Владимир Блохин: Консервативное народничество - утопия или нет?
Vladimir Blokhin (The Peoples’ Friendship University of Russia (RUDN
University), Moscow): Is conservative «Narodnichestvo» a utopia or not?
DOI: 10.31857/S0869568722010174
Íå âñÿêàÿ êíèãà óäèâëÿåò, íî âыïóщåííыé В.В. Зâåðåâыì «Оïыò ïîëè-
òè÷åñêîé áèîãðàфèè Г.П. Сàзîíîâà» ñïîñîáåí è óâëå÷ü, è îзàäà÷èòü ÷èòàòåëÿ.
Äàííàÿ ìîíîãðàфèÿ ïîñâÿщåíà íå ñëèшêîì èзâåñòíîìó íàðîäíèêó. Сàзîíîâ -
íå А. И. Гåðцåí, íå Í. Г. Чåðíышåâñêèé, П. Л. Лàâðîâ èëè Í. К.
Ìèхàéëîâñêèé, îí ïðèíàäëåæàë ñêîðåå ê îáщåñòâåííыì äåÿòåëÿì «âòîðîãî
ïëàíà». Íî åãî фèãóðà ïî хîäó ÷òåíèÿ êàê áóäòî ðàñòёò, âïèòыâàÿ â ñåáÿ
эïîхó, ïîñêîëüêó эòà êíèãà èìåííî î âðåìåíè, òî÷íåå - î ÷åëîâåêå âî âðåìåíè, -
òÿãó÷åì, íåîïðåäåëёí-íîì, ìåíÿющåìñÿ, óñêîëüзàющåì îò ñîзíàíèÿ èñòîðèêà
è íóæäàющåìñÿ â ïî-ñòèæåíèè, ðàзìышëåíèÿх è êîíцåïòóàëèзàцèè. Иñòîðèÿ
äëÿ Зâåðåâà, êàê ïîэ-
176
зия для Маяковского - «езда в незнаемое». Он умеет «разговорить молчавшего
долгие годы свидетеля событий» (с. 61), расспросить современников, собрать
воедино факты и их оценки, вчитаться в скупые и холодные сводки полиции…
Зверева не смущают, на первый взгляд, парадоксальные характеристики:
«Народник-консерватор? А почему бы и нет. Почему надо держаться затвержён-
ной со школьной скамьи аксиомы, что народничество социалистично в своей
основе? В народничестве было много чего намешано» (с. 17). Так автор сразу
же радикально ставит вопрос о переосмыслении самой сути весьма разнопла-
новой и неоднородной идеологии народничества. Расширяя до бесконечности
смысловой ряд, можно, видимо, говорить и про радикальное народничество,
и про реформаторское, и либеральное, и научное, и религиозное, партийное
и внепартийное и т.д. Реалии пореформенной России генерировали различные
модели изменения действительности, в центре которых находился по-разному
разрешавшийся вопрос о народном благе.
Внутренне драматичный поиск ответов на ключевые вопросы обществен-
ного развития диктует ещё одну особенность жанрового построения книги.
В предпринятом автором историческом расследовании рассматриваемая лич-
ность оказывается отнюдь не монохромной и идеологически-приукрашенной,
как это бывало в советской историографии с характерным для неё противо-
поставлением героев-революционеров и антигероев - сторонников «старого
режима», а сложной и даже противоречивой. Современная историографическая
ситуация не терпит прежнего идеологического схематизма, для нас, зрителей
исторического театра, исключительно значима подлинность героя.
Конечно, народничество как способ осмысления проблем страны притя-
гивало к себе людей «различного формата», а система, с которой они сталки-
вались, с неуклонным постоянством воспроизводила радикализм. Как пишет
Зверев, «в условиях, когда правящая элита озабочена не характером и направ-
ленностью развития общества, а сохранением стабильности государственного
строя, и по этому признаку пополняет редеющий по естественным законам
природы свой состав, наиболее даровитые, деятельные и волевые представите-
ли молодёжи оказываются в революционном лагере» (с. 95). И пусть радикаль-
но настроенная молодёжь не отличалась безупречностью нравов. В этой среде
часто «соперничали характеры», а не убеждения. Однако Зверев резонно заме-
чает: «Нигилист нигилисту рознь. И среди них встречались отличия. У неко-
торых гипертрофированное возвеличивание индивидуализма приводило к без-
апелляционности и нетерпимости, отрицанию подлинных духовных ценностей
и аморализму. Для других, напротив, были неприемлемы крайности суждений,
а в жизненной позиции преобладали взвешенность и трезвый взгляд» (с. 70).
Эти наблюдения опираются на многолетнее изучение реформаторского на-
родничества, ярчайшими представителями которого были глубокие учёные -
Н.Ф. Даниельсон, В.П. Воронцов, Я.В. Абрамов. К этой плеяде принадлежал
и постоянно стремившийся к знанию Сазонов.
По словам Зверева, «Сазонов - консервативный народник, т.е. сторонник
альтернативной модели развития, исключающей рыночное ведение хозяйства,
но предполагающей опору на сильную власть… В целом его система взглядов
представляла собой причудливое сочетание славянофильских заимствований
и народнических идей отнюдь не радикального толка» (с. 284). Автор книги
считает, что «консервативное реформаторство становится реакцией (отстаю-
щим по времени реагированием) на ошибки и просчёты предшественников.
177
Его идеологическое оформление зачастую проще, доступнее и понятнее для
большинства населения страны, чем неопределённые заявления радикалов
и непродуманность действий умеренных реформаторов» (с. 309). Тем не менее
Зверев не сомневается в том, что политика «национальных приоритетов», опи-
рающаяся на национализм и патернализм, ведёт к провалу. Но так ли утопичен
и безнадёжен был консервативно-народнический проект Сазонова?
Анализируя те или иные учения и интеллектуальные движения, историки
часто следуют за логикой их творцов, охотно принимают их доводы. Между тем
многие публицисты и общественные деятели пореформенного времени мучи-
тельно переживали разрыв между своими идеалами и действительностью. Ув-
лекавшие их теории не выдерживали проверку на прочность и истинность при
соприкосновении с обстоятельствами реальной жизни. И Сазонов, которого
едва ли можно упрекнуть в наивности, в отличие от многих своих мечтатель-
ных сверстников, остро ощущал культурную отчуждённость интеллигенции
и народа. Он убедился в этом, натолкнувшись на глухую стену неприятия при
попытке организовать артель среди крестьян. Зверев верно указывает на то, что
в те годы, по сути, столкнулись интеллигентская и народная утопии. За ними
стояли две совершенно разные культуры, между которыми лежала пропасть,
возникшая ещё в эпоху петровских реформ.
Однако в отличие от народников-западников (Герцена, Михайловского,
Лаврова), Сазонов не стал воевать с исторической культурой народа и не при-
зывал его следовать за интеллигенцией. Он также был убеждённым противни-
ком применения террора как средства подталкивания революции. В благоде-
тельные плоды подобных методов он не верил. Как пишет Зверев, «Сазонов не
только указывал на искреннюю приверженность русской деревни традицион-
ной форме правления в России, но и заявлял о собственном монархизме, вы-
строенном, однако, на рациональной основе. Считая себя защитником народа,
он придерживался мнения, что для его блага не следует вторгаться в устояв-
шиеся веками представления, нарушать традиционный уклад жизни» (с. 148).
И в каком-то смысле идея революционного царя, с которой носился Сазонов,
была уж точно не более утопична, чем модные тогда концепции либеральной
и социалистической демократии. Во всяком случае, Георгий Петрович учиты-
вал укоренившиеся в народном сознании представления.
Когда же в 1917 г. их проигнорировали, то на улицу вышла толпа, а отнюдь
не ведомый интеллигенцией народ. Установилась охлократия, о которой с го-
речью писал позднее В.М. Чернов. И вскоре разбуженная стихия народного
протеста возвела к власти новых советских царей.
Сазонов решительно отстаивал «общегосударственные интересы», осуждал
принесение их в жертву частным финансовым или фискальным соображениям
(с. 186). Он был убеждён в необходимости государственного вмешательства
в экономическую жизнь, которого так не хватало во время голода 1891 г. Но
можно ли считать подобные взгляды реакционными или нереалистичными?
В 1890-х гг. в Европе, особенно в Германии, получили широкое распростране-
ние идеи «государственного социализма», согласно которым правительство ак-
тивно включалось в оказание социальной помощи беднейшим и нуждающимся
слоям населения. К сожалению, аппарат царской России оказался не в состо-
янии проводить такую политику, но она, без сомнения, имела рациональный
смысл. Не случайно и обер-прокурор Святейшего Синода и вместе с тем глу-
бокий правовед К.П. Победоносцев, и сам Александр III проявляли интерес
178
ê íàó÷íыì èзыñêàíèÿì Сàзîíîâà è âыñîêî èх îцåíèâàëè. В äàëüíåéшåì æå
íåîãðàíè÷åííîå âìåшàòåëüñòâî ñèëüíîé ãîñóäàðñòâåííîé âëàñòè â эêîíîìèêó
ïðîÿâèëîñü â фîðìå ïðîëåòàðñêîé äèêòàòóðы.
Ещё èíòåðåñíåå, ïîæàëóé, ñêëàäыâàëèñü ñóäüáы êðåñòüÿíñêîé îáщèíы.
Íàðîäíèêè 1860-х ãã. èìåëè î íåé âåñüìà àáñòðàêòíîå ïðåäñòàâëåíèå è âîñ-
ïðèíèìàëè åё, ñêîðåå, êàê ñèìâîë áóäóщåãî ñîцèàëèñòè÷åñêîãî îáщåñòâà.
В 1870-å ãã. зíàíèÿ óãëóáèëèñü, îäíîâðåìåííî âыÿñíèëàñü íåäîñòàòî÷íîñòü
íàäåëüíîé зåìëè íå òîëüêî äëÿ âåäåíèÿ хîзÿéñòâà, íî äàæå äëÿ фèзè÷åñêîãî
âыæèâàíèÿ êðåñòüÿí. Ýêîíîìèñòы óìåðåííî ñîцèàëèñòè÷åñêèх è ïîëóëèáå-
ðàëüíых âзãëÿäîâ (А.С. Пîñíèêîâ, А.И. Чóïðîâ, А.А. Кàóфìàí), êàê è ìíîãèå
äðóãèå, ÿâëÿëèñü íåïðèìèðèìыìè ïðîòèâíèêàìè ñòîëыïèíñêèх эêñïåðèìåí-
òîâ. Сñыëàÿñü íà îïыò Еâðîïы, îíè ðàññóæäàëè î æåëàòåëüíîñòè ñîхðàíåíèÿ
îáщèíы è ñîзäàíèÿ êóëüòóðíî-эêîíîìè÷åñêèх óñëîâèé äëÿ åё ïðåîáðàзîâàíèÿ
â àðòåëü. Òàêèì îáðàзîì, Сàзîíîâ áыë äàëåêî íå îäèíîê. Íî, ðàзóìååòñÿ, êðå-
ñòüÿíñêèå îáщèíы íóæäàëèñü â ãîñóäàðñòâåííîé ïîääåðæêå, äåшёâîì êðåäèòå
è ñåðüёзíых ìåðàх, ñïîñîáíых ïîâыñèòü óðîâåíü àãðîíîìè÷åñêîé êóëüòóðы íà-
ðîäà. И ñòèхèéíîå âîзðîæäåíèå îáщèíы â 1920-å ãã. ñâèäåòåëüñòâîâàëî î æè-
âó÷åñòè äàííîãî èíñòèòóòà. Íàïðîòèâ, ðàзâèòèå ÷àñòíîãî ïðåäïðèíèìàòåëüñòâà
è êàïèòàëèзìà íà ñåëå è âîîáщå â Ðîññèè îêàзàëîñü òîãäà óòîïèåé.
Бëèñòàòåëüíыé àíàëèз âзãëÿäîâ è äåÿòåëüíîñòè Сàзîíîâà, ïðîâåäёííыé
В.В. Зâåðåâыì, ïîêàзыâàåò, ñêîëü цåëåóñòðåìëёííî ïðè âñåх ñâîèх êîëåáàíè-
ÿх îí îòñòàèâàë ñîáñòâåííóю ìîäåëü ïåðåóñòðîéñòâà Ðîññèè, äàëёêóю êàê îò
ðîìàíòèзìà ðåâîëюцèîííых íàðîäíèêîâ, òàê è îò ïðîåêòîâ ñàíîâíых ëèáåðà-
ëîâ. Зíàêîìñòâî ñ êíèãîé ïîðàæàåò шèðîêèì ñïåêòðîì îáîзíà÷åííых ïðîáëåì,
óìåíèåì àâòîðà ðàзâåðíóòü ïàíîðàìó ñëîæíых è ïðîòèâîðå÷èâых ïðîцåññîâ,
ïðîòåêàâшèх â Ðîññèè âî âòîðîé ïîëîâèíå XIX è íà÷àëå ХХ â.
179