Современная Европа, 2022, № 1, с. 154-168

УДК 316.472.3, 330.341.2

СКАНДИНАВСКИЙ УРАВНИТЕЛЬНЫЙ

ИНДИВИДУАЛИЗМ И ГОСУДАРСТВО

ВСЕОБЩЕГО БЛАГОСОСТОЯНИЯ

Кандидат экономических наук

Национальный исследовательский институт мировой экономики

и международных отношений им. Е. М. Примакова Российской академии наук.

117997, Россия, Москва, ул. Профсоюзная, 23.

^E-mail: studentcov.viktor@gmail.com

Поступила в редакцию 09.10.2021

После доработки 15.11.2021

Принята к публикации 21.12.2021

Аннотация. Цель статьи состоит в прояснении некоторых мировоззренческих

аспектов нордического (скандинавского) индивидуалистического уравнительного

общества. В отношении скандинавов высказываются крайне противоречивые

суждения: с одной стороны, их характеризуют чуть ли не как крайних индивиду-

алистов, с другой ― признают присущую им тягу к равенству. И то, и другое

находит свое действительное подтверждение фактами. Данный мнимый парадокс

разрешается просто: индивидуализм, как показал Г. Триандис, бывает горизон-

тальным и вертикальным. Скандинавским странам присущ именно горизонталь-

ный, или, иначе говоря, уравнительный индивидуализм. Данное обстоятельство

было ранее осмыслено местными учёными М. Гюллестад и О. Дауном. Хотя соци-

ал-демократические правительства приложили немало усилий для поддержания

такого специфического положения вещей, есть все основания полагать, что оно

начало складываться задолго до их прихода к власти. Логическим завершением

практики формирования государства всеобщего благосостояния в Скандинавии

стал (по характеристике Л. Трэгорда, частично опиравшегося на идеи Г. Мюрдаля)

государственнический (этатистский) индивидуализм: индивидуализм с опорой на

государство, одной из важнейших черт которого является равенство.

Ключевые слова: Скандинавия, государство всеобщего благосостояния, культу-

ра, ментальность, индивидуализм, равенство, эгалитарный индивидуализм, эта-

тистский (государственнический) индивидуализм.

DOI: 10.31857/S0201708322010120

Практика государства всеобщего благосостояния в скандинавских странах пред-

ставляет собой специфический феномен, недаром её выделяют в отдельную катего-

рию (как социал-демократическую [Esping-Andersen, 1990] или же как нордическую

Скандинавский уравнительный индивидуализм и государство всеобщего…

155

модель [Alesina, Glaeser, 2006: 57]). Основания для этого весомы - до определенного

времени она отличалась не только большей щедростью, но также всеобщностью (т.е.

предоставлением социальной помощи без проверки нуждаемости) и эгалитарностью.

Каковы же факторы, обусловившие «нордический социализм»? Общества реги-

она характеризуются высокой этнической, языковой, религиозной, культурной и

социальной однородностью. Вследствие этих факторов, а также децентрализации

государственного управления и широкой выборности [Bjørnskov, Svendsen, 2002]

здесь наблюдается высокий, практически исключительный уровень всеобщего

(general) доверия [Delhey, Newton, 2005]. Как писал приверженец либерального

национализма британский политолог Д. Миллер (1946-), социальная справедли-

вость «всегда легче достижима в государствах с сильной национальной идентично-

стью» и что в отсутствие общей национальной идентичности «доверие может су-

ществовать внутри [отдельных] групп, но не между ними» [цит. по Johnson et al,

2010: 352]. Трудно отрицать, что при прочих равных условиях, страны с сильной

национальной идентичностью имеют преимущества перед другими в солидарности

[Campbell, Hall, 2009]. В частности, замечено, что в этнически однородных странах

масштаб перераспределения государством доходов значительно больше по сравне-

нию с теми, где общество относительно гетерогенно [Alesina, Glaeser, 2006: 53].

Различия режимов (моделей) социального государства в разных странах опре-

деляются в широком смысле слова культурой народов, т.е. их строем мышления,

мировоззрением. Успешность государства всеобщего благосостояния Северной Ев-

ропы во многом зиждется на отличающем её народы сплаве индивидуализма,

стремления к равенству и доверия государству.

Особенные индивидуалисты

Скандинавы, как и большинство европейцев, конечно же принадлежат к запад-

ной, индивидуалистической культуре, где субъект осознает себя, прежде всего, от-

дельной личностью, идентичность которой определяется его персональными каче-

ствами и способностями. В отличие от этого в коллективистской культуре субъект

теснейшим образом встроен в некую социальную общность (семью, род, племя и

т.д.) и ощущает себя не столько чем-то отдельным от неё, сколько её составной ча-

стью и/или элементом.

Индивидуализм обычно ассоциируют с преследованием личного интереса, с

эгоизмом, гедонизмом, стремлением к самореализации. Побочным продуктом так

определяемого индивидуализма признаются среди прочего конфликтность, отчуж-

дение, разобщение и т.п. Закономерно, что таким образом понятый индивидуализм

нередко оценивается отрицательно. Существует и положительно или нейтрально

оцениваемый индивидуализм как простое стремление субъекта к свободе, самосто-

ятельности, независимости и т.п. [Gullestad, 1991: 4; Gustavsson, 2008].

На практике провести различие между этими индивидуализмами бывает непро-

сто. Так, нидерландский исследователь Г. Хофстеде (1928-2020), оценивавший в

течение ряда лет характеристики различных культур, наиболее индивидуалистиче-

скими странами признавал США (по его шкале, 91 балл из 100), Австралию (90) и

Современная Европа, 2022, № 1

156

Виктор Студенцов

Соединённое Королевство (89). Скандинавские страны, хотя и значительно уступа-

ли в индивидуализме англо-саксонским, всё же опережали многих европейцев,

кроме жителей Нидерландов (80 балл), Бельгии и Италии. Датчане (74), шведы (71),

норвежцы (69) - шли следом за ними, впрочем, французы удостоились такой же

оценки, как и шведы [Hofstede G., Hofstede G.J., Minkov, 2010: 95]. По более позд-

ним данным М. Минкова, соавтора и последователя Хофстеде, наибольшим инди-

видуализмом характеризовались всё же вовсе не США, а Нидерланды, за которыми

в этой своеобразной табели о рангах непосредственно располагались Дания, Шве-

ция и Норвегия [Minkov, 2018]. И совсем недавно для того чтобы отделить субъек-

тивные оценки индивидуализма от его объективного измерения, Минков вслед за К.

Вельзелем стал оперировать понятием «эмансипации». По шкале эмансипации как

мерила «объективного» индивидуализма (в противовес «субъективному» по Хофсте-

де) скандинавские страны существенно опережают своих преследователей, занимая

пять из первых восьми мест. Первой идёт Швеция, затем (за Швейцарией и Нидер-

ландами) следуют Дания, Финляндия и Норвегия, и, пропустив вперед ФРГ, ― Ис-

ландия. Что касается США, то они оказались только на двадцать четвёртом месте

[Minkov, Kaasa, 2021: 255].

Столь значительный разброс оценок говорит как о некоторой неопределённости

понятия индивидуализма, так и неспособности найти точное его мерило. В отсут-

ствие такового исследователям приходится изощряться в конструировании показа-

телей-заменителей. При исследовании последствий массовой скандинавской эми-

грации XIX-XX вв. в США А. Кнудсен использовала в качестве показателя инди-

видуализма необычность личных имён, что приняла за свидетельство нонконфор-

мизма, амбициозности и индивидуализма, давших их родителей. Анализируя ре-

естры населения и списки отправлявшихся за океан пассажиров, она обнаружила,

что в последних доля лиц с необычными именами непропорционально велика. Из

этого сделан вывод, что в эмиграцию отправлялись более индивидуалистически

настроенные лица, что способствовало большей однородности личных имён оста-

вавшихся на родине лиц и предположительно морально-нравственной однородно-

сти. По предположениям ученого в результате миграции индивидуализм в Сканди-

навии сократился - примерно на 4 процента в Дании, и на 10 и 13 процентов в

Швеции и Норвегии [Knudsen, 2019: 3]. Впрочем, Кнудсен, вероятно, не была

вполне уверена в достоверности этих оценок, так как в более позднем варианте

данного исследования они уже не приводятся [Knudsen, 2021].

В Скандинавии индивидуализм в смысле самостоятельности и опоры на соб-

ственные силы считается нормой, зависимость в чем-либо от других постыдна.

Шведский этнолог О. Даун достаточно полно документировал такую черту швед-

ского характера, как стремление к независимости. В этой стране многие супруже-

ские пары имеют раздельные бюджеты; общие счета домохозяйства (за наём квар-

тиры, электричество и т.п., еду и пр.) оплачивают поровну, но то, что потребляется

индивидуальное потребление, - по отдельности [Daun, 1991: 166]. Супруги облага-

ются подоходным налогом раздельно, а не совместно как в некоторых странах. В

барах и ресторанах типично платить каждому за себя в порядке вещей - купив си-

гарету у знакомого. Оказавшиеся в кампусах за рубежом студенты-шведы, равно

Современная Европа, 2022, № 1

Скандинавский уравнительный индивидуализм и государство всеобщего…

157

как и их пожилые соотечественники в домах престарелых на родине, не проявляли

готовности делить с кем-то свой кров, предпочитая одиночество. Кстати, взрослые

дети и престарелые родители юридически не считаются членами одной семьи. В

случае отдельного проживания на предоставленной близкими родственниками

площади жильцы должны были либо декларировать оплату арендной платы по ры-

ночной ставке, либо платить налог на вмененный резидентский или же жилищный

доход [Daun, 2006: 104]. Характерно, что в Швеции зарегистрирована самая высо-

кая в мире доля домохозяйств, состоящих из одного человека.

Ключевым представлением норвежского индивидуализма, по суждению антро-

полога М. Гюллестад (1946-2008), также является независимость [Gullestad, 1991:

4]. Установление близких отношений чревато вовлечением в заботы и проблемы

другого человека, чего скандинавы и норвежцы стараются избегать. «Отстранён-

ность кажется представляет собой важнейшую и базисную черту норвежской моде-

ли личности… - писал норвежский исследователь К. Йонассен. - Отстранённость

слагается из многих характерных черт: из потребности в приватности, необходимо-

сти в уединении, замкнутости, эмоциональной отрешённости, рациональности,

определённости, ригидности, уникальности, независимости, самообеспеченности,

избегании конкуренции, уклонении от видимых знаков престижа и успеха…» [цит.

по Gullestad, 1986: 54]. Описанные особенности не являются монополией норвеж-

цев и в той или иной степени характерны для большей части скандинавов.

Однако индивидуализм индивидуализму рознь. Американский психолог Г.Х.

Триандис (1926-2019) выделил в понятии «индивидуализм» два аспекта - горизон-

тальный и вертикальный. Скандинавам присущ именно первый, тогда как амери-

канцам - последний. Тот, кто исповедует вертикальный индивидуализм, ориенти-

рован на личные достижения, статус, иерархию и конкуренцию. Именно верти-

кальный индивидуализм сопряжён с феноменами эгоизма, стремления к наживе и

т.п. В свою очередь, горизонтальные индивидуалисты поддерживают идею равен-

ства, ценят свободу быть самим собой, не стремятся кого-то опередить, нацелены

на достижение консенсуса, бесконфликтность. Побочная сторона такого индивиду-

ализма - равенство [Triandis, 2018; Triandis, Gelfand, 1998]. Неслучайно Гюллестад

обозначала своих соотечественников как «эгалитарных индивидуалистов» [Gulles-

tad, 1991].

«С равенством в крови»

Индивидуализм как излишнее проявление своего «я», выпячивание себя, несу-

щее с собой опасности разрушения равенства, в скандинавских странах не только

не поощряется, но пресекается. Иными словами, народы этих стран отторгают вер-

тикальный индивидуализм.

Ярким свидетельством этому существование в Скандинавии неформального ко-

декса поведения, основанного на «законе Янте». Данный закон или комплекс пред-

писаний, - продукт литературного творчества датско-норвежского писателя А.

Сандмусе (1899-1965). Впрочем, он приписывал себе лишь формулирования того,

что всем было хорошо известно. В опубликованном в 1933 г. романе «Беглец пере-

Современная Европа, 2022, № 1

158

Виктор Студенцов

секает свой след» автор вывел вымышленный провинциальный датский городок

Янте, в котором жизнь регулируется определёнными неписаными правилами:

«- Не думай, что ты особенный;

- Не думай, что ты нам ровня;

- Не думай, что ты умнее нас;

- Не воображай, что ты лучше нас;

- Не думай, что ты знаешь больше нас;

- Не думай, что ты важнее нас;

- Не думай, что ты всё умеешь;

- Тебе не следует смеяться над нами;

- Не думай, что кому-то есть до тебя дело;

- Не думай, что ты можешь нас поучать» [Сидельникова, 2013: 100-101].

Приводимые исследователями формулировки закона Янте могут чуть разли-

чаться стилистически, но не по содержанию [cм., напр., Бут, 2017: 111]. По словам

Сандмусе, прототипом Янте послужил его родной город в датской глубинке, где

господствовали приведённые в романе нормы поведения. Однако по его признанию,

ареал действия этого своеобразного закона вовсе не ограничивался Данией, а вклю-

чал и другие скандинавские страны. Он и сейчас в целом соблюдается в Скандинавии

всеми слоями общества. Известно немало недавних случаев, когда проявление из-

лишней самости не только встречается окружающими презрением, но даже «карает-

ся».

Наряду с законом Янте функцию общественного подстраивания или «выравни-

вания» выполняют также ставшие общескандинавскими практики - ранее бывшая

когда-то только шведской «лагом» (lagom) и в свое время исключительно датская

«хюгге» (hygge). Лагом представляет собой неписаное нравственное правило, по-

стулирующее умеренность, соразмерность действий, оптимальный образ поведения

с акцентом на справедливость. Хюгге включает в себе такие понятия, как уют, по-

кой, но с обязательным требованием не выделяться в общении, избегать «острых

углов», стремиться к достижению компромисса [Бут, 2017: 121].

Очевидно, что закон Янте и аналогичные практики нацелены не на принижение

достоинства субъекта, а на стремление смирить его самость и самомнение, на огра-

ничение вертикального индивидуализма. Функциональная задача закона Янте, ла-

гом и хюгге заключена в социальном уравнивании, усреднении людей, что должно

обеспечивать их гармоничное и бесконфликтное встраивание в общество, ориента-

цию на компромисс или даже консенсус, на продвижение общего, а не индивиду-

ального интереса. «В шведском мире инаковость всегда была чем-то нежелатель-

ным, - утверждал британский публицист Р. Хантфорд, - наполовину грехом, напо-

ловину болезнью» [Huntford, 1972: 345]. И он же добавляет: «В Швеции быть от-

личным от других - значит взвалить на себя чувство вины и быть наибольшим из

неудачников» [Huntford, 1972: 322]. Это суждение справедливо не только для Шве-

ции, но и для других стран региона.

Вопрос о том, является ли стремление к равенству унаследованной от прошлого

особенностью, исторической чертой, конституирующей некий «особый путь» раз-

вития Скандинавии, или же оно - продукт современности, порождение долгих лет

Современная Европа, 2022, № 1

Скандинавский уравнительный индивидуализм и государство всеобщего…

159

социал-демократического правления, остается предметом споров. Истина находит-

ся где-то посредине - установка на равенство имеет исторические корни, но актив-

но поддерживалась именно социал-демократическими правительствами.

«Несмотря на “городской” фасад современных государств всеобщего благососто-

яния, - писал журналист, впоследствии ставший историком Г. Даль, - северные стра-

ны во многих отношениях остаются подавляюще деревенскими» [Dahl, 1984: 98].

Именно сельский радикализм, по его мнению, лежит в основе синдрома равенства

скандинавских стран [Dahl, 1984: 100]. Подобные закону Янте нормативные «кодек-

сы» возникали на преимущественно аграрных территориях.

Критики скандинавской модели поведения нередко говорят о том, что идеоло-

гия усреднения плодит посредственностей, поскольку стандарт задаётся отстаю-

щими, талант якобы уступает место серости. «Большинство скандинавов вполне

осознают, что наш образ жизни не поощряет гениев, - признавал датский эконо-

мист и политик (побывавший в том числе министром социальных дел) Б. Андерсен

(1929-2016). - Настаивая на равенстве, мы возможно «рубим головы людей высо-

кого роста». <…> это кажется ценой, которую необходимо заплатить за то, что мы

почти страстно желаем <…> места под солнцем для рядовых людей, включая

тыльных. Равенство воспринимается наиболее существенной частью нордического

богатства» [Andersen, 1984: 110]. «Тот, кто считает нордическую “посредствен-

ность” продуктом государства всеобщего благосостояния, - писал он, - безусловно

ошибается. Мы должны говорить скорее не о заурядности, а о страсти к равенству.

Но это мироощущение существовало задолго до возникновения государства все-

общего благосостояния. Оно - существенная часть нашего культурного наследия;

оно в нашей крови. Государство всеобщего благосостояния не создало эту страсть к

равенству…» [Andersen, 1984: 110-111].

Приверженность к равенству действительно унаследована от мировоззрения аг-

рарных обществ с решительным преобладанием крестьянского населения, каковы-

ми во многом оставались скандинавские страны до середины прошлого века. При-

чем, одни государства (как Швеция) вообще не знали крепостничества, в других же -

оно было не столь обременительно, как во многих других странах Европы. Ни при-

родные условия, обуславливавшие небольшие размеры обрабатываемой земли, ни

малонаселенность не благоприятствовали развитию батрачества. В Швеции с XVII в.

дворянство лишилось своих поместий, в Норвегии в начале XIX в. оно было вовсе

упразднено [Pratt, 2008]. В результате имущественные различия классов не были яр-

ко выражены. Крестьянские общины были в значительной мере самоуправляемы. В

конце XVII в. в Швеции четвертое сословие (крестьянство) владело половиной не-

движимости страны. Ещё довольно долго продолжали существовать коллективные и

кооперативные практики «работа всем миром», общинное пользование [Tragardh,

2014a: 143]. Буржуазия зародилась в Северной Европе поздно и была слаба.

Зачатки социального государства в Скандинавии появились задолго до социал-

демократического правления - в конце XIX в. (в Дании для некоторых категорий

граждан пенсия по возрасту стала выплачиваться еще в 1891 г., а первая всеобщая

государственная пенсия для лиц старше 65 лет - с 1913 г.) На рубеже XX в. элемен-

ты государственного социального обеспечения стали вводиться и в Швеции. Но эти

Современная Европа, 2022, № 1

160

Виктор Студенцов

попытки были робки. Однако по мере нарастания индустриализации и урбанизации и

особенно в период Великой депрессии не только стала ощущаться острая потреб-

ность в более активном государственном вмешательстве в экономические и социаль-

ные процессы, но и произошло значительное полевение политического спектра

Скандинавии. В конце 1920-х и начале 1930-х гг. в Дании, Швеции и Норвегии при-

шли к власти левые силы, соответственно ― социал-демократы, коалиция социал-

демократов и аграриев и Рабочая партия. При всех частных различиях их программ

они сходились в необходимости проведения кейнсианской политики поддержания

совокупного спроса и занятости и организации масштабного социального вспомоще-

ствования. Общим было и заключение компромисса с буржуазией, которая, в свою

очередь, согласилась на классовый мир. Отказ от радикализма был во многом пред-

определён глубокой встроенностью скандинавских экономик в мировое хозяйство. В

ходе многолетнего правления в Скандинавии лево-реформистских партий и сложи-

лась особая практика социального государства с указанными в начале статьи черта-

ми, прежде всего эгалитаризмом.

Отсутствие резких классовых различий и обусловило относительное равенство,

которое проявляется даже визуально - люди стараются не выделяться. Внешним

проявлением равенства стало сходство. Гюллестад определяет равенство именно

как сходство (sameness)¹ [Gullestad, 1991], которое «поддерживается посредством

избегания контактов с людьми, о которых мало информации, стилем отношений,

подчёркивающим сходство, и отказом от общения с людьми, считающимися слиш-

ком другими. <…> Посредством отгораживания от подобных людей эгалитарный

идеал распространяется на людей одного и того же класса. Эгалитарная идея под-

держивается посредством воздержания от общения с неравными» [Gullestad, 1986:

60-61].

Государство всеобщего благосостояния и

этатистский индивидуализм

Если Гюллестад характеризовала скандинавов как эгалитарных индивидуали-

стов, то шведский историк Л. Трэгорд определяет их как государственнических

(этатистских) индивидуалистов². И та, и другая характеристика верна, но акценты

разные: последняя подчеркивает, что в силу, с одной стороны, ярко выраженного

индивидуализма, а с другой, стремления к равенству естественным связующим

звеном между гражданами стран Северной Европы является государство.

Характерное для скандинавов доброжелательное, приязненное отношение к

государству во многому уходит корнями в лютеранство [Naumann, Patterson, 2020].

¹ В тех же самых словах о своём понимании равенства писал Даун. См. в том числе Черны-

шева [Чернышева, 2007].

² Справедливости ради, отметим, что Гюллестад писала преимущественно о своих соотече-

ственниках-норвежцах, а Трэгорд относит свои оценки, казалось бы, исключительно к

шведам. Но иногда они как бы проговариваются и распространяют свои выводы на весь

регион Северной Европы, что закономерно, так как описываемые ими феномены имеют

общескандинавскую природу.

Современная Европа, 2022, № 1

Скандинавский уравнительный индивидуализм и государство всеобщего…

161

Догматика и этика этой ветви протестантизма пронизаны идеями индивидуализма,

автономии и солидарности, но в отличие от реформатства, легитимируют позитив-

ную и доминирующую роль государства в общественных процессах. К тому же в

учении о двух - духовном и земном - царствах, которое лежит в основе взаимоот-

ношений лютеранской церкви с государством и обществом, всегда подчеркивалась

обязанность государственной власти заботиться о земном благе людей, и она стре-

милась претворить это требование на практике.

«Стержнем шведской (читай - скандинавской, В.С.) модели является союз меж-

ду государством и индивидом, который резко контрастирует с присущими англо-

саксам подозрительным отношением к государству и предпочтением решать про-

блему благосостояния на основе семьи и институтов гражданского общества, - пи-

шет Трэгорд. - В обществе высокого доверия, каковым является Швеция, государ-

ство рассматривается, скорее, как друг, нежели враг» [Trägårdh, 2012]. Особенность

шведского индивидуализма состоит именно в том, что он - государственнический,

в отличие от американского, который является антиэтатистским [Trägårdh, 2013;

Trägårdh, 2014b: 13]. При отказе от традиционной социалистической цели национа-

лизации банков и производственных отраслей шведская модель «характеризуется

предельной формой этатизма» [Trägård, 2018].

В основе имплицитного контракта «между сильным и добрым государством, с

одной стороны, и эмансипированным и автономным индивидом, с другой»

[Trägård, 2018] лежит то, что Трэгорд называет «шведской теорией любви» - прин-

цип, что «подлинные человеческие отношения возможны только между автоном-

ными и равными индивидами. Идеальное отношение между двумя лицами должно

основываться на взаимной независимости»¹. Понимая, что у многих иностранцев,

кто привык считать, что сама суть любви состоит во взаимозависимости, сопря-

жённости, подобный вывод может вызвать непонимание, Трэгорд указывает, что

таков преобладающий шведский менталитет [Trägård, 2012]. Данное специфическое

миропонимание им и его соавтором Х. Берггреном разъясняется так: «наиболее

важной ценностью в жизни является самодостаточность и независимость от любого

члена сообщества. Человек, который вынужден зависеть от своих сограждан, под-

чинён и неравен. Это плохо само по себе. Но ещё хуже, когда тот, кто в долгу, для

того чтобы выжить, должен полагаться на милосердие и доброту не только незна-

комцев, но и своих близких товарищей; он становится ненадёжным. Его зависимость

от других заставляет его общаться и поддерживать хорошие отношения с людьми,

которые могут ему не нравиться. Он становится нечестным и неискренним»

[Berggren, Trägårdh, 2010:12]. «Отвергая любовь как подразумевающую неравные и

иерархические отношения и вместо этого основывая этос любви на принципе эгали-

таризма, шведская теория любви утверждает, что все формы зависимости поврежда-

ют истинную любовь. Только взаимная автономия может гарантировать подлинность

¹ О стремлении к подобной автономии, свободе, независимости от других - будь то соседи,

родственники, работодатели и кто-бы то ни было ещё - до Трэгорда писал Даун [Daun,

2006: 104].

Современная Европа, 2022, № 1

162

Виктор Студенцов

и честность в человеческих отношениях» [Berggren, Trägårdh, 2010: 12-13]. Государ-

ство всеобщего благосостояния позволяет добиться этого, и поэтому «оно привет-

ствуется в качестве освободителя от традиционных несущих неравенство форм общ-

ности, в том числе от семьи, благотворительных организаций и церквей» [Trägårdh,

2012]. «Основная цель шведской модели - максимизировать независимость индиви-

да. Рисовать его в качестве общественного животного совершенно ошибочно, совре-

менный швед - гипериндивидуалист» [цит. по Ekman, 2006].

В свое время теоретическое обоснование экономической и социальной эманси-

пации было дано ставшим впоследствии лауреатом присуждаемой Банком Швеции

премии имени Нобеля по экономике Г. Мюрдалем. Он был озабочен достижением

«экономической интеграции» общества, понимаемой в широком социальном аспек-

те¹. «Экономическая интеграция» - это осуществление старого идеала равенства

возможностей²», - писал он, - важным элементом которого «является ослабление

социальной скованности, мешающей индивидам свободно выбирать условия своей

работы и жизни. Экономика не интегрирована, если не для каждого открыты все

пути, и, если вознаграждение, уплачиваемое за производительные услуги, не явля-

ется равным для всех…» [Мюрдаль, 1958: 48-49]. «Постепенное достижение равен-

ства возможностей предполагает, - заявлял Мюрдаль, - возникновение общества с

еще большей социальной мобильностью…» [Мюрдаль, 1958: 49]. О том, что швед-

ским идеалом является именно равенство возможностей (а вовсе не само полное ра-

венство), писал и Трэгорд [Trägårdh,1990: 578]. Однако на практике «ослабление со-

циальной скованности» потребовало не только равенства возможностей, но и

большего фактического равенства, а потому вся многолетняя деятельность сканди-

навской социал-демократии была подчинена реализации именно этой задачи. Впро-

чем, по Трэгорду, речь шла опять-таки не столько о выравнивании доходов, сколько

об изыскании средств для поощрения социальной мобильности и открытия равных

возможностей. Он солидаризируется с теми, кто считает, что «нордические страны

представляют собой не столько «государства благосостояния», сколько «государства

социальных инвестиций»³ [Trägårdh, 2020: 31]. Имеется в виду, что значительная или

даже преобладающая доля социальных расходов государства направляется на под-

держание и/или совершенствование человеческого капитала (на образование, здраво-

охранение и т.п.) и другие социальные инвестиции, а не на текущее потребление.

Трэгорд видит достоинства и преимущества «этатистского индивидуализма» в

полной эмансипации субъекта. Но у этой свободы есть обратная сторона - развитие

государства всеобщего благосостояния способствует разрушению семейных, род-

ственных и дружеских связей. Своей помощью - денежными выплатами и предо-

ставлением услуг, государство, с одной стороны, заменяет и замещает помощь

¹ «Однородная культура, - писал О. Даун, - представляет собой интегрированную культуру

<…> Шведская культура - однородна…». Такова же, по его мнению, была культура в

Норвегии [Daun, 2006: 98, 102].

² Курсив оригинала.

³ См. Towards a Social Investment Welfare State?: Ideas, Policies and Challenges. Morel N., Pal-

ier B., Palme J. (eds.), Bristol-Chicago. 2012.

Современная Европа, 2022, № 1

Скандинавский уравнительный индивидуализм и государство всеобщего…

163

близких (членов семьи, родственников, друзей и т.п.), с другой, высвобождает у

индивида (прежде всего, матерей) время для производительного труда за рамками

семьи. Вследствие активной и щедрой государственной социальной поддержки

экономический аспект привлекательности и необходимости брака резко падает.

Растущая автономизация, взаимное отчуждение скандинавов привели к росту зави-

симости от государства, которое в XX в. злоупотребило своими полномочиями,

развернув кампанию по принудительной стерилизации. В наши дни своеобразную

эстафету от неё приняла крайне неоднозначная по идеологии и по результатам

практика ювенальной юстиции.

В последние десятилетия скандинавский регион стал несколько отставать от

других развитых стран в экономическом росте и повышении уровня жизни, что

спровоцировало приход к власти сил, ставивших своей задачей в том числе пере-

смотр различных сторон социального государства. В результате государство лиши-

лось монополии на предоставление части социальных услуг, что позволило несколь-

ко снять напряженность государственных финансов. Однако обратной стороной это-

го процесса явилось некоторое увеличение социального неравенства и изменения в

менталитете. Впрочем, коренного слома последнего не произошло - ценности людей

инерционны и меняются в течение достаточно длительного времени.

Социальное государство скандинавских стран в настоящий момент проходит

проверку на прочность и в связи с ростом инокультурой иммиграции. Выходцам из

других стран и регионов планеты сложно воспринять миропонимание и нормы по-

ведения северных народов (как бытовые - тягу к равенству и равноправию, стрем-

ление к уединению и т.д., так и социально-политические) [Плевако, Чернышева,

2019: 100-103, 151-161 и др.]. Размывание этнической и ментальной однородности

государств Северной Европы потенциально опасно разрушением взаимного дове-

рия, что может пагубно сказаться на уравнительном строе жизни. Но возврата к

прежнему, видимо, уже не будет - к новым условиям жизни придется приспосабли-

ваться как автохтонному населению, так и иммигрантам.

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

Бут М. (2017) Почти идеальные люди: вся правда о жизни в «скандинавском раю».

Пер. с англ. «Э», Москва, Россия. 512 с.

Мюрдаль Г. (1958) Мировая экономика: Проблемы и перспективы. Пер. с англ. Из-

дательство иностранной литературы. Москва, Россия. 555 с.

Сидельникова М. (2013) Один как все. Вокруг света. № 6 (2873). С. 98-106.

Плевако Н.С., Чернышева О.В. (2019) Можно ли стать шведом? Политика адаптации

и интеграции иммигрантов в Швеции после Второй мировой войны. Изд. 2-е. доп.

КРАСАНД. Москва, Россия. 320 с.

Чернышева О.В. (2007) Оке Даун. Изба на седьмом этаже. Шведский менталитет в

мультикультурном мире. Стокгольм, 2005. (Рецензия). Новая и новейшая история. № 2.

С. 210-213.

Alesina A., Glaeser E.L. (2006) Why Are Welfare States in the US and Europe so Differ-

ent. Horizons Strátegiques. No.

2, pp.

51-61. https://www.cairn.info/revue-horizons-

strategiques-2006-2-page-51.htm (accessed: 18.10.2021)

Современная Европа, 2022, № 1

164

Виктор Студенцов

Andersen B. R. (1984) Rationality and Irrationality of the Nordic Welfare State. Daedalus,

Vol. 113, No. 1, pp. 109-139. https://www.jstor.org/stable/20024904 (accessed: 18.10.2021)

Berggren H., Trägårdh L. (2010) Pippi Longstocking: The Autonomous Child and the

Moral Logic of the Swedish Welfare State. in Mattson H. Wallenstein S.-O. (eds.) Swedish

Modernism: Architecture, Consumption and the Welfare State. London: Black Dog Publish-

ing, pp. 10-23.

Bjørnskov C., Svendsen G.T. (2002) Why Does the Northern Light Shine So Brightly?

Decentralisation, Social Capital and the Economy. Aarhus University Working Paper 02-15,

Aarhus. https://www.core.ac.uk/download/pdf/7107257.pdf (accessed: 18.10.2021)

Campbell J.L., Hall J.A. (2009) National Identity and the Political Economy of Small

States. Review of International Political Economy, Vol. 16. No. 4, pp. 547-572. doi:

10.1080/09692290802620378

Dahl H. F. (1984) Those Equal Folks. Daedalus, Vol. 113. No. 1, pp. 93-107.

https://www.jstor.org/ stable/20024903 (accessed: 18.10.2021)

Daun Å. (1991) Individualism and Collectivity among Swedes. Ethnos, Vol. 58, No. 3-4:

165-172. Doi: 10.1080/00141844.1991.9981433

Daun Å. (2006) Swedish Mentality. Fifth Impression. Pennsylvania State University

Press, University Park, Pennsylvania.

Delhey J., Newton K. (2005) Predicting Cross-National Levels of Social Trust: Global

Pattern or Nordic Exceptionalism. European Sociological Review, Vol. 21, No. 4, pp.

311-327. https://www.jstor.org/ stable/4621213 (accessed: 18.10.2021)

Ekman I. (2006) Like Garbo, Swedes Just Want to Be Alone - Europe - International

Herald

Tribune.

The

New

York

Times,

November.

https://nytimes.com/2006/11/13/world/europe/13iht-swedes.3512334.html (accessed: 18.10.2021)

Esping-Andersen G. (1990) The Three Worlds of Welfare Capitalism. Cambridge: Polity

Press.

Gullestad M. (1986) Symbolic “Fences” in Urban Norwegian Neighbourhoods. Ethnos,

Vol. 51, No. 1-2, pp. 52-70. https://doi.org/10.1080/00141844.1986.9981313

Gullestad M. (1991) The Scandinavian Version of Egalitarian Individualism. Ethnologia

Scandinavica, Vol. 21, pp. 3-18.

Gustavsson G. (2008) What Individualism Is and What Is Not: Or the Ideals of Pippi

Longstocking and Lisa Simpson. Uppsala University Working Paper. Uppsala.

Hofstede G., Hofstede G. j., Minkov M. (2010). Culture and Organizations: Software of

the Mind. New York: McGraw Hill.

Huntford R. (1972) The New Totalitarians. London: Allen Lane.

Johnson R., Banting K., Kymlicka W., Soroka S. (2010) National Identity and Support for

the Welfare State. Canadian Journal of Political Science, Vol. 43, No 2, pp. 349-377. doi:

10.107/S0008423910000089

Knudsen A.S.B. (2019) Those Who Stayed: Individualism, Self-Selection and Cultural

Change during the Age of Mass Migration. Discussion Paper No. 19-01. Department of Eco-

nomics. University of Copenhagen. https://doi.org/10.2139/ssrn.3321790

Knudsen A.S.B. (2021) Those Who Stayed: Selection and Cultural Change in the Age of

Mass

Migration.

https://annesofiebeckknudsen.com/wp-

content/uploads/2021/09/thosewhostayed.pdf (accessed: 18.10.2021)

Современная Европа, 2022, № 1

Скандинавский уравнительный индивидуализм и государство всеобщего…

165

Minkov M. (2018) A Revision of Hofstede’s Model of National Culture: Old Evidence

and New Data from 56 Countries. Cross Culture and Strategic Management, Vol. 25, No. 2,

pp. 231-256. doi.org/10.1108/CCSM-03-2017-0033

Minkov M., Kaasa A. (2021) A Test of the Revised Minkov-Hofstede Model of Culture:

Mirror Images of Subjective and Objective Culture Across Nations and the 50 US States.

Cross-Cultural Research, Vol. 55, No. 2-3, pp. 230-281. doi: 10.1177/10693971211014468

Naumann I.K., Patterson L. (2020). Why Swedes Trust the State and Scots Do Not: An

Explanation of the Diverse Protestant Roots of Modern Welfare Systems. Journal of Histori-

cal Sociology, Vol. 33, No. 4, pp. 473-488. Doi: 10.1111/johs. 12299.

Pratt J. (2008) Scandinavian Exceptionalism in an Era of Penal Excess. Part I: The Nature and

Roots of Scandinavian Exceptionalism. British Journal of Criminology, Vol, 48, No. 2, pp.

119-137. doi: 10.1093/bjc/azm072

Tragardh L. (2018) Is the “Swedish Model” of Social Democracy Endangered? The Na-

tion, September 17, 2018. https://www.thenation.com/article/achive/is-the-swedish-model-of-

social-democracy-endangered/ (accessed: 18.10.2021)

Trägårdh L. (2014a) Nordic Magic and the Paradox of Asocial Sociability. Cliodynamics.

The Journal of Quantitative History and Cultural Evolution, Vol. 5, No. 1, pp. 141-145. DOI

102.21237/C7clio5125318 https://escholaship.org/uc/item/6xw505xh (accessed: 18.10.2021)

Trägårdh L. (2014b). Statist Individualism: The Swedish Theory of Love and Its Lutheran

Imprint. in Halldorf J., Wenell F. (eds.) Between the State and the Euharist: Free Church

Theology in Conversation with W.T. Cavanaugh. Eugene (Oregon). Pickwick, pp. 13-38.

Trägårdh L. (2013). The Historical Incubators of Trust in Sweden: From the Rule of

Blood to the Rule of Law. in Reuter M., Wijkström F., Uggla Kristensson B. (eds.) Trust and

Organizations: Confidence across the Borders. New York. Palgrave Macmillan, pp. 181-203.

Trägårdh L. (2012) The Swedish Model is the Opposite of the Big Society, David Camer-

on. The Guardian, February 10. https://www.theguardian.com/commentisfree/2012/feb/10/

swedish-model-big-society-david-cameron (accessed: 18.10.2021)

Trägårdh L. (1990) The Swedish Model or Swedish Culture? Critical Review, Vol. 4, No.

4, pp. 569-590. DOI: 10.1080/08913819008459622

Trägårdh L. (2020) The Swedish Social Contract. Social Trust and the Moral Economy of

Reciprocity. IPPR Progressive Review, Vol. 27, No. 1, pp. 29-38. DOI: 10.1111.newe.12196

Triandis H.C., Gelfand M.J. (1998) Converging Measurement of Horizontal and Vertical

Individualism and Collectivism. Journal of Personality and Social Psychology, Vol. 74, No.

1, pp. 118-128.

Triandis H.C. (2018) Individualism and Collectivism. New York; Abingdon Oxon.

Routledge.

Scandinavian Egalitarian Individualism and the Welfare State

V.B. Studentsov^

Candidate of Science (Economics)

Primakov National Research Institute of World Economy and International Relations

Russian Academy of Sciences. 23, Profsoyuznaya Street, Moscow, Russia, 117997.

^E-mail: studentcov.viktor@gmail.com

Современная Европа, 2022, № 1

166

Виктор Студенцов

Abstract. This essay discusses the nature and roots of Scandinavian egalitarianism

and its relation to the welfare state. Nordics are reckoned to be among the most in-

dividualistic nations of the world which seemingly strongly contradicts with their

passion for equality as embodied in the law of Jante, lagom, hygge and the like

everyday patterns of equalization behavior. However, the author finds this pre-

sumed paradox to be a false one as Nordics practice what H. Triandis called hori-

zontal individualism that values equality. Nordic researchers especially M. Gulles-

tad and A. Daun were first to discern this feature of Scandinavians’ mentality nam-

ing them “egalitarian individualists”. High general trust, aspiration for equity and

equality seem to be at least partly the legacy of the Lutheran Church as well as

agrarian peasant heritage that continues to survive in modern predominantly urban

Scandinavia. Whatever the historical origins of this fusion of individualism and

equality Social-democratic governments have capitalized on it by adopting policies

that deliberately promoted equality in many spheres of social life. “Statist individ-

ualism”, a concept firstly formulated by L. Trägårdh (presumably having a kind of

predecessor in G. Myrdahl) defining an implicit contract between the state and an

individual seems to be an adequate description of the current state of Scandinavian

mentality.

Key words: Scandinavia, welfare state, culture, mentality, individualism, equality,

egalitarian individualism, statist individualism.

DOI: 10.31857/S0201708322010120

REFERENCES

Alesina A., Glaeser E.L. (2006) Why Are Welfare States in the US and Europe so Differ-

ent. Horizons Strátegiques. No.

2, pp.

51-61. https://www.cairn.info/revue-horizons-

strategiques-2006-2-page-51.htm (accessed: 18.10.2021)

Andersen B. R. (1984) Rationality and Irrationality of the Nordic Welfare State. Daeda-

lus, Vol.

113, No.

1, pp.

109-139. https://www.jstor.org/stable/20024904 (accessed:

18.10.2021)

Berggren H., Trägårdh L. (2010) Pippi Longstocking: The Autonomous Child and the

Moral Logic of the Swedish Welfare State. in Mattson H. Wallenstein S.-O. (eds.) Swedish

Modernism: Architecture, Consumption and the Welfare State. London: Black Dog Publish-

ing, pp. 10-23.

Bjørnskov C., Svendsen G.T. (2002) Why Does the Northern Light Shine So Brightly?

Decentralisation, Social Capital and the Economy. Aarhus University Working Paper 02-15,

Aarhus. https://www.core.ac.uk/download/pdf/7107257.pdf (accessed: 18.10.2021)

But M. (2017) Pochti ideal’nye lyudi: Vsya pravda o zhizni v “scandinavskom rayu”.

[Almost Ideal People: The Whole Truth about Life in the "Scandinavian Paradise"]. Moscow:

«E». 512 р. (in Russian).

Campbell J.L., Hall J.A. (2009) National Identity and the Political Economy of Small

States. Review of International Political Economy, Vol. 16. No. 4, pp. 547-572. doi:

10.1080/09692290802620378

Современная Европа, 2022, № 1

Скандинавский уравнительный индивидуализм и государство всеобщего…

167

Chernysheva O.V. (2007) Oke Daun. Izba na sed'mom etazhe. Shvedskij mentalitet v

mul'tikul'turnom mire. Stokgol'm, 2005. (Recenziya). [Ake Daun. Hut on the Seventh Floor.

Swedish Mentality in a Multicultural World. Stockholm, 2005. (Review)]. Novaya i

novejshaya istoriya, No. 2, pp. 210-213. (in Russian).

Dahl H. F. (1984) Those Equal Folks. Daedalus, Vol. 113. No. 1, pp. 93-107.

https://www.jstor.org/ stable/20024903 (accessed: 18.10.2021)

Daun Å. (1991) Individualism and Collectivity among Swedes. Ethnos, Vol. 58, No. 3-4:

165-172. Doi: 10.1080/00141844.1991.9981433

Daun Å. (2006) Swedish Mentality. Fifth Impression. Pennsylvania State University

Press, University Park, Pennsylvania.

Delhey J., Newton K. (2005) Predicting Cross-National Levels of Social Trust: Global

Pattern or Nordic Exceptionalism. European Sociological Review, Vol. 21, No. 4, pp.

311-327. https://www.jstor.org/ stable/4621213 (accessed: 18.10.2021)

Ekman I. (2006) Like Garbo, Swedes Just Want to Be Alone - Europe - International

Herald

Tribune.

The

New

York

Times,

November.

https://nytimes.com/2006/11/13/world/europe/13iht-swedes.3512334.html (accessed: 18.10.2021)

Esping-Andersen G. (1990) The Three Worlds of Welfare Capitalism. Cambridge: Polity

Press.

Gullestad M. (1986) Symbolic “Fences” in Urban Norwegian Neighbourhoods. Ethnos,

Vol. 51, No. 1-2, pp. 52-70. https://doi.org/10.1080/00141844.1986.9981313

Gullestad M. (1991) The Scandinavian Version of Egalitarian Individualism. Ethnologia

Scandinavica, Vol. 21, pp. 3-18.

Gustavsson G. (2008) What Individualism Is and What Is Not: Or the Ideals of Pippi

Longstocking and Lisa Simpson. Uppsala University Working Paper. Uppsala.

Hofstede G., Hofstede G. j., Minkov M. (2010). Culture and Organizations: Software of

the Mind. New York: McGraw Hill.

Huntford R. (1972) The New Totalitarians. London: Allen Lane.

Johnson R., Banting K., Kymlicka W., Soroka S. (2010) National Identity and Support for

the Welfare State. Canadian Journal of Political Science, Vol. 43, No 2, pp. 349-377. doi:

10.107/S0008423910000089

Knudsen A.S.B. (2019) Those Who Stayed: Individualism, Self-Selection and Cultural

Change during the Age of Mass Migration. Discussion Paper No. 19-01. Department of Eco-

nomics. University of Copenhagen. https://doi.org/10.2139/ssrn.3321790

Knudsen A.S.B. (2021) Those Who Stayed: Selection and Cultural Change in the Age of

Mass

Migration.

https://annesofiebeckknudsen.com/wp-

content/uploads/2021/09/thosewhostayed.pdf (accessed: 18.10.2021)

Minkov M. (2018) A Revision of Hofstede’s Model of National Culture: Old Evidence

and New Data from 56 Countries. Cross Culture and Strategic Management, Vol. 25, No. 2,

pp. 231-256. doi.org/10.1108/CCSM-03-2017-0033

Minkov M., Kaasa A. (2021) A Test of the Revised Minkov-Hofstede Model of Culture:

Mirror Images of Subjective and Objective Culture Across Nations and the 50 US States.

Cross-Cultural Research, Vol. 55, No. 2-3, pp. 230-281. doi: 10.1177/10693971211014468

Myurdal’ G. (1958) Mirovaya ekonomika: Problemy I perspektivy. [World Economy: Prob-

lems and Prospects]. Izdatel’stvo Inostrannoj Literatury. Moscow, Russia, 555 р. (in Russian).

Современная Европа, 2022, № 1

168

Виктор Студенцов

Naumann I.K., Patterson L. (2020). Why Swedes Trust the State and Scots Do Not: An

Explanation of the Diverse Protestant Roots of Modern Welfare Systems. Journal of Histori-

cal Sociology, Vol. 33, No. 4, pp. 473-488. Doi: 10.1111/johs. 12299.

Plevako N. S., Chernysheva O.V. (2019) Mozhno li stat' shvedom? Politika adaptacii i in-

tegracii immigrantov v Shvecii posle Vtoroj mirovoj vojny. Izd. 2-e, dop. [Is it possible to

become a Swede? The Policy of Adaptation and Integration of Immigrants in Sweden after

World War II. Second ed., enlarged]. KRASAND. Moscow, Russia. 320 р. (in Russian).

Pratt J. (2008) Scandinavian Exceptionalism in an Era of Penal Excess. Part I: The Nature and

Roots of Scandinavian Exceptionalism. British Journal of Criminology, Vol, 48, No. 2, pp.

119-137. doi: 10.1093/bjc/azm072

Sidel’nikova M. (2013) Odin kak vse. [One like everyone else]. Vokrug sveta [Around the

World]. No. 6 (2873), pp. 98-106 (in Russian).

Tragardh L. (2018) Is the “Swedish Model” of Social Democracy Endangered? The Na-

tion, September 17, 2018. https://www.thenation.com/article/achive/is-the-swedish-model-of-

social-democracy-endangered/ (accessed: 18.10.2021)

Trägårdh L. (2014a) Nordic Magic and the Paradox of Asocial Sociability. Cliodynamics.

The Journal of Quantitative History and Cultural Evolution, Vol. 5, No. 1, pp. 141-145. DOI

102.21237/C7clio5125318 https://escholaship.org/uc/item/6xw505xh (accessed: 18.10.2021)

Trägårdh L. (2014b). Statist Individualism: The Swedish Theory of Love and Its Lutheran

Imprint. in Halldorf J., Wenell F. (eds.) Between the State and the Euharist: Free Church

Theology in Conversation with W.T. Cavanaugh. Eugene (Oregon). Pickwick, pp. 13-38.

Trägårdh L. (2013) The Historical Incubators of Trust in Sweden: From the Rule of Blood

to the Rule of Law. in Reuter M., Wijkström F., Uggla Kristensson B. (eds.) Trust and Or-

ganizations: Confidence across the Borders. New York. Palgrave Macmillan, pp. 181-203.

Trägårdh L. (2012) The Swedish Model is the Opposite of the Big Society, David Camer-

on. The Guardian, February 10. https://www.theguardian.com/commentisfree/2012/feb/10/

swedish-model-big-society-david-cameron (accessed: 18.10.2021)

Trägårdh L. (1990) The Swedish Model or Swedish Culture? Critical Review, Vol. 4, No.

4, pp. 569-590. DOI: 10.1080/08913819008459622

Trägårdh L. (2020) The Swedish Social Contract. Social Trust and the Moral Economy of

Reciprocity. IPPR Progressive Review, Vol. 27, No. 1, pp. 29-38. DOI: 10.1111.newe.12196

Triandis H.C., Gelfand M.J. (1998) Converging Measurement of Horizontal and Vertical

Individualism and Collectivism. Journal of Personality and Social Psychology, Vol. 74, No.

1, pp. 118-128.

Triandis H.C. (2018) Individualism and Collectivism. New York; Abingdon Oxon.

Routledge.

_____________________________________

Современная Европа, 2022, № 1