ТЕЛЕСНОСТЬ В БИОГРАФИЧЕСКИХ НАРРАТИВАХ
НЕГЕТЕРОСЕКСУАЛЬНЫХ ЛЮДЕЙ
П.А. Кислицына
Полина Андреевна Кислицына
|
|
pkislitsyna@eu.spb.ru | магистр (антропология и этнология), независимый исследова-
тель (Санкт-Петербург, Россия)
Ключевые слова
гендер, тело, телесность, гомосексуальность, бисексуальность, сексуальность, сексуальная
идентичность, биографический нарратив, стратегии нарративизации
Аннотация
В статье рассматриваются способы нарративизации телесности в биографических
повествованиях негетеросексуальных людей на материалах интервью и письменных
автобиографий. Рассказывая о своем опыте, негетеросексуальные люди проделыва-
ли поиск знаков в собственном теле и наделяли их определенными значениями. Для
концептуализации этой процедуры поиска в статье используются уликовая парадигма
К. Гинзбурга и соматические режимы внимания Т. Чордаша. Улики, найденные в те-
лесном опыте прошлого, интерпретируются самими людьми как подтверждение их
негетеросексуальности. Поиск таких улик требует особого навыка внимания к свое-
му телу, знания о (гомо)сексуальности. В статье анализируются язык описания тела,
выбранные информантами фигуры речи и терминологический аппарат, прослеживают-
ся гендерные различия в стратегиях нарративизации телесности. Основной стратегией
описания негетеросексуального тела оказывается эссенциализация: информанты стре-
мятся говорить о своей сексуальности в терминах “естественности” и “врожденности”,
что выражается на разных уровнях текста. Эссенциализация является для рассказчиков
способом нормализовать негетеросексуальность, продемонстрировать устойчивость
сексуальной идентичности и сделать нарратив когерентным.
повседневном знании сексуальность мыслится в первую очередь через
тело: именно тело представляется и объектом, и субъектом сексуального
В
желания, возбуждения и удовольствия. Социальные науки предлагают бо-
лее сложное описание отношений между телом и сексуальностью. Во-первых,
сексуальность понимается не как природная данность, а как социальный меха-
низм, набор практик и дискурсов, обусловленный конкретным историческим
контекстом (Рыклин 1994; Фуко 1996). Связь между сексуальностью и телом не
Статья поступила 22.09.2022 | Окончательный вариант принят к публикации 06.04.2023
Ссылки для цитирования на кириллице / латинице (Chicago Manual of Style, Author-Date):
Кислицына П.А. Телесность в биографических нарративах негетеросексуальных людей //
EDN: CPSWWN
Kislitsyna, P.A. 2023. Telesnost’ v biograficheskikh narrativakh negeteroseksual’nykh liudei
[Embodiment in Biographical Narratives of Non-Heterosexuals]. Etnograficheskoe obozrenie 3:
© Российская академия наук | © Институт этнологии и антропологии РАН
Кислицына П.А. Телесность в биографических нарративах...
207
однозначна, она возникает при переходе от дискурса к социальной практике и
наоборот (Ваньке 2018). Телесные параметры сексуальности не существуют до
или вне социальных практик, с помощью которых формируются и реализуются
отношения между людьми (Коннелл 2005). Во-вторых, тело оказывается мно-
гозначным понятием. Оно существует не только как физический объект: так-
же можно говорить о проживаемом, феноменологическом теле (Мерло-Понти
1999), социальном теле и теле как объекте контроля биополитики (Фуко 1996;
Douglas 1970; Scheper-Hughes, Lock 1987; Turner 1984), теле гендерном, сек-
суальном и медикализированном (Lupton 2012 [2003]), гибридном (Haraway
1991) и множественном теле (Соколовский 2019; Mol 2002). Проживаемое тело
остается недоступным для социального ученого, в особенности если материал
исследования - нарративы. Когда люди говорят о своем телесном и сексуальном
опыте, их “непосредственное” (а на самом деле обусловленное и физическими,
и социальными, и культурными факторами) восприятие преломляется сквозь
призму их рефлексии, искажений памяти, воображения, представлений о себе
и о мире, стратегий самопрезентации, доступного инструментария описания.
Поэтому нам доступны для изучения только репрезентации тела, его нарратив-
ное конструирование (Heavey 2015).
Как представлено тело в жизненных историях, в фокусе которых - сексу-
альная идентичность и негетеросексуальный опыт? В статье рассматриваются
способы нарративизации телесности в биографических повествованиях неге-
теросексуальных людей. Я использую семиотические концепции К. Гинзбурга
(Гинзбург 2004) и Т. Чордаша (Csordas 1993), для того чтобы описать проце-
дуры поиска знаков в собственном теле и наделения их значениями, которые
проделывали мои информанты в своих рассказах, когда говорили о становлении
их сексуальной идентичности. Статья заполняет собой лакуны в антропологи-
ческих исследованиях сексуальности в целом и негетеросексуального опыта в
частности, выполненных на российском материале, а также вносит вклад в изу-
чение устройства биографических нарративов.
Исследование выполнено на материалах биографических интервью и пись-
менных автобиографий, собранных у негетеросексуальных людей1 в 2018 г.
49 интервью (20 мужских и 29 женских) были проведены в Москве и Санкт-Пе-
тербурге. Для того чтобы получить письменные автобиографии, был организован
конкурс при поддержке сайта Colta.ru (см.: Гомосексуальность 2018). В резуль-
тате был собран корпус из 37 текстов (22 мужских и 15 женских) разной длины -
от 1,5 до 21 страницы. Полученные нарративы представляют собой истории лю-
дей о их жизни с раннего детства до момента проведения исследования с фокусом
на сексуальности2. Возраст моих информантов составляет от 18 до 64 лет: сред-
ний возраст участников интервью - 36 лет, средний возраст авторов автобио-
графий - 28 лет (среди тех, кто сообщил его). В основном мои информанты -
люди с высшим образованием и средним достатком, которые проживали на мо-
мент исследования в Москве или Санкт-Петербурге. Нужно учитывать, что и на
просьбы об интервью, и на участие в конкурсе откликались те люди, которые
были готовы и хотели обсуждать свою сексуальность, имели соответствующие
навыки. В число моих информантов не попали те, для кого такие разговоры или
письмо были затруднительны по тем или иным причинам (напр., из-за чувства
стыда или страха за свою безопасность). Это накладывает значительное огра-
ничение на исследование: в нем не представлены негетеросексуальные люди,
которые не распространяются о своей сексуальности, ведут закрытую жизнь.
208
Этнографическое обозрение № 3, 2023
Теоретические подходы к изучению телесности
Социальное тело. Для западной традиции мысли характерно фундамен-
тальное противопоставление тела и разума, происходящее из картезианской
философии и во многом обусловливающее как клинический подход к челове-
ческому телу, так и повседневные представления о нем (Heavey 2015; Scheper-
Hughes, Lock 1987). Этому дуализму противостоит феноменологическая тра-
диция, которая осмысляет тело как условие бытия личности, определяющее
восприятие мира (Мерло-Понти 1999). Антропологическая традиция изучения
тела как культурно обусловленного начинается с М. Мосса, предложившего по-
нятие “техники тела”, под которым он подразумевал способы “пользоваться”
своим телом, характерные для той или иной культуры (Мосс 1996). М. Дуглас
рассматривала тело как символ, источник метафор, а также разделяла физи-
ческое и социальное тела: социальное тело определяет способы восприятия
физического тела, а социальные категории модифицируют его физический опыт
(Douglas 1970). Н. Шейпер-Хьюз и М. Лок развивают концепцию социального
тела М. Дуглас, они пишут о том, как социальное истолкование тела подкрепля-
ет представления об обществе и отношениях внутри него (Scheper-Hughes, Lock
1987). В результате развития постструктуралистской мысли тело стало пони-
маться как продукт определенных знаний и дискурсов, которые могут меняться,
поэтому тело - это всегда незавершенный проект (Lupton 2012 [2003]).
Женское и мужское тела. Представления о “естественных” различиях
между мужчинами и женщинами глубоко укоренены в культуре. Повседневное
знание предполагает, что гендерные различия проистекают из того, что женские
и мужские тела отличны друг от друга в репродуктивном плане. Однако соци-
альные исследователи считают, что наделение значениями происходит в обрат-
ном направлении: структура социальных отношений переводит телесные отли-
чия в социальные процессы (Connell 2002). Иначе говоря, наши представления
о “естественных”, “природных” различиях мужских и женских тел - куль-
турный конструкт: это не мужское тело наделяет человека маскулинностью,
а, наоборот, тело получает маскулинность как социальное определение (Connell
1987). Дж. Батлер рассматривает мужское и женское тела как продукты дисци-
плинарных практик, которые и производят различия (Здравомыслова, Темкина
2015; Butler 1990). Гендер, сформированный культурой, определяет телесные
практики, а также способы самоощущения и чувствования.
Негетеросексуальное тело3. Исторически изучение сексуальной инаково-
сти (негетеросексуальности) началось с медицинского рассмотрения тела. Это
связано с нарастающей медикализацией сексуальности, начавшейся со второй
половины XVII в. Именно медикализация негетеросексуальных практик при-
водит к возникновению гомосексуального субъекта и самого понятия гомосек-
суальности (Фуко 1996). Термин “гомосексуальность” был предложен в 1869 г.
австро-венгерским публицистом и врачом Кароли Марией Бенкертом (Корбен
2014, Pickett 2021). Со второй половины XIX в. изучаются не только тела людей,
практикующих негетеросексуальные контакты, но и их рассказы о чувствах.
Негетеросексуальность превращается из порока, приводящего к физическому
уродству, в психическую болезнь (Кон 2006; Фуко 1996). Развитие сексологии,
появление общественных защитников в лице экспертов способствует рутини-
зации негетеросексуальных практик (Мюшембле 2021). Пионеры сексологии,
например, Карл Ульрихс, Рихард фон Крафт-Эбинг, Магнус Хиршфельд, апел-
лировали к врожденности гомосексуальности, предполагая для нее различные
Кислицына П.А. Телесность в биографических нарративах...
209
биологические причины, коренящиеся в теле (Walters 2014). С 1970-х годов
бурно развивается освободительное гей-движение, и сексуальное предпочтение
конструируется уже как политическая идентичность, тесно связанная с личной,
вопросы тела и происхождения гомосексуального влечения отходят на второй
план (Lupton 2012 [2003]; Walters 2014). Однако уже в 1980-е годы начинается
эпидемия ВИЧ-инфекции, негетеросексуальное тело снова становится объек-
том медицинского внимания и патологизируется в медицинских текстах и ме-
диа, а ВИЧ и СПИД называют “гей-чумой” (Lupton 2012 [2003]). Со второй
половины XX в. ведутся социобиологические исследования, ставящие своей
целью выяснить причины гомосексуальности человека (обзор подобных работ
см.: Кон 2006; Walters 2014). С. Уолтерс обращает внимание на то, что они преи-
мущественно посвящены мужской гомосексуальности, их гипотезы имплицит-
но содержат множество культурных предположений и гендерных стереотипов
(Walters 2014). Генетическое обоснование ищут всегда для гомосексуального
поведения, но не для гетеросексуального, что одновременно свидетельствует
о господствующем взгляде на гетеросексуальность как “натурализованную”
норму и способствует его утверждению. Тем не менее “социобиология стано-
вится здравым смыслом” (Lancaster 2003: 12), а биологическое объяснение го-
мосексуальности оказывается самым распространенным обоснованием право-
защитной риторики.
Способы “чтения” тела. Если любое тело представляет собой социальный
“текст” (Lupton 2012 [2003]: 25), значит можно концептуализировать навыки
его “чтения” и “систему знаков”. Формулируя концепцию уликовой парадигмы,
К. Гинзбург описывает методы Джованни Моррели, который по мелким дета-
лям (напр., форме уха) отличал поддельные картины от оригиналов, Шерлока
Холмса, раскрывавшего преступления с помощью незаметных улик, и Зигмунда
Фрейда, который искал в скрытых слоях человеческой психики определенные
симптомы (Гинзбург 2004). К. Гинзбург усматривает во всех трех случаях мо-
дель медицинской симптоматологии - дисциплины, позволяющей диагностиро-
вать болезни, недоступные для прямого наблюдения, с помощью неочевидных
примет. Именно такой, “детективный”, подход и предполагает предложенная
им уликовая парадигма - эпистемологическая модель, построенная на дешиф-
ровке “непрозрачной” реальности с помощью примет или улик (Там же: 224).
К. Гинзбург называет этот метод “ретроспективным пророчеством”, поскольку
это путь от следствия к причинам, а не наоборот (Там же: 216).
Чтобы найти в своем теле какие бы то ни было симптомы или признаки, нуж-
но иметь навык особого внимания и распознания. О таком культурном умении
пишет Т. Чордаш, предлагая понятие “соматические режимы внимания”, под
которым понимает выработанные культурой способы обращения к собствен-
ному телу и телам других (Csordas 1993). Для него важно феноменологическое
понимание восприятия и чувственного опыта: речь идет не об абстрактных те-
лах, а о воплощенном существовании в мире, конкретном положении тела, его
определенном состоянии.
Говоря о поиске улик и выработке особого соматического режима внима-
ния в контексте биографических нарративов, нужно сказать и о специфике по-
строения таких текстов. Во-первых, они стремятся к связности, целостности
и непрерывности: рассказчик представляет свою жизнь таким образом, что
события вытекают одно из другого, переплетаются причинно-следственными
связями (Linde 1993). Во-вторых, рассказчик, объясняя актуальную концепцию
себя, склонен реинтерпретировать события прошлого, давая им оценку с уче-
210
Этнографическое обозрение № 3, 2023
том своей нынешней позиции (Рождественская 2013). Таким образом, в не-
гетеросексуальных биографических нарративах улики негетеросексуальности4,
обнаруженные в прошлом сейчас, когда рассказчик уже сформировал свою сек-
суальную идентичность, могут обеспечивать когерентность нарратива, но для
того чтобы уметь находить такие улики в своем теле, необходимо освоить опре-
деленный режим внимания.
Язык описания тела и гендерные различия
Прежде всего я бы хотела сосредоточиться на фигурах речи и терминоло-
гическом аппарате, которые использовали мои информанты для репрезентации
собственной телесности, а также на гендерных различиях в выборе языка опи-
сания.
Рассказчики использовали в речи телесные метафоры и другие тропы.
Так, информант описывает себя: “Я гомосексуал от пяток до кончиков волос”
(гомосексуальный мужчина, 1985 г.р.). Метонимический образ тела, представ-
ленный здесь, усиливает цельность его сексуальной идентичности, подчеркива-
ет ее слитность с телом рассказчика. Информантка (ее идентичность и возраст
неизвестны) рассуждает о гомосексуальных людях, встреченных ей на сайтах
знакомств: “Большинство из них такие же, как я - трясущиеся люди, которые
изъедают себя изнутри своим естеством, рвущимся наружу”. Гомосексуаль-
ность описывается здесь с помощью метафоры естества, природного свойства,
которое лоцируется внутри тела, доставляет страдания и стремится вовне.
В этом образе присутствуют также телесное напряжение, дрожь, страх, отража-
ющие стигматизированность гомосексуального тела.
Свое гомосексуальное влечение информанты описывали через синекдохи,
обращающиеся к микроуровню строения тела: клетки, гормоны. Так, инфор-
мант говорит о стремлении найти сексуального партнера следующим образом:
“Естественно, гормоны брали свое” (гомосексуальный мужчина, 1974 г.р.).
Он эксплицитно подчеркивает “естественность” с помощью вводного слова, а
также через описание своего влечения через метонимический образ гормонов,
которые выступают в данном случае агентами действия, подталкивая рассказ-
чика к тем или иным поступкам. Другой информант так рассказывает о сво-
ей встрече с юношей: “Выброс гормонов, ножки подкашиваются, настроение
приподнято. Я почувствовал влечение, желание мужского тела” (гомосексуаль-
ный мужчина, 1992 г.р.). Переживание сексуального возбуждения, эйфории от
свидания рассказчик передает с помощью описания разных телесных ощуще-
ний, в том числе через образ гормонов. С помощью подобных телесных, даже
биологизаторских тропов создается представление о негетеросексуальности
как об укорененном в теле состоянии, о сущностной характеристике этого тела,
происходит своего рода натурализация гомосексуального влечения. Кроме того,
рассказчики использовали безличные конструкции для описания своего сексу-
ального влечения, изображая его независимость от их воли (примеры и анализ
этого приема будут приведены в следующем параграфе).
Мужчины и женщины выбирали разные стратегии нарративизации телесно-
сти, причем этот выбор был по-разному организован в интервью и в письмен-
ных автобиографиях. В разговоре со мной женщины делились откровенными
деталями, такими как опыт мастурбации или вагинизм (мышечный спазм, пре-
пятствующий вагинальному проникновению), а в письменных автобиографиях
были гораздо сдержаннее. Мужчины же, наоборот, в письменных текстах были
Кислицына П.А. Телесность в биографических нарративах...
211
значительно откровеннее, чем в интервью. Авторы письменных автобиогра-
фий, создавая свой текст анонимно и наедине с самими собой, были свобод-
нее, на их выбор в меньшей степени влияли необходимость держать лицо перед
интервьюером и социальная приемлемость тех или иных слов. В то же время
культурные нормы и образцы диктовали участникам конкурса, в каких терми-
нах и образах писать о своей сексуальности. Несмотря на анонимность уча-
стия, конкурс все же предполагал публичную репрезентацию себя, пусть и без
называния имени, в то время как доверительная беседа с интервьюером была
интимной (конечно, если удавалось установить доверие). Сложная комбинация
контекста порождения нарратива, коммуникативных задач рассказчика, генде-
ров нарратора и собеседника определяют выбор тем и средств описания для
разговора о собственной сексуальности и телесности. Далее в этом параграфе,
чтобы нивелировать фактор моего влияния на выбор стратегий описания тела,
сделанный моими информантами, я сосредоточусь на языке письменных авто-
биографий.
Письменные мужские тексты насыщены откровенными физиологическими
деталями, в числе которых - описание реакций тела, его органов и субстан-
ций, названия различных сексуальных практик. Так, мужчины пишут о своих
и чужих гениталиях (слово “член” является частотным в данном контексте),
обсуждают их размер (“большой”, “маленький”, иногда размер указывается
в сантиметрах в качестве комплиментарного эпитета для партнера), форму
(“напоминает сардельку”) и состояние (используются слова “эрекция”, “стояк”,
“сперма”, описывается эякуляция). Они упоминают названия различных сексу-
альных практик (“минет”, “оральный или анальный секс”), пишут об опыте ма-
стурбации (помимо “мастурбации” используются слова “дрочить”, “дрочка”).
Мужская сексуальная биография в целом строится вокруг событий, связан-
ных с телесными проявлениями собственной сексуальности. Обобщенный сце-
нарий включает в себя первую эрекцию, первый опыт мастурбации, первые сек-
суальные эксперименты (иногда значимым оказывается дебют в определенной
сексуальной роли или практике). Так, одна из автобиографий, которая будет ци-
тироваться далее, начинается с эпизода коллективного просмотра порнофильма
и первой эрекции. Далее следовал первый опыт мастурбации, описание фимо-
за, который, как позднее выяснилось, был у информанта, затем первый неудов-
летворительный секс. Затем автор рассказывает об опыте гетеросексуальных
отношений, о первой влюбленности в юношу, о попытке самоубийства из-за
неразделенной любви, о последовавшем за ней каминг-ауте перед родителями
и моменте окончательного принятия собственной идентичности. Остальные
события в его жизни описаны вскользь. Таким образом, его биографический
нарратив не сводится исключительно к говорению о телесности, однако эпизо-
ды, в которых центральным было тело, занимают важное место, оказываются
истоком его жизненной истории.
Анализируя мужскую гомосексуальную порнографию, Р. Дайер приходит
к выводу, что мужская сексуальность преимущественно репрезентируется че-
рез ее визуальные проявления (Dyer 1985). Он говорит, что мужчины, описывая
собственную эрекцию, редко акцентируют внимание на своих ощущениях, вме-
сто этого фокусируясь на том, как выглядят их гениталии. И гомосексуальная,
и гетеросексуальная порнография также акцентирует внимание на визуальном
образе мужского оргазма, всегда демонстрируя семяизвержение как кульмина-
цию действия, - таким образом порноиндустрия (вос)производит конструкцию
мужской сексуальности. То же самое можно сказать и о мужских биографиче-
212
Этнографическое обозрение № 3, 2023
ских нарративах, которые вобрали в себя доминирующие формы репрезентации
мужской сексуальности.
Женские письменные истории не так богаты эротическими и физиологиче-
скими подробностями. В нашей культуре отсутствуют устойчивые визуальные
образы или нарративные структуры, передающие женское сексуальное удоволь-
ствие или возбуждение, - вероятно, поэтому рассказчицы избегали говорить
подробно о телесных аспектах их сексуальности. В текстах не присутствует
какое-либо описание или упоминание гениталий - нет ни их прямого названия
(терминов или жаргонизмов), ни косвенных указаний, эвфемизмов или наме-
ков. Мастурбация не встречается ни в одной письменной женской автобигра-
фии. Чаще описывается переживание сексуального влечения и возбуждения
(само слово “возбуждение” мужчины и женщины используют с одинаковой ча-
стотой), а непосредственное сексуальное взаимодействие упоминается в основ-
ном вскользь, без называния конкретных практик, через фигуры речи и умолча-
ния. Так, информантка говорит о своем первом сексуальном опыте следующим
образом: “Страсть, копившаяся годами внутри нас, выходила наружу в виде
страстных поцелуев, ночных объятий и, в конце концов, мы перешагнули порог
этих детских невинных отношений” (негетеросексуальная женщина, 1998 г.р.).
Даже в тех женских автобиографиях, которые тяготеют к большей откровенно-
сти, конкретика опущена: “Она всецело отдала мне свое тело на исследование
и стимуляцию эрогенных зон, потом она кончила и заснула” (бисексуальная
женщина, 1988 г.р.). Несмотря на то, что рассказчица прямо говорит об оргазме
(что само по себе редкость для женских историй), о каких именно сексуальных
практиках идет речь, мы не узнаем из текста. Исключение составляет поцелуй,
оказавшийся центральным для женского эротического опыта в биографических
нарративах: женщины рассказывают о поцелуях гораздо чаще мужчин. Так, в
одном тексте, написанном женщиной, слова “поцелуи”, “целовать” и их произ-
водные использованы 22 раза, но это экстремум, резко выделяющийся на фоне
остальных. Многие мужчины тоже упоминают поцелуи, однако частотность их
упоминания в рамках одного текста ниже. В сравнении с другими сексуализи-
рованными практиками поцелуй сам по себе лишен чрезмерной эротической
окраски и гораздо более приемлем для публичной демонстрации с точки зрения
социальных норм.
Таким образом, женская стратегия нарративизации телесности предполага-
ет образность и умолчания вместо конкретных описаний практик и визуальных
образов, женская сексуальность и телесность представлены в нарративах диф-
фузными, отодвинутыми на второй план повествования.
Телесные признаки негетеросексуальности
Большинство информантов связывают появление у себя гомосексуального
влечения с началом полового созревания. При этом интересно отметить, как
эта связь риторически оформляется. Например, информантка говорит: “Всегда
знала (о том, что нравятся девочки. - П.К.), лет с 13, с начала полового созре-
вания” (гомосексуальная женщина, 1973 г.р.). “Всегда” быть гомосексуальной в
ее речи соответствует обнаружению у себя влечения к девочкам в раннем под-
ростковом возрасте, который является периодом социально ожидаемого про-
буждения сексуальности. В целом можно говорить о том, что сама по себе связь
между возникновением гомосексуального влечения и началом полового созре-
вания имплицитно содержит в себе биологизаторское объяснение сексуальной
Кислицына П.А. Телесность в биографических нарративах...
213
ориентации. Иными словами, гомо- или бисексуальность проявляется в ходе
“естественного” физиологического развития подростка и обретения им осоз-
нанной сексуальности. В такой эссенциалистской перспективе рассказчик, еще
не осознав свою сексуальность, не догадываясь о ней, уже имеет гомо- или би-
сексуальное тело, подающее своему обладателю сигналы, которые тот должен
вовремя заметить и верно проинтерпретировать. Очевидно, что к таким сигна-
лам относится замеченный сексуальный интерес к представителям своего пола,
сопровождаемый различными физиологическими реакциями.
В нарративах по-разному фигурируют описания сексуального интереса, вле-
чения, возбуждения, с которыми рассказчик сталкивается и которые вынужден
каким-то образом интерпретировать, встраивать в собственные представления
о себе и своем теле. Так, рассказчица пишет о появлении влечения к девочкам в
возрасте 12 лет, подчеркивая его физиологичность, бессознательный характер,
неконтролируемость: “К девочкам меня начало тянуть еще лет в 12, была такая
физическая тяга к нежным прикосновениям подруг, хотелось контакта, поцелу-
ев” (бисексуальная женщина, 1988 г.р.). Безличные формы глаголов подчеркива-
ют неподконтрольность этих желаний: “не хотела”, а “хотелось”, не “тянулась”,
а “начало тянуть”. Эта “тяга”, о которой говорит информантка, описывается как
независимая от ее воли, как некая внешняя сила по отношению к ней самой.
Другая информантка в интервью рассказывала о своих телесных ощущениях
в подростковом возрасте, вызванных прикосновениями других девушек, таким
образом: “У меня были моменты, когда ко мне прикасалась девушка определен-
ная, у меня электричество по телу шло. У меня было сексуальное возбуждение,
наверное, какая-то эмоциональная вовлеченность. Хотя девочка не подозревала
и ничего не имела в виду” (гомосексуальная женщина, 1978 г.р.). Сексуальное
возбуждение здесь сравнивается с электричеством, неким процессом, который
происходил в теле рассказчицы сам по себе и который она сама могла только за-
свидетельствовать, но не контролировать, поскольку не вполне осознавала его
природу. В этой цитате важно также и то, что оценка реакции на прикосновения
как сексуального возбуждения произошла позже. Рассказчица только подозре-
вает, что в тот момент имело место гомосексуальное влечение.
Другой автор письменной автобиографии, делясь своими ранними детскими
воспоминаниями, описывает, какое впечатление на него произвел прошедший
мимо молодой мужчина, подмигнувший ему:
Вы с интересом наблюдаете за ним. И замечаете, как он вам подмигивает. Просто так,
по-доброму и легко, продолжая общаться со своими единомышленниками. В этот мо-
мент, внутри вас просыпается вулкан. Тепло которого ощущается в каждой клетке ва-
шего тела. Но вы ребенок. Вы не знаете, что это такое. Что с этим делать, опасно ли это.
Сказать ли об этом маме? Миллион мыслей, которые раньше никогда не приходили вам
в голову. Новые ощущения на физическом уровне, которое до этого вы не испытывали
(гомосексуальный мужчина, ок. 1993 г.р.).
В этой цитате случайная встреча, по словам рассказчика, порождает как
новые мысли, эмоции, так и неизвестные, еще непонятные ребенку телесные
ощущения. Теперь же, в момент порождения нарратива, будучи взрослым и
идентифицируя себя как гея, рассказчик оценивает эти переживания как первые
проявления своей гомосексуальности. Сексуальность имплицитно сравнивает-
ся с просыпающимся вулканом, некой стихией, которая до какого-то момента
“спала”, но определенный стимул “разбудил” ее. Таким образом, (гомо)сексу-
альность оказывается внутренне присущей, имманентной, не развивающейся
214
Этнографическое обозрение № 3, 2023
под влиянием каких бы то ни было факторов, а скрывающейся внутри и в опре-
деленный момент обнаруживающей себя. Причем эта стихия захватывает все
тело целиком: рассказчик подчеркивает это, используя синекдоху и говоря о
“каждой клетке”, испытывающей это ощущение.
Описание физических признаков, подтверждающих наличие имманентно-
го гомосексуального влечения, оказывается составной частью той нарратив-
ной стратегии, которая стремится реконструировать развитие сексуальности,
представив его как связный, последовательный процесс. Наблюдение за своим
телом тесно связано с процессом формирования сексуальной идентичности.
При этом тело в рассказах оказывается агентным, оно проявляет себя как са-
мостоятельный актор: посылает сигналы, требует желаемого, с ним приходится
бороться или принимать и так далее. В то же время сам биографический субъ-
ект является пассивным наблюдателем, который фиксирует свои ощущения,
пытается дать им оценку, но не управляет своими реакциями. Для того чтобы
распознать сигналы тела, свидетельствующие о гомосексуальном влечении, не-
обходимо обладать некоторой культурной компетенцией, уметь обращать вни-
мание на те или иные ощущения. Чтобы заметить в себе тягу к людям того
же гендера, нужно иметь какое-то представление о сексуальном влечении как
таковом, а также быть внимательным к собственным импульсам и реакциям,
умея при этом различать, какие из них носят сексуальную окраску. В этом
смысле в цитируемой выше биографии у мальчика еще отсутствует необходи-
мый соматический режим внимания, а взрослый рассказчик уже овладел им и
приписывает себе-ребенку гомоэротические переживания. Кроме того, в случае
негетеросексуальности доминирующая культура не предоставляет доступных
образцов, с которыми можно было бы сравнивать свой опыт. Соответственно,
выработка такого особого соматического режима внимания к своему телу ос-
ложняется и занимает больше времени.
Отсутствие гетеросексуального влечения как улика
В случае гомосексуальных биографий значимую роль в нарративном по-
строении играют не только положительные признаки гомосексуального жела-
ния (указывающие на его наличие), но и отрицательные, которые подтверждают
отсутствие гетеросексуального влечения. Иначе говоря, негетеросексуальной
уликой может быть как наличие определенных особенностей, так и отсут-
ствие ожидаемых гетеронормативных знаков. Одним из самых распространен-
ных элементов повествования такого рода является подчеркнутое отсутствие
какой-либо заинтересованности в романтических или эротических отношениях
с противоположным полом. Так, рассказчица акцентирует внимание на своем
безразличии к отношениям с молодым человеком в юности: “Дима… предло-
жил встречаться. Я согласилась, но предприятие это не продлилось и недели,
потому что мне было настолько не интересно, что притворяться не было смыс-
ла” (гомосексуальная женщина, 1986 г.р.).
На телесном уровне это выражается в отсутствии физиологической реак-
ции на типичные гетеросексуальные стимулы, включая физический контакт
с людьми или мысли о его возможности, эротическую и порнографическую
продукцию. Чаще всего речь идет о ранней юности, когда информанты и ав-
торы собственных биографий впервые замечали свою негетеросексуальность.
Ориентируясь на предложенный культурой сценарий, рассказчики имплицит-
но, а иногда и эксплицитно предполагают, что “обычный”, гетеросексуальный
Кислицына П.А. Телесность в биографических нарративах...
215
подросток хочет вступать в сексуальные и романтические отношения с проти-
воположным полом, испытывает повышенный эмоциональный интерес и сек-
суальное возбуждение, видя обнаженные тела людей другого пола, и подчер-
кивают, что сами не ощущали ничего подобного. Автор одной из письменных
автобиографий описывает, как в 11 лет они с друзьями собрались посмотреть
найденный у родителей порнографический фильм. Рассказчик отмечает, что
сексуальное взаимодействие между мужчиной и женщиной не вызвало ника-
кой реакции: “Зажегся экран телевизора и на затертой, переписанной не один
раз записи, появляется первое в моей жизни порно. <…> А вот спустя минут
20 просмотра я потерял интерес даже к сюжету” (гомосексуальный мужчина,
1984 г.р.). Используя усилительную частицу (“даже”), он подчеркивает полное
безразличие. Это безразличие проявляется не только на уровне эмоциональной
вовлеченности, но и физиологически: в то время как у его ровесников при про-
смотре записи появилась эрекция, герой биографии испытывал другие ощуще-
ния: “И стал изучать поведение и реакцию тех, кто был со мной в комнате.
И… патетическая пауза… я наблюдаю у всех троих оттопыривающиеся шорты.
Физиологию происходящего я уже знал в том возрасте, но интереса не было.
И вот он, тот первый звоночек. У всех уже эрекция, а у меня встал, только когда
я смотрел на них” (гомосексуальный мужчина, 1984 г.р.).
Возбуждение при виде чужой эрекции оказывается для автора первым и са-
мым выразительным признаком собственной гомосексуальности, уликой или,
как он сам выразился, “звоночком”. Здесь важно, во-первых, визуальное прояв-
ление мужской сексуальности: сексуальное возбуждение (и у биографического
субъекта, и у окружающих его персонажей) находит явственное воплощение
в эрекции. Информант не знает, какие чувства переживали в тот момент его
товарищи, но делает выводы, опираясь на увиденное. На том же основании он
заключает и о собственном возбуждении: он почти не говорит о своих ощу-
щениях (помимо отсутствия интереса к тому, что происходило на экране), но
довольно механически соотносит момент эрекции с тем, куда был направлен
его взгляд. Его телесная реакция, эрекция, ярко проявляющая себя визуально,
оказывается лакмусовой бумажкой в этом эмпирическом исследовании себя.
Во-вторых, рассказчик имеет возможность сравнить себя не только с вообра-
жаемой нормой, но и с конкретными людьми: в этой комнате он оказывается в
меньшинстве, противопоставлен всем остальным. Информант завершает этот
эпизод своей биографии следующими словами: “Дальнейшие события того дня
не имеют никакого значения, так что можно их опустить. Это всего лишь кон-
статация первой на моей памяти эрекции. Все это лишь анализ моих воспоми-
наний”. Рассказчик признает, что это не просто воспоминание о прошлом, это
анализ воспоминаний. Выводы о значении тех телесных признаков, которые он
обнаружил в своем прошлом, были сделаны позже.
Другой автор демонстрирует безразличие к женской наготе, используя срав-
нение обнаженного женского тела с научными схемами: “…изображения (обна-
женной женщины. - П.К.) не вызвали у меня ровным счетом никаких эмоций,
как если бы я рассматривал в учебнике по химии строение молекулы водорода.
Абсолютное эмоциональное равнодушие: да, мне было любопытно, как устрое-
на физиология человека, но исключительно с научной точки зрения” (гомосек-
суальный мужчина, 1991 г.р.). Рассказчик отрицает и эмоциональное, и физио-
логическое возбуждение при виде женской наготы в своем опыте: она не могла
вызвать эротические ощущения в нем, как не мог это сделать учебник по химии.
216
Этнографическое обозрение № 3, 2023
В некоторых нарративах важное место занимает сравнение чувств, вызы-
ваемых гетеросексуальными и гомосексуальными контактами. Рассказчики
отмечают, что их тело ярче, сильнее реагирует на взаимодействия с людьми
своего пола. Информантка описывала свое недоумение по этому поводу так:
“Просто не могла понять, почему у меня так реагируется на девочек, а на маль-
чиков вообще такого нету” (гомосексуальная женщина, 1978 г.р.). Здесь снова
используется безличная конструкция, а также авторский неологизм “реагиро-
ваться”. Этот неологизм интересен тем, как он трансформирует значение слова
“реагировать” (откликаться, отвечать на какое-то внешнее воздействие) во что-
то независимое, отдельное по отношению к субъекту действия: сама реакция
оказывается внешней силой, не зависящей от рассказчицы: не “я реагирую”,
а “у меня реагируется”. Гомосексуальное влечение снова описывается как бес-
сознательное, укорененное в теле.
Другая рассказчица пишет о разнице между поцелуем с мужчиной и с жен-
щиной: “Меня уносило в нирвану. <…> От макушки до поясницы тело прони-
зывали волны блаженства и возбуждения, тело стало воздушным, а ноги ватны-
ми. Счастье длилось секунд 30-40. Ничего подобного с парнями я не испытывала.
Там целоваться было, как руку пожимать: по-братски или как Брежнев-Хонеккер.
А еще женские губы мягкие и податливые, мужские жестче и больше дикту-
ют, чем уступают” (гомосексуальная женщина, около 1978 г.р.). Здесь, как и в
цитировавшихся ранее нарративах, присутствует сравнение гетеросексуально-
го взаимодействия с чем-то по определению асексуальным (как рукопожатие),
возможно, даже отталкивающим5. Кроме того, рассказчица делает наблюдение
относительно отношений власти в мужском и женском взаимодействии, хотя в
женском взаимодействии, как она его описывает, отношения власти остаются.
Женские губы называются податливыми, что дает возможность субъекту пове-
ствования занимать активную, властную позицию.
В женских нарративах встречается описание отвращения, которое вызы-
вают сексуализированные взаимодействия с мужчинами (поцелуи, прикосно-
вения, признания в любви). Там, где в мужских историях фигурирует просто
отсутствие влечения, в женских иногда появляются сильные негативные эмо-
ции, сопровождающиеся физическим отторжением. Тексты насыщены эпитета-
ми, которые выражают соответствующие чувства: “противно”, “ощущала себя
оскорбленной, разозленной и униженной”. Это отвращение иногда подается
рассказчицами как неосознанная телесная реакция, не поддающаяся контро-
лю и поначалу не находящая объяснения. Так, информантка описывает свои
гетеросексуальные отношения в юности следующим образом: “Мне нравились
мальчики, и я встречалась с некоторыми, был один нюанс, который не нравился
никому и вызывал подозрения у всех моих бывших и у самой себя - мне было
противно целоваться с ними, одна мысль о том, что кто-то засунет мне в рот
свой язык, уже вызывала панику, поэтому все мои недоотношения продлились
недолго” (негетеросексуальная женщина, 1996 г.р.). В этой цитате информант-
ка акцентирует внимание на физиологических деталях поцелуя, подчеркивая
таким образом свое физическое отвращение, а гетеросексуальные отношения
называет “недоотношениями”, не признавая их настоящими. Любопытно, как
она оговаривает, что ее отвращение стало поводом для подозрения, уликой не
только для нее самой, но и для ее гетеросексуальных партнеров. Они оказыва-
ются свидетелями, способными подтвердить ее инаковость.
Другая рассказчица описывает разнообразие своих чувств, вызванных даже
не физическим контактом, а просто выражением симпатии со стороны юношей:
Кислицына П.А. Телесность в биографических нарративах...
217
Я ненавидела, когда мне признавались в чувствах мальчики. Я ощущала себя оскорблен-
ной, разозленной и униженной. Мне хотелось никогда больше не видеть этого мальчи-
ка. Мне хотелось сказать ему - “уходи подальше и никогда не напоминай мне о своем
существовании”, а самой спрятаться под одеяло и плакать. Это, правда, странная реакция.
Я воспринимала мальчиков как глупых, неинтересных, некрасивых, и мне было против-
но их внимание (гомосексуальная женщина, около 1993 г.р.).
Чувство униженности и отвращения, которые описывает информантка,
можно интерпретировать как то, что любой интерес к ней со стороны мальчиков
она воспринимала как имеющий сексуальный подтекст, а потому в ее реакции
активно участвует тело.
Возможно, такое различие в реконструкции опыта и самопрезентации так-
же связано с агентностью разного типа у мужчин и женщин. Мужская гетеро-
сексуальность мыслится активной, и поэтому отсутствие интереса оказывается
достаточным для негетеросексуального рассказчика-мужчины, чтобы проде-
монстрировать свою инаковость. Женская гетеросексуальность мыслится более
пассивной и уступительной, поэтому принятие ее означает уступку активным
действиям мужчины, которые в гомосексуальном нарративе будут интерпрети-
роваться как назойливые или вызывающие отвращение.
Специфически мужской является дискурсивная стратегия, включающая
описание физической неспособности вступить в сексуальный акт с женщиной
или получить от этого действия удовольствие или удовлетворение. Рассказчики
иногда подчеркивают, что виной всему их собственная физиологическая реак-
ция: по их словам, сами они хотели бы заняться сексом с партнершами, которые
действительно их привлекали, но их тело было не приспособлено к этому, не от-
вечало на гетеросексуальные стимулы. В рамках этой дискурсивной стратегии
снова возникает особая агентность тела: оно как будто обладает собственными
намерениями и не поддается социальному влиянию, требующему гетеросексу-
ального поведения. Подобные описания включают в себя чувство стыда, страха
быть осмеянным, не состояться как мужчина, а, соответственно, в них импли-
цитно проявляются нормы маскулинности, которым рассказчикам не удалось
соответствовать, и связанная с этим стигма. Так, информант рассказывает, что
получал удовольствие от платонических отношений с девушкой, но сексуаль-
ного интереса к ней не испытывал: “Оказавшись наедине, я немного опешил.
Общение и флирт давались легко и приносили удовольствие, но физического
притяжения не было. Все завершилось симуляцией оргазма с моей стороны.
Да, я не оговорился, стремился скорее все прекратить. Близки мы больше не
были” (гомосексуальный мужчина, 1992 г.р.). Рассказчик подчеркивает, что был
вынужден изобразить оргазм перед своей партнершей. Нормы маскулинности
и мужской сексуальности не позволили ему остановить процесс, требуя от него
кульминации в виде достижения оргазма (Dyer 1985). Причем удовольствие
партнерши вообще не фигурирует в тексте, читатель не знает ничего о том,
достигла ли она оргазма и как она сама оценивала этот сексуальный опыт. Она
выступает здесь исключительно в роли биографического помощника, который
невольно способствует осознанию биографическим субъектом своей сексуаль-
ности. Интересно также, что имитация оргазма, по мнению рассказчика, тре-
бует особой оговорки, пояснения, - вероятно, потому, что воспринимается как
типично женский сценарий поведения, странный в мужском нарративе.
Еще один информант рассказывает о своем стремлении получить социаль-
ное одобрение и престиж, вступив в сексуальные отношения с привлекатель-
ной, популярной девушкой: “Девушка не возбуждала меня, но само осознава-
218
Этнографическое обозрение № 3, 2023
ние факта, что переспать с ней мечтали все парни на факультете и половина
преподавателей, а она выбрала именно меня, невероятно льстило самолюбию.
Когда мы гуляли по городу под ручку, машины не переставали ей сигналить.
Наша первая и единственная ночь была ужасной” (гомосексуальный мужчина,
около 1973 г.р.). Рассказчик противопоставляет тот эффект, который производи-
ла внешность девушки на всех мужчин вокруг, и отсутствие возбуждения у него
самого, завершившееся неудачным сексуальным опытом. Его первоначальная
цель - поднять свой социальный статус посредством сексуального контакта -
не была достигнута, вместо этого он испытал стыд и разочарование. Здесь вид-
на логика достижения: сексуальный опыт (особенно с привлекательной жен-
щиной) воспринимается как социально приемлемый способ утвердить себя
(Ваньке 2018).
Другой рассказчик описывает сексуальный опыт с девушкой как настой-
чивый поиск в себе гетеросексуального влечения, происходящий вопреки соб-
ственной телесной реакции:
Со стороны, наверное, это выглядело смешно - я то и дело отводил ее руки от лица, ее
губы от своих губ, выбирался из-под ее тела, чтобы выскользнуть из кровати, и стара-
тельно тянул время, чтобы подольше не возвращаться в кровать. Одновременно все эти
минуты я спрашивал себя внутри, испытываю ли я сексуальное влечение к ней, и всякий
раз ответ отправлял меня в нокаут: нет! Я сильно старался, изображая страстного любов-
ника, но во мне ничего не шевелилось к Лене. В итоге я собрал силу воли и ушел домой
(гомосексуальный мужчина, 1982 г.р.).
Информант говорит об этом процессе так, как будто он принуждает себя к
сексу с женщиной, но в то же время пытается его избежать. Он также подчер-
кивает имитационный характер своей деятельности, стремление разыграть сце-
нарий идеальной маскулинности, роль “страстного любовника”. Тем не менее
его попытки не увенчались успехом, и для того чтобы прервать это действие,
как он пишет, ему потребовались усилия. Соответственно, те нормы, которые
принудили процитированного выше информанта имитировать оргазм, оказыва-
ли давление и на него.
Иногда мужчины говорят о том, что намеренно искали возможности про-
верить, способны ли они на секс с женщинами. Замечая у себя гомосексуаль-
ное влечение, они нуждаются в неком подтверждении, эмпирическом доказа-
тельстве. Это можно обозначить как дискурсивную стратегию тестирования и
подтверждения подозрений: “Вечно так продолжаться не могло, и в 18 лет я
отчетливо понял, что тянуть с определением своей ориентации больше нельзя:
я решил устроить себе единственно возможную проверку - оказаться в одной
постели с девушкой” (гомосексуальный мужчина, 1991 г.р.). Этот информант
рассказывает далее, как решил во время поездки за границу воспользоваться
услугами секс-работницы. Однако этот опыт оказался неудачным, и затем, по
возвращении в Россию, как он пишет, “настало время принимать себя”, т.е. в
этот момент он определил свою сексуальную ориентацию, идентичность.
В качестве объяснения своей неудачи рассказчики приводят только соб-
ственную гомосексуальность. Никакие другие факторы, которые могли бы ока-
зать влияние, не появляются в рассказе. Мы мало знаем о том, как реагирова-
ла партнерша на происходящее, что говорила или делала. При этом неудачный
первый сексуальный опыт может совершенно иначе монтироваться в гетеросек-
суальной биографии, где вина может возлагаться на нечуткую или чрезмерно
пассивную партнершу, или в асексуальной биографии, где неудача будет связы-
Кислицына П.А. Телесность в биографических нарративах...
219
ваться с отсутствием сексуального интереса вообще. Соответственно, важным
оказывается не мотив сам по себе, а его функция в биографическом нарративе.
*
*
*
Итак, гомосексуальное и бисексуальное тела в биографических наррати-
вах предстают иными, отличающимися от нормативного, гетеросексуального.
Рассказчики описывают процесс узнавания собственной сексуальности как
обнаружение некоторых телесных знаков и их интерпретацию. К этим знакам
относятся телесные реакции на какое-либо гомосексуальное взаимодействие и
(в случае гомосексуальных рассказчиков) отсутствие реакции или негативная
реакция на гетеросексуальное взаимодействие. Для того чтобы заметить эти
признаки в себе и дать им верную трактовку, необходимо обладать соответству-
ющими знаниями о сексуальности вообще и гомосексуальности в частности.
Поскольку информанты описывают свое прошлое, все эти знания и оценки но-
сят ретроспективный характер.
Неудачный или неудовлетворительный сексуальный опыт с женщиной и
выявленная таким образом неспособность к гетеросексуальным отношениям
фигурируют в мужских рассказах как показатели подлинной гомосексуально-
сти. С точки зрения некоторых рассказчиков, сексуальная ориентация должна
проверяться сексуальным опытом от противного. Иными словами, окончатель-
ное доказательство мужской гомосексуальности не в эротических фантазиях,
наличии влечения к мужскому телу и даже не в успешном, удовлетворительном
гомосексуальном опыте, а в невозможности (физической) заниматься сексом с
представителем противоположного пола. При этом опыт с конкретной женщи-
ной обобщается, становится опытом с любой женщиной вообще, теряет свою
уникальность и контекст. Это распространенное представление подтверждает
бинарную модель, в которой существуют только гомосексуальная и гетеросек-
суальная ориентации, а бисексуальность, как и континуальность, гибкость сек-
суальности, невозможна.
Однополое сексуальное влечение оказывается органической частью тела,
иногда даже его основной особенностью. Природа этого тела такова, что его
невозможно принуждать к гетеросексуальному поведению (или исключительно
гетеросексуальному в случае, если речь идет о бисексуальности). Основным
способом нарративизации негетеросексуального опыта оказывается его эссен-
циализация. Эту тенденцию замечал еще М. Фуко: «Гомосексуальность стала
говорить о себе, отстаивать свою законность и свою “естественность”, и часто
в тех же терминах, в тех же категориях, посредством которых она была дисква-
лифицирована медициной» (Фуко 1996: 202). Он комментирует это кажущееся
противоречие следующим образом:
Дискурсы являются тактическими элементами или блоками в поле отношений силы;
внутри одной и той же стратегии могут быть самые различные и даже противоречащие
друг другу дискурсы; и, наоборот, они могут обращаться, не меняя своей формы, меж-
ду противоположными стратегиями. <...> Их (дискурсы о сексуальности. - П.К.) следу-
ет расспрашивать на двух уровнях - на уровне их тактической продуктивности: какие
реципрокные эффекты знания и власти они обеспечивают, и на уровне их стратегической
интеграции: какое стечение обстоятельств и какое отношение силы делает их использо-
вание необходимым в таком-то и таком-то эпизоде происходящих столкновений (Там же
1996: 202-203).
220
Этнографическое обозрение № 3, 2023
Эссенциализация негетеросексуальности позволяет нормализовать ее с по-
мощью аргументов из области естественнонаучного знания, которое остает-
ся более влиятельным, нежели социальные науки, не допускает разночтения
и предлагает простое объяснение. В отличие от социально-конструктивист-
ского подхода к сексуальности, предполагающего множественность и гиб-
кость человеческой сексуальности и отсылающего к постструктуралистским
концепциям, биологическое объяснение негетеросексуальности компактно
и понятно неспециалисту. В этом смысле можно говорить о стратегическом
эссенциализме (Spivak 1990), необходимом для противостояния гомофобной
риторике о гей-пропаганде, распущенности или греховности6 (о проблематичности
такой стратегии см.: Walters 2014). С тактической точки зрения, эссенциали-
зация позволяет каждому негетеросексуальному рассказчику продемонстриро-
вать устойчивость своей сексуальной идентичности и одновременно сделать
свой биографический нарратив связным, цельным и последовательным, решив
таким образом сразу несколько вопросов саморепрезентации.
Примечания
1 В работе я использую термин “негетеросексуальные люди” как зонтичное
понятие, включающее в себя гомосексуальных, бисексуальных, пансексуаль-
ных людей, а также тех, кто не определяет себя через сексуальность, но имеет
гомосексуальный опыт. Отказ от навязывания чуждой идентичности был важен
для меня как по этическим соображениям, так и потому, что я стремилась к
точности описания и анализа. Среди моих информантов нет трансгендерных
или небинарных людей, и термин “негетеросексуальные люди” подчеркивает
фокус исследования на сексуальной, а не гендерной инаковости (в отличие от
“квир”, например, который к тому же чужд или не знаком части информантов).
В своем выборе терминологии я во многом следую за Ф. Стеллой (см.: Stella
2015). Подробнее о терминах и практиках самоидентификации моих информан-
тов см.: Кислицына 2021.
2 Схожая методология использовалась А. Роткирх, которая также собирала
материал с помощью автобиографического конкурса (см.: Роткирх 2011).
3 Этот обзор включает исследования, выполненные в основном на европей-
ском и американском материалах. О негетеросексуальной телесности в россий-
ском контексте, помимо указанной работы И.С. Кона (Кон 2006), см.: Барчунова
2010; Нартова 2008; Омельченко 2004.
4 О том, какие негетеросексуальные улики, помимо телесных, пред-
ставляют в своих биографических нарративах негетеросексуальные люди,
см.: Кислицына 2023.
5 Поцелуй Брежнева и Хонеккера был изображен Д. Врубелем на Берлинской
стене в 1990 г.; его работа имеет два названия: “Господи, помоги мне выжить
среди этой смертной любви” и “Братский поцелуй”. Эти названия, как и визу-
альный ряд, порождают массу интерпретаций, хотя сам художник, по всей види-
мости, не закладывал гомосексуальных коннотаций в свою работу. Рассказывая
о том, как у него появилась идея граффити, он говорил об “омерзении” и “отвра-
щении”, которое испытывал, увидев впервые фотографию поцелуя Брежнева и
Хонеккера (см.: Делимбетов 2014). Тем не менее изображение иногда обыгры-
вается как гомоэротическое. Например, в Алматы гей-клуб создал рекламный
постер с поцелуем Пушкина и Курмангазы, казахского народного музыканта, и
этот постер был выполнен как оммаж работе Врубеля (см: Shoshanova 2021).
Кислицына П.А. Телесность в биографических нарративах...
221
6 Подробнее об изобретении этого дискурса и его влиянии на жизнь неге-
теросексуальных людей в России см.: Соболева, Бахметьев 2014; Healey 2018.
Источники и материалы
Гомосексуальность 2018 - Гомосексуальность в России: конкурс ваших исто-
18.11.2018).
Делимбетов
2014
- Делимбетов О.
“Пограничники не пускали меня в
Западный Берлин, но давали воду для рисования”: Дмитрий Врубель о
Берлинской стене и
“Братском поцелуе”
// Коммерсантъ.
07.11.2014.
Научная литература
Барчунова Т., Парфенова О. SHIFT-F2: Интернет-фактор, массмедиа и интим-
ное поведение молодых сибирячек // Laboratorium. Журнал социальных ис-
следований. 2010. №. 3. С. 150-172.
Ваньке А. Мужские тела, сексуальности и субъективности // Логос. 2018. № 4.
Гинзбург К. Мифы - эмблемы - приметы: морфология и история. М: Новое из-
дательство, 2004. С. 189-141.
Здравомыслова Е.А., Тёмкина А.А. 12 лекций по гендерной социологии: учебное
пособие. СПб.: Изд-во Европейского ун-та в Санкт-Петербурге, 2015.
Кислицына П. “Мы выходим из шкафа не единожды, а много-много раз”:
каминг-аут, доверие и вариации открытости в биографиях российских
негетеросексуальных людей // Cahiers du Monde Russe. 2021. Т. 62 (2-3).
Кислицына П. Негетеросексуальные улики: расследование собственной сексу-
альности в биографических нарративах // Антропологический форум. 2023.
Кон И.С. Лики и маски однополой любви. Лунный свет на заре. М.: Олимп.
2003.
Коннелл Р. Основные структуры: труд, власть, катексис // Гендерная социо-
логия. Хрестоматия по курсу / Ред. И.Н. Тартаковская. М.: Вариант, 2005.
C. 287-319.
Корбен А. Тела встречаются // История тела: В 3-х т. Т. 2, От Великой француз-
ской революции до Первой мировой войны / Ред. А. Корбен, Ж.-Ж. Куртин,
Ж. Вигарелло. М.: НЛО, 2014. С. 123-178.
Мерло-Понти М. Феноменология восприятия. СПб.: Ювента, 1999.
Мосс М. Общества, Обмен, Личность. Труды по социальной антропологии.
М.: Наука, 1996. С. 242-263.
Мюшембле Р. Оргазм, или Любовные утехи на Западе. История наслаждения с
XVI века до наших дней. М.: НЛО, 2021.
Нартова Н. Другое (ли) тело: производство лесбийского тела в лесбийском
дискурсе // В тени тела. Сборник статей и эссе / Под ред. Н. Нартовой,
Е. Омельченко. Ульяновск: Изд-во Ульяновского гос. ун-та, 2008. С. 93-110.
Омельченко Е. Размытое начало: гомодебют в контексте сексуального сценария //
Интеракция. Интервью. Интерпретация. 2004. № 2-3. С. 74-86.
222
Этнографическое обозрение № 3, 2023
Рождественская Е.Ю. Биографический метод в социологии. М.: Издательский
дом НИУ ВШЭ, 2012.
Роткирх А. Мужской вопрос: любовь и секс трех поколений в автобиографиях
петербуржцев. СПб: Изд-во Европейского ун-та в Санкт-Петербурге, 2011.
Рыклин М. Сексуальность и власть: антирепрессивная гипотеза Мишеля Фуко //
Логос. 1994. № 5. С. 196-206.
Соболева И., Бахметьев Я. “Меня как будто вытолкали за ворота”: реакция
ЛГБТ на запрет “пропаганды гомосексуализма” // Журнал исследований со-
циальной политики. 2014. Т. 12 (2). C. 217-232.
Соколовский С.В. Множественное тело и мультимодальность смерти // Соци-
2019-2-155-175
Фуко М. Воля к истине: по ту сторону знания, власти и сексуальности.
М.: Касталь, 1996.
Butler J. Gender Trouble: Feminism and Subversion of Identity. N.Y.: Routledge,
1990.
Connell R. Gender and Power: Society, the Person and Sexual Practices. Cambridge:
Polity Press, 1987.
Connell R. Gender. Cambridge: Polity Press; Malden: Blackwell Publishers, 2002.
Csordas Th.J. Somatic Modes of Attention // Cultural Anthropology. 1993. Vol. 8 (2).
Douglas M. Natural Symbols: Explorations in Cosmology. L.: Routledge, 1970.
Dyer R. Male Gay Porn: Coming to Terms // Jump Cut. 1985. Vol. 30 (1). P. 27-29.
Haraway D. Simians, Cyborgs, and Women: The Reinvention of Nature.
N.Y.: Routledge, 1991.
Healey D. Russian Homophobia from Stalin to Sochi. L.: Bloomsbury Publishing,
2018.
Heavey E. Narrative Bodies, Embodied Narratives // The Handbook of Narrative
Analysis / Eds. A. De Fina, A. Georgakopoulou. Malden: Willey Blackwell,
2015. P. 429-446.
Lancaster R.N. The Trouble with Nature: Sex in Science and Popular Culture.
Berkeley: University of California Press, 2003.
Linde C. Life Stories: The Creation of Coherence. Oxford: Oxford University Press,
1993.
Lupton D. Medicine as Culture: Illness, Disease and the Body. L: Sage, 2012 [2003].
Mol A. Body Multiple: Ontology in Medical Practice. Durham: Duke University
Press, 2002.
Pickett B. Homosexuality // The Stanford Encyclopedia of Philosophy Archive / Ed.
entries/homosexuality
Scheper-Hughes N., Lock M.M. The Mindful Body: A Prolegomenon to Future Work
in Medical Anthropology // Medical Anthropology Quarterly. 1987. Vol. 1 (1).
Shoshanova S. Queer Identity in the Contemporary Art of Kazakhstan // Central
Asian Survey. 2021. Vol. 40 (1). P. 113-131.
Spivak G. Can the Subaltern Speak? // Marxism and the Interpretation of Culture / Eds.
C. Nelson, L. Grossberg. Urbana: University of Illinois Press, 1990. P. 271-313.
Stella F. Lesbian Lives in Soviet and Post-Soviet Russia: Post/Socialism and Gendered
Sexualities. Basingstoke: Palgrave Macmillan, 2015.
Turner B. The Body and Society: Explorations in Social Theory. L.: Sage, 1984.
Кислицына П.А. Телесность в биографических нарративах...
223
Walters S.D. The Tolerance Trap: How God, Genes, and Good Intentions Are
Sabotaging Gay Equality. N.Y.: New York University Press, 2014.
R e s e a r c h A r t i c l e
Kislitsyna, P.A. Embodiment in Biographical Narratives of Non-Heterosexuals
[Telesnost’
v biograficheskikh
narrativakh
negeteroseksual’nykh
liudei].
Etnograficheskoe obozrenie,
2023, no.
3,
pp.
206-225.
© Russian Academy of Sciences © Institute of Ethnology and Anthropology RAS
independent researcher (St. Petersburg, Russia)
Keywords
gender, body, embodiment, homosexuality, bisexuality, sexuality, sexual identity,
biographical narrative, narrative strategies
Abstract
The article examines the ways in which embodiment is narrativized in biographical
stories of non-heterosexual people based on interview and written autobiographies.
When talking about their experiences, non-heterosexuals searched for signs in their
bodies and endowed them with dimensions of meaning. To conceptualize this search
procedure, I use Ginzburg’s evidence paradigm and Csordas’s somatic modes of
attention. The participants interpreted clues found in the body experience of the
past as proof of one’s non-heterosexuality. The search for such evidence requires a
specific mode of attention to one’s body and knowledge about (homo)sexuality. The
article analyzes the language of description of the body, such as figures of speech
and terms used by the participants, and traces gender differences in strategies for
narrativizing the body. Essentialization is the most popular strategy of narrativization
of non-heterosexual body. The participants talked about their sexuality in terms
of “naturalness” and “innateness”. Different levels of texts reflect this tendency.
Essentialization is a way to normalize non-heterosexuality, permeate sexual identity,
and make narratives coherent.
References
Barchunova, T., and O. Parfenova. 2010. SHIFT-F2: Internet-faktor, massmedia i
intimnoe povedenie molodykh sibiriachek [SHIFT-F2: The Factor of Internet,
Mass-Media and Intimate Behaviour of Young Siberian Women]. Laboratorium.
Zhurnal sotsial’nykh issledovanii 3: 150-172.
Butler, J. 1990. Gender Trouble: Feminism and Subversion of Identity. New York:
Routledge.
Connell, R. 1987. Gender and Power: Society, the Person and Sexual Practices.
Cambridge: Polity Press.
Connell, R. 2002. Gender. Cambridge: Polity Press; Malden: Blackwell Publishers.
Connell, R. Osnovnye struktury: trud, vlast’, kateksis [Basic Structures: Labour,
Power, and Cathexis]. In Gendernaia sotsiologiia. Khrestomatiia po kursu
[Sociology of Gender: An Anthology], edited by I.N. Tartakovskaia, 287-319.
Moscow: Variant.
Corbin, A. 2014. Tela vstrechaiutsia [Bodies Meet]. In Istoriia tela: V 3-kh t.
224
Этнографическое обозрение № 3, 2023
[A History of the Body, 3 vols]. Vol. 2, Ot Velikoi frantsuzskoi revoliutsii do
Pervoi mirovoi voiny [From the French Revolution to the First World War], edited
by A. Corbin, J.-J. Courtine and G. Vigarello, 123-178. Moscow: NLO.
Csordas, Th. J. 1993. Somatic Modes of Attention. Cultural Anthropology 8 (2):
Douglas, M. 1970. Natural Symbols: Explorations in Cosmology. London: Routledge.
Dyer, R. 1985. Male Gay Porn: Coming to Terms. Jump Cut 30 (1): 27-29.
Foucault, M. 1996. Volia k istine: po tu storonu znaniia, vlasti i seksual’nosti
[The Will to Truth: Beyond Knowledge, Power, and Sexuality]. Moscow: Kastal’.
Ginzburg, K. 2004. Mify - emblemy - primety: morfologiia i istoriia [Myths -
Emblems - Clues: Morphology and History]. Moscow: Novoe Izdatel’stvo.
Haraway, D. 1991. Simians, Cyborgs, and Women: The Reinvention of Nature. New
York: Routledge.
Healey, D. 2018. Russian Homophobia from Stalin to Sochi. London: Bloomsbury
Publishing.
Heavey, E. 2015. Narrative Bodies, Embodied Narratives. In The Handbook of
Narrative Analysis, edited by A. De Fina and A. Georgakopoulou, 429-446.
Malden: Willey Blackwell.
Kislitsyna, P.
2021.
“My vykhodim iz shkafa ne edinozhdy, a mnogo-mnogo
raz”: kaming-aut, doverie i variatsii otkrytosti v biografiiakh rossiiskikh
negeteroseksual’nykh liudei [“We Come Out of the Closet not Once, but Many,
Many Times”: Coming Out, Trust and Degrees of Openness Non-Heterosexuals’
Biographies]. Cahiers du Monde Russe
62
(2-3):
org/10.4000/monderusse.12465
Kislitsyna, P.
2023. Negeteroseksual’nye uliki: rassledovanie sobstvennoi
seksual’nosti v biograficheskikh narrativakh
[Non-Heterosexual Clues:
Investigating One’s Sexuality in Biographical Narratives]. Antropologicheskii
Kon, I.S. 2003. Liki i maski odnopoloi liubvi. Lunnyi svet na zare [The Faces and
Masks of Same-Sex Love: Moonlight at Dawn]. Moscow: Olimp.
Lancaster, R.N. 2003. The Trouble with Nature: Sex in Science and Popular Culture.
Berkeley: University of California Press.
Linde, C. 1993. Life Stories: The Creation of Coherence. Oxford: Oxford University
Press.
Lupton, D. (2003) 2012. Medicine as Culture: Illness, Disease and the Body. London:
Sage.
Mauss, M. 1996. Obshchestva. Obmen. Lichnost’. Trudy po sotsial’noi antropologii
[Societies, Exchange, Personality: Works in Social Anthropology]. Moscow:
Nauka.
Merleau-Ponty, M.
1999. Fenomenologiia vospriiatiia
[Phenomenology of
Perception]. St. Petersburg: Nauka.
Mol, A. 2002. Body Multiple: Ontology in Medical Practice. Durham: Duke
University Press.
Muchembled, R. 2021. Orgazm, ili Liubovnye utekhi na Zapade. Istoriia naslazhdeniia
s XVI veka do nashikh dnei [Orgasm and the West: A History of Pleasure from the
Sixteenth Century to the Present]. Moscow: NLO.
Nartova, N. 2008. Drugoe (li) telo: proizvodstvo lesbiiskogo tela v lesbiiskom
diskurse [The Other Body? The Production of the Lesbian Body in Lesbian
Discourse]. In V teni tela. Sbornik statei i esse [In the Shadow of the Body:
A Collection of Articles and Essays], edited by N. Nartova and E. Omel’chenko,
Кислицына П.А. Телесность в биографических нарративах...
225
93-110. Ul’ianovsk: Izdatel’stvo Ul’ianovskogo gosudarstvennogo universiteta.
Omel’chenko, E. 2004. Razmytoe nachalo: gomodebiut v kontekste seksual’nogo
stsenariia [A Blurred Beginning: A Homo Debut in the Context of a Sexual
Script]. Interaktsiia. Interv’iu. Interpretatsiia 2-3: 74-86.
Pickett, B. 2021. Homosexuality. In The Stanford Encyclopedia of Philosophy, edited
Rotkirch, A. 2011. Muzhskoi vopros: liubov’ i seks trekh pokolenii v avtobiografiiakh
peterburzhtsev [The Man Question: Love and Sex of Three Generations in the
Autobiographies of the People from St. Petersburg]. St. Petersburg: Izdatel’stvo
Evropeiskogo universiteta v Sankt-Peterburge.
Rozhdestvenskaya, E.Y. 2012. Biograficheskii metod v sotsiologii [Biographical
Method in Sociology]. Moscow: Izdatel’skii dom NIU VShE.
Ryklin, M. 1994. Seksual’nost’ i vlast’: antirepressivnaia gipoteza Mishelia Fuko
[Sexuality and Power: Michel Foucault’s Antirepressive Hypothesis]. Logos 5:
196-206.
Scheper-Hughes, N., and M.M. Lock. 1987. The Mindful Body: A Prolegomenon to
Future Work in Medical Anthropology. Medical Anthropology Quarterly 1 (1):
Shoshanova, S. 2021. Queer Identity in the Contemporary Art of Kazakhstan. Central
Asian Survey 40 (1): 113-131.
Soboleva, I., and Y. Bakhmetjev. 2014. “Menia kak budto vytolkali za vorota”: reaktsiia
LGBT na zapret “propagandy gomoseksualizma” [“I Was Basically Kicked Out”:
Reaction of LGBT on the Prohibition of “Homosexuality Propaganda”]. Zhurnal
issledovanii sotsial’noi politiki 12 (2): 217-232.
Sokolovskiy, S.V. 2019. Mnozhestvennoe telo i mul’timodal’nost’ smerti [The Body
Multiple and the Multimodality of Death]. Sotsiologiia vlasti 31 (2): 155-175.
Spivak, G. 1990. Can the Subaltern Speak? In Marxism and the Interpretation of
Culture, edited by C. Nelson and L. Grossberg, 271-313. Urbana: University of
Illinois Press.
Stella, F. 2015. Lesbian Lives in Soviet and Post-Soviet Russia: Post/Socialism and
Gendered Sexualities. Basingstoke: Palgrave Macmillan, 2015.
Turner, B. 1984. The Body and Society. Explorations in Social Theory. London: Sage.
Vanke, A. 2018. Muzhskie tela, seksual’nosti i sub’ektivnosti [Masculine Bodies,
Sexualities and Subjectivities]. Logos 28 (4): 85-108.
Walters, S.D. 2014. The Tolerance Trap: How God, Genes, and Good Intentions Are
Sabotaging Gay Equality. New York: New York University Press.
Zdravomyslova, Y.A., and A.A Temkina, 2015. 12 lektsii po gendernoi sotsiologii:
uchebnoe posobie [12 Lectures on Gender Sociology: Textbook]. St. Petersburg:
Izdatel’stvo Evropeiskogo universiteta v Sankt-Peterburge.
