“ТРОГАТЬ ЭТО КЛАДБИЩЕ - КОЩУНСТВО”:
КАК АРХЕОЛОГИЧЕСКИЕ РАСКОПКИ МОГУТ ОСКОРБИТЬ ЧУВСТВА
ВЕРУЮЩИХ И УКРЕПИТЬ ЭТНОРЕЛИГИОЗНУЮ ИДЕНТИЧНОСТЬ
В СЕВЕРНОЙ ОСЕТИИ - АЛАНИИ
С.А. Штырков
к. и. н., старший научный сотрудник | Европейский университет в Санкт-Петербурге
(ул. Гагаринская 6/1a, Санкт-Петербург, 191187, Россия)
Ключевые слова
Северная Осетия - Алания, кощунство, оскорбление чувств верующих, нативизм, рели-
гиозная онтология, археология
Аннотация
В 2020 г. в Республике Северная Осетия - Алания начались раскопки грунтового мо-
гильника около средневековой часовни в с. Нузал. Этот архитектурный объект очень
важен для исторической памяти осетин, так как считается усыпальницей Ос-Багатара,
последнего царя независимого средневекового государства предков осетин - алан.
Кроме того, это небольшое здание вписано в качестве очень важного элемента в два кон-
курирующих нарратива об истинной этнической религии осетин. Православными часов-
ня в с. Нузал трактуется как древняя христианская святыня (поскольку там сохранились
средневековые церковные фрески), а осетинскими религиозными нативистами - как
дохристианский объект, незаконно апроприированный христианскими миссионерами.
Когда начались раскопки, часть нативистов заявила, что эти работы являются кощунством.
В статье рассматривается, как работает дискурс “оскорбления религиозных чувств”,
когда акт трансгрессии порождается скорее творческим воображением оскорбленных
людей, нежели намеренными действиями предполагаемых кощунников. Более того, эти
чувства могут стимулировать укрепление этнорелигиозных идентичностей, остающих-
ся плохо артикулированными вне этих драматических событий.
Информация о финансовой поддержке
Исследование проведено при финансовой поддержке следующих организа-
[проект № 21-18-00508]
Статья поступила 24.11.2022 | Окончательный вариант принят к публикации 15.03.2023
Ссылки для цитирования на кириллице / латинице (Chicago Manual of Style, Author-Date):
Штырков С.А. “Трогать это кладбище - кощунство”: как археологические раскопки могут оскор-
бить чувства верующих и укрепить этнорелигиозную идентичность в Северной Осетии - Алании //
EDN: QUYLTU
Shtyrkov, S.A. 2023. “Trogat’ eto kladbishche - koshchunstvo”: kak arkheologicheskie raskopki mogut
oskorbit’ chuvstva veruiushchikh i ukrepit’ etnoreligioznuiu identichnost’ v Severnoi Osetii - Alanii
[It Is “Blasphemy to Touch This Burial”: How Archaeologists Can Hurt the Feelings of Believers and
Strengthen the Ethnic-Religious Identity in the North Ossetia - Alania]. Etnograficheskoe obozrenie 2:
© Российская академия наук | © Институт этнологии и антропологии РАН
94
Этнографическое обозрение № 2, 2023
конце сентября 2020 г. сотни жителей северокавказской республики
Северная Осетия получили странное голосовое сообщение через мес-
В
сенджер WhatsApp. Речь шла о неких земляных работах вокруг извест-
ного памятника средневековой архитектуры - часовни в с. Нузал (осет. Нуза-
лы аргъуан, букв. “нузальская церковь”)1:
Те могилы, которые разграблены, [в них] нет костей. Не могут найти кости. Их по ходу
куда-то вывозят для чего-то. Понимаешь как. Вот просто под носом. Пока мы спим, пока
мы спим, идет просто осквернение и расхищение <…> идет осквернение могил предков.
Хуже вот этого нету для осетина. Вот хуже, чем тронуть могилы предков, просто нету
и быть не может. Со скифских времен это так. Это сейчас просто идет. И причем копа-
ют вообще другие люди, а руководят работами вообще, елки-палки, ж*ды, понимаешь?
Ж*ды, которые на службе РПЦ. Вот говоря откровенно и своим языком - правду говоря,
ж*ды руководят работами краснодарских археологов. Под руководством, короче, ж*дов,
которые работают на РПЦ. Вот так вот. В общем, РПЦ, епархия за этим всем стоит.
<…> Чем больше осетин об этом узнает, тем будет лучше. Нужен резонанс, и нужно,
чтоб народ весь встал и выгнал их отсюда, чтобы они вернули кости на место и мы их
захоронили обратно.
Из обращения было ясно, что имелись в виду раскопки древних захороне-
ний, проводимые, согласно распространенному мнению, по инициативе мест-
ной епархии Русской православной церкви (на самом деле это не совсем так:
реставрация самой часовни была инициирована епархией, а археологические
работы - Комитетом по охране и использованию объектов культурного наследия
Республики Северная Осетия - Алания). Кроме того, для многих было очевид-
но, что отправивший сообщение принадлежит к религиозному движению “тра-
диционалистов” (последнее называют по-разному: Ирон дин [“осетинская ре-
лигия”], Æцæг дин [“истинная религия”], Уацдин [“истинная религия”] и т.д.)2.
Это движение нельзя назвать хорошо структурированным. Хотя существует не-
сколько официально зарегистрированных общин осетинской этнической веры,
мы имеем дело с полем социального взаимодействия, расположенным в значи-
тельной степени в социальных сетях. Движение не имеет четких границ, но в
нем можно выделить ряд ярких проектов, фигур и/или групп, которые поддер-
живают/не поддерживают друг друга в зависимости от ситуации. Для предста-
вителей этих кругов характерно критичное отношение к православной церкви,
проявляющееся в разных формах - от едких насмешек до яростных обвинений,
как это было в приведенном выше голосовом сообщении.
Прежде чем описывать последовавшие за этим события, необходимо сказать
несколько слов о религиозной идентичности осетин. С точки зрения сторонне-
го наблюдателя (назовем это “взглядом из Москвы”), большинство жителей ре-
спублики, включая осетин, - православные, есть здесь и не очень значительное,
но хорошо заметное в публичном пространстве мусульманское меньшинство.
Однако данные разных опросов о количестве сторонников той или иной религии
могут отличаться, и число православных верующих может колебаться от 35 до
85%. Дело в том, что в последние полтора десятилетия респондентам как вариант
ответа о религиозной принадлежности предлагается “традиционная вера (или ре-
лигия) предков”. Его внесение в анкеты - результат достаточно энергичной дея-
тельности упомянутых традиционалистов, которые не только убеждали социоло-
гов в том, что их движение представляет собой настоящую религию, но и, как мне
известно, сами инициировали некоторые подобные опросы и в ходе них среди
прочего объясняли респондентам, что значит “исповедовать веру предков”.
Необходимость в таких разъяснениях возникает потому, что многие осе-
тины не видят большой проблемы в том, чтобы быть православным и “испо-
ведовать веру предков” одновременно - для многих эти две идентичности не
Штырков С.А. “Трогать это кладбище - кощунство”...
95
являются взаимоисключающими, как, например, принадлежность к исламу и
христианству (так, в большинстве социальных контекстов, нельзя представить,
что человек может быть одновременно христианином и мусульманином или,
скажем, православным и католиком). Но для традиционалистов это “наложе-
ние” кажется грубым нарушением принципа исключающей религиозной иден-
тичности, который они переняли от “основных” религий (по этому вопросу см.:
Brož 2009). Они считают, что человек, который не видит проблемы в том, чтобы
называть себя православным и в то же время исполнять традиционные риту-
алы, совершает ошибку и лишает “веру предков” статуса полноценной рели-
гии, низводя ее до уровня разрозненного набора “верований и обычаев”. Для
нативистов естественным положением дел было бы признание большинством
осетин, что у них как у народа есть своя этническая религия и они должны ее
придерживаться. Дальше остается только обнаружить эту религию в привыч-
ных реалиях своей жизни и начать (или продолжить) исповедовать эту религию
уже осознанно.
Возвращение к вере (или в определенном смысле обращение в веру) пред-
ков в данном контексте означает, что осетины, многие из которых считают себя
православными, должны отказаться от христианства. Оно, согласно убеждени-
ям традиционалистов, является религией чужаков (в этой среде распространена
идея, согласно которой христианство придумали евреи, дабы использовать его
для порабощения народов мира). Однако, по мнению осетинских нативистов, их
православным согражданам не нужно ничего делать специально, чтобы пере-
стать быть христианами. Тем более что большинство осетин (и это характерно
для России в целом) воспринимают “свое” православие скорее как “викарную
религию”, т.е. что-то в теории важное, но не очень часто используемое, а пото-
му переданное для хранения религиозным профессионалам, которые “занима-
ются” религией в местах, где обычным людям нет необходимости часто бывать
(Davie 2007). Таким осетинам достаточно признаться себе в том, что их родная
культура является нехристианской в своей основе и что, придерживаясь тради-
ций своих предков, они действуют как нехристиане. Иными словами, вопрос о
религиозной идентичности осетин - по сути, вопрос о том, какая религия ле-
жит в основе их этнических традиций. Это можно определить, выяснив, какую
религию исповедовали предки, от которых сегодняшние осетины получили в
наследство свою культуру.
То, как нативисты смотрят на эту ситуацию, определяется их представле-
ниями о социальной природе настоящей религии. Они явно не готовы пове-
рить, что таковой является религия, предполагающая “принадлежность к ней
без веры в ее догматы” (“belonging without believing”)3 (хотя можно сказать, что
эта ситуация характерна для обществ не только позднего модерна, но и более
ранних эпох, когда принятие человеком определенной веры часто было вопро-
сом его политической лояльности, а не личных убеждений [Khodarkovsky 1996;
ср.: Esders 2012]). Традиционалисты убеждены, что настоящая религия предпо-
лагает жесткую взаимосвязь между определенными верованиями, практиками
и идентичностью. Мне не раз приходилось быть свидетелем того, как нативи-
сты убеждали людей, исполняющих осетинские обряды, что в данный момент
они практикуют осетинскую этническую религию, хотя, как это ни прискорбно,
сами этого не осознают. Когда же “сознательные” христиане совершают осе-
тинские традиционные обряды, они, согласно этой точке зрения, фактически
делают то, что их религия - христианство - делать не позволяет, т.е. участвуют
в отправлении чуждого им культа. При таком взгляде на вещи получается, что
христиане не только отступают от своей религии, но и присваивают не принад-
лежащее им имущество (элементы осетинской религии).
96
Этнографическое обозрение № 2, 2023
Этот принцип тесной связи практик, идей и идентичности, который и лежит
в основе настоящей религии, традиционалисты смело проецируют в прошлое.
Именно поэтому раскопки любого средневекового могильника важны, так как
могут принести доказательства в пользу той или иной точки зрения: если в
древних могилах будут найдены христианские артефакты, это будет свидетель-
ствовать о том, что погребенные верили в Христа, а если их не найдут - что они
в него не верили.
Возвращаясь к вышеупомянутому откровенно алармистскому голосовому
сообщению, можно сказать, что оно принесло желаемый для его автора резуль-
тат. Несколько десятков молодых людей прибыли на место раскопок и попы-
тались остановить работы, утверждая, что у археологов нет необходимых раз-
решений на их проведение. Дело дошло практически до рукоприкладства. Но
вскоре выяснилось, что у археологов есть все документы и они имеют право и
даже должны проводить раскопки могильника в с. Нузал. После этого после-
довали заявления некоторых местных экспертов о том, что традиционалисты,
будучи глубоко невежественными людьми, ненавидящими археологию и вооб-
ще академическую науку, позорят свой народ и республику и т.д. Ситуация с
раскопками стала началом очередного витка дебатов вокруг вопросов истории
христианства в Осетии и религиозной идентичности осетин4. Она затронула
очень болезненную тему как для руководства республики, так и для многих ее
жителей: ведь до недавнего времени им казалось, что в Северной Осетии, с на-
селением около 700 тыс. человек, нет и не может быть места межрелигиозным
распрям.
Согласно самой распространенной версии истории религии в Осетии, пред-
ки осетин, аланы, приняли христианство от византийских миссионеров в нача-
ле Х в. (Kouznetsov, Lebedynsky 2005: 175-182). Через несколько веков из-за вра-
жеских нашествий регулярная церковная жизнь в большинстве мест, в которых
сейчас живут осетины, прекратилась. С XVIII в. Российская империя, пришед-
шая на Кавказ, стала устанавливать церковные структуры заново, и, если можно
так выразиться, христианство пришло в этот край еще раз. Несмотря на разрыв
в истории присутствия церкви в Осетии, факт крещения алан очень важен для
государственной политики республики, так как он представляет “православ-
ных” со времен Средневековья осетин естественными союзниками своих еди-
новерцев - русских - в регионе, населенном преимущественно мусульмански-
ми народами. Даже история о том, как осетины стали подданными Российской
империи, до недавнего времени представляла собой довольно прямолинейное
повествование о добровольном вхождении этого народа в ее состав. И эта до-
бровольность, предполагающая наличие особых доверительных отношений
с Россией, должна отличать осетин от соседних кавказских народов, которые
были включены в число подданных империи силой оружия. В этом контексте
любое замечание о религиозной идентичности осетин и месте православия в
республике относится, по крайней мере потенциально, к вопросу об основани-
ях лояльности республики федеральному центру. В то же время это касается,
как уже было сказано, и проблемы оснований этнической идентичности самих
осетин.
Итак, согласно официальному историческому нарративу, предки осетин -
аланы - приняли православную веру от византийцев много веков назад. В 2022 г.
в республике отмечалось 1100-летие крещения Алании, и из Москвы были по-
лучены деньги на подготовку к этому важному событию. Большая их часть по-
шла на восстановление средневековых христианских памятников, что сделало
бы историческое присутствие православия на осетинской земле более нагляд-
ным и визуально убедительным.
Штырков С.А. “Трогать это кладбище - кощунство”...
97
Кстати, автор упомянутого выше сообщения в WhatsApp действительно был
прав (по крайней мере частично): реставрация часовни в с. Нузал проводилась
по инициативе местной православной епархии, поскольку была частью про-
граммы подготовки к памятной дате. И особое внимание к этому объекту со
стороны епархиального руководства вполне понятно. Дело в том, что он очень
важен для исторического воображения осетин, так как многие считают его мо-
гилой Ос-Багатара - последнего царя независимого средневекового государства
алан. Найденные в ходе реставрационных работ могилы вокруг часовни были
восприняты некоторыми как “царское кладбище” или некрополь царских дру-
жинников. В любом случае обнаружение могильника повысило статус часовни
как национальной святыни, само существование которой служит для многих
не только свидетельством былого величия их предков, но и подразумеваемым
свидетельством легитимности осетинской государственности5.
Тот факт, что православная институция получила право на проведение работ
на таком важном объекте, не понравился традиционалистам. Они придержива-
ются мнения, согласно которому этот объект изначально был царской усыпаль-
ницей, не имевшей к церкви никакого отношения, а часовню из нее сделали
православные миссионеры гораздо позже6. Но, так или иначе, благодаря пре-
красным фрескам часовня в Нузале воспринимается как памятник средневеко-
вого христианства. Поэтому неудивительно, что за ее восстановление отвечала
епархия. Однако изначально вскрывать древние захоронения не планировалось.
Реставраторы почти случайно наткнулись на могильник, и его пришлось раска-
пывать в аварийном порядке спешно нанятым археологам. Без этого реставра-
ционные работы, в соответствии с требованиями законодательства, не могли
быть продолжены.
Археологи, приехавшие из соседнего Краснодарского края, и представить
себе не могли, насколько сложен политический контекст их работы. Поэтому
они были крайне удивлены как агрессивной реакцией некоторых осетин, так и
подозрениями, что они, археологи, были наняты, чтобы подбросить “христи-
анские артефакты” в древние могилы (якобы для “христианизации” родствен-
ников и/или воинов последнего аланского царя и, таким образом, эпического
прошлого всего этого народа7). Не менее странно для участников экспедиции
звучало обвинение в том, будто они оскверняют могилы чьих-то предков: эти
могилы никто не почитал, потому что о них просто никто не знал. Территорию
могильника закрывали более поздние грунтовые слои, и погребения, находив-
шиеся на центральной площади селения, были практически незаметны. Еще
одной причиной для возмущения было то, что некоторые археологи работали на
раскопе в шортах, что для них было вполне привычно, но вызывало естествен-
ное возмущение в республике, где многие считают ношение подобной одежды
взрослыми в общественных местах (а тем более на кладбище) неприличным.
Но в любом случае мы можем говорить о том, что акт осквернения был поро-
жден скорее творческим воображением возмущенных людей, нежели намерен-
ными действиями предполагаемых осквернителей (Favret-Saada 1992: 258).
Но как бы там ни было, общественное мнение республики было взбудора-
жено развернувшимися событиями. В дискуссию оказались втянуты ученые,
чиновники, журналисты, активисты самых разных движений и организаций.
В какой-то момент традиционалисты, спровоцировавшие эти дебаты и столкнув-
шиеся с тем, что их требования прекратить раскопки не легитимны как с точки
зрения российского законодательства, так и с позиции политической и культур-
ной элиты Северной Осетии, решили не сдаваться. На новом этапе их протест
выразился в жестком требовании вернуть найденные археологами в могильнике
кости на прежнее место и захоронить их в соответствии с (современными) осе-
98
Этнографическое обозрение № 2, 2023
тинскими погребальными ритуалами. Тем самым традиционалисты продолжили
бороться за свое право реагировать на археологические исследования, проводя-
щиеся на территории, которую они считают своей этнической родиной.
Чтобы сделать свои действия более легитимными в глазах общества, актив-
ным противникам раскопок пришлось искать новые аргументы. И они их на-
шли, указав на то, что их мир устроен иначе, чем мир археологов и модернизи-
рованной элиты, что для них, традиционалистов, актуальны ценности древних
предков. Не зря в этом контексте упоминались скифы и, порой эксплицитно,
известный эпизод из “Истории” Геродота, когда мобильные и осторожные ко-
чевники предложили персидскому царю, жаждавшему встретить их в открытом
бою, попытаться найти и разрушить могилы их предков:
Мы что оставим своим потомкам? Ничего. Оставим просто воспоминания о нас, как о
слабых людях, которые даже могилы своих предков не смогли защитить. Понимаешь,
в чем дело? <…> Когда… Дарий пришел на Скифию воевать, и скифы долго от него
скрывались. И он им сказал: “Вы, говорит, трусы, как зайцы от меня убегаете”. Ему что
скифы ответили? Они сказали, что: “Это все наша земля, мы кочевники, куда хотим туда
и кочуем. У нас нет городов, нам защищать ничего. Но, говорит, найди, говорит, могилы
наших предков, оскверни их, и тогда ты узнаешь наш гнев и живым отсюда не уйдешь”.
Это же было, это исторический факт. И согласно нашей традиционной религии это [для]
нас является ценностью до сих пор. Потому что мы их прямые потомки, хотим мы этого
или не хотим (Борьба за историю Алании 2020).
Указание на удивительную стабильность аксиологической системы было
для традиционалистов в этой полемике не единственным важным аргументом,
хотя идея “нас не изменили тысячелетия, и вам не удастся это сделать” выгляде-
ла для них самих достаточно убедительной. Но, кроме этого, как видно из при-
веденной цитаты, их требования часто формулировались в терминах защиты
осетинской этнической религии и религиозных чувств ее последователей. При-
веду пример того, как один традиционалист, представитель группы, решившей
продолжать бороться за прекращение раскопок, описывает свои чувства в ви-
деообращении на YouTube (свое “западное” имя Артур он произносит и пишет
“Арт-Хур”, что по-осетински может означать “огненное солнце”):
Нузал - это могилы наших предков. У нас это царское кладбище. Можно сказать, это
один из последних осколков нашей истории. Один из последних осколков, которые по-
казывают, что у нас было свое государство, мы великий народ. У нас в генах прописано,
что у нас были цари, государственность у нас была. И мне кажется, что трогать вот это
кладбище - это кощунство. Для любого осетина - это кощунство. <…> Я думаю, это
как бы была, знаешь, последняя опора, последняя точка. Я думаю, что осетин не может
равнодушно жить, смотреть, когда происходят такие вещи. <…> раскапывать наши клад-
бища - это кощунство, это варварство. Нам не оставляют другого шанса. Например, для
меня… меня прижали к стене, даже не к стене, а к обрыву. Если я сейчас делаю шаг на-
зад, то сзади меня только ждет позор и смерть. Больше меня ничего не ждет. Ну а зачем
жить тогда? (Раскопки в Нузале и Ирон Агъдау 2020)
Как видим, Арт-Хур утверждает, что сейчас он очень остро переживает те
эмоции, которые должен испытывать каждый осетин в подобных ситуациях.
Он в отчаянии, чувствует себя беспомощным и оскорблен до такой степени,
что не представляет, как существовать дальше. Его социальная и личностная
идентичности оказываются практически равными этнической и религиозной.
Здесь для нас важны три момента. Первый заключается в том, что в об-
ращении Арт-Хура нация (или этническая группа) представлена, в терминоло-
гии Барбары Розенвейн, как “эмоциональное сообщество” - “группа, в которой
люди придерживаются одинаковых норм эмоционального выражения и высоко
(или наоборот, низко) оценивают одни и те же или схожие чувства” (Rosenwein
Штырков С.А. “Трогать это кладбище - кощунство”...
99
2006: 2). Подчеркну: если Розенвейн определяет какие-то социальные группы
как эмоциональные сообщества, сама к ним не принадлежа, то в нашем случае
как эмоциональное сообщество этническую группу определяет человек, кото-
рый себя к ней относит. Делает он это, описывая свои эмоции (и эмоции своих
товарищей) как нормативные и, что более важно, естественные, порожденные
самой этнической природой того человека, который их испытывает.
Второй момент связан с тем, что Арт-Хур, решив публично продемонстри-
ровать свои оскорбленные чувства, пошел на некоторое нарушение традици-
онных норм поведения, которые предполагают, что мужчины не должны по-
казывать свои эмоции окружающим. Эта сдержанность определяется важным
осетинским понятием Ирон Æфсарм, которое обычно переводят как “осетин-
ская скромность”, но надо сказать, что это очень суровая скромность. Так, на-
пример, вопиющим нарушением этого принципа считается (или до недавнего
времени считалось) публичное признание в любви и предложение руки и серд-
ца, сделанное в ресторане.
И, наконец, важно то, что, хотя Арт-Хур говорил о своих чувствах как осе-
тин, а не как верующий, для характеристики действий, которые вызвали его
возмущение, он употребил слово “кощунство”, которое переводит нас в поле
значений, связанных с представлениями о святости и необходимом, естествен-
ном уважении к ней. Товарищ Арт-Хура, известный осетинский видеоблогер
Алан Мамиев прямо утверждал, что раскопки выглядят как преступление про-
тив осетинской этнической религии и должны рассматриваться как оскорбле-
ние чувств ее последователей:
То, что сейчас там происходит, это оскорбление чувств верующих, то есть нас. Есть та-
кая пословица кавказская: если у тебя, говорит, нет сил сражаться, пусть у тебя хватит
гордости стоять до конца. У нас сейчас нет сил сражаться, мы слабы, мы не хозяева на
своей собственной земле. Но пусть у нас хотя бы хватит сил и гордости высказывать эту
свою позицию. Да, мы будем стоять до последнего (Борьба за историю Алании 2020).
В истории с раскопками Мамиев быстро стал одним из главных спикеров
традиционалистской стороны этого конфликта, он был среди тех, кто пришел
в Нузал, чтобы остановить археологические работы. В своих социальных се-
тях (а Instagram* был главной из них) он с большим энтузиазмом погрузился в
полемику, связанную с этими событиями. Мамиев уже давно пытался сделать
максимально популярной идею, согласно которой осетины (и их предки), с од-
ной стороны, и последователи авраамических религий и люди современного
вестернизированного общества (они воспринимаются как один и тот же тип лю-
дей) - с другой, принадлежат к совершенно разным цивилизациям. Он неустан-
но подчеркивал, что у них диаметрально разные ценности и этика. Обсуждение
эпистемологической структуры актуального социального знания казалось ему
хорошей платформой для развития этих аргументов.
Аргументы, которые приводил Мамиев, были разного характера. Во-пер-
вых, он утверждал, что люди, похороненные у часовни в Нузале, для него и его
единомышленников являются святыми, а их останки, соответственно, - моща-
ми, к которым не должны прикасаться те, кому это не положено:
…для осетин, живущих в традиции, да, в традиционной осетинской религии святыми яв-
ляются предки. Для нас… Осетины никогда не молились людям - хорошим там, они свя-
тые, уважаемые где-то, дай Бог им всем здоровья, а если они почили как бы… Царствие
* 21 марта 2022 г. российский суд признал компанию Meta экстремистской организацией и запретил
ее деятельность на территории РФ, включая принадлежащую ей соцсеть Instagram.
100
Этнографическое обозрение № 2, 2023
Небесное. Но святыми для осетин по Æгъдау являются только его предки. Понимаете?
А там не просто предки. Там предки большей части осетинских современных фамилий вот
там, в этом кладбище были упокоены. Это их мощи. И в этом смысле для представителей
осетинской традиционной религии мощи, которые упокоены в Нузале - это то же самое,
что для православного мощи, которые лежат в церкви. Это уважаемые останки уважаемых
людей. Но там в православии одних, а здесь - других. Это наши прямые предки. Понима-
ете, в чем еще разница? Не просто там какие-то люди, там, которые жили где-то в Греции,
в Риме там, Бог знает где еще. А это прямые по крови большинства современных осетин
предки. Естественно, вызвало большое, бурное возмущение народа (Там же).
С этой точки зрения, вскрытие могил предков является таким же кощун-
ством, как и осквернение мощей христианских святых:
То есть у них есть разрешение, замечательно. Но суть происходящего это не меняет. Это
же все равно наши предки. И все равно их раскапывают. Во времена советской власти
у большевиков тоже было разрешение превращать церкви в конюшни. Было же такое
разрешение? Было. И законы такие были. И мощи собирали, там кости в мешок и выки-
дывали. Документальные хроники по этому поводу есть. Это же все тоже было. И все
тоже было по закону, по тому закону того времени, закону военного коммунизма. И что?
И вы сейчас же говорите, что это плохо было. Вот и мы говорим, что это тоже не очень
хорошо. <…> Потому что для нас это наши предки, это святые мощи (Там же).
Еще одна линия рассуждений мистически связывает начало раскопок мо-
гильника в Нузале с событиями международной политики. Согласно этой ло-
гике, повторяющей схему повествования популярного нарратива о вскрытии
гробницы Тамерлана в 1941 г., выпустившем дух великого завоевателя и фак-
тически начавшем войну между СССР и нацистской Германией (Панков 2020:
152-154), раскопки в Нузале имели очень серьезные последствия: они положи-
ли начало военной эскалации на Кавказе. В этой объяснительной конструкции
причинно-следственная связь событий уподобляется работе неких законов при-
роды (или Вселенной), недоступных для понимания простых смертных:
Мне звонят мои знакомые, которые живут в Армении, и говорят <…>: “Это, говорят, дей-
ствительно, род аланский?” Я говорю: “Да”. Говорят: “Это очень странно”. Я говорю:
“А что такое?” - “А когда начали вскрывать первые захоронения?” Я говорю: “Честно,
говоря я не знаю. По датам я не могу сказать. Но вот начали раскопки в конце августа.
Может, в середине сентября, может, в начале, Бог его знает”. Он говорит: “Очень странно.
Примерно в это же самое время начались боестолкновения наши, армян и азербайджан-
цев, первые вот всполохи. Первая вспышка тогда началась уже. Примерно по датам со-
впадало”. Я говорю: “А почему ты думаешь, что это может быть связано?” Ну он говорит:
“Ты же знаешь, что такое подобного рода захоронения и что бывает, когда их вскрывают?”
Я понимаю, сейчас у меня будете обвинять во всяких страшных вещах, но я договорю
сначала. Дослушайте меня. Ну вот мы как-то это все дело обсудили. Люди это не глупые,
тоже с высшим образованием, с кандидатскими, докторскими степенями. Это товарищи,
которые понимают, как это работает, живущие вот в Армении, в Карабахе Нагорном са-
мом. Это был для меня первый звонок (Раскопки могильника рода Царазонта 2020).
Наконец, третий нарратив связывает раскопки с угрозой социальных ка-
таклизмов. Здесь Алан Мамиев вдохновляется представлениями о “местах
силы”, из которых черпают жизненную энергию не только отдельные люди, но
и целые народы. Рассуждая о тайных мотивах тех, кто организовал раскопки в
Нузале, он говорит:
И удар по этому эгрегору - это удар по сегодняшней Осетии, это удар по сегодняшней
России. Это удар, это просто мощный удар. Когда ты такие сакральные точки берешь,
уничтожаешь, тогда нация становится слабее. <…> Это не просто сельское кладбище.
Это такая энергетическая точка. Это удар по эгрегору, если хотите. Просто очень силь-
ный удар по эгрегору. И потомки, мы все, показываем себя слабыми. Мы даже прах
защитить не можем (Там же).
Штырков С.А. “Трогать это кладбище - кощунство”...
101
Несколько позже, уже после окончания истории с раскопками в Нузале,
Мамиев объяснил суть тех событий в ярком рассуждении о процессах, проис-
ходящих во всем мире. В его рассказе представления нью-эйдж о древних па-
мятниках как местах силы (Timothy, Conover 2006: 144) соединились с национа-
листической эсхатологией и теориями глобального заговора элит:
…захват этих сакральных точек является одной из стратегических задач для людей типа
Германа Грефа. Их задача, помимо того, что захватить землю, - заблокировать действие
сакральных мест и в своих целях начинать использовать эту энергетику. <…> Война
идет не только на уровне экономическом. Она на уровне сакральном, метафизическом
идет. И этим людям во что бы это ни стало надо сделать, чтобы они не работали или ра-
ботали на них эти места. <…> Это не просто люди. Хотел бы сказать: черные маги. <…>
Вот эти вот места силы, их нужно либо заблокировать, уничтожить, либо перенаправить
в своих интересах. Так как они темные, так как они темные, они не могут на этой энер-
гии топить [работать], соответственно, их нужно уничтожить (Алтай и Алания 2021).
В других его аргументах логика повествования о святотатстве взята непо-
средственно из истории так наз. Алтайской принцессы, мумифицированные
останки которой были обнаружены новосибирскими археологами в 1993 г.
в Южной Сибири (подробности этой истории известны Мамиеву из личного
общения с алтайскими этноэкологическими активистами). В течение 20 лет ал-
тайцы требовали возвращения принцессы (это произошло в 2013 г.), а многие
до сих пор требуют ее захоронения, связывая многие несчастья (напр., земле-
трясение 2003 г.) с тем, что дух принцессы не находит себе покоя. Агнешка
Халемба и Людек Брож в своих статьях прекрасно объяснили, как конфликты
различных онтологий определили суть конфликта между алтайцами и археоло-
гами8. Халемба в этой связи пишет об ощущении алтайцами как народом своей
физической связанности с родной землей (Halemba 2008: 288-289), а Брож о
том, что он называет “способом выявления причин несчастий” (“causation of
misfortune idiom”), когда многие люди устанавливают связь между раскопками
погребальных памятников и происходящими после этого различного рода бед-
ствиями (Brož 2011: 273).
Чужды ли обитателям мира западного позднего модерна способность и/или
потребность устанавливать подобные причинно-следственные связи для пони-
мания окружающей реальности, сказать сложно, но популярность на Западе и
своего рода “культурная” убедительность историй о наказании людей, причаст-
ных к раскопкам древних захоронений, говорят о многом (Day 2006: 4). Вопрос
же, заслуживающий отдельного обсуждения, можно сформулировать следую-
щим образом: как ощущают и проживают свою соединенность с предками и с
землей, в которой эти предки лежат, те люди, которые по каким-то причинам
не определяют эту землю и этих предков исключительно в качестве объектов?
В поисках ответа можно вспомнить логику Сабы Махмуд, к которой она прибег-
ла, объясняя неспособность западного обывателя понять природу возмущения
мусульман карикатурами на пророка. Она писала, что мусульмане не могут вос-
принимать Мухаммеда как личность, отделенную от них, так как их практики
благочестия предполагают, что “миметические способы воплощения поведения
Пророка [в жизни мусульман] проживаются не как заповеди, а как добродете-
ли, когда человек хочет как бы впитать в себя личность Пророка” (“one wants
to ingest, as it were, the Prophet’s persona into oneself”) (Mahmood 2009: 75-76).
Поэтому они оказываются далеки от того, чтобы в своих реакциях на появление
“просто картинок” исходить из условности и произвольности связи между изо-
бражением и изображенным, которая, согласно Махмуд, характеризует семио-
тическую идеологию современного западного человека.
Если обратиться к раскопкам в Нузале, мы можем рассмотреть протест
102
Этнографическое обозрение № 2, 2023
нативистов, который был понятен и близок многим другим жителям республи-
ки, в остальном не разделяющим традиционалистских взглядов, как принци-
пиальное непонимание того, как с их далекими предками, в которых они видят
(скорее) субъектов, можно обращаться как с (скорее) объектами. В пользу этого
свидетельствует не всегда ясно проговоренная публично, но для многих само-
очевидная, расхожая (и именно потому не требующая экспликации) трактовка
смысла практически любых археологических работ с погребениями: добыть
материал для генетических экспертиз. Эти экспертизы, как полагают, нужны
ученым для определения этничности захороненных. Фиксация на ДНК-анали-
зе вкупе с распространенной на Северном Кавказе практикой самим сдавать
“ДНК-анализы на национальность” устанавливает такой тип связи между со-
временным человеком и предками, чьи тела лежат на древних кладбищах, кото-
рый сложно определить в категориях условности и произвольности. Эта связь
переживается как живая и даже физическая. Для людей, с тревогой и болью
следящих за раскопками, эти мертвые и земля, в которой они лежат, - это их
“кровь и почва”, это “они сами” в практическом и материальном понимании.
Так происходит наполнение новыми смыслами, эмоциями и ощущениями ста-
рых метафор, которыми живет классический национализм.
Однако здесь можно задаться вопросом, насколько традиционны, не- и даже
антимодерны эти семиотические идеологии, или, если видеть ситуацию в не-
сколько иной антропологической перспективе, онтологии. Возможно, они пред-
ставляют собой инверсированный вариант хорошо известного понимания того,
кем является незападный человек и чем по своей природе являются все корен-
ные народы. Если примерять на себя образ человека, буквально вырастающего
из родной земли, физически связанного с далекими предками и не отличаю-
щегося от них ни по генетике, ни по системе ценностей, то можно осознать,
что именно эта укорененность и эти связи, на которых основывается базовая
идентичность такого человека, и будут трактоваться как его единственный на-
дежный ресурс. При этом в качестве вынесенного за рамки этой ситуации са-
моочевидного допущения принимается, что подобного рода ресурсом не имеет
смысла пользоваться позднемодерному сверхиндивидуализированному субъек-
ту, полагающемуся на неолиберального “себя”, современное государство и тех-
нологии. Здесь автостереотип людей, неразрывно соединенных со своей землей
и предками, оказывается генетически и функционально связан с колониальным
способом работать с большим незападным миром.
Типологически сходная проблема возникает и при обсуждении происхож-
дения тех специфических ценностных установок и когнитивных моделей, на
которые интеллектуалы-традиционалисты указывают в качестве аргументов
в спорах с различными доминирующими группами. Похоже, что то, что они
представляют как осетинскую этническую религиозную картину мира, скла-
дывается в результате работы по большей части позднемодерных нарративных
схем, которые связаны с западной эзотерикой (в ее версии нью-эйдж). Некото-
рые из них могут быть рассмотрены как инвертированные понятия, взятые из
доминирующих религиозных традиций (предки=святые) или из онтологий дру-
гих этнических групп, переживающих процесс постколониальной рефлексии
(история с Алтайской принцессой). И здесь, как бы мы ни хотели уйти от этого,
возникает вопрос: мы должны рассматривать подобные действия по апропри-
ации элементов колониального по своему происхождению интеллектуального
аппарата как форму сопротивления колониальной (и неоколониальной) власти,
о чем писал Хоми Баба в своей знаменитой статье “Знаки, принятые за чудеса”
(Bhabha 1994: 120), или же как свидетельство невозможности выйти за рамки
авторитетных западных дискурсивных моделей?
Штырков С.А. “Трогать это кладбище - кощунство”...
103
Оставив эту интерпретационную перспективу для дальнейших размыш-
лений, я хочу несколько сменить масштаб своих рассуждений и попытаться
ответить на вопрос: почему Алан Мамиев, который был особенно успешен в
создании новой версии традиционалистской аргументации, принял такое ак-
тивное участие в этой истории? Ведь до этого момента он не демонстрировал
свою вовлеченность в конкретные публичные акции традиционалистов, огра-
ничиваясь теоретическими спекуляциями в сфере современной психологии
(и парапсихологии) религии в связи с актуальными политическими процессами.
Чтобы ответить на этот вопрос, я воспользуюсь наблюдением, которое нашел
в статье Жанны Фавре-Саада, посвященной оскорблению религиозных чувств:
На самом деле эта борьба за первенство является обычным измерением ситуаций рели-
гиозного протеста - даже если средства массовой информации… обычно оказываются
не в состоянии это осознать. Выступая против нечестивых художников (в нашем слу-
чае - раскопок. - С.Ш.), группы верующих пытаются продемонстрировать массе своих
единоверцев свое религиозное рвение: они показывают, что не боятся противостоять го-
сударственной власти… Учитывая это, можно сказать, что любой конфликт, в котором
отряд особенно преданных верующих сталкивается с миром непосвященных и неверу-
ющих, предполагает предварительную конкуренцию между религиозными группами за
то, чтобы завоевать внимание религиозных масс (Favret-Saada 2016: 34).
Иными словами, чтобы представить себя особо преданным верующим (по
сравнению с другими верующими), человек демонстрирует, во-первых, готов-
ность вступить в конфликт с доминирующими в обществе силами, во-вторых,
свою особую чувствительность и принципиальность в вопросах верности, в
нашем случае этнической традиции (Ægdau), доктринальным и ритуальным
институтам. Показывая свою готовность к самопожертвованию, острую про-
ницательность в деле распознавания в действиях других людей угрозы основ-
ным социальным ценностям, а также стремление энергично реагировать на эти
угрозы, человек вступает в особые отношения конкуренции с другими активи-
стами того же или близкого движения.
О какой конкуренции здесь может идти речь? Мамиев постоянно сталкива-
ется с тем, что его версия (видение) осетинской веры не воспринимается все-
рьез другими традиционалистами и прежде всего теми, кто имеет реальную
власть в зарегистрированных общинах этой религии. Мамиев много делает для
того, чтобы приблизить осетинскую духовную культуру в том виде, как ее пред-
ставляет он сам, к современному человеку. Это включает в себя перевод реа-
лий местных верований и практик на язык нью-эйдж и установление связей с
другими неосетинскими нативистскими группами и проектами (с современным
языческим проектом “Волшебное войско Руси” Игоря Полуйчика или с гуру
нью-эйдж Юлием Ефимовым). Его довольно специфический способ трактовать
привычные для любого осетина вещи - ритуальные застолья, местные святыни,
к которым совершаются паломничества - приводит к тому, что многие местные
жители просто не узнают в получающихся у него описаниях ничего собствен-
но осетинского. В истории с раскопками в Нузале Мамиев действительно смог
(на время) завоевать определенный авторитет в социуме именно как лидер тра-
диционалистского активизма, способный организовать общественно значимое
действие и имеющий заслуги перед нативистским проектом и осетинским на-
родом в целом.
Рассказывая о своей работе по защите древнего кладбища на своих стра-
ницах в социальных сетях, Мамиев с особой гордостью указывал на то, что
архиепископ Леонид (Горбачев), глава местной епархии Русской православ-
ной церкви, был настолько возмущен его активностью в деле защиты древних
захоронений, что написал на него заявление в полицию. По словам Мамиева,
104
Этнографическое обозрение № 2, 2023
архиепископ написал аналогичные заявления и в прокуратуру, и в Федеральную
службу безопасности. В своем видео активист обвинил влиятельного церков-
ного иерарха в доносительстве, т.е. в нарушении местных этических норм, и
напрямую сравнил себя с жертвами сталинских репрессий. Мамиев сказал, что
хотя полиция пока не проявила к нему интереса, он ожидает, что в ближайшее
время его могут ложно обвинить в хранении наркотиков или оружия (Раскоп-
ки в Нузале 2020). Насколько мне известно, заявление архиепископа не имело
хода, но сама перспектива пострадать за свою принципиальную позицию и се-
тевую активность прибавила Мамиеву авторитета.
Когда же в самом конце декабря состоялось перезахоронение найденных
при раскопках костей, большинство участников акции узнали об этом именно
из сообщения Мамиева. Призывая соотечественников собраться в Нузале, он, в
частности, сказал:
Мы проведем это перезахоронение. Приедут старшие, помолятся, всё, что надо сделают -
обряд, положенный в нашей традиционной религии. Другие варианты не рассматрива-
ются - панихид и прочего. Почему? Потому что с археологами советовались, археологи
сказали, что в этих захоронениях никакой символики - ни исламской, ни иудейской, ни
христианской найдено не было. Соответственно, это [были] люди, жившие в традицион-
ной нашей культуре, и по этим же самым обычаям мы их и перезахороним (Дата пере-
захоронения 2020).
Мамиев, конечно же, сам поехал в Нузал, чтобы принять непосредственное
участие в завершении этой истории с оскверненными могилами предков и вос-
становлением справедливости. То есть Осетия узнала о “победе традиционали-
стов в битве за Нузал” из уст Мамиева, который закончил свою речь, записан-
ную на видео, (само)ироничным замечанием: “Это волшебная сила Instagram*”9.
Через две недели после перезахоронения останков, найденных археологами
в с. Нузал, Мамиев и его товарищи выпустили специальное видео, в котором
подвели “научные” итоги раскопок, заявив, что археологи, о которых на этот раз
говорилось с уважением, не нашли на этом могильнике никаких христианских
захоронений: “Это не христианское захоронение, это не захоронение какой-ли-
бо другой религии. Это захоронение осетин, которые придерживались тради-
ционной веры. Все!” Основания для этого утверждения были неочевидны для
стороннего наблюдателя, но совершенно ясны для выступавших. Кроме того,
в этом видео Мамиев не мог не вернуться к своей излюбленной теме попыток
темных сил завладеть “сакральными, энергетическими местами” Осетии; он
привел дополнительные подробности:
За этими местами идет охота. Во время Второй мировой войны этим занималось Ане-
нербе. Дивизия СС “Брандербург” сюда рвалась. Они же в горы рвались. Но ни золота,
ни бриллиантов, ни нефти в Осетии нет. Но все сюда зачем-то рвутся. <…> Не все рвутся
к грозненской нефти. Некоторые, скажем так, более продвинутые товарищи в этом мире,
они рвутся за этими сакральными местами. И то, что мы сейчас видим - это вот попытка
отжать у нас как у народа эти сакральные точки (Обращение к молодежи 2021).
Триумфаторские интонации в речи Мамиева вполне объяснимы: его дей-
ствия привлекли внимание многих жителей республики и не только тех, кто
разделяет традиционалистские взгляды. Однако гораздо важнее для него было
то, что его интерпретации сакрального характера местных исторических памят-
ников, его рассказ о борьбе вокруг них и ее скрытых механизмах, а главное -
* 21 марта 2022 г. российский суд признал компанию Meta экстремистской организацией и запретил
ее деятельность на территории РФ, включая принадлежащую ей соцсеть Instagram.
Штырков С.А. “Трогать это кладбище - кощунство”...
105
его умение продемонстрировать свою повышенную чувствительность к оскор-
блению этнорелигиозных чувств осетин, подняли общественный авторитет как
всего нативистского проекта, так и его личную репутацию как активиста и экс-
перта по религии и - шире - вопросам духовности. Позже Мамиев использует
этот ресурс, когда пригласит своих товарищей для проведения новых ритуалов,
в которых осетинская обрядовая практика жертвоприношения будет творчески
переосмыслена в такой степени, что вызовет у многих тревожное недоумение.
Но это уже другая история.
В заключение я хотел бы обратиться к давно обсуждаемой проблеме: как
люди, жизнь которых мы пытаемся понять (да и мы сами) используют понятие
“религия”, наполняя его меняющимися и довольно противоречивыми смыс-
лами. Мы видим, что некоторые осетинские нативисты пытались использо-
вать общественное внимание, привлеченное конфликтом вокруг могильника в
с. Нузал, чтобы заявить: раз наши религиозные чувства оскорблены, значит,
наша религия - это нечто горячее и живое, что, будучи задето, причиняет нам
реальную боль. Другими словами, это настоящая религия, а не некая симуляция
или мистификация, как утверждают критики нативистского проекта. Парадок-
сально, но, хотя традиционалисты обычно понимают религию в терминах куль-
турного наследия и общественного достояния, для достижения легитимности
своей деятельности в глазах широкой общественности они начали использо-
вать характерную для современного протестантизма интерпретацию религии
как внутреннего убеждения и глубоко личного психологического явления, под-
линность которого проверяется, в частности, способностью остро переживать
боль, вызванную в нашем случае оскорбленными религиозными и, что в дан-
ном контексте почти одно и то же, этническими чувствами.
Примечания
1 Детальная информация об этом памятнике содержится в монографии Вла-
димира Кузнецова (Кузнецов 1990: 50-104).
2 Об этом движении см.: Foltz 2021: 103-121.
3 Это проблематика обсуждается в ряде работ, см., напр.: Marchisio, Pisati
1999; Riis 1996.
4 Краткое описание и анализ этих событий дал Борис Синанов (Синанов
2022: 116-117).
5 О важности национальной памяти о своем государстве см: Шнирельман
2000: 21-22; о важности археологических исследований для националистиче-
ского исторического воображения см: Kohl 1998; об образах эпического про-
шлого в современной политической жизни см. также: Alonso 1994.
6 Развернутую аргументацию этой позиции можно найти в книге Славы
Джанайты (Джанайты 2007: 108-113). Такой взгляд на происхождение нузаль-
ского памятника имеет довольно долгую историю (см.: Гольдштейн 1975: 65;
Мужухоев 1985: 78-79; Тменов 1985: 49). Аргументы в пользу того, что это
здание строилось как церковь, а именно как фамильный храм-усыпальница,
приводятся в статье Дениса Белецкого (Белецкий 2004; см. также: Белецкий,
Виноградов 2011: 276-277).
7 Вот пример такого мнения из комментария в одной из социальных сетей
от 04.10.2020: “Раскопки ведёт заинтересованная в подделке осетинской исто-
рии сторона. Ей нет доверия. Мой род ведёт свои истоки от Ос-Багатара, и мне
неизвестно ни одного христианского захоронения в нашей фамилии. Однако я не
удивлюсь, если в результате ведущихся украдкой по заказу РПЦ исследований её
наймитами, не имеющими никаких представлений об осетинской культуре, будет
106
Этнографическое обозрение № 2, 2023
заявлено, что там лежат сплошь, дескать, христиане <…> Это - не наука. Это -
8 В нескольких более поздних работах этот случай был включен в общее
обсуждение значимых культурных объектов (если мы можем говорить о релик-
виях предков как об объектах) в постколониальных контекстах (Plets et al. 2013;
Tadina 2020).
9 Алан Мамиев рассказал о том, как сотни людей откликнулись на призыв о
помощи и приехали в Нузал из разных уголков Осетии, чтобы перезахоронить
Источники и материалы
Алтай и Алания 2021 - #Алтай и #Алания два сакральных центра #Евразии.
Борьба за историю Алании 2020 - Борьба за историю #Алании. 08.10.2020.
Дата перезахоронения 2020 - Дата перезахоронения в с. Нузал. 28.12.2020.
Обращение к молодежи
2021
- Обращение к молодежи, по поводу са-
кральных территорий
#Алании.
watch?v=6ZjtHIMdApI&t=9s
Раскопки могильника рода Царазонта 2020 - Раскопки царского аланско-
го могильника рода
#Царазонта.
watch?v=dqNx4hcs97o
Раскопки в Нузале 2020 - Раскопки в #Нузале, чем закончились и что дальше?
Архиепископ Горбачёв написал на меня заявление. 17.10.2020. https://www.
youtube.com/watch?v=Akv6SC_61wc
Раскопки в #Нузале и Ирон #Агъдау 2020 - Раскопки в #Нузале и Ирон #Агъдау.
Две важнейшие темы текущего момента в Алании. 02.12.2020. https://www.
youtube.com/watch?v=K4fFJ4PdPQU
Научная литература
Белецкий Д.В. Заметки о Нузальском храме // Историко-филологический архив.
2004. № 2. С. 22-57.
Белецкий Д.В., Виноградов А.Ю. Нижний Архыз и Сенты - древнейшие хра-
мы России. Проблемы христианского искусства Алании и Северо-западного
Кавказа. М.: Индрик, 2011.
Гольдштейн А.Ф. Средневековое зодчество Чечено-Ингушетии и Северной
Осетии. М.: Наука, 1975.
Джанайты С.Х. Три слезы Бога. Владикавказ: СОИГСИ им. В.И. Абаева, 2007.
Кузнецов В.А. Реком, Нузал и Царaзонта. Владикавказ: Ир, 1990.
Мужухоев М.Б. К вопросу об интерпретации некоторых культурных памятни-
ков Северной Осетии эпохи Средневековья // Вопросы историко-культурных
связей на Северном Кавказе / Отв. ред. М.М. Блиев. Орджоникидзе: СОГУ
им. К.Л. Хетагурова, 1985. С. 72-82.
Панков И.А. Легенды об осквернении святынь как элемент структуры
сакрального пространства мазара // Традиционная культура. 2020. Т. 21. № 2.
Синанов Б.А. 1100-летие Крещения Алании в общественно-политическом и об-
щественном дискурсе Северной Осетии // Kavkaz-Forum. 2022. № 11 (18).
Штырков С.А. “Трогать это кладбище - кощунство”...
107
Тменов В.Х. Древние верования осетин и ингушей и их отражение в памятниках
материальной культуры // Вопросы историко-культурных связей на Север-
ном Кавказе / Отв. ред. М.М. Блиев. Орджоникидзе: СОГУ им. К.Л. Хетагу-
рова, 1985. С. 33-71.
Шнирельман В.А. Ценность прошлого: этноцентристские исторические мифы,
идентичность и этнополитика // Реальность этнических мифов / Отв. ред.
М.Б. Олкотт, А. Малашенко. М.: Гендальф, 2000. С. 12-33.
Alonso A.M. The Politics of Space, Time, and Substance: State Formation, Nationalism,
and Ethnicity // Annual Review of Anthropology. 1994. No. 23. P. 379-405.
Bhabha H.K. The Location of Culture. L.: Routledge, 1994.
Brož L. Conversion to Religion? Negotiating Continuity and Discontinuity in
Contemporary Altai // Conversion after Socialism: Disruptions, Modernisms and
Technologies of Faith in the Former Soviet Union / Ed. M. Pelkmans. Oxford:
Berghahn Books, 2009. P. 17-37.
Brož L. Spirits, Genes and Walt Disney’s Deer: Creativity in Identity and Archeology
Disputes (Altai, Siberia) // The Archaeological Encounter: Anthropological
Perspective / Eds. P. Fortis, I. Praet. St. Andrews: University of St. Andrews,
2011. P. 263-297.
Davie G. Vicarious Religion: A Methodological Challenge // Everyday Religion:
Observing Modern Religious Lives / Ed. N. Ammerman. N.Y.: Oxford University
Press, 2007. P. 21-35.
Day J. The Mummy’s Curse: Mummymania in the English-Speaking World. L.:
Routledge, 2006.
Esders S. “Faithful believers”: Oaths of Allegiance in Post-Roman Societies
as Evidence for Eastern and Western “Visions of Community” // Visions of
Community in the Post-Roman World: The West, Byzantium and the Islamic
World, 300-1100 / Eds. C. Ganter, R. Payne, W. Pohl. Aldershot: Ashgate
Publishing, 2012. P. 357-374.
Favret-Saada J. Rushdie et compagnie: Préalables à une anthropologie du blasphème //
Ethnologie française. 1992. No. 22 (3). P. 251-260.
Favret-Saada J. An Anthropology of Religious Polemics: The Case of Blasphemy
Affairs // HAU: Journal of Ethnographic Theory. 2016. No. 6 (1). P. 29-45.
Foltz R. The Ossetes: Modern-Day Scythians of the Caucasus. L.: Bloomsbury, 2021.
Halemba A. “What does It Feel Like when Your Religion Moves under Your Feet?”
Religion, Earthquakes and National Unity in the Republic of Altai, Russian
Federation // Zeitschrift für Ethnologie. 2008. No. 133 (2). P. 283-299.
Khodarkovsky M. “Not by Word Alone”: Missionary Policies and Religious
Conversion in Early Modern Russia // Comparative Studies in Society and
History. 1996. No. 38 (2). P. 267-293.
Kohl P.L. Nationalism and Archaeology: On the Constructions of Nations and the
Reconstructions of the Remote Past // Annual Review of Anthropology. 1998.
No. 27. P. 223-246.
Kouznetsov V., Lebedynsky Y. Les Alains: Cavaliers des steppes, seigneurs du Caucase:
Ier-XVe siècles apr. J-C. Paris: Errance, 2005.
Mahmood S. Religious Reason and Secular Affect: An Incommensurable Divide? //
Is Critique Secular? Blasphemy, Injury, and Free Speech / Ed. T. Asad et al.
Berkeley: University of Berkeley, 2009. P. 64-100.
Marchisio R., Pisati M. Belonging without Believing: Catholics in Contemporary
Italy // Journal of Modern Italian Studies. 1999. No. 4 (2). P. 236-255.
Plets G., Konstantinov N., Soenov V., Robinson E. Repatriation, Doxa, and Contested
Heritages the Return of the Altai Princess in an International Perspective //
Anthropology & Archeology of Eurasia. 2013. No. 52 (2). P. 73-98.
108
Этнографическое обозрение № 2, 2023
Riis O. Religion et Identité Nationale au Danemark // Identités Religieuses en Europe /
Eds. G. Davie, D. Hervieu-Léger. Paris: La Découverte, 1996. P. 113-130.
Rosenwein B.H. Emotional Communities in the Early Middle Ages. Ithaca: Cornell
University Press, 2006.
Tadina N.A. A Native Anthropologist’s View on Covering the “Altai Princess”
Problem // Anthropology & Archeology of Eurasia. 2020. No. 59 (2). P. 112-127.
Timothy D.J., Conover P.J. Nature Religion, Self-Spirituality and New Age Tourism //
Tourism, Religion and Spiritual Journeys / Eds. D.J. Timothy, D.H. Olsen. L.:
Routledge, 2006. P. 139-155.
R e s e a r c h A r t i c l e
Shtyrkov, S.A. It Is “Blasphemy to Touch This Burial”: How Archaeologists
Can Hurt the Feelings of Believers and Strengthen the Ethnic-Religious Identity
in the North Ossetia - Alania [“Trogat’ eto kladbishche - koshchunstvo”: kak
arkheologicheskie raskopki mogut oskorbit’ chuvstva veruiushchikh i ukrepit’
etnoreligioznuiu identichnost’ v Severnoi Osetii - Alanii]. Etnograficheskoe
EDN: QUYLTU ISSN 0869-5415 © Russian Academy of Sciences © Institute of
Ethnology and Anthropology RAS
University at St. Petersburg (6/1a Gagarinskaya Str., St. Petersburg, 191187, Russia)
Keywords
North Ossetia - Alania, blasphemy, feelings of believers, nativism, religious ontology,
archaeology
Abstract
In 2020, in the Republic of North Ossetia - Alania, excavations of a burial ground
near the medieval chapel in the village of Nuzal started. This architectural object is
very important for the historical memory of Ossetians, as it is considered the tomb
of Os-Bagatar, the last king of an independent medieval state of Alans, ancestors of
Ossetians. In addition, this small building is inscribed as a very important element
in two competing narratives about the true ethnic religion of the Ossetians. The
Orthodox view the chapel in the village of Nuzal as an ancient Christian shrine (since
medieval church frescoes have survived there), and Ossetian religious nativists view
it as a pre-Christian site illegally appropriated by Christian missionaries. When
excavations began, some nativists claimed the works were blasphemy. The article
examines how the discourse of “insulting religious feelings” works, where the act
of transgression is generated by the creative imagination of offended people rather
than by the deliberate actions of the alleged blasphemers. Moreover, these feelings
can stimulate the reinforcement of ethnic-religious identities that remain weakly
articulated beyond these dramatic events.
Funding Information
This research was supported by the following institutions and grants: Russian Science
References
Alonso, A.M. 1994. The Politics of Space, Time, and Substance: State Formation,
Nationalism, and Ethnicity. Annual Review of Anthropology 23: 379-405.
Штырков С.А. “Трогать это кладбище - кощунство”...
109
Beletskii, D.V. 2004. Zametki o Nuzal’skom khrame [Notes on the Church of Nuzal].
Istoriko-filologicheskii arkhiv 2: 22-57.
Beletskii, D.V. and A.Y Vinogradov. 2011. Nizhnii Arkhyz i Senty - drevneishie
khramy Rossii. Problemy khristianskogo iskusstva Alanii i Severo-zapadnogo
Kavkaza [Nizhny Arkhyz and Senty, Russia’s Oldest Temples: Problems of
Christian Art in Alania and the Northwest Caucasus]. Moscow: Indrik.
Bhabha, H.K. 1994. The Location of Culture. London: Routledge.
Brož, L. 2009. Conversion to Religion? Negotiating Continuity and Discontinuity
in Contemporary Altai. In Conversion after Socialism: Disruptions, Modernisms
and Technologies of Faith in the Former Soviet Union, edited by M. Pelkmans,
17-37. Oxford: Berghahn Books.
Brož, L. 2011. Spirits, Genes and Walt Disney’s Deer: Creativity in Identity and
Archeology Disputes (Altai, Siberia). In The Archaeological Encounter:
Anthropological Perspective, edited by P. Fortis and I. Praet, 263-297. St.
Andrews: University of St. Andrews.
Davie, G. 2007. Vicarious Religion: A Methodological Challenge. In Everyday
Religion: Observing Modern Religious Lives, edited by N. Ammerman, 21-35.
New York: Oxford University Press.
Day, J. 2006. The Mummy’s Curse: Mummymania in the English-Speaking World.
London: Routledge.
Dzhanaity, S.K. 2007. Tri slezy Boga [The Three Tears of God.]. Vladikavkaz:
SOIGSI im. V.I. Abaeva.
Esders, S. 2012. “Faithful believers”: Oaths of Allegiance in Post-Roman Societies
as Evidence for Eastern and Western “Visions of Community”. In Visions of
Community in the Post-Roman World: The West, Byzantium and the Islamic
World, 300-1100, edited by C. Ganter, R. Payne, and W. Pohl, 357-374. Aldershot:
Ashgate Publishing.
Favret-Saada, J. 1992. Rushdie et compagnie: Préalables à une anthropologie
du blasphème [Rushdie and Company: Preliminaries to an Anthropology of
Blasphemy]. Ethnologie française 22 (3): 251-260.
Favret-Saada, J. 2016. An Anthropology of Religious Polemics: The Case of
Blasphemy Affairs. HAU: Journal of Ethnographic Theory 6 (1): 29-45.
Foltz, R. 2021. The Ossetes: Modern-Day Scythians of the Caucasus. London:
Bloomsbury.
Goldshtein, A.F. 1975. Srednevekovoe zodchestvo Checheno-Ingushetii i Severnoi
Osetii [Medieval Architecture in Chechnya-Ingushetia and North Ossetia].
Moskow: Nauka.
Halemba, A. 2008. “What does It Feel Like when Your Religion Moves under Your
Feet?” Religion, Earthquakes and National Unity in the Republic of Altai, Russian
Federation. Zeitschrift für Ethnologie 133 (2): 283-299.
Khodarkovsky, M. 1996. “Not by Word Alone”: Missionary Policies and Religious
Conversion in Early Modern Russia. Comparative Studies in Society and History
38 (2): 267-293.
Kohl, P.L. 1998. Nationalism and Archaeology: On the Constructions of Nations and the
Reconstructions of the Remote Past. Annual Review of Anthropology 27: 223-246.
Kouznetsov, V., and Y. Lebedynsky. 2005. Les Alains: Cavaliers des steppes,
seigneurs du Caucase: Ier-XVe siècles apr. J-C [The Alans: Riders of the Steppes,
Lords of the Caucasus: 1st-15th Centuries AD]. Paris: Errance.
Kuznetsov, V.A. 1990. Rekom, Nuzal i Tsarazonta [Rekom, Nuzal and Tsarozonta].
Vladikavkaz: Ir.
Mahmood, S. 2009. Religious Reason and Secular Affect: An Incommensurable
Divide? In Is Critique Secular? Blasphemy, Injury, and Free Speech, edited by
T. Asad et al., 64-100. Berkeley: University of Berkeley.
110
Этнографическое обозрение № 2, 2023
Marchisio, R. and M. Pisati. 1999. Belonging without Believing: Catholics in
Contemporary Italy. Journal of Modern Italian Studies 4 (2): 236-255.
Muzhukhoev, M.B. 1985. K voprosu ob interpretatsii nekotorykh kul’turnykh
pamiatnikov Severnoi Osetii epokhi Srednevekov’ia [On the Interpretation of
Some Cultural Monuments of the Middle Ages in North Ossetia]. In Voprosy
istoriko-kul’turnykh sviazei na Severnom Kavkaze [Issues of Historical and
Cultural Ties in the North Caucasus], edited by M.M. Bliev, 72-82. Ordzhonikidze:
SOGU im. K.L. Khetagurova.
Pankov, I.A. 2020. Legendy ob oskvernenii sviatyn’ kak element struktury sakral’nogo
prostranstva mazara [Legends of the Desecration of Shrines as an Element of the
Structure of the Mazar’s Sacred Space]. Traditsionnaia kul’tura 21 (2): 148-159.
Plets, G., N. Konstantinov, V. Soenov, and E. Robinson. 2013. Repatriation, Doxa,
and Contested Heritages the Return of the Altai Princess in an International
Perspective. Anthropology & Archeology of Eurasia 52 (2): 73-98.
Riis, O. 1996. Religion et Identité Nationale au Danemark [Religion and National
Identity in Denmark]. In Identités Religieuses en Europe [Religious Identities
in Europe], edited by G. Davie and D. Hervieu-Léger, 113-130. Paris:
La Découverte.
Rosenwein, B.H. 2006. Emotional Communities in the Early Middle Ages. Ithaca:
Cornell University Press.
Shnirelman, V.A. 2000. Tsennost’ proshlogo: etnotsentristskie istoricheskie mify,
identichnost’ i etnopolitika [The Values of the Past: Ethnocentric Historical
Myths, Identity and Ethnopolitics]. In Real’nost’ etnicheskikh mifov [The Reality
of Ethnic Myths], edited by M.B. Olkott and A. Malashenko, 12-33. Moscow:
Gendal’f.
Sinanov, B.A. 2022. 1100-letie Kreshcheniia Alanii v obshchestvenno-politicheskom
i obshchestvennom diskurse Severnoi Osetii [The 1100th Anniversary of the
Christianisation of Alania in the Socio-Political and Public Discourse of
North Ossetia]. Kavkaz-Forum
11
VNC.2022.18.11.009
Tadina, N.A. 2020. A Native Anthropologist’s View on Covering the “Altai Princess”
Problem. Anthropology & Archeology of Eurasia 59 (2): 112-127.
Timothy, D.J. and P.J. Conover. 2006. Nature Religion, Self-Spirituality and New Age
Tourism. In Tourism, Religion and Spiritual Journeys, edited by D.J. Timothy
and D.H. Olsen, 139-155. London: Routledge.
Tmenov, V.K. 1985. Drevnie verovaniia osetin i ingushei i ikh otrazhenie v
pamiatnikakh material’noi kul’tury [Ancient Beliefs of the Ossetians and Ingush
and Their Reflection in Monuments of Material Culture]. In Voprosy istoriko-
kul’turnykh sviazei na Severnom Kavkaze [Issues of Historical and Cultural Ties
in the North Caucasus], edited by M.M. Bliev, 33-71. Ordzhonikidze: SOGU im.
K.L. Khetagurova.
