1. На главную
  2. Электронные версии
  3. Физиология человека
  4. T. 45, № 5, 2019

Физиология человека, 2019, T. 45, № 5, стр. 125-136

25-гидроксивитамин D в различных группах населения Севера России

А. И. Козлов 1, 2, *, Г. Г. Вершубская 1, 2

1 НИИ и музей антропологии Московского государственного университета им. М.В. Ломоносова
Москва, Россия

2 ФГБНУ Институт возрастной физиологии РАО
Москва, Россия

* E-mail: dr.kozlov@gmail.com

Поступила в редакцию 02.02.2019
После доработки 02.04.2019
Принята к публикации 22.05.2019

Полный текст (PDF)

Аннотация

Проведен анализ данных из публикаций о содержании 25(OH)D в сыворотке крови практически здоровых представителей населения Крайнего Севера. Обзор включает результаты обследований 2061 представителя различных возрастных и этнических групп. Содержание и возрастная динамика уровня 25(OH)D у проживающих в городах северян сходны с характерными для жителей умеренной полосы РФ. У коренного населения Арктики с близким к традиционному образом жизни возрастные изменения D-витаминного статуса изучены недостаточно. Концентрация 25(OH)D у коренного и пришлого населения высокоширотных регионов отражает сезонные изменения уровня естественного освещения. Уровень витамина D снижается на протяжении зимнего периода и достигает минимума в феврале, уже после окончания полярной ночи. Сравнение сельского русского и коренного населения выявило межэтнические различия в концентрации 25(OH)D, однако информации о специфике D-витаминного статуса представителей различных расовых групп аборигенов российского Севера недостаточно. Авторы не обнаружили работ, в которых анализ содержания 25(OH)D у российских северян сопровождался бы прямой оценкой потребления пищи. Имеющиеся данные не противоречат мнению о благоприятной роли традиционных продуктов, но подтверждения носят косвенный характер. Вклад продуктов морского зверобойного промысла, морской и пресноводной рыбы и оленины в формирование D-витаминного статуса коренных северян России изучен недостаточно.

Ключевые слова: витамин D, 25-гидроксивитамин D, 25(OH)D, D-витаминный статус, Арктика, коренное население, питание, естественное освещение, географическая широта.

Термином “витамин D” обозначают два стероидных прогормона. Эргокальциферол D2 является “истинным” витамином: как и другие вещества этого класса, он не может синтезироваться в организме человека ивырабатывается из внешнего источника – поступающего с пищей растительного стерола. Холекальциферол (D3), в отличие от D2, может быть получен путем аутосинтеза: присутствующий в коже человека 7-дегидрохолестерин под воздействием ультрафиолетового облучения конвертируется сначала в провитамин, а затем – в собственно витамин. Таким образом, с позиций формальной классификации нутриентов, к классу витаминов холекальциферол не относится, и причисление его к этим веществам – в основном дань традиции.

В составе хиломикронов D2 и D3 поступают в кровь, где образуют комплекс с витамин D-связывающим белком. В печени витамин из комплекса высвобождается и превращается в 25-гидроксивитамин D – 25(OH)D. Циркулирующий в кровеносном русле 25(OH)D служит транспортной формой витамина, и при этом остается его основным резервуаром в организме. В ходе гидроксилирования в почках 25(OH)D превращается в активную гормональную форму, кальцитриол, функцией которого является регуляция гомеостаза кальция и фосфора. При недостатке витамина D снижается как абсорбция фосфора и кальция в кишечнике, так и их обратное всасывание (реабсорбция) в почках [1, 2]. При гиповитаминозе нарушается состояние костной ткани, что клинически проявляется у детей в виде рахита, а у взрослых – остеомаляции и остеопороза.

Высокоширотные регионы обоснованно относят к области эндемичного риска D-гиповитаминозов [3]. Действительно, условия Заполярья неблагоприятны для синтеза холекальциферола в организме человека. Уровень ультрафиолетовой радиации здесь остается низким на протяжении нескольких месяцев; тело северян постоянно закрыто одеждой, и инсоляции подвергается только кожа лица; сравнительно высокое содержание меланина в эпидермисе арктических аборигенов-монголоидов затрудняет аутосинтез D3, задерживая более 80% физиологически активного ультрафиолета.

Представления о повышенном, вследствие недостаточного УФ-облучения, риске развития D-витаминной недостаточности и обусловленных ею рахита и остеомаляции сложились к середине 1970-х гг. С этого времени преобладает мнение, что концентрация витамина в организме зависит, прежде всего, от уровня инсоляции и поддерживается путем аутосинтеза холекальциферола. Эти взгляды критически рассмотрены в работах [2, 4].

Появление стандартизованных лабораторных методов оценки D-витаминного статуса на основании концентрации в сыворотке крови 25(OH)D и превращение их если не в рутинную, то, по крайней мере, в доступную процедуру [5, 6], позволило расширить географию исследований и охватить ими и такие “экзотические” ранее группы, как коренное, старожильческое и мигрантное население Севера.

По мере накопления материалов стало ясно, что проблема D-витаминного статуса северян сложнее, чем предполагалось изначально. Далеко не все исследования выявили низкий уровень содержания витамина в высокоширотных популяциях. Так, в конце зимы и начале весны, после естественного сезонного снижения уровня УФ-облучения, содержание витамина D у французских сельских детей существенно ниже, чем у сверстников из приполярных и заполярных регионов Европы (в летнее время межпопуляционные различия менее выражены) [7]. У арктических оленеводов коми-ижемцев и ненцев [8–10], как и у горожан норвежцев, шведов и финнов [11–16], содержание 25(OH)D часто превышает показатели, характерные для населения южных областей Европы.

Казалось бы, эти данные подрывают привычные тезисы о решающем вкладе факторов широтности и уровня инсоляции в формирование D-витаминного статуса. Но, с другой стороны, ряд наблюдений свидетельствует о невысоком содержании 25(OH)D у современных эскимосов и индейцев северных регионов США и Канады [17–20].

Чем обусловлены эти несогласованности? Действительно ли “северность” (т.е. географическая широта) играет столь важную роль в формировании D-витаминного баланса организма, как это обычно представляют? Если концентрация 25(OH)D у современных коренных северян действительно невысока, то в чем причины этого снижения?

Несмотря на огромный пласт зарубежных публикаций, посвященных различиям D-витаминного статуса у индивидов европейского, азиатского и африканского происхождения в связи с их антропологическими особенностями, в российских публикациях фактор пигментации кожных покровов стал рассматриваться только в последние годы [21–23]. Учитывая, что большая часть коренного (аборигенного) населения высоких широт относится к монголоидным группам с повышенным содержанием меланина в кожных покровах и менее эффективным аутосинтезом холекальциферола, следует обратить внимание на специфику D-витаминного статуса у представителей разных расовых групп населения российского Севера.

Эти фундаментальные вопросы важны и для решения прикладных медицинских задач. Если сниженное по сравнению с европейцами и евроамериканцами содержание 25(OH)D – специфический вариант этноантропологической нормы, особых оснований для тревоги нет: на протяжении жизни многих поколений в высокоширотных регионах могли сформироваться своеобразные адаптивные комплексы. Если же сравнительно низкое содержание витамина D у современных северян – следствие “модернизационных” изменений, то необходима разработка и принятие дополнительных мер для профилактики рахита, остеопороза и других отклонений.

Исследования D-витаминного статуса населения Севера РФ развернулись, по сути, только в последнее десятилетие. На данном этапе российским специалистам важно систематизировать имеющиеся данные, чтобы как можно раньше определить наиболее актуальные направления дальнейшей работы. Безусловно, в этом плане важны материалы американских и западноевропейских коллег, но при их использовании следует учитывать ряд существенных антропоэкологических различий между российскими и зарубежными высокоширотными популяциями.

Большая часть зарубежных исследований D-витаминного статуса коренных северян выполнена на материалах, полученных в группах гренландских и американских инуитов (эскимосов) с высоким вкладом в диету богатого витамином D жира морских животных. Но в высокоширотных регионах России жизнеобеспечение, основанное на промысле морского зверя и вылова морской рыбы, было характерным лишь для немногих и численно малых популяций – сибирских эскимосов, береговых чукчей и отдельных групп ненцев. С другой стороны, оленеводство, базовый элемент хозяйственного уклада большинства аборигенов российской Арктики (и отчасти саамов Фенноскандии), не практикуется коренными жителями Северной Америки и Гренландии [24]. Разные традиции природопользования и, соответственно, состава местных продуктов, как источника эргокальциферола D2, могут обусловить различия в D-витаминном статусе популяций.

Следует учитывать и возможное влияние социальных факторов. Для российского Заполярья характерны более резкие, чем в США, Канаде, Гренландии и Фенноскандии, различия между жителями малых сел, крупных поселков и городов по уровням доходов, доступу к покупным (“магазинным”) продуктам и, соответственно, вкладу в диету покупной и местной пищи. Это же касается и представителей групп, в разной степени вовлеченных в традиционные виды деятельности – оленеводство, рыболовство, зверобойный промысел. Существенно различается питание детей Севера в “организованных коллективах” (детские сады, интернаты) и юных северян, остающихся в семьях [24].

Все эти факторы могут влиять на уровень 25(OH)D в сыворотке крови в различные периоды и на D-витаминный статус населения в целом.

Цель данного обзора – в пределах опубликованного массива данных, полученных при исследовании выборок практически здорового населения северных и заполярных регионов Российской Федерации, проанализировать изменчивость содержания 25-гидроксивитамина D в сыворотке крови в различных этнических, возрастных, социальных группах в зависимости от географической широты, уровня естественного освещения, характера жизнедеятельности и специфики питания.

МЕТОДИКА

Отбор публикаций для данного обзора проводили по ключевым словам (в русскоязычном и англоязычном вариантах): витамин D; 25-гидроксивитамин D; 25(OH)D; D-витаминный статус.

Критерии включения публикаций в обзор подробно описаны в предыдущей работе [25], поэтому можно остановиться только на основных моментах.

В настоящее время известен ряд технологий оценки содержания 25(OH)D в сыворотке крови [6]. Чтобы исключить возможные методические расхождения, в обзор включили только данные, полученные путем стандартизованного иммуноферментного анализа (IDS EIA) [5] в выборках объемом не менее 10 практически здоровых индивидов. Обязательное условие – наличие в публикации необходимых статистических данных: средней (или медианы) признака и показателей изменчивости.

В данной статье рассматривается содержание в сыворотке крови 25(OH)D и D-витаминный статус представителей различных групп населения Российского Севера: коренных малочисленных народов и крупных этносов территорий Крайнего Севера и/или в приравненных к нему местностей [24]. Локализация обследованных выборок определена с точностью до одного градуса географической широты.

При анализе ситуации в группах коренных северян учитывали тип хозяйствования. Образ жизни полукочевых оленеводов и жителей малых (до 750 чел. по списочному составу) поселков рассматривали как близкий к традиционному. Постоянные жители крупных (более 1000 чел.) северных поселков были отнесены к “модернизированному” аборигенному населению.

Продолжительность светового дня в период сбора образцов установили на середину диапазона дат обследования для ближайшей географической точки по ресурсу http://www.timezone.ru/suncalc.php. Такой метод оценки вклада фактора естественной освещенности приемлем, поскольку концентрация 25(OH)D в сыворотке – физиологически относительно стабильный показатель (период полувыведения из организма человека – 2–3 нед.) [5, 25].

Распределение значений 25(OH)D отличается от нормального закона и должно описываться значениями медианы признака и центильных границ. Однако в ряде публикаций вместо этого приводятся средние арифметические и стандартные отклонения. Учитывая это, в сводные таблицы мы включили и средние, и медианные значения с соответствующими показателями вариации. Размерность концентрации 25(OH)D во всех случаях приведена к нмоль/л.

Как и в предыдущем обзоре [25], диагностические критерии D-витаминного статуса установлены согласно рекомендациям Institute of Medicine (US) Committee [26]. За дефицит витамина принята концентрация 25(OH)D менее 30 нмоль/л, недостаточное содержание – 30–50 нмоль/л, удовлетворительный D-витаминный статус 50 нмоль/л и выше. В обзор включили работы, в которых использованы указанные диагностические критерии витаминного статуса или приведены данные, позволившие произвести соответствующий перерасчет.

Для обсуждения использовали материалы публикаций, которые не отвечают оговоренному комплексу требований и не могут быть включены в общий массив данных. В частности, это исследование Н.И. Блажеевич и др. [8], проведенное в начале 1980-х гг. Стандартных наборов реактивов для проведения массовых анализов в тот период не существовало; точных сведений о примененных лабораторных методиках в публикации не приводится. Из-за возможных методических расхождений данные указанной статьи в общий анализ не включили. Однако исключение материалов данной публикации из рассмотрения приведет к потере важной информации. Во-первых, они отражают ситуацию 35-летней давности, когда образ жизни и питания арктических аборигенов РФ заметно отличались от сложившихся к началу XXI в. [24]. Но главная ценность указанного исследования в том, что оно охватило группу ненцев из приморских поселков Варнек и Варандей, в настоящее время не существующих. В начале 1980-х гг. коренные жители этих населенных пунктов вели морской зверобойный промысел, и их рацион, включавший тюленье мясо, был относительно близок к характерному для современных эскимосов Гренландии. Остальные исследования арктических аборигенов России провели в группах жителей тундры и лесотундры. Их традиционные кухни основаны на продукции оленеводства и озерно-речного рыболовства и существенно отличаются по составу пищи от рациона гренландских и американских эскимосов [24]. Таким образом, данные Н.И. Блажеевич и др. [8] – единственный на сегодняшний день источник, позволяющий сравнить содержание 25(OH)D в сыворотке крови коренного населения российской и зарубежной Арктики с близкими типами традиционного питания.

РЕЗУЛЬТАТЫ ИССЛЕДОВАНИЯ

Полученная в ходе методического обзора информация о содержании 25(OH)D в сыворотке крови представителей различных возрастных и этнотерриториальных групп населения северных и заполярных регионов РФ представлена в табл. 1, 2. В табл. 3 вынесены результаты обследования ненцев Ненецкого АО начала 1980-х гг. [8]; на специфику этих материалов мы указали ранее. Табл. 1–3 охватывают результаты исследований 2061 индивида.

Таблица 1.  

25(OH)D (нмоль/л) в различных возрастно-половых и территориальных группах населения Севера России (дети 0–18 лет)

Этническая группа1 Место обследов. °с.ш. 2 Возр. (лет)3 Пол Сезон/месяц Свет.
день4		 n M SD Me Q1–Q3 m Источник
Русские (условно) Архангельск 64 0–1 М + Ж Весна–осень – 76 – – 86.3 54.3–124.8 – [27, 28]
Русские (условно) Архангельск 64 1–2 М + Ж Весна–осень – 34 – – 66.5 48.8–90.5 – [27, 28]
Русские (условно) Архангельск 64 2–3 М + Ж Весна–осень – 45 – – 53.5 41.5–76.25 – [27, 28]
Русские (условно) Архангельск 64 6–7 М + Ж Весна–осень – 80 – – 32.8 25.25–52.0 – [28]
Русские (условно) Архангельск 64 13–15 М + Ж Весна–осень – 184 – – 43.5 38.0–51.5 – [28]
Русские (условно) Архангельск 64 11–15 (13.0) М + Ж Без учета – 41 – – 59.8 54.0–62.7 – [29]
Якуты + русские (1.8 : 1) Якутск 62 9–15 М + Ж II–III 10:10 80 35.1 – – – 2.20 [30]
Якуты + русские (1.8 : 1) Якутск 62 9–15 М + Ж VIII 16:05 67 62.8 – – – 5.61 [30]
Коми Корткерос, Респ. Коми 61 13–16 М + Ж XI 7:35 43 37.9 12.2 38 – 1.70 [31]
Коми-ижемцы Ижма,
Респ. Коми 		65 13–15 (13.6) М + Ж II 8:30 51 31.06    8.76 30 – 1.57 [31]
Эвены Анюйск, Кепервеем 68 2–18 (9.5) М Нет данных – 44 47.17 – – – 3.77 [32]
Ж – 44 38.94 – – – 5.74
Чукчи Островное, Кепервеем 68 М – 76 40.44 – – – 4.49
Ж – 60 39.19 – – – 3.99
Русские Билибино (ЧАО) 68 М – 94 33.20 – – – 4.49
Ж – 82 34.20 – – – 3.24

Примечание: 1 – при отсутствии точных данных, этническая принадлежность городского населения указана условно, по преобладающей в регионе; 2 – °с.ш. – географическая широта места обследования (в градусах); 3 – возрастной диапазон обследованных или среднее значение для выборки (если иного нет); 4 – продолжительность светового дня в период обследования (в часах).

Таблица 2.  

25(OH)D (нмоль/л) в различных возрастно-половых и территориальных группах населения Севера России (взрослые)

Этническая группа1 Место обследов. °с.ш.2 Возр. (лет)3 Пол Сезон/месяц Свет.
день4		 n M SD Me Q1–Q3 m Источник
Русские (условно) Архангельск 64.5 18–22 М + Ж Весна–осень   260 – – 51.0 37.1–75.0 – [33]
Русские (условно) Архангельск 64.5 24–60 М + Ж Весна–осень   85 – – 60.8 40.5–76.75 – [33]
Коми- пермяки Кудымкар, КПО 59 19–59 М + Ж III 13:00 46 44.7     9.01 43.5 – 1.33 [34]
Коми Сыктывкар, Респ. Коми 61.67 17–23 М + Ж XI 7:35 52 47.7 12.0 47.0 – 1.74 [34]
Коми-ижемцы Респ. Коми, кочевья 65.00 18–52 М + Ж II 8:30 13 68.7 25.20 – – 6.99 [10]
Ненцы Тазовский, НАО 67.23 45.4 М + Ж III–IV 13:50 69 69.5 – – 47.0–64.5 3.0 [35]
Ненцы Гыда, НАО 70.53 45.4 М + Ж III–IV 14:13 65 84.5 – – 61.8–97.5 3.75 [35]
Русские Тазовский, НАО 67.23 45.4 М + Ж III–IV 13:50 40 56.8 – – 38.3–48.8 4.4 [35]
Ненцы Несь, НАО 66.36 18–59 М + Ж XII 2:42 42 31.3 12.72 27.8 – 2.28 [10]
Кочевья 67.00 21–60 М + Ж XII 2:38 40 35.3 11.33 34.5 – 1.85
Хорей-Вер, НАО 67.24 20–58 М + Ж XII 1:20 46 47.1 10.64 48.3 – 1.64
Кочевья 68.00 18–56 М + Ж XII 0:00 37 50.2 11.12 50.5 – 1.75

Примечание: 1 – при отсутствии точных данных, этническая принадлежность городского населения указана условно, по преобладающей в регионе; 2 – °с.ш. – географическая широта места обследования (в градусах); 3 – возрастной диапазон обследованных или среднее значение для выборки (если иного нет); 4 – продолжительность светового дня в период обследования (в часах).

Таблица 3.

25(OH)D (нмоль/л) в различных группах ненцев Ненецкого АО

Место обследования Широта геогр. (°с.ш.) Возраст (лет) Пол Сезон/ месяц Свет. день (час) n M SD m
Нарьян-Мар (интернат) 68 9–17 М + Ж V 20:16 95 43.75 21.93 2.25
Нарьян-Мар (детский дом) 68 3–7 М + Ж VI 24:00 14 40.0 20.84 5.57
Нарьян-Мар 68 20–35 Ж роженицы Зима 0:54 18 65.75 59.40 14.0
Варандей, Варнек 69 Взросл. М + Ж III 9:43 38 110.0 78.66   7.5

Примечание: источник [8], с изменениями.

В табл. 4 сведены материалы публикаций, содержащих данные о D-витаминном статусе различных групп населения, оцененные по единым критериям (см. Методику).

Таблица 4.

Доля обследованных с дефицитом и недостатком витамина D (концентрация 25(OH)D менее 50 нмоль/л) в различных группах населения Севера России

Национальн. Регион Возраст (лет) Сезон n 25(OH)D < 50 нмоль/л,
процент в выборке 		Источник
Русские (условно) Архангельск 0–1 Весна–осень 76 20.65 [27]
Русские (условно) Архангельск 1–2 Весна–осень 34 26.56 [27]
Русские (условно) Архангельск 2–3 Весна–осень 45 43.11 [27]
Русские (условно) Архангельск 6–7 Весна–осень 80 71 [36]
Русские (условно) Архангельск 13–15 Весна–осень 184 70 [36]
Русские (условно) Архангельск 11–15 Без учета 41 14.6 [29]
Русские (условно) Архангельск 18–22 Весна–осень 88 48 [33]
Русские (условно) Архангельск 24–60 Весна–осень 85 33 [36]
Коми Корткерос (село) 13–16 XI 43 86 [31]
Коми-ижемцы Ижма (село) 13–15 II 51 98 [31]
Якуты + русские (1.8 : 1) Якутск 9–15 II–III   60 [30]
Якуты + русские (1.8 : 1) Якутск 9–15 VIII   10.4 [30]
Коми Сыктывкар 17–23 XI 52 62 [34]
Коми-пермяки Кудымкар 19–59 III 46 30 [34]
Ненцы ЯНАО 20–75 III–IV   34.7 [37]
Русские ЯНАО ЯНАО 20–75 III–IV   50 [37]

Примечание: в процентах от числа обследованных, без учета пола.

ОБСУЖДЕНИЕ РЕЗУЛЬТАТОВ

Связь D-витаминного статуса с географической широтой. В рамках данного обзора невозможно провести количественную оценку связи концентрации 25(OH)D и/или D-витаминного статуса с географической широтой локализации группы: из-за ограничений, установленных при отборе публикаций (только популяции Крайнего Севера или приравненных к ним территорий), диапазон широтной изменчивости слишком мал. К тому же в ряде работ либо агрегированы полученные в разное время года данные, либо не указаны время или сезон обследования.

Учитывая это, надо ограничиться качественным анализом. Он показал, что средние значения концентрации 25(OH)D у детей горожан якутов [30], эвенов и чукчей [32] (табл. 1), как и у взрослых поселковых ненцев [10, 35] (табл. 2), находятся в пределах вариации признака у карелов и русских, живущих в городах других северных регионов страны [38–40].

И дети, и взрослые коми по содержанию 25(OH)D (табл. 1, 2) не отличаются от представителей других групп населения Европейской части РФ: коми-пермяков, удмуртов, русских [31, 34].

Показатели D-витаминного статуса взрослых ненцев (без учета места жительства и рода занятий: табл. 2) не отличаются от характеристик, обследованных в тот же сезон взрослых горожан из регионов, расположенных южнее, в пределах 57–61° с.ш. [10].

Можно заключить, что проживающие в городах и поселках северяне РФ по содержанию 25(OH)D в целом не отличаются от жителей умеренной полосы России, или, во всяком случае, эти отличия малы.

Таким образом, обитание в высокоширотных регионах само по себе не влияет негативно на D-витаминный статус популяции.

Возрастная динамика. Информация о возрастной изменчивости D-витаминного статуса в группах населения северных регионов РФ довольно скудна.

В публикации [27] сообщается о концентрации 25(OH)D у русских и ненецких детей 0–3 лет г. Нарьян-Мар, обследованных весной-осенью 2013–14 гг. Однако статистические характеристики неполны, а выборки детей ненцев очень малы (3–5 в каждой возрастной группе), что не позволяет включить эти данные в обзор. Также некорректным можно считать сравнивание характеристики подростков 13–15 лет и взрослых коми-ижемцев [10, 31], поскольку эти группы существенно различаются по образу жизни: школьники – постоянные жители крупных приарктических сел Ижма и Сизябск, тогда как выборка взрослых представлена оленеводами, ведущими полукочевой образ жизни с присущими ему особенностями физических нагрузок, питания и пребывания вне помещений.

Таким образом, данные о содержании 25(OH)D в группах коми сводятся только к группам подростков с. Корткерос и взрослых г. Сыктывкара. И содержание витамина в сыворотке крови (табл. 1, 2), и D-витаминный статус (табл. 4) у взрослых достоверно выше, чем у 13–15-летних подростков (p < 0.05 согласно U-тесту Манна-Уитни).

Более детально прослежены возрастные изменения концентрации 25(OH)D в сыворотке крови детей и взрослых этнически недифференцированного населения г. Архангельска [27, 28, 33]. В обследованных весной и осенью выборках наиболее высокие значения 25(OH)D – у детей первых 12 мес. жизни, затем показатели снижаются вплоть до представителей возрастной группы 6–7 лет (покогортная негативная динамика статистически значима, p < 0.01). Далее, в выборках в 13–15-летних подростков (табл. 1) и взрослых со средним возрастом 20 и 45 лет (табл. 2), концентрация 25(OH)D последовательно возрастает. Эта динамика в целом согласуется с результатами мета-анализа, проведенного для популяций умеренной климатической зоны России [25].

Значение естественного освещения и сезонности. Согласно данным, полученным при обследовании детей (табл. 1), в феврале-марте (световой период 10 ч) в 11–15-летних детей г. Якутска содержание 25(OH)D вдвое ниже (p < 0.001), чем в августе, при близкой к 16 ч продолжительности светового дня [30]. Тот факт, что у детей коми того же возраста концентрация 25-OHD3 в сыворотке крови в феврале (световой день 8½ ч) достоверно (p < 0.001) ниже, чем в ноябре, когда светлый период суток был на час меньше (7½ ч) [31], мы не расцениваем как противоречащий предыдущему наблюдению. По нашему мнению, в данном случае проявляется влияние фактора сезонности: в ноябре организм ещe сохраняет запасы витамина, накопленные в светлое время года за счет аутосинтеза холекальциферола, тогда как в феврале северная “витамин-D-дефицитная зима” только подходит к концу. Это отвечает результатам, полученным во внеарктических популяциях, в которых повышенные показатели содержания витамина D формируются к концу периода высокого уровня инсоляции (август–октябрь), тогда как в конце зимы/начале весны (февраль–март) концентрация 25(OH)D находится на минимальном уровне [25].

Данные по взрослым группам (табл. 2) подтверждают влияние факторов естественной освещенности и сезонности. У взрослых ненцев-оленеводов, обследованных в зимнее время при минимальной продолжительности светового дня (от 0 до 3 ч), уровень 25(OH)D достоверно ниже (p < 0.05), чем у оленеводов-коми, у которых кровь для исследования собиралась весной, когда светлый период увеличился до 8½ ч [10]. Также значимы (p < 0.001) межсезонные различия между группами поселковых ненцев (данные: [10, 35]. Сравнение проводилось с учетом размера населенного пункта, раздельно для жителей малых поселков, Гыда и Хорей-Вер, и крупных п. г. т. Тазовский и с. Несь. В обоих случаях обследованные в марте-апреле, при продолжительности светового дня около 14 ч, характеризуются практически вдвое более высоким содержанием 25(OH)D в сыворотке крови по сравнению с обследованными в декабре (световой день от 1 ч 20 мин до 2 ч 40 мин).

С этими данными согласуются материалы Н.И. Блажеевич и др. [8] (табл. 3): у горожан-ненцев Нарьян-Мара в зимнее время (световой день в декабре менее 1 ч) содержание 25(OH)D также ниже по сравнению с жителями поселков, обследованными в марте (световой день – около 10 ч).

Следует заключить, что уровень естественного освещения оказывает существенное влияние на содержание витамина D в сыворотке крови северян.

Влияние этнической и расовой принадлежности. Среди включенных в обзор групп населения Севера РФ, европеоидная раса представлена русскими, коми (включая коми-ижемцев) и коми-пермяками, монголоидная – якутами, эвенами, чукчами и ненцами.

У городских детей разных расовых и этнических групп (ненцев и русских 0–3 лет [27], якутов и русских 9–15 лет [30]) не выявлено статистически значимых различий в концентрации 25(OH)D. Не различаются по рассматриваемому признаку и сельские дети монголоидных групп – эвены и чукчи [32].

Во всех случаях значимых межэтнических различий, содержание 25(OH)D выше у представителей монголоидных групп (в перечисленных далее попарных сравнениях p < 0.05). Дети эвенов и чукчей сел Чукотского АО по уровню 25(OH)D превосходят обследованных одновременно с ними русских сверстников из тех же населенных пунктов [32] (табл. 1). В выборках взрослых (табл. 2) поселковые ненцы превосходят по рассматриваемому признаку живущих в тех же населенных пунктах русских [35], а ненцы-жители крупного поселка Тазовский [35] – обследованных при той же продолжительности светового дня горожан коми-пермяков [34]. Также выше концентрация 25(OH)D у тесно связанных с оленеводством ненцев, проживающих в малом поселке Гыда, по сравнению с оленеводами коми-ижемцами [10, 35].

При проведении данного анализа учитывались такие характеристики выборок, как сезон или продолжительность светового дня в период обследования, тип места проживания (город, крупный или малый поселок) и характер жизнедеятельности, в частности, связь с оленеводством. Однако вклад целого ряда факторов (таких, например, как характер питания и состава пищи, время пребывания вне помещения и т.п.) на основании имеющихся данных оценить невозможно. Учитывая это, можно резюмировать, что в медико-антропологическом плане связь между расовой и этнической принадлежностью северян и содержанием 25(OH)D в сыворотке крови не исключена, но этот вопрос требует специального исследования.

Вклад специфики питания. На роль питания в формировании D-витаминного статуса северян указывают едва ли не все исследователи. Ассоциированное со сниженным потреблением традиционной пищи ухудшение D-витаминного статуса зафиксировано у российских ненцев [7, 41], также как и у инуитов (эскимосов) Гренландии [18] и Канады [19, 42] и индейцев канадской Арктики [43].

Данные Н.В. Блажеевич и др. [8] (табл. 3) подтверждают низкий уровень содержания витамина D у детей ненцев-воспитанников интернатов и детских домов, питание которых было организовано по единым для всей страны требованиям и резко отличалось от традиционных вариантов [24].

Важной нутрициологической причиной формирования D-витаминного статуса северян считается высокий вклад рыбы в диету. Действительно, подтверждено, что традиционные рыбные блюда с большим количеством рыбьего жира способствуют поддержанию оптимального уровня витамина D [44]. А поскольку значительную долю потребности аборигенов Арктики в продуктах покрывает продукция рыболовства (у ненцев Ненецкого АО, например, этот показатель варьирует в пределах 30–40% [45]), межгрупповые различия в D-витаминном статусе зачастую априори объясняют вкладом рыбных блюд в рацион. Так, Н.А. Бекетова и др. [35] полагают, что значимые (p < 0.05) различия в содержании 25(OH)D в обследованных ими выборках ненцев (табл. 2) – следствие более высокого потребления рыбы жителями пос. Гыда по сравнению с населением пос. Тазовский. Это предположение правдоподобно, однако оно, как и остальные включенные в данный анализ отечественные работы, не подкреплено непосредственной оценкой рационов обследованных индивидов.

Отсутствие детальных нутрициологических данных можно считать существенным недостатком выборочных исследований D-витаминного статуса российских северян.

Проведенный на популяционном уровне анализ возможного вклада специфики питания подтверждает необходимость такого рода исследований. В частности, установлено, что концентрация 25(OH)D у поселковых жителей и полукочевых оленеводов из Хорей-Вер выше (p < 0.01), чем у ненцев с. Несь (табл. 2, [10]). При этом за счет рыбы у жителей Хорей-Вер покрывается 15–20% потребностей в продуктах, и около 50% – за счет оленины, тогда как в крупном районном центре Несь, как и в целом в НАО, на местные продукты (т.е. суммарно рыбу и оленину) приходится 30–40% вклада в диету [45]. Поскольку обследование проводили в период полярной ночи при минимальной продолжительности светового дня, вклад холекальциферола в формирование D-витаминного статуса можно исключить. Таким образом, по крайней мере, в данном случае, ведущим источником витамина D у тундровых оленеводов служит не рыба. Подчеркнем к тому же, что рыба, потребляемая ненцами сел Несь и Хорей-Вер, а также оленеводами коми-ижемцами ([10], табл. 2), представлена преимущественно пресноводными видами, в жире которых содержание витамина D ниже, чем у морских обитателей. Промысел морской рыбы и зверя в настоящее время коренными жителями российской Европейской Арктики не ведется.

Морской лов практиковали ранее небольшие группы береговых ненцев, в частности, жители поселков Варнек на о. Вайгач и Варандей на побережье Баренцева моря. В 2000 г. поселок Варандей официально закрыт, а в Варнеке осталось только 100 чел. Таким образом, данные проведенного в начале 1980-х гг. в указанных поселках исследования Н.И. Блажеевич и др. [8] – единственное свидетельство D-витаминного статуса российских арктических морских зверобоев, еще включавших в рацион продукты морского промысла (данных о содержании 25(OH)D у морских зверобоев Чукотки в доступной литературе не обнаружено). С большой вероятностью можно предположить, что именно продукты морской добычи (рыба, тюленина) обусловили очень высокое содержание 25(OH)D в выборке береговых ненцев (табл. 3). Данные [8] – единственные материалы, которые корректно использовать при сравнении с результатами исследований морских зверобоев Гренландии.

При рассмотрении вклада традиционной пищи в формирование D-витаминного статуса северян, следует обратить внимание на возможную роль оленины. Сравнительно недавно установлено, что ткани северного оленя (Rangifer tarandus), в отличие от других домашних животных, содержат значительное количество витамина D [44, 46]. Концентрация витамина в образцах печени и почек северного оленя (1.1–1.4 мкг на 100 г продукта) приближается к его содержанию в подкожном жире нерпы [47]. Эргокальциферол в значительном объеме продуцируется входящими в рацион северного оленя лишайниками (Cladina spp.) и затем накапливается в тканях животного. Можно полагать, что человек, как консумент более высокого порядка, способен получать достаточное количество витамина D с олениной. Теоретические аспекты этого пути обеспечения витамином рассмотрены Х. Герингом [48]. К сожалению, прямые исследования содержания D2 и D3 в различных видах лишайников единичны [49–51], а комплексного анализа северных фито- и биоценозов с позиций обмена витамина D не проводилось.

Косвенно подтверждают значение мяса и жира северного оленя как источника эргокальциферола различия в содержании 25(OH)D у представителей северян с разным доступом к продукции оленеводства. Максимально содержание витамина D в сыворотке крови оленеводов, которые в период нахождения в тундре вынуждены ориентироваться на продукцию своих стад как основу рациона. Ниже концентрация 25(OH)D у жителей небольших сел: доступ к покупным продуктам у них ограничен и до 50% потребностей удовлетворяется за счет оленины, поставляемой членами общины. Наконец, еще более снижается уровень витамина у обитателей районного центра, вовлеченных в “посттрадиционный” уклад жизни и ориентированных на покупную пищу. При этом среди живущих в крупном поселке женщин содержание 25(OH)D ниже (p < 0.05) у относительно “вестернизированных” в плане питания молодых ненок по сравнению с представительницами старшей возрастной группы (42–59 лет), в большей степени использующих продукты традиционной кухни [10, 41].

Итак, у коренных северян потребление традиционной пищи ассоциировано с более высоким содержанием 25(OH)D в сыворотке крови.

Однако недостаточно изученным остается вклад конкретных составляющих: продуктов морского зверобойного промысла, морской и пресноводной рыбы, оленины.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

В работе рассмотрены данные обследований 2061 представителя коренных малочисленных народов и крупных этносов, населяющих территории Крайнего Севера и приравненных к ним местностей Российской Федерации.

Основные результаты систематического обзора показывают:

1. Обитание в высокоширотных регионах, т.е. географическая широта локализации группы, само по себе не влияет негативно на D-витаминный статус популяции. По содержанию 25(OH)D проживающие в городах и поселках северяне РФ в целом не отличаются от жителей умеренной полосы России.

2. Имеющиеся данные о возрастной динамике содержания 25(OH)D в сыворотке крови у жителей северных регионов в достаточной мере характеризуют только этнически смешанное (условно – русское) население крупного города – Архангельска. Наиболее высокие значения 25(OH)D регистрируются у детей первого года жизни, к 6–7-летнему возрасту показатели снижаются (p < 0.01). В группах подростков 13–15 лет и взрослых до 59 лет концентрация 25(OH)D последовательно возрастает. Описанная возрастная динамика соответствует характерной для популяций умеренной климатической зоны России.

3. Возрастные изменения D-витаминного статуса в группах коренного населения Арктики изучены недостаточно и требуют проведения специальных исследований.

4. Уровень естественного освещения оказывает существенное влияние на содержание витамина D в сыворотке крови северян. При сравнении представителей различных групп, выборки следует ранжировать согласно продолжительности светового дня или сезона года на период обследования.

5. Связь между расовой и этнической принадлежностью северян и содержанием 25(OH)D в сыворотке крови не исключена, но этот вопрос требует специального исследования. Межэтнические различия в концентрации 25(OH)D проявляются только при сравнении сельского русского и коренного населения. Информации об особенностях D-витаминного статуса представителей различных расовых групп аборигенов российского Севера недостаточно.

Авторы не обнаружили работ, в которых анализ содержания 25(OH)D у российских северян сопровождался бы исследованием рациона, то есть прямой оценкой потребления пищи. Имеющиеся данные не противоречат мнению о благоприятной роли традиционных продуктов, но все подтверждения носят косвенный характер. Вклад конкретных составляющих “северной кухни” (продуктов морского зверобойного промысла, морской и пресноводной рыбы, оленины) остается недостаточно изученным.

Конфликт интересов. Авторы сообщают об отсутствии конфликта интересов, связанных с выполнением данного исследования и публикацией его результатов.

Вклад в исследование. Авторы внесли равный вклад в сбор материалов, их обработку в ходе исследования и создания текста статьи.

Финансирование работы. Исследование выполнено в НИИ и Музее антропологии Московского государственного университета им. М.В. Ломоносова (Москва) в рамках НИР “Антропология евразийских популяций (биологические аспекты)” АААА-А19-119013090163-2, при частичной поддержке РФФИ (грант 18-09-00487).

Список литературы

  1. Геринг Х., Кожухова С. Витамин D – гормон солнца. А если солнечного света недостаточно? // Биохимия. 2015. Т. 80. № 1. С. 1397.

  2. Mostafa W.Z., Hegazy R.A. Vitamin D and the skin: focus on a complex relationship // J. Advanced Res. 2015. V. 6. P. 793.

  3. Huotari A., Herzig K.H. Vitamin D and living in northern latitudes: an endemic risk area for vitamin D deficiency // Int. J. Corcumpolar Health. 2008. V. 67. P. 164.

  4. Engelsen O. The relationship between ultraviolet radiation exposure and vitamin D status // Nutrients. 2010. V. 2. № 5. P. 482.

  5. Zerwekh J.E. Blood biomarkers of vitamin D status // Am. J. Clin. Nutr. 2008. V. 87. № 4. P. 1087S.

  6. Wallace A.M., Gibson S., Hunty A. de la et al. Measurement of 25-hydroxyvitamin D in the clinical laboratory: Current procedures, performance characteristics and limitations // Steroids. 2010. V. 75. № 7. P. 477.

  7. Козлов А.И., Вершубская Г.Г. Витамин D и здоровье северян / Лицом к морю: Памяти Людмилы Богословской // Под ред. Крупника И.И. Наследие Берингии. 2016. № 3. С. 344.

  8. Блажеевич Н.В., Спиричев В.Б., Переверзева О.Г. и др. Особенности кальций-фосфорного обмена и обеспеченности витамином D в условиях Крайнего Севера // Вопросы питания. 1983. № 1. С. 17.

  9. Потолицына Н.Н., Бойко Е.Р., Орр П., Козлов А.И. Обеспеченность витамином D коренных жителей европейского Севера России // Вопросы питания. 2010. Т. 79. № 4. С. 63.

  10. Kozlov A., Khabarova Yu., Vershubsky G. et al. Vitamin D status of northern indigenous people of Russia leading traditional and ‘‘modernized’’ way of life // Int. J. Circumpolar Health. 2014. V. 73. P. 26038.

  11. Lehtonen-Veromaa M., Mottonen T., Irjala K. et al. Vitamin D intake is low and hypovitaminosis D common in healthy 9- to 15-year-old Finnish girls // Eur. J. Clin. Nutr. 1999. V. 53. № 4. P. 746.

  12. Lamberg-Allardt C.J., Outila T.A., Kärkkainen M.U. et al. Vitamin D deficiency and bone health in healthy adults in Finland: could this be a concern in other parts of Europe? // J. Bone Miner. Res. 2001. V. 16. № 11. P. 2066.

  13. Cutolo M., Otsa K., Laas K. et al. Circannual vitamin D serum levels and disease activity in rheumatoid arthritis: Northern versus Southern Europe // Clin. Experiment. Rheumatol. 2006. V. 24. № 6. P. 702.

  14. Brustad M., Edvardsen K., Wilsgaard T. et al. Seasonality of UV-radiation and vitamin D status at 69 degrees North // Photochem. Photobiol. Sci. 2007. V. 8. № 6. P. 903.

  15. Holvik K., Brunvand L., Brustad M., Meyer H.E. Vitamin D status in the Norwegian population / Solar Radiation and Human Health. Ed. Bjertness E. Oslo: The Norwegian Academy of Science and Letters, 2008. P. 216.

  16. Andersson A., Björk A., Kristiansson P., Johansson G. Vitamin D intake and status in immigrant and native Swedish women: a study at a primary health care centre located at 60° N in Sweden // Food Nutr. Res. 2013. № 5. P. 20089.

  17. Lebrun J.B., Moffatt M.E., Mundy R.J. et al. Vitamin D deficiency in a Manitoba community // Can. J. Public. Health. 1993. V. 84. № 6. P. 394.

  18. Rejnmark L., Jorgensen M.E., Pedersen M.B. et al. Vitamin D insufficiency in Greenlanders on a westernized fare: ethnic differences in calcitropic hormones between Greenlanders and Danes // Calcif. Tissue Int. 2004. V. 74. № 3. P. 255.

  19. Hayek J., Egeland G., Weiler H. Vitamin D status of Inuit preschoolers reflects season and vitamin D intake // J. Nutr. 2010. V. 140. № 10. P. 1839.

  20. Frost P. Vitamin D deficiency among northern Native Peoples: a real or apparent problem? // Int. J. Circumpolar Health. 2012. V. 71. P. 18001.

  21. Спасич Т.А., Лемешевская Е.П., Решетник Л.А. и др. Гигиеническое значение дефицита витамина D у населения Иркутской области и пути его профилактики // Бюллетень ВСНЦ СО РАМН. 2014. № 6(100). С. 44.

  22. Спасич Т.А., Решетник Л.А., Жданова Е.Ю. и др. Целесообразная профилактика недостаточности витамина Д у населения Иркутской области // Acta Biomedica Scientifica. 2017. Т. 2. № 5. Ч. 2. С. 43.

  23. Геринг Х., Кожухова С. Дефицит витамина D у современных европейцев и викингов, живших в Гренландии // Биохимия. 2016. Т. 81. № 12. С. 1775.

  24. Козлов А.И., Козлова М.А., Вершубская Г.Г., Шилов А.Б. Здоровье коренного населения Севера РФ: на грани веков и культур. Пермь: РИО ПГГПУ, 2012. 159 с.

  25. Козлов А.И., Вершубская Г.Г. Сывороточный 25-гидроксивитамин D в различных группах населения России, Украины и Беларуси (систематический обзор с элементами мета-анализа) // Физиология человека. 2017. Т. 43. № 6. С. 135.

  26. Dietary Reference Intakes for Calcium and Vitamin D / Institute of Medicine (US) Committee to Review Dietary Reference Intakes for Vitamin D and Calcium. Eds. A. Catharine Ross, Christine L. Taylor, Ann L. Yaktine, Heather B. Del Valle. Washington (DC): National Academies Press (US), 2011. 1132 p.

  27. Малявская С.И., Кострова Г.Н., Лебедев А.В. и др. Обеспеченность витамином D детей раннего возраста Архангельской области // Экология человека. 2016. № 11. С. 18.

  28. Малявская С.И., Кострова Г.Н., Лебедев А.В., Голышева Е.В. Обеспеченность витамином D различных возрастных групп населения г. Архангельска // Экология человека. 2016. № 12. С. 37.

  29. Шкерская Н.Ю., Ружников А.О., Зыкова Т.А. Обеспеченность витамином D и показатели костного метаболизма у подростков со стоматологическими заболеваниями // Земский врач. 2014. Т. 3–4. № 24. С. 47.

  30. Кривошапкина Д.М., Ханды М.В. Содержание витамина D в сыворотке крови у детей г. Якутска // Вопросы современной педиатрии. 2006. № 5. С. 295.

  31. Козлов А.И., Атеева Ю.А., Вершубская Г.Г., Рыжаенков В.Г. Содержание витамина D у детей школьного возраста Приуралья и Северо-Запада РФ // Педиатрия. 2012. № 1. С. 144.

  32. Коман И.Э., Сычев Д.А., Ших Е.В. Влияние полиморфизма гена CYP2C9 на обмен витамина D у детей Чукотки // Росс. Вестн. Перинатол. Педиатр. 2006. Т. 51. № 1. С. 17.

  33. Малявская С.И., Кострова Г.Н., Лебедев А.В. и др. Уровни витамина D у представителей различных групп населения города Архангельска // Экология человека. 2018. № 1. С. 60.

  34. Козлов А.И., Атеева Ю.А., Вершубская Г.Г. и др. D-витаминный статус населения Пермского края, республик Коми и Удмуртия // Вопросы питания. 2013. Т. 82. № 2. С. 31.

  35. Бекетова Н.А., Коденцова В.М., Вржесинская О.А. и др. Обеспеченность витаминами жителей сельских поселений российской Арктики // Вопросы питания. 2017. Т. 86. № 3. С. 83.

  36. Малявская С.И., Захарова И.Н., Кострова Г.Н. и др. Обеспеченность витамином D населения различных возрастных групп, проживающих в городе Архангельске // Вопр. совр. педиатр. 2015. Т. 14. № 6. С. 681.

  37. Батурин А.К., Сорокина Е.Ю., Вржесинская О.А. и др. Изучение связи генетического полиморфизма rs2228570 гена VDR с обеспеченностью витамином D у жителей российской Арктики // Вопросы питания. 2017. Т. 86. № 4. С. 77.

  38. Никитинская О.А., Торопцова Н.В. Кальций и витамин D: анализ возможных положительных и отрицательных побочных явлений при их применении // Русский медицинский журнал. 2011. Т. 19. № 10. С. 651.

  39. Viskari H., Kondrashova A., Koskela P. et al. Circulating vitamin D concentrations in two neighboring populations with markedly different incidence of type I diabetes // Diabetes Care. 2006. V. 29. № 6. P. 1458.

  40. Bakhtiyarova S., Lesnyak O., Kyznesova N. et al. Vitamin D status among patients with hip fracture and elderly control subjects in Yekaterinburg, Russia // Osteoporosis Intern. 2006. V. 17. № 3. P. 441.

  41. Козлов А.И., Вершубская Г.Г., Козлова М.А., Рыжаенков В.Г. Влияние “традиционного” и “вестернизированного” распределения продуктов “арктической кухни” на статус питания коренных северян // Этнографическое обозрение. 2017. № 6. С. 146.

  42. Johnson-Down L., Egeland G.M. Adequate nutrient intakes are associated with traditional food consumption in Nunavut Inuit children aged 3–5 years // J. Nutr. 2010. V. 140. № 7. P. 13116.

  43. Weiler H.A., Leslie W.D., Krahn J. et al. Canadian Aboriginal women have a higher prevalence of vitamin D deficiency than non-Aboriginal women despite similar dietary vitamin D intakes // J. Nutr. 2007. V. 137. № 2. P. 461.

  44. Brustad M., Sandanger T., Wilsgaard T. et al. Change in plasma levels of vitamin D after consumption of cod-liver and fresh codliver oil as part of the traditional North Norwegian fish dish “molje” // Int. J. Circumpolar Health. 2003. V. 62. № 1. P. 40.

  45. Мурашко О.А., Даллманн В.К. Трансформации традиционного образа жизни и питания коренного населения Ненецкого автономного округа // Вестник МГУ, сер. XXIII, Антропология. 2011. № 4. С. 2.

  46. Wiklund E., Johansson L. Water-holding capacity, color stability and sensory characteristics in meat (M. longissimus dorsi) from reindeer fed two different feeds // Rangifer. 2011. V. 31. № 1. P. 49.

  47. Kuhnlein H.V., Barthet V. Farren, A. et al. Vitamins A, D, and E in Canadian Arctic traditional food and adult diets // J. Food Composit. Anal. 2006. V. 19. № 6–7. P. 495.

  48. Геринг Х. Витамин D в природе: продукт синтеза и/или деградации компонентов клеточных мембран // Биохимия. 2018. Т. 83. № 11. С. 1663.

  49. Bjorn L.O., Wang T. Vitamin D in an ecological context // Int. J. Circumpolar Health. 2000. V. 59. № 1. P. 26.

  50. Wang T., Bengtsson G., Karnefelt I., Bjorn L.O. Provitamins and vitamins D2 and D3 in Cladina spp. over a latitudinal gradient: possible correlation with UV levels // J. Photochemistry and photobiology B: Biology. 2001. V. 62. № 1–2. P. 118.

  51. Bjorn L.O. Vitamin D: Photobiological and ecological aspects / Photobiology – The science of life and light, 2nd. ed. Springer, 2008. P. 531.

Дополнительные материалы отсутствуют.

Инструменты

предыдущая статья выпуска содержание выпуска

Физиология человека

Архивы выпусков Информация о журнале Отправить рукопись в журнал