Доклады Российской академии наук. Науки о Земле, 2020, T. 493, № 1, стр. 31-36
КРИСТАЛЛИЗАЦИЯ АЛМАЗА ПРИ ВЫСОКОМ ДАВЛЕНИИ: ОТНОСИТЕЛЬНАЯ ЭФФЕКТИВНОСТЬ МЕТАЛЛ–ГРАФИТОВОЙ И МЕТАЛЛ–КАРБОНАТНОЙ СИСТЕМ
В. М. Сонин 1, *, А. А. Томиленко 1, Е. И. Жимулев 1, Т. А. Бульбак 1, Т. Ю. Тимина 1, А. И. Чепуров 1, академик РАН Н. П. Похиленко 1
1 Институт геологии и минералогии им. В.С. Соболева Сибирского отделения Российской академии наук
Новосибирск, Россия
* E-mail: sonin@igm.nsc.ru
Поступила в редакцию 12.03.2020
После доработки 16.04.2020
Принята к публикации 20.04.2020
Аннотация
Приводятся результаты по взаимодействию Fe–Ni-расплава с СаСО3 и графитом при 5.5 ГПа и 1400°С в термоградиентных условиях, использующихся в экспериментах по росту алмаза на аппаратах высокого давления БАРС. Исследован фазовый состав и компонентный состава флюида методом газовой хромато-масс-спектрометрии, захваченный алмазами в виде включений. Алмазы синтезированы из графита. При взаимодействии Fe–Ni-расплава с СаСО3 образовались Са–Fe-оксиды и карбид (Fe, Ni)3C. Экспериментально подтверждена стабильность тяжелых углеводородов в реализованных условиях. Установлено, что состав флюида в синтезированных алмазах близок к составу флюида из включений части природных алмазов. Тем не менее, сделан вывод, что кристаллизация крупных алмазов в естественных условиях вряд ли возможна вследствие заполнения основного кристаллизационного объема тугоплавкими оксидными фазами.
В 1961 г. была опубликована статья Венторфа и Бовенкерка, в которой на основании экспериментальных исследований по синтезу алмаза при высоких РТ-параметрах была предложена гипотеза об участии металлических расплавов в генезисе природных алмазов [1]. Только спустя 29 лет были опубликованы результаты синтеза алмазов в присутствии расплавов щелочных и щелочноземельных карбонатов: Li2CO3, Na2CO3, MgCO3, CaCO3, SrCO3, причем, в качестве источника углерода использовался не карбонатный углерод, а графит [2]. В настоящее время исследований по кристаллизации алмаза в графит-карбонатных системах достаточно много.
Новый импульс гипотеза об участии металлических расплавов в генезисе природных алмазов получила в связи с детальными исследованиями включений в алмазах типа “CLIPPIR” (Cullinan-like, Large, Inclusion-Poor, Pure, Irregular, and Resorbed) [3]. Предполагается, что генезис алмазов CLIPPIR связан с субдукционными процессами. Окисленный коровый материал попадал в глубокие горизонты мантии Земли, где стабильными являются расплавы Fe–Ni–S–C. Углерод из карбонатных фаз и СО2, захваченных субдукцирующей плитой, восстанавливался до элементной формы, и кристаллизация алмазов происходила в “каплях” серосодержащего Fe–Ni-расплава [3]. Кристаллизация алмаза в системе Fe(+Ni)–S осуществлена в экспериментальных исследованиях [4, 5]. То есть, источником углерода в процессе кристаллизации алмазов мог быть именно субдукционный карбонатный материал (исходно – CaCO3). Но в обзоре [6] указывается, что экспериментальных исследований по разложению карбонатов в восстановительных условиях при высоком давлении крайне мало.
Тем не менее, уже первые исследования показали возможность образования элементного углерода при разложении карбонатов при взаимодействии с металлическим железом [7–10]. Утверждается, что РТ-условия кристаллизации алмаза в данном процессе сопоставимы с металл-графитовыми системами [9]. Действительно, в работе [8] экспериментально осуществлена гомогенная нуклеация алмаза при 6.5 ГПа и ≥ 1400°C. Учитывая актуальность проблематики, в настоящем сообщении приводятся первые результаты исследования, посвященные относительной эффективности металл-графитовой и металл-карбонатной систем в процессе кристаллизации алмаза при высоком давлении. Подчеркнем, что в первом случае источником углерода должен быть графит, а во втором – непосредственно карбонат.
Эффективность кристаллизации алмаза в металл-графитовой и металл-карбонатной системах оценена непосредственно в одном эксперименте (№ 4-19-19) длительностью 7 ч на аппарате высокого давления типа “разрезная сфера” (БАРС) по методике, созданной в соответствии с государственным заданием ИГМ СО РАН. Детали методики опубликованы в [4, 5]. Опыт проведен при 5.5 ГПа и 1400°C (точность измерения РТ-параметров: ±0.2 ГПа, ±25°С).
Нагревательная система ячейки высокого давления (ЯВД) аппарата БАРС состояла из трубчатого графитового нагревателя с графитовыми крышками и молибденовыми тоководами. Реакционный объем представлял собой втулку из MgO и CsCl, послойно заполненную следующим образом (снизу–вверх): запирающая таблетка из смеси ZrO2 с CsCl, графит (МГ ОСЧ) толщиной 1.5 мм, сплав инвар [Fe (64 мас. %) + Ni (36 мас. %)] 1.5 мм, карбонат СаСО3 (ХЧ) 0.5 мм, сплав инвар 1.5 мм и подложка из смеси ZrO2 с CsCl с пятью затравочными синтетическими алмазами размером 0.5 мм, экранированными платиновыми пластинками толщиной 0.2 мм (рис. 1). Собранную таким образом втулку помещали в графитовый нагреватель. Подчеркнем, что это обычная сборка для выращивания алмазов в металл-углеродных расплавах в термоградиентных условиях при высоком давлении с источником углерода в виде графита [4, 5]. При растворении углерода источника, находящего в центральной, более горячей зоне реакционного объема, углерод переносится через Fe–Ni-расплав в холодную зону, где расположена подложка с затравочными алмазами. Но в данном случае слой металла-растворителя был разделен карбонатной перегородкой. После выдержки при заданной температуре образец закалили отключением электропитания нагревателя без снятия давления.
Материалы ЯВД (MgO, CaO, ZrO2, CsCl) и сплав инвар содержали микропримеси Si, P, Mn, Cr, S. Сборку реакционного объема и ЯВД осуществляли на воздухе, поэтому неизбежно также было попадание воздуха в поры материалов деталей ЯВД и шихты (O2, CO2, N2, H2O).
Анализ газовой смеси, извлеченной при ударном разрушении продуктов опыта, был выполнен на газовом хромато-масс-спектрометре “Thermo Scientific” (USA) DSQ II MS/Focus GC(ГХ-МС анализ) в ИГМ СО РАН по методике, аналогичной [11–13]. Водород не определяли, поскольку методика позволяет работать в диапазоне от 5 до 500 Da (дальтон). Образцы помещали в специальное устройство перед аналитической колонкой хроматографа, прогревали при 160°C в течение 133 мин в токе газа-носителя (He) и при помощи пробойника разрушали в онлайн-режиме. Разделение пробы на компоненты осуществляли на капиллярной колонке Restek Rt-Q-BOND. Масс-спектры ионизации электронным ударом по полному ионному току были получены на квадрупольном масс-селективном детекторе в режиме Full Scan.
Интерпретацию данных проводили как с использованием программного обеспечения AMDIS (Automated Mass Spectral Deconvolution and Identification System) версии 2.73, так и в ручном режиме с коррекцией фона по библиотекам масс-спектров NIST/EPA/NIH 2017 и Wiley 11-ой редакции и программы NIST MS Search Program версии 2.3. Относительные концентрации летучих компонентов, выделившихся из включений в алмазах в разделяемой смеси, устанавливались методом нормировки: сумма площадей всех хроматографических пиков анализируемой смеси приравнивалась к 100%, а по величине площади отдельного компонента определяли его процентное содержание в анализируемой смеси.
После опыта образец исследовали на сканирующем электронном микроскопе MIRA 3 LMU (“TESCAN” Orsay Holding), оборудованном системой микроанализа “INCAEnergy” 450+Xmax-80 (Oxford Instruments Nanoanalisys Ltd.) в ЦКП ИГМ СО РАН и на сканирующем электронном микроскопе 1540 XBCrossbeam, “Carl Zeiss” в ЦКП “Наноструктуры” СО РАН по стандартной процедуре.
КР-спектроскопические исследования проводились на спектрометре “Horiba” LabRam HR 800. Возбуждение проводилось твердотельным Nd–YAG-лазером с длиной волны 532 нм и мощностью 50 мВт. Регистрация спектра производилась полупроводниковым детектором Endor, охлаждаемом по методу Пелтье. Для локализации точки в анализируемом включении использована конфокальная система спектрометра на базе микроскопа “OLYMPUS” BX-41 с объективом 100× с большой числовой апертурой. Время накопления сигнала и размер конфокальной диафрагмы варьировали в зависимости от размеров анализируемой фазы.
В образце после эксперимента в слое исходного источника углерода (графита) присутствовал друзовый агрегат острореберных и гладкогранных кристаллов алмаза октаэдрического габитуса (рис. 1). Графит полностью перешел в алмаз. Следов растворения на кристаллах алмаза не обнаружено. Таким образом, после синтеза алмаза в слое графита происходила перекристаллизация алмазов на месте без переноса углерода в холодную зону. Очевидно, данный факт – следствие присутствия карбонатного слоя в образце, препятствовавшего переносу углерода.
В “карбонатном” слое диагностирован арагонит (КР-линии 1084, 1009, 710, 272, 149 см–1), сложные Са–Fe-оксиды (CaFeO2, CaFe2O3) с незначительными примесями Mn, Ni и Cr, а также карбидная фаза, по дефициту углерода в анализах соответствующая (Fe, Ni)3C. “Карбонатный” слой имел выраженную текстуру: арагонит сохранился в нижней части, средняя часть, наряду с арагонитом, состояла из Са–Fe-оксидов и карбидной фазы, а верхняя часть состояла из карбидов и Са–Fe-оксидов без арагонита (рис. 1). Кроме того, обнаружены мелкие выделения коэсита (КР-линия 521 см–1) и клинопироксена (КР-линии 656, 1010 см–1) как следствие присутствия примесей в системе. То есть металлический расплав проникал в карбонат сверху, взаимодействуя с ним с образованием Са–Fe-оксидов и, по-видимому, выделением СО2. Но процесс не завершился полностью, о чем свидетельствует присутствие арагонита. Можно также предположить восстановление углерода из СО2, поскольку установлено присутствие карбида (Fe, Ni)3C.
“Металлический” слой, располагавшийся выше относительно “карбонатной перегодки”, имеет эвтектоидную структуру, выполненную двумя фазами: тэнита (Ni 52.59–55.45 мас. %; Fe 44.11–47.13 мас. %) и карбида (Fe, Ni)3C (Fe 66.84–70.45 мас. %; Ni 22.84–26.34 мас. %). Рост на алмазные затравки не установлен. То есть насыщение углеродом произошло только до образования карбида (Fe, Ni)3C, так как не обнаружен карбид типа Fe7C3, который стабилен в системе при данных РТ-параметрах [14].
По данным ГХ–МС анализа в полученных алмазах было установлено 186 летучих соединений. Основными компонентами летучих в алмазах являются углеводороды и их производные: алифатические (парафины, олефины), циклические (нафтены, арены), кислородсодержащие (спирты, эфиры, альдегиды, кетоны, карбоновые кислоты), гетероциклические соединения (диоксаны, фураны), азот- и серосодержащие соединения, а также СО2 (46.3 отн. %) и Н2О (20.0 отн. %) (табл. 1).
Таблица 1.
Название компонентов | MW | 4-19-19 алмаз |
---|---|---|
Алифатические углеводороды | 9.69 | |
Парафины (C4H10–C18H38) | 16–254 | 9.02 |
Олефины (C4H8–C11H22) | 56–154 | 0.67 |
Циклические углеводороды | 0.88 | |
Нафтены (С6Н10–С10Н16) | 82–136 | 0.04 |
Арены (С6Н6–С15Н24) | 78–204 | 0.84 |
Кислородсодержащие углеводороды | 16.55 | |
Спирты и эфиры (СН4O–С14Н26O2) | 32–226 | 4.82 |
Альдегиды (С2Н4O–С16Н32O) | 44–240 | 6.61 |
Кетоны (С3Н6O–С16Н32O) | 58–240 | 2.21 |
Карбоновые кислоты (С2Н4O2–С14Н18O2) | 60–228 | 2.91 |
Гетероциклические соединения | 0.20 | |
Диоксаны (С4Н8O2) | 88 | 0.01 |
Фураны (С4Н4O–С12Н20O) | 68–180 | 0.19 |
Азотсодержащие соединения (Н3N–С15Н25N) | 17–219 | 5.9 |
Серосодержащие соединения (СOS–С9Н14S) | 60–154 | 0.48 |
СО2 | 44 | 46.3 |
Н2О | 18 | 20.0 |
Общее количество компонентов | 186 | |
Н/(О + Н) | 0.66 | |
Алканы/Алкены | 13.5 |
Суммарное содержание углеводородов и их производных в алмазах составило 27.1 отн. %. При этом суммарная доля алифатических (СН4–С18Н38) и циклических углеводородов (С6Н12–С12Н18) в алмазах составила 10.6 отн. %. Из легких предельных углеводородов обнаружен только метан, содержание которого в алмазах очень высокое 7.6 отн. %. Содержание средних предельных углеводородов (н-пентан С5Н12–н-додекан С12Н26) в алмазах весьма незначительно и составило 0.69 отн. %. Доля тяжелых предельных углеводородов (н-тридекан С13Н28–н-октадекан С18Н38) также незначительная – 0.81 отн. %. Сопоставление кислородсодержащих углеводородов показало, что основными компонентами в составе кислородсодержащих углеводородов являются альдегиды (С2Н4O–С16Н32O) – 6.6 отн. %, а также спирты и эфиры (СН4O–С14Н26O2 – 4.8 отн. %).
Азот присутствовал в алмазах как в молекулярной форме (N2), так и в виде азотсодержащих соединений (4.9 отн. %). Было установлено 24 азотсодержащих соединения. Количество молекулярного азота среди них составило 1.0 отн. %. В изученных алмазах были обнаружены соединения серы: SO2, СОS, CS2, С2Н6S2 и тиофены (С5Н6S–С9Н14S). Рассчитанное отношение Н/(О + + Н) составляет 0.66 (табл. 1).
Состав летучих, выделившихся из алмазов из опыта 4-19-19, резко контрастирует с составом летучих из алмазов, выращиваемых на затравки в системе Fe–Ni–графит без карбоната. Для последних характерно высокое содержание углеводородов и их производных (до 86 отн. %) при небольшом количестве легких углеводородов метан–бутан (0.1–0.8 отн. %) и низком содержании СО2 (3–9 отн. %), а отношение Н/(О + Н) достигает величины 0.95 [11].
Существует обратная корреляция между содержанием СО2 и углеводородов во включениях в алмазах в зависимости от длительности эксперимента, выявленная на примере кристаллизации алмазов в системе Fe–S–графит [12]. В алмазах, синтезируемых из графита в данной системе в первые минуты эксперимента, количество СО2 может достигать более 19 отн. %; в алмазах, выращенных на затравки, содержание СО2 снижается до 6.4 отн. % (длительность опыта 24 ч) и даже до 0.01 отн. % (длительность опыта 54 ч). Соответственно увеличивается количество углеводородных компонентов во флюиде, захваченном алмазами при росте в длительных опытах. Этот факт можно связать с достижением равновесия в системе. Тем не менее содержание СО2 (46.3 отн. %) в алмазах из опыта с карбонатом значительно превышает эти значения. Согласно рассчитанным отношениям Н/(О + Н) – 0.66, алмазы в эксперименте 4-19-19 кристаллизовались в существенно более окисленных условиях в сравнении с алмазами, полученными в системе без карбоната [12]. Несомненно, что это результат декарбонатизации СаСО3. В природных алмазах также наблюдается подобная корреляция: имеются кристаллы с “существенно углекислотными” составами флюидных включений и, соответственно, с “существенно углеводородными” составами флюидных включений [13].
Кроме того, в соответствии с полученными результатами и известными в научной литературе данными можно сделать также следующие выводы. В процессе взаимодействия металлического железа (±Ni) с карбонатами при высоких РТ-параметрах происходит их декарбонатизация и восстановление углерода до элементного состояния. Этот процесс сложный и многостадийный. Промежуточными стадиями в процессе образования алмазов являются реакции карбидообразования и кристаллизации графита, причем, графит появляется даже при РТ-параметрах термодинамической стабильности алмаза [9, 10]. Вероятно, лимитирующей стадией всего процесса является стадия декарбонатизации – разложения карбонатов на оксиды и СО2. Если в металл-графитовых системах синтез алмаза происходит в течение первых минут, то скорость гомогенной нуклеации алмаза при разложении карбонатов, судя по данным [8], по крайней мере, на три порядка медленнее.
В данном процессе, по-видимому, невозможна кристаллизация крупных алмазов типа “CLIPPI” непосредственно в зоне реакции, так как продуктами реакции являются оксиды кальция и железа, если исходным углеродсодержащим материалом был CaCO3 [7, 9], или магнезиовюстит, если исходным материалом был MgCO3 [8, 10]. Новообразованные фазы углерода (графит, алмаз) в зоне реакции находятся в интерстициях между тугоплавкими оксидными фазами [8–10], которые заполняют большую часть объема системы. Поэтому максимальный размер кристаллов алмаза не превышал 1 мм, несмотря на значительную длительность экспериментов (до 60 ч) [8]. По этой причине (заполнение основного объема тугоплавкими оксидными фазами) кристаллизация крупных алмазов в естественных условиях, по-видимому, происходила при выносе СО2 из зоны реакции, как предполагалось в [7] и восстановлении углерода в относительно крупных “каплях” серосодержащего Fe–Ni-расплава по модели [3]. Это подтверждается находками в глубинных алмазах включений металлических железа и никеля, сульфидов, карбидов [15].
Список литературы
Wentorf R.H., Bovenkerk H.P. // Astrophys. J. 1961. V. 134. № 3. P. 995–1005.
Akaishi M., Kanda H., Yamaoka S. // J. Cryst. Growth. 1990. V. 104. № 2. P. 578–581.
Smith E.M., Shirey S.B., Nestola F., et al. // Science. 2016. V. 35. P. 1403–1405.
Жимулев Е.И., Чепуров А.И., Синякова Е.Ф. и др. // Геохимия. 2012. Т. 50. № 3. С. 227–239.
Жимулев Е.И., Сонин В.М., Миронов А.М., Чепу-ров А.И. // Геохимия. 2016. Т. 54. № 5. С. 439–446.
Liu Y., Chen C., He D., Chen W. // Sci. China Earth. Sci. 2019. V. 62. № 11. P. 1764–1782.
Чепуров А.И., Сонин В.М., Жимулев Е.И. и др. // ДАН. 2011. Т. 441. № 6. С. 806–809.
Palyanov Y.N., Bataleva Y.V., Sokol A.G., et al., // PNAS. 2013. V. 110. P. 20408–20413.
Мартиросян Н.С., Литасов К.Д., Шацкий А.Ф., Отани Э. // Геология и геофизика. 2015. Т. 56. № 9. С. 1681–1692.
Martirosyan N.S., Litasov K.D., Shatskiy A., Ohtani E. // J. Mineral. Petrol. Sci. 2015. V. 110. P. 49–59.
Томиленко А.А., Бульбак Т.А., Чепуров А.И. и др. // ДАН. 2018. Т. 481. № 4. С. 422–425.
Томиленко А.А., Жимулев Е.И., Бульбак Т.А. и др. // ДАН. 2018. Т. 482. № 2. С. 204–208.
Томиленко А.А., Бульбак Т.А., Логвинова А.М. и др. // ДАН. 2018. Т. 481. № 3. С. 310–314.
Gromilov S., Chepurov A., Sonin V., et al., // J. Appl. Cryst. 2019. V. 52. P. 1378–1384. https://doi.org/10.1107/S1600576719013347
Kaminsky F. // Earth-Science Reviews. 2012. V. 110. P. 127–147.
Дополнительные материалы отсутствуют.
Инструменты
Доклады Российской академии наук. Науки о Земле