История власти

Перестройка как момент истины:

к дискуссиям о природе и судьбе СССР

Сергей Журавлёв¹*

Perestroika as a moment of truth:

on discussions about the nature and fate of the USSR

Sergey Zhuravlev

(Institute of Russian History, Russian Academy of Sciences, Moscow)

DOI: 10.31857/S0869568722060012, EDN: MKWEFO

100-летний юбилей образования Советского Союза - удачный повод под-

вести итоги и наметить перспективы изучения не только собственно событий

начала 1920-х гг., но и советского периода нашей истории в целом. Главный

тезис, вынесенный в заголовок данной статьи, заключается в том, что ответы

на многие ключевые вопросы о природе и судьбе СССР, находящиеся в цен-

тре современных дискуссий, следует искать в последнем периоде существова-

ния Советского Союза - перестройке (1985-1991). Чем дальше мы отдаляемся

от этого исторического этапа и чем весомее становится его историография,

тем отчётливее осознаётся его значение, а также присутствие в нём различных

развилок и альтернатив.

С высоты сегодняшнего дня мы лучше понимаем всю противоречивость

и сложность перестройки, причудливо или, как сказали бы марксисты, диа-

лектически соединившей в себе разнонаправленные импульсы как обновле-

ния, так и распада. Этот последний, краткий период существования СССР

представляет собой «сгусток» интенсивной реформаторской деятельности, за-

тронувшей практически все сферы жизни и буквально за несколько лет при-

ведшей к столь кардинальным переменам, что многие исследователи не без

основания пишут о революционных сдвигах в рамках ещё действовавшего

Союза.

При этом по сей день не до конца ясно, какие именно перемены целена-

правленно инициировались и проводились в жизнь руководством страны во

главе с М.С. Горбачёвым, какие стали неожиданным для власти результатом

ошибочных, запоздавших, неверно понятых или просто трансформировав-

шихся под влиянием объективных и субъективных обстоятельств «сигналов

сверху» (черномырдинское «хотели как лучше, а получилось - как всегда»

характерно и для перестройки), а какие можно отнести к результатам стихий-

ных, не контролируемых властью процессов.

Кто-то воспринимает главный вектор перестройки как разрыв с наследи-

ем сталинизма и возвращение к «ленинским истокам», а кто-то, наоборот, как

подрыв самих основ социализма. В любом случае важно посмотреть на этот

период не только как на «вещь в себе», но и оценить его в контексте предше-

ствующего развития страны, в том числе имея в виду события 1922 г. В какой

мере перестройка отразила сильные и слабые стороны, характерные черты

и противоречия советской системы, включая её национально-государственное

устройство, формальный и реальный федерализм, «имперские черты»? В ка-

ком состоянии СССР подошёл к началу «горбачёвских» реформ? В какой сте-

пени атмосфера перестройки, её идеи и задачи, восприимчивость общества

к переменам подготовлены предшествующими десятилетиями? Как на рубеже

1980-1990-х гг. «аукнулось» то, что большевики заложили в фундамент Союза

в 1922 г., а что оказалось порождением уже самих реформ? Почему иниции-

рованное властью заполнение «белых пятен» прошлого, в том числе периода

образования СССР, имело не очищающие, а разрушительные последствия,

приведшие к дискредитации основ советской системы в глазах общества? От-

веты на эти и многие другие «трудные вопросы» остаются, по большому счёту,

открытыми.

Нельзя сказать, что период 1985-1991 гг. обойдён вниманием россий-

ских и зарубежных исследователей. Вместе с тем, как представляется, количе-

ственное приращение фактов и насыщение информацией по разным сюжетам

и аспектам этого времени пока не приводит к синтезу, к качественным про-

рывам в осмыслении той эпохи. Причина может скрываться в «многослойно-

сти» процессов перестройки, когда политические, экономическое, социально--

культурные явления активно взаимодействовали и влияли друг на друга. Это

ставит в повестку дня необходимость комплексного подхода и междисципли-

нарных поисков.

Характерны в этой связи выводы В.М. Зубока, который, реконструировав

с высоты современного знания события тех лет, обнаружил, что конкретно--

исторический материал «сопротивляется» вписыванию в колею сформули-

рованных в историографии основных причин краха СССР. По его мнению,

страна к концу 1980-х гг. ещё не исчерпала свой ресурс. Ни внешнее давление

и груз гонки вооружений, ни проблемы в экономике или области национально--

государственного строительства и межнациональных отношений, ни кризис

идеологии ещё не вели к системному кризису «советской империи». Таковой

стал возможен лишь по следам фатальных ошибок руководства страны и в ус-

ловиях разрушительного противостояния союзной и российской власти¹.

СССР и реформы. К числу центральных проблем современных дискуссий

относится вопрос: была ли в принципе советская система способна к рефор-

мированию? Ответ на него до сих пор зависит не столько от научной аргумен-

тации, сколько от политических пристрастий авторов. Характерный пример:

в 2021 г. под редакцией Г.Э. Бурбулиса вышла брошюра о ГКЧП под назва-

нием «Политический Чернобыль партийно-советской тоталитарной империи».

На самом деле к августу 1991 г. СССР как «партийно-советской тоталитарной

империи» уже не существовало. Напротив, некоторые историки не без основа-

ний считают 1990-1991 гг. самыми демократичными в отечественной истории.

О том, что советская система постоянно эволюционировала, можно су-

дить, конечно, не только по периоду перестройки. Достаточно вспомнить, что

учредителями СССР в 1922 г. стали четыре союзных республики, а к концу со-

ветской эпохи их стало уже 15, и это не простая арифметика. После И.В. Ста-

лина на первые роли выдвигались руководители, каждый из которых, включая

Горбачёва, на волне критики предшественника непременно стремился про-

Zubok V.M. Collapse: the fall of the Soviet Union. Yale, 2021.

явить реформаторские устремления. Это, судя по всему, не случайно. При

всём своём идеологическом «консерватизме» советская система всегда нацели-

валась на прогресс - развитие экономики, научные и спортивные достижения,

совершенствование социальной сферы и культуры, повышение уровня жиз-

ни людей, формирование гармонично развитой личности и т.д. Достижение

позитивной динамики стало «идеей фикс», доказательством состоятельности

власти. На фоне установки, что неуклонный прогресс является характерным

признаком и преимуществом социализма, любые трудности и сбои, замед-

ление темпов развития воспринимались советскими руководителями крайне

болезненно, считались равносильными провалу.

Одной из проблем современной историографии СССР является то, что

она во многом находится в русле трактовок и отчасти стереотипов, сформи-

ровавшихся во второй половине 1980-х - 1990-е гг. К примеру, исследователи

привычно акцентируют внимание на кризисных явлениях доперестроечного

времени. Как известно, термин «застой» введён в политический лексикон Гор-

бачёвым для обоснования необходимости проведения радикальных реформ.

Застой (на английский язык этот термин переводился с более сильной нега-

тивной коннотацией - как стагнация, загнивание) в дальнейшем получил ши-

рокое распространение в историографии как принципиальная характеристика

состояния советской системы и общества в 1970-х - начале 1980-х гг., и по-

степенно превратился в идеологему, рассматриваясь как противоположность

оттепели и перестройке.

Однако в последние десятилетия наметилось переосмысление брежневско-

го периода². Исследователи всё чаще отказываются от однозначной оценки его

как застойного, ограничивая охват данной характеристики преимущественно

состоянием политико-идеологической надстройки. Поставлено под сомне-

ние, в том числе с учётом рассекреченной аналитики западных спецслужб,

что экономика СССР к середине 1980-х гг. находилась в состоянии систем-

ного кризиса. Теперь чаще более осторожно говорится о замедлении темпов

её роста. В зависимости от разных методик подсчёта и использования разных

показателей утверждается, что в 1975-1985 гг. ежегодный прирост продукции

составлял в среднем 3,8%; по другим, пессимистическим данным, с 1977 по

1985 г. - в среднем 1,6%³.

Работы, посвящённые изучению «низовых этажей» советского общества

1970-х - начала 1980-х гг. (общественные настроения, повседневные социо-

культурные и потребительские практики, политические взгляды и досуговые

предпочтения людей), тоже рисуют более сложную и противоречивую картину.

Выясняется, что для этого времени характерны не только стабильность и уве-

ренность в завтрашнем дне, но и разнообразие мнений и в целом значительная

динамика процессов. Не только на кухнях, но и в официальных структурах -

первичных партийных и комсомольских организациях, производственных

ячейках, получивших широкое распространение творческих объединениях по

интересам - активно обсуждались насущные проблемы, люди проявляли ини-

См., например: Brezhnev reconsidered / Ed. by E. Bacon, M. Sandle. L., 2002; Reconsidering

stagnation in the Brezhnev era. Ideology and exchange / Ed. by D. Feinberg, A. Kalinovsky. Lanham

(MD), 2016; Schattenberg S. Brezhnev: the making of a statesman. L., 2021.

Brezhnev reconsidered. Р. 40; Trudolyubov M. Running frantically in place: despite similarities,

Putin’s Russia is not Brezhnev’s // Wilson Center. 2021. May 14 (URL: https://www.wilsoncenter.org/

blog-post/running-frantically-place-despite-similarities-putins-russia-not-brezhnevs).

циативу, критически высказывались по поводу недостатков в сфере потребле-

ния, не проходили мимо нарушений социальной справедливости⁴. Если это

действительно так, то брежневский период выглядит уже не только как время

тотального дефицита, «пофигизма» и двойной морали, но и как «инкубатор»,

в котором вызревали будущие перестроечные лидеры и идеи.

Как известно, реформы конца 1980-х гг. не просто оказались крайне не-

удачными, но привели к глубокому экономическому кризису и разочарованию

в возможностях плановой системы и социализма в целом. Означало ли это,

что оказалась негодной сама стратегия преобразований, не были просчитаны

их тактика, последовательность и сроки? Или же плохи исполнители? Эти во-

просы остаются открытыми.

Значительно более успешными, нежели экономические, следует признать

политические реформы Горбачёва. Речь идёт в первую очередь о демократи-

ческих преобразованиях и гласности. Можно ли в свете этого сделать вывод,

что советская система продемонстрировала потенциал для реформирования?

Имеет смысл присмотреться к её особенностям, оказавшимся востребованны-

ми в период перестройки.

Демократизация Советов. Двумя главными составляющими советской

политической модели выступали Советы и Коммунистическая партия. По-

сле образования СССР во всех союзных республиках была создана система

подотчётных Центру и проводящих единую политику партийных и советских

организаций, призванная воплотить модель советского федерализма. Лишь

в последнее время в серьёзных исследованиях рассматривается, как на деле

выстраивалась система сдержек и противовесов во взаимоотношениях Центра

и периферии, как на уровне Союза в целом и РСФСР - наиболее крупной

и сложно сконструированной общности со множеством национальных обра-

зований - действовали механизм учёта и практики лоббирования общегосу-

дарственных, национальных, территориальных, а также ведомственных инте-

ресов. Тем не менее уже в первом приближении ясно, что разрушение единой

партийно-советской вертикали с неизбежностью вело к разрушению и союз-

ной государственности.

Нижеследующие рассуждения о Советах и партии не являются попыткой

их апологии. Они вызваны в первую очередь стремлением обратить внимание

на пробелы в современной историографии, в которой данная тематика явно

недооценена или сильно политизирована, в том числе в контексте изучения

образования СССР и межнациональных отношений.

Итак, во время перестройки обе структуры оказались в центре событий

и подверглись реформированию. Что касается Советов, то вряд ли стоит сводить

их роль в разные периоды существования СССР лишь к «декоративному» пред-

ставительству «ничего не решавшей» депутатской массы, которая «штампова-

ла» решения сросшихся с государством партийных органов. Подобные выводы

основывались на изучении лишь верхушки правящего слоя - номенклатуры.

Политикой и её законодательным оформлением занимались в основном

союзные и республиканские Верховные советы. Однако вряд ли стоит остав-

лять без внимания Советы в сельской местности и в городах - районные,

поселковые, сельские. В 1980-х гг. по всему СССР их насчитывалось свыше

51 тыс., в том числе в РСФСР - более 28 тыс. Конституция СССР 1977 г.

Reconsidering stagnation in the Brezhnev era…

и принятая на её основе Конституция РСФСР, «исходя из общегосударствен-

ных интересов и интересов граждан, проживающих на территории данного

Совета», включили в их компетенцию хозяйственно-бытовые и социально--

культурные вопросы местного значения (ст. 146). В 1977 г. в Советы средне-

го и низшего уровня были избраны более 2,2 млн депутатов⁵. Известно, что

примерно 50% из них составляли женщины и что существовали негласные

квоты в отношении возраста, партийности, национальности, образовательного

уровня, призванные обеспечить присутствие в Советах разных слоёв населе-

ния. Такой подход, по крайней мере формально, делал их ещё и представи-

тельными органами власти. Можно по-разному относиться к квотам, но опыт

других стран и издержки формирования депутатского корпуса в современной

России заставляют более внимательно отнестись к изучению советской прак-

тики в данном вопросе.

Школу депутата низового уровня прошли миллионы граждан. В регио-

нальных архивах сохранились фонды местных Советов, но они остаются невос-

требованными. Не припомню и серьёзных научных проектов в русле «устной

истории», ставящих целью проанализировать, чем занимались депутаты, какие

проблемы решали, какой опыт получили и как с высоты сегодняшнего дня

относятся к этому опыту. Любопытно было бы также узнать, насколько эф-

фективно действовали низовые Советы и их органы, как осуществлялось их

взаимодействие с хозяйственными и партийными структурами. Все эти вопро-

сы в научном плане плохо изучены или политизированы.

Один из моих тезисов заключается в том, что полноценную историю Со-

ветов невозможно изучать вне связки «Советы + депутаты», что требует при-

влечения методик социальной истории, микроистории и соответствующего

комплексного подхода к формированию источниковой базы такого рода ис-

следований. Не обойтись здесь и без биографической составляющей, посколь-

ку специалисты прекрасно знают, как много в советской действительности за-

висело от «субъективно-личностных факторов», т.е. от конкретного человека.

Находившиеся в сходных финансовых, юридических и прочих условиях Со-

веты в зависимости от авторитета, компетентности и иных качеств депутатов

могли и функционировать совершенно по-разному.

В годы перестройки одним их главных политических лозунгов стало воз-

вращение полноты власти от партии - Советам и демократизация их деятель-

ности. Советская система в центре и на местах оказалась серьёзно реформи-

рована и к концу 1980-х гг. по многим параметрам отличалась от сталинских

и брежневских времён. Однако история реформирования местных Советов

в этот период, политическая борьба на местах и деятельность депутатов ни-

зового уровня ещё не написаны. За малым исключением (например, история

шахтёрского движения) перестройка в российской историографии изучается

в основном в русле традиционной политической истории - деятельности цен-

тральной власти и борьбы элит, тогда как социально-политические процессы

на низовом уровне, особенно «в глубинке» со всей её спецификой, остаются

малоизученными. Это может создать ложное впечатление, что перестройка

оказалась преимущественно «верхушечным» процессом.

О специфике деятельности и реформах в системе Советов см.: Скуратов Ю.И. Система со-

циалистического самоуправления советского народа. Проблемы конституционной теории и прак-

тики. Свердловск, 1987; Попов М.В., Казённов А.С. Советы как форма власти. СПб., 2013.

Какое отношение вышесказанное имеет к теме статьи? Дело в том, что

Советы местного уровня, избранные демократическим путём и освобождён-

ные от прежнего влияния партократии - при всех их недостатках - не только

воспринимались населением как одно из важных завоеваний перестройки, но

и превратились в базу демократических преобразований в стране. Лидеры де-

мократического движения России (в том числе вышеупомянутый Бурбулис,

в 1989-1990 гг. являвшийся одним из руководителей комитета Верховного

совета СССР по вопросам работы Советов народных депутатов, развития

управления и самоуправления) в тех условиях прекрасно понимали роль Со-

ветов и приложили немало усилий для их превращения в реальные институты

самоуправления.

Эта задача решалась довольно успешно. После отмены 6-й статьи Кон-

ституции, а затем и роспуска КПСС Советы оказались единственной властью

на местах. Это положение юридически закрепили закон «Об общих нача-

лах местного самоуправления и местного хозяйства в СССР» (1990) и закон

«О местном самоуправлении в РСФСР» (1991). Однако их полновластие про-

должалось всего два года - с осени 1991 по осень 1993 г. К моменту распада

СССР и в связи с нарастанием центробежных тенденций внутри России обо-

значилась потребность в ограничении «стихийной демократии» и в усилении

государственной исполнительной власти, которая ассоциировалась в первую

очередь с президентской вертикалью власти. К этому добавилась нараставшая

критика негативных последствий «шоковой терапии» со стороны не только

Верховного совета РСФСР, но и региональных и местных Советов, кото-

рые, естественно, отражали настроения своих избирателей. В сложившихся

условиях система Советов стала восприниматься сторонниками российского

президента Б.Н. Ельцина как главная сила, препятствующая радикальным

реформам.

С высоты сегодняшнего дня ясно, что её слом после трагических событий

октября 1993 г. объяснялся в первую очередь соображениями текущей полити-

ческой борьбы, потребностями укрепления президентской власти. Однако это

решение имело противоречивые последствия. Ведь на самом деле покончили

не со «старыми» Советами - наследием коммунистического режима, а с «новы-

ми» - одним из важных завоеваний перестройки, ассоциировавшимся в глазах

рядовых людей с реальной демократией.

Две ипостаси КПСС: аппарат и рядовые партийцы. Второй ключевой со-

ставляющей советской политической и государственной системы выступала

Коммунистическая партия. Свободная от политической ангажированности

научная история КПСС пока ещё не написана. Сохраняет актуальность и из-

учение деятельности республиканских компартий.

Одна из проблем заключается в том, что многие авторы, следуя стерео-

типному подходу, отождествляют партию преимущественно с аппаратом ЦК

и номенклатурой. На самом деле, как и в случае с системой Советов, правящая

партия являлась намного более сложным организмом. Многое значил «фак-

тор партбилета», при котором обычное законодательство дополнялось более

строгими морально-этическими «нормами партийной жизни» - негласными

правилами поведения на службе и в быту. Даже с учётом всех издержек и ис-

ключений (например, фактической неподсудности партийной элиты), в целом

этот свод правил, основанных на «Моральном кодексе строителя коммуниз-

ма», не только выступал механизмом дисциплинирования почти 19,5 млн ком-

мунистов (1988-1989 гг.), но и, с учётом массового характера партии, факти-

чески участвовал в нормировании повседневности советского общества.

К началу перестройки коммунисты были объединены в примерно 400 тыс.

первичных парторганизаций, действовавших в городе и деревне, армии, учреж-

дениях науки, образования и культуры. Из этого числа только 6,4 тыс. ячеек

считались крупными, имея в своих рядах более 300 коммунистов, ими руко-

водили освобождённые партийные работники. Остальные 96% ячеек являлись

малочисленными, многие насчитывали от 3 до 15 человек и не были связаны

с партийной номенклатурой. Это позволяет говорить о двух разных ипостасях,

в которых существовала КПСС, причём обе они являлись частями советской

общественно-политической системы. Партия в СССР - одновременно и часть

государственного механизма, и общественная организация⁶. Повсеместное су-

ществование выборных партийных комитетов на производстве, действовавших

наряду с администрацией, создавало своего рода систему сдержек и противо-

весов. Что случилось, когда после роспуска КПСС прекратил действовать этот

сдерживающий механизм, остаётся не изученным.

Перестроечные реформы изменили и партию. Обострились противоречия

между занявшейся «монетизацией» своих привилегий номенклатурой и рядо-

выми коммунистами. Последние наравне со всей страной испытывали на-

раставшие экономические трудности, их реакция на происходящее не отли-

чалась от реакции беспартийных. К началу 1991 г. прежней единой КПСС

фактически уже не существовало. В партии появились течения, наметился

раскол на, условно, «радикалов», «центристов» и «консерваторов», которые

в перспективе могли образовать самостоятельные политические силы. Си-

туация осложнялась тем, что ЦК утрачивал контроль за парторганизациями

республик и регионов, многие партийные лидеры которых примкнули к наби-

равшим силу движениям за экономическую и политическую независимость.

Остававшийся формально руководителем КПСС Горбачёв после избрания

президентом СССР устранился от партийных дел, всё больше дрейфуя в сто-

рону социал-демократических идей.

Следствием происходивших перемен стала радикализация и поляриза-

ция настроений в первичных парторганизациях, которые представляли со-

бой наиболее социально активную часть общества. В то время, когда первые

объединения демократической направленности только зарождались, многие

«первички» уже превратились в дискуссионные площадки и проводники ре-

формистских настроений на местах. Партия выступила главным источником

рекрутирования кадров в демократическое движение, вышли из неё едва ли не

все его лидеры, начиная с Ельцина. Отчасти благодаря этому в новой России

не произошло и настоящей смены политических и культурных элит. Отсюда -

знаменитый афоризм о ситуации 1990-х гг. министра газовой промышленно-

сти СССР в 1985-1989 гг. В.С. Черномырдина, плавно пересевшего в 1992 г.

через руководство «Газпромом» в кресло российского премьера: «Что ни дела-

ем - получается КПСС, либо автомат Калашникова».

Можно поставить вопрос так. Если на рубеже 1980-1990-х гг. в СССР

и России и произошла революция, как полагают некоторые специалисты,

Этот вывод фактически подтвердил Конституционный суд РФ. 30 ноября 1992 г. в постановле-

нии по «делу КПСС», признав обоснованность запретительных указов Ельцина в отношении партий-

ного аппарата, он вместе с тем отменил запрет деятельности первичных партийных организаций.

то, несомненно, это революция особого рода. Перемены действительно но-

сили революционный характер, однако многие из них оказались «сглажены»

и растянуты во времени рядом обстоятельств, в том числе результатами пере-

строечных реформ.

«Мягкий» распад сверхдержавы и его тяжёлые последствия. Последние дни

Советского Союза оказались будничными. 25 декабря 1991 г. Горбачёв объя-

вил о сложении полномочий президента СССР и передал «ядерный чемодан-

чик» российскому президенту Ельцину. Смена общественно-политического

строя и экономической системы прошла внешне на удивление «мягко», как

бы «вписавшись» в уже ставшую привычной кризисную ситуацию. Показа-

тельно в этом смысле, что в памяти многих россиян эти события как водо-

раздел между историческими эпохами не отложились. Зато в представлении

современников события 1985-1999 гг. - т.е. перестройка и становление новой

России, - слились в единую «эпоху перемен».

Следует иметь в виду, что такое видение событий в России отличалось от

мнения жителей многих других республик, в том числе миллионов русских,

оказавшихся в тот период в центре межнациональных конфликтов. Пробле-

ма распада СССР «снизу», через судьбы и оценки рядовых людей на всем

его пространстве, их сравнительные характеристики, - тема, ждущая своих

исследователей.

Из отечественной и мировой истории известно, что столь масштабные

катаклизмы часто имели трагические последствия. Советский Союз с его ядер-

ным арсеналом и воинскими контингентами в Европе и на других континен-

тах мог стать «Титаником», гигантская волна от крушения которого переросла

бы в разрушительное цунами, выйдя далеко за границы страны. Однако тогда

удалось избежать больших жертв, катастрофического гражданского противо-

стояния внутри многонациональной страны, минимизировать или «заморо-

зить» конфликты на пространстве СССР и не допустить катаклизма в миро-

вом масштабе. Думается, по прошествии трёх десятилетий это особенно ясно.

Тема «всемирно-исторического значения» крушения СССР требует специ-

ального рассмотрения, поскольку многие кумулятивные последствия событий

1991 г., имеющие даже более разрушительный характер, проявляются лишь

спустя десятилетия. Всё это ставит в повестку дня необходимость специально-

го изучения не только их непосредственных, но и отложенных последствий.

Сквозь призму последних стоит посмотреть и на события 2014 и 2022 гг. во-

круг Украины. Специальная военная операция по защите населения Донбасса

стала точкой отсчёта новой эпохи в геополитике и в позиционировании Рос-

сии на мировой арене. По последствиям события февраля 2022 г. могут пре-

взойти изменения, вызванные исчезновением СССР в декабре 1991 г.

Ситуация 2022 г. одновременно обнажила многие проблемы прошлого.

Можно спрогнозировать, что она вызовет переоценку советского и постсовет-

ского периодов отечественной истории, холодной войны, причин и послед-

ствий распада СССР. В числе ключевых вопросов, которые, как представляется,

в ближайшее время выйдут на первый план в историографии, - переосмыс-

ление феномена советского федерализма, формирования национальной госу-

дарственности в рамках Союза, практика сосуществования тенденций интер-

национализма и национализма, «русский фактор» в советской национальной

политике и др. В связи с современными попытками «отмены» русской куль-

туры на Западе возрастает интерес к феномену советской многонациональ-

ной культуры, наследницей которой является Российская Федерация. Пара-

доксальность ситуации заключается в том, что, поскольку одним из важных

источников дореволюционной российской, советской и постсоветской куль-

туры в нашей стране выступала украинская культура, практика «отмены», по

сути дела, затрагивает и её культурные традиции.

Вновь обратимся к вопросу о том, почему в конце 1991 г. распад СССР

прошёл сравнительно спокойно. После августовских событий такая развязка

ожидалась, граждане были морально подготовлены к тому, что в прежнем виде

Союз сохранить не удастся. Даже последняя «соломинка», за которую хва-

тался Горбачёв в попытках спасти страну, предлагая подписать обновлённый

Союзный договор, содержала отказ от названия «СССР» и трансформацию

федеративного устройства в сторону конфедерации. Однако в тех конкрет-

ных условиях она вряд ли могла быть жизнеспособной. Поскольку Горбачёв

утратил рычаги власти, спасти находившийся в состоянии полураспада Союз

могла только решительная позиция Ельцина, однако он принял иное решение.

«Будничности» отказа от СССР способствовало и то, что многие пред-

ставители номенклатуры увидели способы «монетизировать» свои привилегии

и вписаться в рынок. Налицо была также усталость общества от экономических

проблем, которые не удавалось решить в рамках социалистической экономи-

ки. На это накладывалось разочарование в Горбачёве и поддержка большин-

ством граждан новой политической элиты во главе с популярным Ельциным,

обещавшим решительными мерами быстро улучшить ситуацию. «Мягкий»

распад объяснялся и глубоким кризисом руководства СССР и КПСС. Исто-

рия с ГКЧП наглядно продемонстрировала, что режим, с которым когда-то

ассоциировался страх перед репрессивным аппаратом и всесилием спецслужб,

реформирован настолько, что утратил не только остатки прежней «тотали-

тарности», но и способность защищать основы государственного устройства.

Кстати, одним из «белых пятен» остаётся деятельность в этот период КГБ

СССР и его региональных структур. Рассекречивание и введение в оборот до-

кументов спецслужб за 1985-1991 гг. способны пролить свет на многие дис-

куссионные вопросы эпохи.

1991 г. сквозь призму историографических дискуссий. В настоящее время сре-

ди специалистов сложился консенсус по поводу того, что исчезновение СССР

обусловливалось комплексом объективных и субъективных причин и обстоя-

тельств. Дальше, однако, начинаются споры. Некоторые говорят о «распаде»,

другие - о «развале», имея в виду подрывные действия внешних и внутренних

сил, ошибки советского руководства, безответственные поступки и амбиции

политиков, намеренно или неосознанно приведших к ослаблению и дезин-

теграции Союза. Нетрудно предсказать, что в связи с каждым новым вит-

ком противостояния с Западом версия «развала» будет находить всё больше

сторонников. Впрочем, влияние презентизма на оценку событий, связанных

с крушением социалистического лагеря и окончанием холодной войны, -

к сожалению, не только российский, но и международный феномен.

Разными аспектами темы занимаются историки, политологи, экономисты,

социологи, антропологи, культурологи, этнологи, журналисты, представите-

ли других гуманитарных профессий. Такое профессиональное разнообразие

имеет свои плюсы и минусы. В числе последних - тенденция сегментации

исследовательского поля. Постепенно расширяется источниковая база по пе-

риоду перестройки, она становится более разнообразной и информационно

насыщенной. Активнее, чем прежде, используются архивные документы, пе-

риодическая печать, данные социологических обследований. Вышло огромное

количество воспоминаний участников и очевидцев событий, которые истори-

ки, откровенно говоря, не успевают проанализировать. К сожалению, истори-

ческая наука сильно отстаёт, в первую очередь, в источниковедческом плане.

В повестке дня стоит необходимость систематизации, обобщения уже извест-

ной информации, а также постановки новых вопросов.

Некоторые из них не просто ставятся, но и исследуются. Так, следует при-

ветствовать смещение интереса от политических событий в Москве в сторону

регионов. Это происходит в том числе благодаря богатой литературе, вышед-

шей в последние десятилетия в национальных республиках России и в бывших

республиках СССР. Однако на этом фоне встаёт языковая проблема, серьёзная

даже для России, не говоря уже о постсоветском пространстве. Одновременно

с литературой на русском языке идёт формирование обособленных националь-

ных историографий (по истории Татарстана многие местные авторы пишут на

татарском, Башкортостана - на башкирском, Северного Кавказа - на местных

языках и т.д.). Историческая литература в бывших республиках СССР, в том

числе по советской истории и периоду перестройки, тоже выходит почти ис-

ключительно на языках этих республик, что, к сожалению, делает её недоступ-

ной для широкого научного сообщества. Как следствие, необходима специаль-

ная программа по переводу наиболее важных работ на русский язык, а также

выпуску дайджестов исторической литературы на национальных языках.

В последнее время в центре дискуссий оказался вопрос о роли РСФСР

и Украинской ССР в распаде СССР. Не секрет, что политический процесс на

Украине (как, впрочем, и в других республиках Союза) в конце 1980-х гг. шёл

с оглядкой на Москву и находился в существенной зависимости от противо-

стояния двух центров власти - союзного и российского. Требует специального

изучения позиция России - станового хребта СССР - по вопросу о сохране-

нии союзного государства примерно с весны-лета 1990 г., но особенно по-

сле ГКЧП. Представляется, что на решающем этапе судьбу Союза определяло

именно руководство РСФСР во главе с Ельциным. Политический вес и мера

ответственности России в этом вопросе несопоставимы с любой другой совет-

ской республикой. На 1991 г. Российская Федерация - это три четверти терри-

тории, две трети промышленной продукции, более половины населения СССР.

Другой крайне важный сюжет - дезинтеграционные процессы внутри са-

мой РСФСР. С лета 1990 г. параллельно друг другу стали развиваться сра-

зу два кризиса федерализма - союзный и российский. Однако в связке, как

единый процесс, они, по существу, ещё не изучались. В обоих случаях при-

нимались декларации о независимости и разворачивалась «война законов».

В некотором смысле Ельцин почувствовал себя «в шкуре Горбачёва»: нараста-

ние кризиса Союза и отказ российского руководства поддержать Горбачёва

в его попытках сохранить единое государство подстёгивали сепаратистские

настроения в РСФСР, угрожая её целостности. Союзный кризис разрешился

Беловежскими соглашениями, после чего российское руководство изменило

отношение к независимости своих субъектов и приложило немало усилий,

чтобы заключить с ними в марте 1992 г. «Федеративный договор» о разграни-

чении полномочий.

Вклад в формирование исторических представлений вносят современные

политические лидеры, а также выступающие в СМИ политологи и эксперты.

Их оценки, в том числе касающиеся событий 1917 г., образования и распада

СССР, находятся под заметным влиянием актуальной политической повестки.

Одной из ведущих тем является восстановление исторической преемствен-

ности всех периодов отечественной истории. В рамках этой линии, особенно

в сочетании с двумя другими важными тенденциями - акцентом на ведущую

роль СССР в победе над нацизмом и признанием универсальной значимости

сильного государственного начала в отечественной традиции, - происходит

легитимация советского прошлого. СССР более не рассматривается как «от-

ступление от столбовой дороги цивилизации», как это было в конце пере-

стройки и в 1990-х гг. Напротив, принято утверждать: «СССР - это истори-

ческая Россия».

В вопросах преемственности важно, однако, не перегнуть палку. В кри-

зисные времена, к каковым в ХХ в. в первую очередь относятся события 1917

и 1991 гг. (отправная и конечная точки советской истории), особенно явно

прослеживается сосуществование процессов преемственности и прерывности.

Поэтому историографическая перспектива видится в изучении именно этого

двуединства. Применительно к последнему периоду советской истории это

означает исследование противоречивости реформ, анализ альтернатив, рас-

смотрение событий и явлений в системе координат обновления и разрушения,

взаимного влияния экономических и политических преобразований и т.д.

Вряд ли распад СССР был однозначно неизбежен. При чтении подоб-

ных утверждений возникают параллели с советской историографией, которая

усердно доказывала обречённость Российской империи, Временного прави-

тельства, историческую неизбежность социалистической революции и постро-

ения коммунизма. Как мы сейчас знаем, история полна альтернатив, и собы-

тия в России - как в 1917, так и в 1991 г. - могли пойти по другому сценарию.

Если мы действительно хотим разобраться в перипетиях советского прошлого

и при этом не становиться предметом насмешек «человека с улицы» по поводу

того, что «эти историки всегда крепки задним умом», то имеет смысл отказать-

ся от детерминизма такого рода.

Сторонники «обречённости» Советского Союза исходят из того, что его по-

литическая и экономическая система, продержавшаяся 70 лет, была на самом

деле «дефектной» и бесперспективной с самого начала в силу её «искусствен-

ности», идеологизированности и неспособности к переменам. Соответствен-

но, к 1980-м гг. советский проект исчерпал себя, вступил в пору системного

кризиса и закономерно канул в Лету. Такая точка зрения имеет немало «тон-

ких мест». Разве советская система не выдержала испытание Великой Отече-

ственной войной, проявив исключительные мобилизационные качества? Разве

период перестройки с его реформаторским запалом и с существенными пере-

менами во всех сферах жизни не доказывает способность советской системы

к реформированию?⁷

Те, кто настаивает на исторической обусловленности возрождения распав-

шейся в 1917 г. Российской империи под флагом СССР, сетуют в основном

на то, что в 1922 г. большевики создали не унитарное государство, а феде-

рацию, что в итоге и привело к коллапсу в 1991 г. Между тем в условиях

рубежа 1910-1920-х гг. реальной альтернативы федеративному устройству на

См.: Реформы в России с древнейших времён до конца ХХ века. Т. 4. 1917-1991 / Отв. ред.

В.В. Журавлёв. М., 2016.

добровольных началах просто не существовало. Специалисты прекрасно зна-

ют, что со временем централистские тенденции и влияние партии в Совет-

ском Союзе нарастали, так что среди главных лозунгов перестройки в сере-

дине 1980-х гг. оказалось не только возвращение власти от партии к Советам,

но и восстановление реального федерализма. В этом вопросе буквально за

несколько лет произошли существенные перемены, но затем в условиях осла-

бления центральной власти процесс пошёл в другую сторону - радикализации

национально-сепаратистских движений.

Но вспомним, что унитарный характер Российской империи вовсе не по-

мешал её краху, а после прихода большевиков к власти - началу кровопро-

литной Гражданской войны с миллионами жертв. Похоже, что именно фе-

деративная форма Союза, заложенная по настоянию В.И. Ленина в 1922 г.,

объективно способствовала сравнительно «мягкому» сценарию дезинтеграции

Советского Союза, позволив в 1991 г. республикам разойтись по «отдельным

квартирам», вместо того чтобы оказаться перед опасностью «раздела общей

коммуналки». В этом ведь тоже заключается наследие 1922 г., 100-летие кото-

рого мы отмечаем.