Рождённый в годы нэпа.

Первый пятилетний план: жизнь и судьба

Михаил Фельдман

Born during the NEP years. The first five-year plan: life and destiny

Mikhail Feldman

(Ural Institute of Management - branch of the Russian Presidential Academy

of National Economy and Public Administration, Yekaterinburg, Russia)

DOI: 10.31857/S0869568722040197, EDN: JBFZJI

Переход к нэпу ознаменовал новый этап отношений власти и научной ин-

теллигенции. Он позволил экономистам активно включиться в работу по вос-

становлению народного хозяйства страны. По мнению историка экономики

Н.М. Ясного, в 1920-х гг., особенно в первой половине десятилетия, идеологи-

ческий контроль над экономической наукой был относительно мягким¹. Пря-

мые связи с Госпланом позволили учёным не только опираться на богатейшую

статистику, но и использовать комментарии специалистов отделов ведомства.

Решая проблемы, связанные с проектом индустриализации, они по ряду на-

правлений далеко опередили западную экономическую мысль. Их вклад оказа-

лось возможно оценить по достоинству только спустя три-четыре десятилетия,

в период кризиса кейнсианской и институциональной экономической полити-

ки. Более того, среди тогдашних разработок есть и актуальные для современ-

ности: механизмы равновесия как предмет экономической науки и механизмы

развития как предмет социально-экономической генетики; вопрос факторов

и институциональных основ экономического развития; природа экономиче-

ских институтов, причины их возникновения и распада, механизм отбора².

Утверждённый в мае 1929 г. V съездом Советов, первый пятилетний план

представлял собой уникальное явление. Три его тома удачно сочетали отрас-

левую составляющую модернизации страны, проблемы социального характера,

различные аспекты регионального развития. Они явились крупным шагом на

пути усовершенствования и конкретизации методологии планирования. С точ-

ки зрения мировой экономической науки наиболее новаторским оказался ре-

гиональный подход. В 1926-1929 гг. Госплан уделял большое внимание разра-

ботке районных и межрайонных проблем пятилетки в рамках экономического

районирования. С этой целью проводились конференции по комплексному

учёту ресурсов и определению конкретных задач в рамках отраслей и крупных

экономических районов³. Наметилась специализация краёв и областей с учё-

том наилучшего использования их богатств и «подтягивания» отстающих реги-

онов; были определены перспективы межрайонного сотрудничества; разрабо-

таны прогнозы развития таких крупных районов, как Урал (Уральская область)

и Сибирь (Сибирский край).

Ясный Н.М. Советские экономисты 1920-х гг. Долг памяти. М., 2012. С. 717.

Ольсевич Ю.Я. Введение // Мировая экономическая мысль. Сквозь призму веков. Т. 4. Век

глобальных трансформаций. М., 2004. С. 13-15.

История социалистической экономики СССР. Т. 3. М., 1977. С. 18.

172

В период первой пятилетки страна вступала с «оптимальным вариантом»

плана. Даже с учётом многократных поправок он представлял собой относи-

тельно реалистичный документ, обозначивший основные направления эко-

номического развития страны и инструменты их реализации. Он предполагал

«участие различных классов в решении задач индустриализации», равенство

всех систем кооперации, понимание индивидуального крестьянского хозяйства

как «сохраняющего для настоящего пятилетия своё значение главного произ-

водителя сельскохозяйственных продуктов». Таким образом, он включал всё

то, что недвусмысленно говорило о стремлении, с одной стороны, сохранить

многоукладную экономику, а с другой - совершить рывок в промышленности,

особенно в металлургии и машиностроении, осуществить крупномасштабное

строительство новых и реконструкцию старых предприятий.

Прямая вина И.В. Сталина и его окружения заключалась в бездумном раз-

базаривании многомиллиардных средств и гибели миллионов людей - столь

высокой оказалась цена отказа от нэпа. Индустриальный проект из инстру-

мента государственной политики превратился в самоцель. Задача «в кратчай-

ший исторический срок догнать, а затем и превзойти уровень индустриального

развития передовых капиталистических стран» решалась во многом на основе

количественных показателей. Напротив, социальная политика трансформиро-

валась из основной составляющей «социалистического» курса во второстепен-

ную, девальвировав само его значение.

В 1933 г. свет увидело официальное издание «Итоги выполнения Первого

пятилетнего плана развития народного хозяйства Союза ССР». Оно должно

было обосновать сталинский тезис о том, что высокий удельный вес государ-

ственного сектора в промышленности, а также колхозно-совхозного сектора

в сельском хозяйстве следует рассматривать как показатель степени развития

«социалистического уклада». Отмечалось значительное перевыполнение пяти-

летки по всем показателям в первые годы. Это означало, что относительно

высокие темпы роста объяснялись размахом промышленного строительства,

включая сооружение ряда промышленных гигантов, не предусмотренных пла-

ном. Куда более сложной оказалась задача освоения заводского и фабричного

оборудования: даже по официальным данным план по валовой продукции про-

мышленности оказался выполнен всего на 93,7%⁴.

На фоне мирового экономического кризиса оказалось легко на основе

выборочных количественных показателей характеризовать сдвиги в народном

хозяйстве как «триумфальные». Заявление о том, что СССР догнал развитые

страны капитализма по удельному весу промышленности в национальном до-

ходе, а также по удельному весу производства средств производства, призвано

было доказать «превосходство социалистического строя над капиталистиче-

ским». В «Итогах» редко приводились сведения, опиравшиеся на международ-

ную статистику. Так, например, сообщалось, что «при свёртывании внешней

торговли капиталистических стран, удельный вес СССР в мировой торговле

возрос, и СССР передвинулся с 17-го места в 1928 г. на 11-е в 1932 г.»⁵.

Следует отметить: в советский период истории характеристики итогов пя-

тилетки на долгие десятилетия определялись сталинскими формулировками из

Итоги выполнения Первого пятилетнего плана развития народного хозяйства Союза ССР.

М., 1933. С. 14, 15, 22.

Там же. С. 11, 15.

173

доклада генсека на объединённом пленуме ЦК и ЦКК ВКП(б) (7-12 января

1933 г.). Так, в духе официальных пропагандистских установок оказалась вы-

держана статья, посвящённая созданию и эволюции первого пятилетнего пла-

на. Упор в ней делался на съезды плановых работников СССР. «Отправной»

и «оптимальный» варианты плана, подготовленные в августе 1928 г. работ-

никами Госплана, клеймились как оппортунистические, поскольку «разраба-

тывались при участии буржуазных экономистов и техников, которые в своих

проектировках и экспертизах пытались преуменьшить ресурсы и темпы ин-

дустриализации». В силу этого варианты, отталкивавшиеся от «технических

возможностей», якобы «страдали органическим пороком - минимализмом».

В вину Госплану вменялась непростительная ошибка: «Ни в одном варианте…

не была поставлена задача сокращения доли частного капитала»⁶.

В похожем духе писал спустя десятилетия ведущий советский исследова-

тель индустриализации В.С. Лельчук. При этом он, правда, отмечал, что со-

здание «основ индустриализации» сочеталось с «сужением сферы действия

экономических рычагов управления», «низкой культурой труда, слабой про-

изводственной дисциплиной»⁷, т.е. с теми масштабными явлениями, которые

генсек оставил за рамками своего доклада в 1933 г. В целом же сокрытие до-

стоверной информации в условиях жёсткого идеологического и полицейско-

го контроля становилось питательной средой для возникновения и упрочения

сталинской мифологии.

Переосмысление догм началось лишь в конце 1980-х гг., однако на под-

линно научный уровень вышло уже в постсоветскую эпоху. Так, Н. Верт обра-

тил внимание на методику манипулирования количественными показателями.

Подводя итоги первой пятилетки, Сталин оперировал цифрами первоначально-

го варианта плана, принятого V съездом Советов в апреле-мае 1929 г. и вскоре

отвергнутого за «сознательно заниженные показатели», а не принятого под его

давлением варианта 1930 г.⁸ Следует заметить, что «вождь» только повторил

уловку В.М. Молотова. Годом ранее, на XVII Всесоюзной партийной конфе-

ренции (февраль 1932 г.) глава правительства рапортовал о выполнении плана,

отталкиваясь от его «оптимального варианта», умалчивая о процессе безудерж-

ного увеличения капиталовложений в промышленность, составившего в 1930 г.

сверхплановые 57, а в 1931 г. - 80%⁹.

Следует отдать должное британскому историку Р.У. Дэвису, сумевшему на

основе широкого круга источников обратиться к непредвзятому изучению не

только итогов социально-экономического развития СССР, но и осмысления

результатов пятилетки советским руководством. Он не без иронии писал о ян-

варском Пленуме ЦК ВКП(б), что «первый пункт повестки дня пленума… был

смело озаглавлен “итоги Первой Пятилетки и народно-хозяйственный план на

1933 год - первый год второй пятилетки”». «Смелость» заключалась в том, что

итоги 1932 г., а с ним и всей пятилетки, подводились уже через неделю после

окончания календарного года, тогда как технические возможности тщатель-

ного подсчёта требовали иных, существенно бóльших сроков. В пользу этого

утверждения говорит и то, что все три доклада об итогах пятилетки (Сталина,

Гладков И.А. К истории первого пятилетнего народнохозяйственного плана // Плановое

хозяйство. 1935. № 4. С. 112, 115, 122.

Лельчук В.С. Индустриализация СССР: история, опыт, проблемы. М., 1984. С. 171, 173.

Верт Н. История Советского государства, 1900-1991. М., 1992. С. 200.

ХVII конференция ВКП(б). Стенографический отчёт. М., 1932. С. 127.

174

Молотова и В.В. Куйбышева, а также речь Г.К. Орджоникидзе) появились в пе-

чати лишь с незначительными изменениями по сравнению с машинописными

стенограммами, сохранившимися в архивах¹⁰. Всё это позволяет утверждать,

что подготовленные заранее доклады были связаны с анализом статистических

показателей лишь формально.

Дэвис очертил хронологию событий: 3 декабря 1932 г. Политбюро, подведя

итоги года (!), определило размеры будущих капиталовложений. На основе это-

го решения 5 января 1933 г. Совнарком принял секретный декрет «О государ-

ственном бюджете и экономическом плане на 1933 год». Секретность распре-

деления капиталовложений прочно вошла в практику управления, определяя,

например, не только соотношение объявленных (1 450 млн руб.) и реальных

(4 178 млн руб.) расходов на оборону в 1933 г.¹¹, но и общую закрытость данных

о подлинной финансовой политике государства.

Сталинский лозунг об «успешном и досрочном завершении пятилетки за

четыре года и три месяца» определил направленность и тональность высту-

плений на пленуме. Даже члены Политбюро, отвечавшие за реальные секто-

ра экономики и в силу этого глубже осознававшие положение дел, оказались

«скованными одной цепью» идеологизированных выводов и суждений. Не об-

суждались весьма спорные утверждения генсека о «рождении за период 1928-

1932 гг. всех новейших отраслей промышленности», о «решении зерновой про-

блемы» и т.д. Вообще дискуссии по социально-экономическим проблемам на

пленумах 1928-1929 гг. казались далёким прошлым.

Повышенная эмоциональность сталинского выступления затрудняла объ-

ективный разбор реализации плана. Как следствие, «восторженная резолюция

Пленума ЦК одобрила доклад о первом пятилетнем плане и директивы по пла-

ну 1933 г.»¹². Однако, по обоснованному утверждению О.В. Хлевнюка, «первая

пятилетка по всем ключевым параметрам не была выполнена вообще. Провоз-

глашённые цифры - стопроцентный рост индустриальной продукции между

1928 и 1932 гг. - были ложью. Реальные показатели были примерно вдвое

меньше… Производительность труда в крупной промышленности в 1932 г. даже

снизилась по сравнению с 1928 г.»¹³. Массовая пропаганда, воспроизводившая

сталинские тезисы о «заводах-гигантах, не имеющих равных в мире», «правах

и свободах советских людей» и т.п., в условиях голода и тотального дефицита

имела только частичный успех. Итоги пятилетки оказались столь далеки от

запланированных по инициативе главы партии, что Сталин имел все основа-

ния беспокоиться за свою судьбу. Фактически промолчавший все одиннадцать

заседаний XVII партконференции, не желая вступать в дискуссию о причинах

очевидного кризиса в экономике¹⁴, генсек стремился не допустить сопоставле-

ния плановых и достигнутых показателей и в январе 1933 г.

Однако завеса мифологии постоянно «разрывалась» выступлениями о ка-

честве продукции и состоянии хозрасчётных отношений. Речь не только

о позиции директорского корпуса, продемонстрированной ещё в 1931 г. на

Davies R.W. Crisis and progress in the Soviet economy, 1931-1933. Basingstoke; L., 1996. Р. 317.

Ibid. Р. 319

Ibid. Р. 326.

Хлевнюк О.В. Хозяин. Сталин и утверждение сталинской диктатуры. М., 2010. С. 178, 179, 206.

Фельдман М.А. Трудная попытка осмысления (новый взгляд на события ХVII конференции

Всесоюзной Коммунистической партии (б)) // Гуманитарные науки в Сибири. Т. 27. 2020. № 1.

С. 83.

175

I Всесоюзной конференции работников социалистической промышленности¹⁵.

Выступление 31 января 1932 г. на XVII конференции члена Политбюро ЦК

Я.Э. Рудзутака содержало в себе «информационную бомбу». Низкое качество

значительной части продукции заводов не являлось для делегатов тайной. Но

указать конкретную цифру - до четверти произведённого - стало большой сме-

лостью¹⁶. Стоимость выпущенной в 1931 г. промышленной продукции Орджо-

никидзе оценил в 11,8 млрд руб. Получалось, что «на ветер» выбрасывалось до

3 млрд. Фактически Рудзутак дал политике радикального форсирования темпов

экономического роста жёстко негативную оценку. О степени сталинского не-

довольства говорит и то, что через четыре дня после этого выступления Рудзу-

така перевели из членов в кандидаты в члены Политбюро.

Тем не менее катастрофическое положение в экономике к августу 1932 г.

признали все члены Политбюро¹⁷. Однако антикризисные меры, предлагавши-

еся Сталиным и руководителями наркоматов, серьёзно разнились. Например,

нарком финансов Г.Ф. Гринько призывал дать приоритет качественным пока-

зателям. Это вызвало негативную реакцию Сталина, заявившего, что «пятилет-

няя программа считается у нас минимальной. У нас будут ещё ежегодные кон-

трольные цифры, которые будут расширять пятилетний план из года в год»¹⁸.

Оказавшись если не у «последней черты», то в ожидании критических вы-

ступлений, Сталин готовился к корректировке курса. Но для этого требовался

ряд условий: сохранение и усиление негативных оценок недавних соратни-

ков - «правых» (признание правоты бывшего главы СНК СССР А.И. Рыкова

и его сторонников означало бы для генсека политическое самоубийство); от-

сутствие даже незначительной критики проводимой политики; запрет на огла-

шение информации о реальных переменах в экономике; продолжение восхва-

ления генсека как «мудрого вождя и продолжателя дела Ленина».

Доклад Сталина, прозвучавший на пленуме 7 января 1933 г., газета «Прав-

да» опубликовала только спустя три дня. В его тексте можно выделить, по край-

ней мере, четыре группы утверждений. Первая касалась подведения итогов пя-

тилетки в промышленности. Чеканный рефрен «у нас не было - теперь есть»¹⁹

оказал завораживающее воздействие на участников пленума, неоднократно

цитировался членами ЦК, стал основой пропагандистских мероприятий. Ре-

альность же оказалась совсем иной. Например, авиационная промышленность

России в 1916 г. выпустила 1 287 самолетов и 639 моторов²⁰. По производству

чёрных металлов и угля Россия немногим уступала Франции. Утверждение

Сталина, что «Россия до 1917 г. по производству нефтяных продуктов и угля

стояла на последнем месте», не выдерживало никакой критики с учётом того,

что на рубеже XIX-XX вв. страна добывала нефти больше всех в мире, уступая

только США по производству керосина²¹.

Первая Всесоюзная конференция работников социалистической промышленности: 30 ян-

варя - 5 февраля 1931 г. Стенографический отчёт. М., 1931. С. 23-24, 31-34.

ХVII конференция ВКП(б)… С. 73.

Хлевнюк О.В. Хозяин… С. 206, 217-218.

ХVII конференция ВКП(б)… С. 223.

Сталин И.В. Итоги первой пятилетки: доклад 7 января 1933 г. на Объединённом Пленуме

ЦК и ЦКК ВКП(б) 7-12 января 1933 г. // Сталин И.В. Полн. собр. соч. Т. 13. М., 1951. С. 64.

Мухин М.Ю. Авиапромышленность СССР в 1921-1941 гг. М., 2006. С. 99.

Дьяконова И.А. Нефть и уголь в энергетике царской России в международных сопоставле-

ниях. М., 1999. С. 130.

176

Уже на XVI съезде Сталин ввёл штамп «капитализм нам оставил почти пол-

ное отсутствие собственного машиностроения». «Конкретизируя» эту мысль,

его подчинённым приходилось прибегать к подтасовкам. Так, председатель

ВСНХ Куйбышев заявил: «До войны машиностроительная промышленность по

сравнимым ценам (приведённым к ценам 1926/27 г.) дала приблизительно на

307 млн руб. продукции»²². На деле же в 1913 г. в машиностроении и металло-

обработке России стоимость произведённой продукции равнялась 820 млн руб.

(в 1928/29 г. - 703 млн)²³. Спустя год, в отчётном докладе на XVII съезде пар-

тии Сталин отметил: в 1913 г. на долю машиностроения приходилось 11% ва-

ловой продукции промышленности России²⁴. Общий вывод этой части доклада

заключался в глобальном утверждении: за годы пятилетки удалось «перевести

нашу страну с её отсталой, подчас средневековой техникой - на рельсы но-

вой, современной техники»²⁵. Но, помимо вышеприведённых тезисов, генсек

не привёл каких-либо доказательств.

Вторая группа затрагивала итоги пятилетки в сфере сельского хозяйства.

Главный довод в защиту обоснованности коллективизации заключался в уве-

личении объёмов заготовок товарного зерна с «500-600 миллионов пудов

товарного хлеба, заготовлявшегося в период преобладания индивидуального

крестьянского хозяйства, до 1 200-1 400 миллионов пудов ежегодно» после кол-

лективизации²⁶. Практически весь состав участников пленума оказался «повя-

зан» участием в насильственной коллективизации. Но известна была и циф-

ра потерь животноводства за первые месяцы коллективизации, озвученная

в 1930 г. тогдашним председателем СНК РСФСР С.И. Сырцовым: «Перегибы

и ошибки в ходе коллективизации обернулись только в животноводстве по-

терями на сумму в 3 млрд руб.»²⁷. Для понимания масштаба экономическо-

го и социального бедствия следует вспомнить, что по решению ноябрьского

(1929) пленума капитальные вложения в промышленность и электрификацию

на 1929/30 г. увеличивались на 43%: с 2,8 млрд руб. по «оптимальному» вари-

анту плана до 4 млрд²⁸. Забой крестьянами значительной части лошадей привёл

к тому, что создание колхозов проходило без соответствующей материальной

базы. В 1928-1932 гг. совокупная мощность тракторов выросла с 0,27 млн ло-

шадиных сил до 2,1 млн. Но даже с учётом этого совокупная тягловая сила

в 1932 г. составила 21-22 млн сил против 28 млн в 1928 г.²⁹

Сталинский вариант модернизации деревни проходил по лекалам Граж-

данской войны: фактически это была продразвёрстка. В условиях самого бла-

гоприятного в климатическом отношении 1930 г. в деревнях зачастую выгре-

ХVI съезд ВКП(б). 26 июня - 13 июля 1930 г. Стенографический отчёт. Т. 2. М., 1935.

С. 859.

Динамика российской и советской промышленности в связи с развитием народного хо-

зяйства за сорок лет (1887-1926 гг.). Т. 1. Свод статистических данных по фабрично-заводской

промышленности с 1887 по 1926 год. Ч. 3. Промышленность 1912, 1913, 1915, 1920 и 1925/26 гг.

М.; Л., 1930. С. 10.

ХVII съезд ВКП(б). 26 января - 10 февраля 1934 г. М., 1934. С. 17.

Сталин И.В. Указ. соч. С. 62.

Там же. С. 69.

ХVI съезд ВКП(б)… Т. 1. М., 1935. С. 400-403.

Как ломали нэп. Стенограммы пленумов ЦК и ЦКК ВКП(б). 1928-1929 гг. / Отв. ред.

В.П. Данилов. Т. 5. Пленум ЦК ВКП(б) 10-17 ноября 1929. М., 2000. С. 547.

Кондрашин В.В. Хлебозаготовительная политика в годы первой пятилетки и её результаты

(1929-1933 гг.). М., 2014. С. 84.

177

бались и продовольственные, и семенные фонды. При этом потери зерна при

уборке урожая в колхозах составляли примерно 22% от валового сбора. В итоге

в условиях масштабного голода из государственных фондов пришлось выде-

лить ссуды в размере 75,4 млн пудов³⁰. Самым тяжёлым проявлением коллек-

тивизации стал голод, от последствий которого погибли 5,6 млн человек, в том

числе 2,5 млн - на Украине³¹.

Сталин хорошо знал, что объём валовой продукции сельского хозяйства

за пятилетку не вырос, а сократился на 6-7%. Между тем предусматривался

значительный рост: с 2 990 млн до 5 300 млн руб. по отправному варианту и до

6 400 млн руб. - по оптимальному³². При сохранении нэповской модели кре-

стьянство могло за счёт развития кооперации, сельскохозяйственного машино-

строения и т.п. нарастить товарную продукцию на 2,4-3,5 млрд руб.

Нигде, как в этом сегменте доклада, мифологическая завеса не выставля-

лась так масштабно! Не случайно, понимая всю натянутость своих выводов,

11 января Сталин выступил с ещё одним (незапланированным и не указанным

в повестке) докладом - «О работе в деревне»³³ (опубликован в «Правде» 17 ян-

варя). Признав, что в 1932 г. «хлебозаготовки прошли у нас с бóльшими труд-

ностями, чем в предыдущем году», он дал развёрнутое объяснение произошед-

шему. Виноватыми оказались работники колхозов и совхозов, не увидевшие

«отрицательных сторон» разрешения колхозной торговли. Легализация таковой

означала и легализацию рыночной цены на зерно, а значит, появление у кре-

стьян выбора. Задача сельских коммунистов, по мнению Сталина, заключалась

в том, что «с первых же дней уборки, ещё в июле месяце 1932 года, они должны

были всемерно усилить и подгонять хлебозаготовки». Как видно, насилие как

основной метод коллективизации в прошлое вовсе не уходило. Больше того,

его подкрепляли административные меры: в постановлении СНК СССР и ЦК

ВКП(б) от 6 мая 1932 г. «О плане хлебозаготовок из урожая 1932 г. и развёр-

тывании колхозной торговли хлебом» прямо говорилось, что «колхозную тор-

говлю хлебом можно открыть лишь после того, как будет выполнен целиком

и полностью план хлебозаготовок и будут собраны семена».

Сталин указал на «засорённость» колхозов «бывшими» из числа «кулаков»,

«белых» солдат и офицеров, чиновников, служащих и т.д. Более того, даже

само объединение крестьян в колхозы пугало его потенциальной возможно-

стью воздействия на жителей деревни нежелательной информации и агитации.

Тем самым робкий шаг назад от потрясений коллективизации оказывался лишь

краткой передышкой перед новыми шагами вперёд по дороге насилия. Участ-

никам же пленума предложили явно мифологический тезис о «превращении

СССР в страну самого крупного сельского хозяйства в мире»³⁴.

Третья группа утверждений должна была объяснить практику «бешеных тем-

пов», всех трудностей и тягот, выпавших на долю населения в годы пятилетки,

а также причины невыполнения плановых заданий. Основные причины Сталин

связал с внешним фактором - «отказом соседних стран подписать с нами пакты

о ненападении и осложнениями на Дальнем Востоке». Следствием этого стало

Там же. С. 48-49, 81.

Есиков С.А. Российская деревня в годы нэпа. К вопросу об альтернативности сталинской

коллективизации (по материалам Центрального Черноземья). М., 2010. С. 294-295.

Как ломали нэп… Т. 5. С. 273.

Сталин И.В. Указ. соч. С. 78-84.

Там же. С. 69.

178

«переключение ряда заводов в целях усиления обороны на производство совре-

менных орудий обороны»³⁵. Сталинский почерк - снятие с себя ответственности

за чудовищные ошибки и преступления, возложение её на местные кадры и ка-

питалистическое окружение - не менялся с весны 1930 г., времени балансирова-

ния на грани новой Гражданской войны в деревне. Но нашёлся и принципиаль-

но новый момент - неоднократное подчёркивание безальтернативности курсу

начала 1930-х гг.³⁶ Никакого аналитического сравнения вариантов пятилетнего

плана генсек не делал. Его усилия сосредоточились на написании картины ужа-

сов, ожидавшей СССР в случае отказа от «бешеных темпов».

Четвёртая группа затрагивала изменение направленности экономической

политики. Комплекс внутренних и внешнеполитических причин (хаос хозяй-

ственных связей, финансовый кризис, рост внешней задолженности и др.) не

позволял далее «подхлёстывать и подгонять страну». По существу, перед нами

отказ от курса пятилетки, его тихое отрицание (в ряде пунктов - даже осужде-

ние)³⁷. В годы второй пятилетки на первый план выходило освоение техники

старых или обновлённых заводов и фабрик, требовавшее повышения квали-

фикации рабочих и инженерно-технического персонала³⁸. Но примечательна

оговорка генсека: «Особенно в первые два-три года второй пятилетки». Это

означало, что на стабилизацию положения (в том числе за счёт отступления от

приоритета насильственных мер) отводились 1933-1935 гг.

Специалисты (работники экономических наркоматов, представители ди-

ректорского корпуса) не услышали от руководителя партии ни слова о хоз-

расчёте - стержне курса «мини-реформ». Пропагандистские клише постоянно

напоминали: в специальном разделе речи Сталина на совещании хозяйствен-

ников 23 июня 1931 г. говорилось, что «благодаря бесхозяйственному веде-

нию дела, принципы хозрасчёта оказались совершенно подорванными в целом

ряде наших предприятий и хозяйственных организаций. Это факт, что… давно

уже перестали считать, калькулировать, составлять обоснованные балансы до-

ходов и расходов»³⁹. Однако подлинное отношение Сталин выразил в письме

Л.М. Кагановичу от 6 августа 1931 г.: «Буржуазный подход к вопросу о рента-

бельности - расклевать»⁴⁰. В системе координат «социалистической экономи-

ки» хозрасчёт имел право на существование в сфере права, но его подлинная

жизнь начиналась за пределами легальной экономики. Не случайно началом

1930-х г. датируется начало слияния командной экономики с теневой⁴¹.

Не прозвучало и оценки внешних хозяйственных связей, даже с учётом

«практически полной зависимости советской индустриализации от зарубежных

технологий»⁴². Это, впрочем, неудивительно: мифологические конструкции

складываются не только из слов, но и из фигур умолчания. Таким образом, ана-

лиз доклада 7 января 1933 г. показывает, что готовность Сталина к переменам

Там же. С. 65.

Там же. С. 66.

Хлевнюк О.В. Хозяин… С. 177.

Сталин И.В. Указ. соч. С. 67.

Там же. С. 28-29.

Сталин и Каганович. Переписка. 1931-1936 гг. М., 2001. С. 37.

Мерль Ш. Советская экономика: современные оценки // Экономическая история. Ежегод-

ник. М., 2017. С. 314.

Шпотов Б.М. Американский бизнес и Советский Союз в 1920-1930-е годы. Лабиринты

экономического сотрудничества. М., 2012. С. 15.

179

носила условный и временный характер. Прагматизм в кризисных ситуациях

постоянно натыкался на идеологические догмы. Несовпадение двух противо-

положных по смыслу курсов (рационально-технократического и волюнтарист-

ского) должно было решаться за счёт подавления реальных или потенциальных

недовольных.

Важная черта реальности тех лет - автоматическое превращение сталин-

ских формулировок в положения партийных доктрин. Показательно, что вы-

ступавший на следующий день (8 января) Молотов начал с сакраментальной

фразы: «Докладом товарища Сталина исчерпывается вопрос об итогах Первой

пятилетки»⁴³. Будто в подтверждение номер «Правды» за 12 января, в котором

опубликована речь главы правительства, сопровождался страницей тщательно

подобранных выступлений трудящихся под общим заголовком: «Новой волной

энтузиазма, инициативы и трудового подъёма встретили массы доклад вождя

партии тов. Сталина!».

Сам же доклад Молотова «О задачах первого года второй пятилетки» фак-

тически только уточнял отдельные положения сталинского выступления, вос-

производя даже структуру речи генсека. Относительным отличием можно счи-

тать неконкретные фразы о масштабе брака, низкой степени загрузки станков,

значительном количестве установленного, но не работающего оборудования.

Общий вывод доклада оказался выдержан в русле поворота экономического

курса, согласованного руководством ВКП(б) ещё в конце 1932 г.⁴⁴ Главной

задачей промышленности объявлялось повышение производительности труда;

упор должен был делаться не на количественные показатели, а на качество

продукции. Однако указание на пути достижения поставленных целей копиро-

вало язык постановлений ЦК и СНК времён «бешеных темпов»: «Надо только

развернуть большевистскую борьбу за улучшение организации труда и укрепле-

ние дисциплины»! Фактически без внимания остались проблемы материально--

бытового положения трудящихся. Между тем реальная заработная плата заня-

тых в промышленности за годы пятилетки снизилась с 50 до 30%, провалились

все социальные программы⁴⁵.

Об итогах пятилетки читатель газет «Правда» и «Известия» мог узнать не-

много. Пленум в публикациях за 8-12 января представлен только доклада-

ми Сталина и Молотова! Недосказанность превратилась в важную составля-

ющую информационной среды советской жизни. Так, не нашлось места для

изложения короткого выступления 8 января заместителя председателя Госпла-

на Г.И. Ломова, которое содержало единственный критический фрагмент: «Ряд

шахт, которые мы считаем пущенными, на самом деле дают всего процентов

20-60 их проектной мощности, и почти ни одна из крупных пущенных шахт

в Донбассе и Кузбассе не даёт добычи, близкой к проектной мощности»⁴⁶.

21 января газета опубликовала статью Ломова, представлявшую собой пане-

гирик развитию топливной промышленности с небольшим вкраплением аб-

страктных замечаний⁴⁷. Однако даже это не избавило автора от сталинского

Молотов В.М. О задачах первого года Второй пятилетки // Правда. 1933. 12 января.

Хлевнюк О.В. Хозяин… С. 217-218.

Davies R.W. Op. cit. P. 479.

Индустриализация Советского Союза. Новые документы. Новые факты. Новые подходы /

Сост. С.С. Хромов. Ч. 2. М., 1999. С. 119.

Ломов Г.И. Итоги выполнения топливной пятилетки // Правда. 1933. 21 января.

180

гнева: вскоре его освободили от работы в Госплане, а в феврале 1934 г. вывели

из состава ЦК.

Выступление наркома лёгкой промышленности И.Е. Любимова (10 января)

тоже оказалось вне печати за фразу: «В Америке, например, при производстве

обуви в 4,5 раза больше, чем у нас, натурального кожевенного подошвенного

сырья употребляется всего лишь в полтора раза больше, чем у нас»⁴⁸. Впрочем,

оратор сохранил пост до 1937 г.

Уже после закрытия пленума, 13 января, в «Правде» появился доклад Куй-

бышева «Итоги борьбы за техническую реконструкцию народного хозяйства».

Выдержанный в оптимистическом духе, он содержал заявления о создании

современного машиностроения, первом месте в мире по соотношению элек-

тростали и стали, завершении технической реконструкции в нефтяной про-

мышленности. Однако внимательный читатель обратил бы внимание, что лишь

в одной отрасли (нефтяная) завершилась техническая реконструкция. Соору-

жение заводов-гигантов либо не закончилось, либо на них только начиналось

освоение производственных мощностей. Производство электростали в разы

отставало от показателей США и Германии⁴⁹. Ответ на вопрос, в какой же

степени выполнены задания пятилетнего плана по технической реконструкции

в народном хозяйстве?, руководитель ВСНХ не озвучил. Но в принципе в этом

уже не было необходимости: 13 января «Правда» опубликовала резолюцию

пленума по докладам Сталина, Молотова и Куйбышева, принятую 10 января.

В жизнь прочно входила традиция партийных форумов без публичного обсуж-

дения, с единогласным одобрением заранее подготовленных резолюций.

Несколько иная тональность выступления Орджоникидзе привела к тому,

что его речь напечатали только 22 января. Фразу «мы немного разучились

считать деньги» можно было бы рассматривать как пример лёгкой критики

экономического курса. Однако она прозвучала как продолжение весьма жёст-

ких замечаний оратора о забвении хозрасчёта на XVII конференции 30 января

1932 г. Утверждение, что «на протяжении последних лет хозрасчёт у нас почти

полностью пропал»⁵⁰, означало, что представитель высшего руководства, бо-

лее других внёсший в реализацию плана, признал: многочисленные решения

и постановления о внедрении хозрасчёта не дали результатов. Даже довольно

ограниченная самостоятельность производителей не вписывалась в командно--

административную систему. Спустя ровно год после этого выступления, как

отмечает Дэвис, получивший доступ к тексту до сих пор не рассекреченной

(не опубликованной целиком) стенограммы пленума, Орджоникидзе говорил

о пренебрежении хозяйственников к вопросам стоимости продукции как ха-

рактерной черте индустриализации⁵¹.

Написанные словно под копирку речи Н.И. Бухарина, Рыкова и М.П. Том-

ского, опубликованные 14-16 января, говорили только об одном: «Альтерна-

тивного курса не существует». Три недавних члена Политбюро дружно крити-

ковали уже безымянных «правых» и превозносили Сталина. Попытки Бухарина

выделить отличия «социалистической» и капиталистической индустриализации

вызывали лишь улыбку абстрактностью рассуждений о «принципиально иных

Индустриализация Советского Союза… Ч. 2. С. 126.

Куйбышев В.В. Итоги борьбы за техническую реконструкцию народного хозяйства // Прав-

да. 1933. 13 января.

ХVII конференция ВКП(б)… С. 19.

Davies R.W. Op. cit. P. 326.

181

технологиях», «принципиально иных мощностях» и т.д. Пожалуй, главным

в речи оказалось другое - допустимость применения «суровой расправы» нал

оппозицией (группа И.Н. Смирнова)⁵². Демонстрация максимальной предан-

ности «генеральной линии» доказывала: путь отступления от принципов не

имеет преград и ведёт к превращению политика в марионетку.

Завершило работу пленума выступление Рудзутака. Представитель старой

большевистской гвардии провозгласил начало «общепартийной чистки». Её

предназначение очевидно: пленум на основе сталинского доклада констатиро-

вал триумфальное завершение пятилетки. Чистка предназначалась для усом-

нившихся в верности выводов и оценок.

Рассматриваемый пленум занимает особое место в ряду партийных фору-

мов. По важности выводов, вошедших на десятилетия в учебники (например,

тезиса о «построении экономического фундамента социализма»). По масштабу

обмана общества: гибель миллионов от голода, ссылка и разорение наиболее

умелых крестьян, обнищание населения страны, катастрофа в животноводстве,

экономический хаос в строительстве и промышленности подавались как рево-

люционная победа «социалистических отношений». По степени скрытности:

выступления на пленуме либо не были опубликованы, либо подверглись со-

знательному искажению.

Существует и иная сторона событий января 1933 г. К этому времени Ста-

лину пришлось признать ошибочность экономического курса 1929-1931 гг.,

переложив вину за его трагическое осуществление на местных работников, со-

противление и саботаж «классовых врагов», внешнеполитический фактор. Но

это запоздавшее, оплаченное огромными материальными потерями и человече-

скими жертвами признание носило временный характер. Курс «мини-реформ»

(товарно-денежные отношения, система стимулирования заработной платы,

«квазирынок» для труда, легализация рыночной торговли)⁵³ грозил Сталину

и его группировке потерей господства в партии, обществе и государстве. Даже

при сохранении командно-административной системы нарушалось мифологи-

ческое пространство «чистого» социализма: рушилась вся система догматиче-

ских аргументов о вреде рынка, товарно-денежных отношений, экономической

самостоятельности производителей. Тем не менее по выступлениям Ломова,

Любимова и Орджоникидзе видно, что ответственные за отрасли экономики

не желали принимать пропагандистские тезисы за реальность. Никакая масси-

рованная пропаганда «триумфа» не могла вытравить в сознании хозяйственни-

ков и региональных руководителей ощущения её несоответствия реальности,

наоборот, порождала определённую внутреннюю невосприимчивость к мифо-

логемам⁵⁴. Участники пленума, отвечавшие за конкретные проекты, понима-

ли, что переход к умеренному курсу является косвенным признанием провала

политики «большого скачка». Но большинство рассматривали это только как

тактическую неудачу.

В то же время появление оппозиционных групп среди партийных работни-

ков свидетельствовало о растущем недовольстве Сталиным⁵⁵. Его политика нача-

Выступление Н.И. Бухарина по докладу И.В. Сталина «Итоги первой пятилетки и народ-

нохозяйственный план 1933 г.» // Правда. 1933. 14 января.

Davies R.W. Op. cit. P. ХV.

Осокина Е.А. За фасадом «сталинского изобилия». Распределение и рынок в снабжении

населения в годы индустриализации. 1927-1941. М., 2008. С. 403.

Такер Р. Сталин - диктатор. У власти. 1928-1941. М., 2013. С. 257-261.

182

ла вызывать непонимание прежде всего директорского корпуса, зажатого в ти-

ски невыполнимых требований с одной стороны и пассивного сопротивления

подчинённых - с другой⁵⁶. Это проявилось уже на I Всесоюзной конференции

работников социалистической промышленности (1931), а ХVII партконферен-

ция (1932) показала, что подобные настроения проникли и в ряды партактива.

Январский (1933) пленум ЦК и ЦКК ВКП(б) лишь подтвердил тенденцию.

Генсек ответил политическим манёвром

- очередной общепартийной

«чисткой»⁵⁷. Начавшись как кампания летом 1929 г., она приобрела, используя

терминологию эпохи, «перманентный» характер и контролировалась отделами

ЦК и подчинёнными ему структурами. «Чистка» форматировала государствен-

ные структуры и трудовые коллективы под экстремальные, мобилизационные

и внеэкономические цели сталинского руководства⁵⁸, превратившись в средство

изгнания из партии инакомыслящих. Она внесла немалый вклад в становле-

ние мифологического пространства тоталитарного государства, способного дей-

ствовать только насильственными административными мерами. Однако широ-

комасштабное использование «чисток», понижение в должности за малейшую

критику и заполнение информационного пространства мифологемами не оста-

новили роста недовольства. Ответом управленческого корпуса стало голосова-

ние 9 февраля 1934 г. на ХVII съезде партии при выборе кандидатов в состав

ЦК. Число делегатов, выступивших против Сталина, составило от 123 до 300

(достоверный факт - уничтожение 166 бюллетеней⁵⁹). Определённая часть сто-

ронников индустриального проекта не желала мириться с происходящим.

Итоги пятилетки освещались в экономических изданиях СССР своеобраз-

но. Почти все статьи в номерах журнала «Проблемы экономики» за первое

полугодие 1933 г. посвящены 50-летию смерти Маркса. Лишь передовая ста-

тья в № 2 - «Ленинский кооперативный план в действии» - провозглаша-

ла торжество марксистско-ленинских идей в деревне⁶⁰. В то же время журнал

опубликовал обширную статью о закономерном «загнивании техники» при

капитализме и неизбежном «вытеснении квалифицированного труда неквали-

фицированным»⁶¹. Относительно близкими к действительности оказались пу-

бликации в журнале «Плановое хозяйство». Так, начало статьи Г. Князькова

«Капитальное строительство в тяжёлой промышленности в Первой пятилетке»

выдержано в духе официальной пропаганды: «Итоги Первой пятилетки цели-

ком оправдывают и окупают затраченные страной усилия. Задания… в тяжёлой

промышленности резко перевыполнены в 4 года и три месяца». Однако при-

ведённые статистические сведения говорили совсем об ином. План по вводу

мощностей выполнен на 58,5% (мой пересчёт этих цифр: план - 21,3 млрд руб.,

факт - 11,2 млрд - даёт иной результат: 52,6%). Это обернулось тем, что объ-

ём незавершённого строительства на 1 января 1933 г. составил 8 млрд руб.⁶²

Верт Н. История Советского государства… С. 204.

КПСС в резолюциях и решениях съездов, конференций и пленумов ЦК (1898-1986). Т. 6.

1933-1937. М., 1985. С. 32, 42-45.

Красильников С.А. «Генеральная чистка» госаппарата 1929-1932 годов как проявление кри-

зиса легитимности партийного государства // ЭКО. 2020. № 8. С. 171, 188.

Такер Р. Сталин - диктатор… С. 320.

Ленинский кооперативный план в действии // Проблемы экономики. 1933. № 2. С. 3-20.

Грановский Е. О противоречиях развития техники при капитализме // Проблемы экономи-

ки. 1933. № 1. С. 98-141.

Князьков Г. Капитальное строительство в тяжёлой промышленности в Первой пятилетке //

Плановое хозяйство. 1933. № 1. С. 50-61.

183

Данные косвенно ставили под сомнение утверждение о «резком перевыпол-

нении» плана. Сталинские мифологические конструкции явно не совпадали

с реальностью, и статистика нередко «подводила» пропаганду.

Казалось бы, не принёс изменений и 1934 г. В экономических журналах из

номера в номер комментировались высказывания Сталина и его сподвижников

по Политбюро, дополненные парадными отчётами о достижениях промышлен-

ности. В «научный» оборот вводились необоснованные утверждения о «превос-

ходстве советского машиностроения над американским» по ряду технических

показателей; о достижении «огромных успехов в механизации производствен-

ных процессов» (правда, сопровождаемые время от времени сообщениями о вы-

соком уровне ручного труда в «отдельно взятых» отраслях машиностроения⁶³).

В статье «К анализу качественных показателей народного хозяйства СССР» зву-

чали лозунги о «росте производительности труда в промышленности за годы

первой пятилетки на 41%, о снижении себестоимости в машиностроении за

первую пятилетку на 30% при росте производительности труда на 64%, а зара-

ботной платы рабочих - на 53,8%»⁶⁴. Трудно было найти утверждения, более

несовпадающие с реальностью, но идеологический диктат уже набрал обороты.

Тем не менее процесс «мини-реформ» требовал хотя бы некоторого науч-

ного осмысления. Статья В. Грановского и Г. Невольского «Организация труда

в тяжёлой промышленности» стала прорывом из теоретического болота начала

1930-х гг. Авторы отметили, что «охват технически обоснованными нормами

составляет по машиностроению не более 30-35%; по каменноугольной про-

мышленности - 25-30%; по металлургии и химической промышленности -

только 15-20%». Заявления о «значительном росте производительности труда»

дезавуировались чётким выводом: «Нынешний уровень планирования показа-

телей по производительности труда совершенно не соответствует их значению».

Углубляя свою мысль, авторы подчеркнули: «До сих пор мы, по существу, не

имеем на предприятиях единой системы технико-экономических обоснований

плановых расчётов по труду, несмотря на указания ХVII партийной конфе-

ренции и директивы НКТП и ВЦСПС о том, что в основу всех пересчётов по

производительности труда и рабочей силе были положены нормы времён на

единицу продукции»⁶⁵.

В статье В.И. Межлаука, ставшего после ХVII съезда заместителем предсе-

дателя СНК и главой Госплана, звучали критические оценки состояния «соци-

алистического планирования», завуалированные указанием на «события про-

шлого» - период первой пятилетки. «Мы не имеем разработанного баланса

развития народного хозяйства», - отмечал автор. Кроме того, «недостаточное

внимание уделялось планированию технического прогресса, проблемам осво-

ения техники, ускорению перехода от планирования отдельных технических

показателей к составлению единого технического плана развития народного

хозяйства». Указывалось и на слабое использование «таких важнейших рычагов

нашей экономики, как деньги, кредит и хозрасчёт»⁶⁶.

Сухаревский Б. Завершение технической реконструкции и вопросы механизации промыш-

ленности // Плановое хозяйство. 1934. № 1. С. 70-72.

Турецкий Ш. К анализу качественных показателей народного хозяйства СССР // Плановое

хозяйство. 1934. № 7. С. 101-102.

Грановский В., Невольский Г. Организация труда в тяжёлой промышленности // Плановое

хозяйство. 1934. № 10. С. 116-117.

Межлаук В.И. К реорганизации Госплана // Плановое хозяйство. 1935. № 4. С. 3-6.

184

Репрессии начали сказываться на качестве статей в экономических журна-

лах уже с весны 1929 г. - времени поражения рационально мыслящей части

руководства партии. Более того, ускорилось отставание советской экономиче-

ской науки, поскольку в конце 1920-х гг. перестали выходить многие журналы,

в том числе близкие к «Плановому хозяйству» по содержанию и коллективу

авторов, - «Экономическое обозрение» и «Экономический бюллетень» Конъ-

юнктурного института⁶⁷. Однако наука, загнанная в тиски марксистских догм,

при малейшем послаблении вырывалась наружу, опрокидывая лживые пропа-

гандистские конструкции.

Материалы январского (1933) пленума, анализ публикаций в прессе и эко-

номических журналах показывают: руководству СССР пришлось признать па-

губность курса «бешеных темпов». Осмысление затруднялось мифологическим

пространством с его лозунгами «создания фундамента социалистической эко-

номики» и «выполнения заданий Первой пятилетки за четыре года и три ме-

сяца», а также жестокими наказаниями за малейшие критические замечания.

Однако жизнь доказала правоту авторов госплановского варианта пятилетнего

плана. Фактическое признание этого позвучало из уст его главных критиков.

В феврале 1932 г. Молотов связал выполнение первого пятилетнего плана с его

«оптимальным вариантом», Сталин оперировал его цифрами в январе 1933 г.

«Вариант Рыкова» всплывал вновь и вновь, доказывая свою реалистичность

и жизнеспособность.

Принципы первого пятилетнего плана, его инструментарий получили про-

должение в плане второй пятилетки, за исключением… права многоукладной

экономики на существование. Однако нормативный запрет рыночных отноше-

ний привёл лишь к тому, что между предприятиями начали складываться не-

формальные отношения. Они воплощались в неплановых и даже нелегальных

обменах и соглашениях, снимая остроту государственного контроля и жёсткость

централизованного планирования. Одним из таких постоянно действовавших

механизмов коррекции неэффективного бюрократического распределения ре-

сурсов выступали «товарообменные операции» - внеплановые продажи, а чаще

всего обмены продукцией между предприятиями. Данные проверки, проведённой

Наркоматом рабоче-крестьянской инспекции в начале 1932 г., показали и то, что

«огромное количество готовой продукции утекает по непредусмотренным пла-

нами и договорами каналам, питая частный рынок»⁶⁸. При этом работники нар-

коматов защищали тех хозяйственных руководителей, которые могли любыми

путями выполнять постоянно меняющиеся планы. Годы первой пятилетки стали

временем слияния командной экономики с теневой, и задача сохранения ви-

димости централизованного управления системой допускала поведение, в сущ-

ности, противоречившее ей⁶⁹. Выяснилось, что командная экономика не может

существовать без рынка, даже крайне искажённого. Он помогал ей выжить, ком-

пенсируя дефицит товаров и перераспределяя товарные ресурсы⁷⁰. Вынужденное

осмысление реальности заставило советское руководство, наряду с репрессив-

ными мерами, сделать ставку на более рациональные методы управления.

Белых А.А. История российских экономико-математических исследований: первые сто лет.

М., 2011. С. 115.

Davies R.W. Op. cit. P. 147-148.

Мерль Ш. Советская экономика: современные оценки. С. 314.

Осокина Е.А. За фасадом «сталинского изобилия»… С. 13.

185