые актуальные проблемы в России” (Там же: 68). На чем это
мнение базируется, не совсем понятно. Замерялась ли интенсивность расиали-
зации среднеазиатских мигрантов в России, в сравнении, скажем, с расиализа-
цией пуэрториканцев в США или непальцев в Саудовской Аравии? К тому же
в тексте самой М. Ривз приведен обильный материал, скорее противоречащий
столь категоричному утверждению, чем его верифицирующий. Информанты из
Кыргызстана, с которыми работала автор, безусловно, сталкивались и с расо-
во мотивированной дискриминацией, и с бытовой ксенофобией. Но эти самые
информанты с юмором рассказывали исследовательнице о том, как научились
преодолевать предубеждения со стороны окружения, и с гордостью - о том, что
их русские соседи часто проявляют по отношению к ним больше доверия, чем
к русским.
Наконец, мне бросились в глаза некоторые стилистические и орфографиче-
ские неточности. В статье В. Пешковой читаем: “чтобы иммигрировать в дру-
гую страну”. Вообще-то другую страну можно только эмигрировать. В обзорной
статье Е. Борисовой и Е. Капустиной вместо “транснационализм” фигуриру-
ет “традиционализм” (явный промах технических редакторов и корректоров).
В уже упомянутой статье В. Пешковой “циркулирует… воспроизводство со-
циальных отношений”. Между тем социальные отношения могут воспроизво-
диться, но не циркулировать. А в статье Е. Капустиной нас поджидает странное
выражение “трансграничная трансгрессия” (Там же: 378). Непонятно, зачем ав-
тору такой лексический монстр (особенно учитывая, какую нагрузку получил
термин “трансгрессия” во французской философии, вдохновленной Ж. Батаем).
Малахов В.С. Принимая транснационализм всерьез...
231
И последняя мелочь, к которой не могу не придраться: немецкий исследова-
тель Томас Файст выступает в тексте как Т. Фэйст (Там же: 22, 25).
Но - позволю себе стилистическое клише - отмеченные недостатки нико-
им образом не умаляют высокого качества этой книги. Нет сомнений, что она
вносит весомый вклад в углубление и нюансировку наших знаний о связанных
с миграцией трансформациях постсоветских обществ, - как общества прини-
мающего (в данном случае, российского), так и обществ отдающих (в данном
случае - среднеазиатских).
Примечания
1 Уместно привести здесь наблюдение Р. Уринбоева, сделанное им в ходе по-
левых исследований узбекских мигрантов в Стамбуле. Его респонденты были
вынуждены переориентироваться на Турцию по причине запрета на въезд в
Россию (что стало последствием резкого ужесточения российского миграци-
онного законодательства в 2013-2014 гг.). Однако многие из них высказывали
твердое намерение при первой возможности вернуться в Россию. Причина - их
несопоставимо бóльшая культурная компетентность и local knowledge в России
по сравнению с Турцией (Urinboev 2021: 81-82).
Научная литература
Абашин С. Среднеазиатская миграция: практики, локальные сообщества, транс-
национализм // Этнографическое обозрение. 2012. № 4. С. 3-13.
Абашин С. Советское = колониальное? (За и против) // Понятия о советском в
Центральной Азии. Альманах Штаба № 2 / Сост., ред. Г. Мамедов, О. Шата-
лова. Бишкек: Штаб-Press, 2016а. С. 28-48.
Абашин С. И здесь, и там: транснациональные аспекты миграции из Централь-
ной Азии в Россию // Восток на Востоке, в России и на Западе: трансгранич-
ные миграции и диаспоры / Ред. С. Панарин. СПб.: Нестор-История, 2016б.
С. 159-176.
Бредникова О. (Не)возвращение: могут ли мигранты стать бывшими? // Этно-
графическое обозрение. 2017. № 3. С. 32-47.
Бредникова О., Абашин С. (ред.) “Жить в двух мирах”: переосмысляя трансна-
ционализм и транслокальность. М.: НЛО, 2021.
Бредникова О., Ткач О. Дом для номады // Laboratorium: журнал социальных
исследований. 2010. № 3. С. 72-95.
Appadurai A. Global Ethnospaces: Notes and Queries for a Transnational
Anthropology // Recapturing Anthropology / Ed. by R.G. Fox. Santa Fe, NM:
School of American Research Press, 1991. P. 191-210.
Bash L., Glick Schiller N., Szanton Blanc C. Nations Unbound: Transnational Projects,
Postcolonial Predicaments and Deterritorialized Nation-States. Amsterdam:
Gordon & Breach, 1994.
Briggs L., McCormick G., Way J.T. Transnationalism: A Category of Analysis //
American Quarterly. 2008. Vol. 60 (3). P. 625-648.
Castles S., de Haas H., Miller M.J. The Age of Migration: International Population
Movements in the Modern World. Basingstoke: Palgrave Macmillan, 2014.
Dahinden J. Transnationalism reloaded: the historical trajectory of the concept //
Ethnic and Racial Studies. 2017. Vol. 40 (9). P. 1474-1485.
Foner N. Engagements Across National Borders: Then and Now // Forham Law
Review. 2007. Vol. 75(5). P. 2483-2492.
Glick Schiller N., Basch L., Blanc-Szanton C. Towards a Transnational Perspective
232
Этнографическое обозрение № 5, 2022
on Migration: Race, Class, Ethnicity and Nationalism Reconsidered // Annals of
the New York Academy of Sciences. 1992a. Vol. 645(1). P. 1-24.
Glick Schiller N., Basch L., Blanc-Szanton C. Towards a Definition of
Transnationalism: Introductory Remarks and Research Questions // Annals of
the New York Academy of Sciences. 1992b. Vol. 645(1). P. ix-xv.
Guarnizo L.E., Portes A., Haller W. Assimilation and Transnationalism: Determinants
of Transnational Political Action among Contemporary Migrants // American
Journal of Sociology. 2003. Vol. 108 (6). P. 1211-1248.
Portes A. Conclusion: Towards a New World - the Origins and Effects of Transnational
Activities // Ethnic and Racial Studies. 1999. Vol. 22 (2). P. 463-477.
Portes A., Guarnizo L.E., Landolt P. The Study of Transnationalism: Pitfalls and
Promises of Emergent Research Field // Ethnic and Racial Studies. 1999. Vol. 22
(2). P. 217-237.
Urinboev R. Migration and Hybrid Political Regimes: Navigating the Legal Landscape
in Russia. Oakland, California: University of California Press, 2021.
Waldinger R., Fitzgerald D. Transnationalism in Question // American Journal of
Sociology. 2004. Vol. 109 (5). P. 1177-1195.
R e v i e w A r t i c l e
Malakhov, V.S. Taking Transnationalism Seriously: On Methodological Renewal
in Anthropological Studies of Migrations [Prinimaia transnatsionalizm vser’ez: o
metodologicheskom obnovlenii v migratsionnykh protsessakh]. Etnograficheskoe
EDN: IBLMIZ ISSN 0869-5415 © Russian Academy of Sciences © Institute of
Ethnology and Anthropology RAS
Russian Presidential Academy of National Economy and Public Administration,
School of Public Policy (82 Vernadsky prospekt, Moscow, 119571, Russia)
Keywords
transnationalism, translocality, migration, Russia, Central Asia
Abstract
The first part of the article reconstructs the international academic debate on the
concept of transnationalism, conducted from the early 1990s to the 2010s. I focus on
the theoretical vulnerabilities of this concept and question the critics’ claim that the
term transnationalism does not refer to a new subject, but rather to a new perspective
on an already existing subject. The second part is a reflection on the recently published
collective work that makes the first systematic attempt to apply the instruments of
transnationalism to research on post-Soviet migrations and, in particular, migrations
from Central Asia to Russia. The main advantage of this work, as I argue, is that it
enables scholars to analyze the social changes related to migrations without resorting
to the usual theoretical framework - namely, to the concept of “integration”. As for
the theoretical deficiencies of this work, they result, in my view, from insufficient
reflection on the specifics of the post-Soviet case.
Funding Information
This research was supported by the following institutions and grants:
the Ministry of Science and Higher Education of the Russian Federation
[075-15-2020-908]
Малахов В.С. Принимая транснационализм всерьез...
233
References
Abashin, S. 2012. Sredneaziatskaia migratsiia: praktiki, lokal’nye soobshchestva,
transnatsionalizm [Central Asian Migration: Practices, Local Communities,
Transnationalism]. Etnograficheskoe obozrenie 4: 3-13.
Abashin, S. 2016. Sovetskoe = kolonial’noe? (Za i protiv) [Soviet = Colonial? (Pros
and Cons)]. In Poniatiia o sovetskom v Tsentral’noi Azii. Al’manakh Shtaba
№ 2 [Concepts of the Soviet in Central Asia. Shtab Almanac No. 2], edited by
G. Mamedov, O. Shatalova, 28-48. Bishkek: Shtab-Press.
Abashin, S. 2016. I zdes’, i tam: transnatsional’nye aspekty migratsii iz Tsentral’noi
Azii v Rossiiu [Both Here and There: Transnational Aspects of Migration
from Central Asia to Russia]. In Vostok na Vostoke, v Rossii i na Zapade:
transgranichnye migratsii i diaspory [East in the East, in Russia and in the
West: Cross-Border Migrations and Diasporas], edited by S. Panarin, 159-176.
St. Petersburg: Nestor-Istoriia.
Appadurai, A. 1991. Global Ethnospaces: Notes and Queries for a Transnational
Anthropology. In Recapturing Anthropology, edited by R. Fox, 191-210. Santa
Fe, NM: School of American Research Press.
Bash, L., N. Glick Schiller, and C. Szanton Blanc. 1994. Nations Unbound:
Transnational Projects, Postcolonial Predicaments and Deterritorialized Nation-
States. Amsterdam: Gordon & Breach.
Brednikova, O. 2017. (Ne)vozvrashchenie: mogut li migranty stat’ byvshimi? [Non-
Return: Can Migrants Be Ex?]. Etnograficheskoe obozrenie 3: 32-47.
Brednikova, O., and S. Abashin, eds. 2021. “Zhit’ v dvukh mirakh”: pereosmysliaia
transnatsionalizm i translokal’nost’ [“Living in Two Worlds”: Rethinking
Transnationalism and Translocality]. Moscow: NLO.
Brednikova, O., and O. Tkach. 2010. Dom dlia nomady [What Home Means the
Nomad]. Laboratorium: Zhurnal sotsial’nykh issledovanii 3: 72-95.
Briggs, L., G. McCormick, and J.T. Way. 2008. Transnationalism: A Category of
Analysis. American Quarterly 60 (3): 625-648.
Castles, S., H. de Haas, and M.J. Miller. 2014. The Age of Migration: International
Population Movements in the Modern World. Basingstoke: Palgrave Macmillan.
Dahinden, J. 2017. Transnationalism Reloaded: the Historical Trajectory of the
Concept. Ethnic and Racial Studies 40 (9): 1474-1485.
Foner, N. 2007. Engagements Across National Borders: Then and Now. Forham Law
Review 75 (5): 2483-2492.
Glick Schiller, N., L. Basch, and C. Blanc-Szanton. 1992. Towards a Transnational
Perspective on Migration: Race, Class, Ethnicity and Nationalism Reconsidered.
Annals of the New York Academy of Sciences 645 (1): 1-24.
Glick Schiller, N., L. Basch, and C. Blanc-Szanton. 1992. Towards a Definition of
Transnationalism: Introductory Remarks and Research Questions. Annals of the
New York Academy of Sciences 645 (1): ix-xv.
Guarnizo, L.E., A. Portes, and W. Haller. 2003. Assimilation and Transnationalism:
Determinants of Transnational Political Action among Contemporary Migrants.
American Journal of Sociology 108 (6): 1211-1248.
Portes, A. 1999. Conclusion: Towards a New World - the Origins and Effects of
Transnational Activities. In Ethnic and Racial Studies 22 (2): 463-477.
Portes, A., L.E. Guarnizo, and P. Landolt. 1999. The Study of Transnationalism:
Pitfalls and Promises of Emergent Research Field. In Ethnic and Racial Studies
22 (2): 217-237.
Urinboev, R. 2021. Migration and Hybrid Political Regimes: Navigating the Legal
Landscape in Russia. Oakland, California: University of California Press.
Waldinger, R., and D. Fitzgerald. 2004. Transnationalism in Question. American
Journal of Sociology 109 (5): 1177-1195.
