Физика плазмы, 2019, T. 45, № 11, стр. 963-970

М.С. Рабинович – ведущий специалист в теории современных ускорителей и руководитель стеллараторных исследований в ФИАН

С. Е. Гребенщиков *

Институт общей физики им. А.М. Прохорова РАН
Москва, Россия

* E-mail: greben@fpl.gpi.ru

Поступила в редакцию 22.05.2019
После доработки 25.06.2019
Принята к публикации 25.06.2019

Полный текст (PDF)

Аннотация

20 февраля с.г. исполнилось 100 лет с дня рождения известного физика, доктора физико-математических наук, профессора Матвея Самсоновича Рабиновича, специалиста в области ускорителей заряженных частиц, физики плазмы и УТС, первого главного редактора журнала “Физика плазмы”. Описана роль М.С. Рабиновича в развитии теории релятивистских ускорителей на основе идеи В.И. Векслера об автофазировке заряженных частиц в процессе их ускорения и его участие в создании первых синхротронов в ФИАН и синхрофазотрона в Дубне. В середине 50-х годов, являясь ведущим специалистом в стране по теории ускорителей, Матвей Самсонович прекращает работать в этой области и возглавляет исследования в новой для него области физики плазмы и УТС. В организованном им отделе физики плазмы в ФИАН начались исследования по стеллараторной программе. Под его руководством в отделе были созданы несколько стеллараторных установок, и эксперименты на них внесли существенный вклад в мировую стеллараторную программу.

1. ИСТОРИЯ РАЗРАБОТКИ В ФИАН УСКОРИТЕЛЕЙ ЗАРЯЖЕННЫХ ЧАСТИЦ И РОЛЬ М.С. РАБИНОВИЧА В ИХ СОЗДАНИИ

В 1937 г. М.С. Рабинович после окончания школы поступил на физический факультет МГУ. Начало войны прервало учебу в университете. Студенты его курса получили дипломы об окончании учебы на год раньше положенного срока, после сдачи госэкзамена. Из-за слабого зрения Матвея Самсоновича не призвали в армию, и военные годы он проработал на заводе фрезерных станков, руководя лабораторией измерительных приборов. Научная деятельность Рабиновича началась в январе 1945 г., когда он был принят в аспирантуру теоретического отдела ФИАН. Заведующий отделом Игорь Евгеньевич Тамм руководителем аспиранта назначил Евгения Львовича Фейнберга, который ранее помогал Владимиру Иосифовичу Векслеру в математическом обосновании его идеи о возможности автофазировки в ускорителях заряженных частиц. Темой работы аспиранта выбрано теоретическое обоснование принципов работы нового типа релятивистских ускорителей заряженных частиц, предложенных ранее Векслером [1, 2]. В это время у части фиановских физиков существовал скептицизм относительно правильности идей Векслера. Дирекция ФИАН поддерживала эти идеи. Так, в феврале 1945 г. на заседании Отделения физико-математических наук АН был заслушан доклад Векслера “Новый метод ускорения релятивистских частиц” и принято решение “поддержать предложение С.И. Вавилова о создании в ФИАН макета или подобной модели ускорителя”. Вместе с тем, когда в этом же году Владимир Иосифович подал свою работу на ежегодный конкурс научных работ ФИАН, то получил отказ. По мнению комиссии конкурса, “если работа В.И. Векслера правильная, то не нам давать ему премию, а если неправильная, то тем более премии не давать”. Частично подобный скептицизм был связан с попыткой С.М. Рытова, работавшего тогда в ФИАН, подкрепить более строго математически результаты работ [1, 2]. Для этой цели он использовал ранее разработанный им метод решения ряда нелинейных физических проблем. Но результат оказался неопределенным, а скорее даже отрицательным. В некоторых случаях удавалось получить векслеровскую автофазировку, а в других совсем нет. Задача аспиранта и заключалась в том, чтобы разобраться в этой проблеме. Матвею Самсоновичу в течение первого года аспирантуры удалось решить задачу. Он понял, в чем заключались неточности Рытова, и строго математически подтвердил результат, полученный ранее более простыми методами в опубликованной работе Векслера. В годовом отчете теоретического отдела за 1945 г., подписанном И.Е. Таммом, содержится оценка работы: “М.С. Рабинович выполнил весьма важный и, в то же время, весьма сложный расчет фазировки в циклотроне с переменным магнитным полем. Работа подготовлена к печати.” В следующем году эти расчеты были опубликованы [3, 4].

Новый этап в развитии ускорительной тематики в ФИАН наступил в 1946 г., когда Векслер был приглашен на заседание Комитета государственной безопасности, проходившее под председательством Л.П. Берии. После доклада Владимира Иосифовича о возможности создания нового типа релятивистских ускорителей заряженных частиц было принято решение о развитии в ФИАН ускорительной тематики и включении ее в атомный проект СССР. На основании этого решения в институте создавалась Эталонная лаборатория под руководством В.И. Векслера. Исследования, проводимые в лаборатории, были закрытыми. Когда в 1949 г. в СССР была взорвана атомная бомба, событие явилось полной неожиданностью как для западных политиков, так и научной общественности. Работы по атомному проекту в стране были строго засекречены. Это относилось не только работам по самому атомному оружию, но также ко всем сопутствующим исследованиям по ядерной физике. Аспирант Рабинович был допущен к работам, ведущимся в лаборатории, для обеспечения решения теоретических вопросов при создании синхротронов С-1 (энергия 10 МэВ) и С-25 (энергия 250 МэВ). А руководитель аспиранта не получил допуска к этим работам, причем Рабиновичу строго запрещалось информировать его о своих расчетах. Таким образом, сложилась парадоксальная ситуация. Официальным руководителем аспиранта в теоротделе числился Фейнберг, а чем занимается его аспирант, он мог только догадываться. Фактически с момента организации Эталонной лаборатории научным руководителем Рабиновича становится Векслер, и Матвей Самсонович принимает участие в создании проектов синхротронов. После окончания сроков аспирантуры он переходит в штат лаборатории.

В 1947 г. в Эталонной лаборатории был запущен первый в стране синхротрон на энергию электронов в 10 МэВ. Для него на территории старого ФИАН построили специальный корпус. В дальнейшем в течение многих лет на этом ускорителе проводились исследования фотоядерных реакций под руководством Л.Е. Лазаревой. Для строительства синхротрона на 250 МэВ выбрали участок территории вблизи строящегося нового здания ФИАН, принадлежавший ранее биологическому факультету МГУ. В дальнейшем за этим комплексом ФИАН (фото-мезонная лаборатория под руководством П.А. Черенкова) так и сохранилось название “Питомник”. Запуск синхротрона С-25 был осуществлен в 1949 г. Интересно отметить, что одна из первых экспериментальных работ на созданных синхротронах была выполнена будущим Нобелевским лауреатом и академиком-секретарем Академии наук А.М. Прохоровым. В 1951 г. он защитил докторскую диссертацию на тему “Исследование когерентного излучения электронов, ускоряемых в ускорителе типа синхротрона”.

В 1948 г. Матвей Самсонович защищает закрытую кандидатскую диссертацию по теории синхротрона и фазотрона, а в 1951 г. за участие в создании первых в стране синхротронов ему была присуждена закрытая Сталинская премия второй степени; В.И. Векслер получил премию первой степени. После создания синхротрона С-25 научная деятельность Матвея Самсоновича полностью переключается на разработку теории протонного синхрофазотрона и участие в создании ускорителя на 10 ГэВ близи города Дубна. Руководителем работ был назначен Векслер, основной вклад в теоретическое обеспечение проекта внесли фиановские физики М.С. Рабинович, А.А. Коломенский и В.А. Петухов. В Эталонной лаборатории разрабатывался проект, и под руководством Петухова создавалась модель Дубненского ускорителя – протонный ускоритель на 180 МэВ. После выполнения комплекса исследований, подтвердивших правильность идей, заложенных в проект синхрофазотрона, было принято решение переделать ускоритель в электронный вариант – синхротрон на энергию 600 МэВ.

В 1954 г. Рабинович защищает докторскую диссертацию, целиком посвященную теории синхрофазотрона. В этом же году меняется статус Матвея Самсоновича в Эталонной лаборатории. В связи с проблемами по созданию Дубненского ускорителя Владимиру Иосифовичу все меньше времени удается уделять руководству лабораторией, и он назначает Рабиновича своим заместителем.

В это время в лаборатории работает более 300 сотрудников в пяти секторах. Тематика большинства из них (кроме сектора Петухова) связана не с проблемами ускорителей, а экспериментами на них, т.е. с вопросами ядерной физики. Благодаря выдающимся организаторским способностям и хорошему знанию физики Матвею Самсоновичу удается успешно справиться с новыми обязанностями. Через несколько лет, когда вышло правительственное постановление о запрещении совмещать административные должности, он становится официальным руководителем отдела. Ему всего 35 лет, а в его подчинении работают такие выдающиеся физики, как П.А. Черенков – будущий академик и лауреат Нобелевской премии, М.А. Марков – будущий академик и академик-секретарь АН, В.И. Гольданский – будущий академик и директор Института химической физики АН.

После успешного запуска Дубненского синхрофазотрона (1958) коллективу разработчиков и создателей ускорителя в 1959 г. присуждается Ленинская премия. Среди лауреатов и М.С. Рабинович. К этому времени Матвей Самсонович уже перестал заниматься проблемами обычных ускорителей. С 1955 г. он переключился на новую тематику, связанную с идеей Векслера о радиационном ускорении плазменных сгустков.

2. М.С. РАБИНОВИЧ – ИНИЦИАТОР И РУКОВОДИТЕЛЬ ИССЛЕДОВАНИЙ ПО МАГНИТНОМУ УДЕРЖАНИЮ ПЛАЗМЫ И УТС В ФИАН

В 1955 г. в Эталонной лаборатории создается новый сектор “плазменных ускорителей” под руководством Рабиновича. Здесь я не буду описывать этих исследований, связанных с идеей Векслера о когерентном ускорении частиц. Частично о них говорится статье Г.М. Батанова в данном номере журнала. Матвей Самсонович полагал, что для успешного решения проблемы ускорения плазменных сгустков необходимо быть в курсе последних достижений в области физики плазмы. Будущее показало, что он был абсолютно прав. Исследования по физике плазмы были связаны главным образом с проблемой управляемого термоядерного синтеза. Головной организацией по этой проблеме в стране являлся Институт атомной энергии. Матвей Самсонович установил контакты с ИАЭ. Мы, сотрудники его сектора, стали регулярно посещать семинар Т, руководимый И.В. Курчатовым. Чтобы более детально войти в курс проблем горячей плазмы, в секторе создается установка типа плазменного бетатрона, разработанная ранее в ИАЭ под руководством С.М. Осовца [5, 6]. Необходимо отметить, что развитие работ по горячей плазме требовало от Матвея Самсоновича определенного мужества и упорства. Владимир Иосифович считал, что все усилия сектора должны быть направлены только на проблему когерентного ускорения. Несмотря на многочисленные дискуссии на эту тему Рабиновичу удалось сохранить и далее расширить исследования по горячей плазме.

Еще одним направлением, успешно развиваемым в секторе, была разработка инжекторов плазменных сгустков. Исаак Самойлович Шпигель создал весьма перспективный безэлектродный плазменный инжектор [7]. Состав плазмы можно было менять. В случае водородных сгустков направленная скорость достигала величины 108 см/с. К сожалению, в дальнейшем эти плазменные пушки не получили широкого применения. Идея создания плазмы в магнитной ловушке с помощью внешней инжекции плазменных сгустков с использованием разработанных Шпигелем инжекторов была поддержана Рабиновичем. В конце 1959 г. Матвей Самсонович поручил мне возглавить научную группу для создания подобной ловушки. Первоначально предполагалось, что это будет линейный пробкотрон с растущим во времени магнитным полем. Инжекцию планировалось осуществлять при небольшом уровне магнитного поля, порядка 0.3 Тл, а затем должен происходить адиабатический нагрев плазмы при нарастании поля до 2 Тл. Предполагалось, что таким образом удастся получить плазму с температурой ионов в сотни эВ. Магнитную ловушку подобного типа вполне возможно было создать с помощью мастерских ФИАН. Установка получила название ЛИВЕНЬ (Ловушка Инжекция Внешняя).

Идея заменить пробкотрон на тороидальную стеллараторную ловушку принадлежит Льву Михайловичу Коврижных. К этому времени работа американского физика Л. Спитцера о магнитных системах типа стелларатор уже была опубликована [8]. Еще не было известно о неоклассической диффузии плазмы в тороидальных системах и о аномально высокой скорости диффузии плазмы в экспериментах на стеллараторах в Принстоне. Казалось, что предложенная магнитная система является идеальной ловушкой для заряженных частиц в отличие от пробкотрона, где существовали потери частиц в пробках. Матвей Самсонович поддержал идею. Коврижных провел детальные расчеты магнитных полей стелларатора и стабилизации дрейфов пролетных частиц в таких системах. На основании этих расчетов были выбраны основные параметры стеллараторного варианта установки: максимальная величина магнитного поля B = 2 Тл, двухзаходное винтовое поле l = 2, большой радиус тора R = 70 см, малый радиус вакуумной камеры r = 7 см. Возможность сделать такую установку силами мастерских ФИАН казалось весьма проблематичной. Необходимо было заводское изготовление и, соответственно, разработка проекта силами специального КБ (будущего НИИЭФА). То, что удалось включить в план работ КБ (чрезвычайно загруженного заказами) разработку проекта “Ливень”, целиком является заслугой Матвея Самсоновича. Только его высокий авторитет (результат совместной работы по синхрофазотрону) и выдающиеся дипломатические способности позволили договориться о совместной работе по проекту. Расчет винтовой обмотки – ответственность ФИАН. В течение примерно года разработали проект установки, и в 1962 г. вышло постановление Правительства о сооружении в ФИАН стелларатора “Ливень”.

Одновременно с продвижением проекта стелларатора “Большой Ливень” в секторе Рабиновича началось разработка стелларатора меньшего размера (“Малый Ливень”), в дальнейшем получившего название Л-1. Первоначально назначение установки состояло в отработке методов создания плазмы в ловушке с помощью внешней инжекции плазменных сгустков. Для этой цели достаточно было иметь величину магнитного поля в 0.2 Тл. Но поскольку (благодаря опыту совместной работы с НИИЭФА) удалось построить установку с магнитным полем до 1 Тл, мы провели на ней цикл измерений по удержанию плазмы в магнитном поле стелларатора. Общий вид Л-1 приведен на рис. 1.

Рис. 1.

Общий вид стелларатора Л-1. Установка создавалась в 1960–1963 гг. ${{B}_{0}} = $ 1 Тл, $R = $ 60 см, r = 5 см, ${{n}_{e}} = {{10}^{{11}}}$ см–3, ${{T}_{e}} = $ 10 эВ, ${{T}_{i}} = 50$ эВ.

Публикация о результатах первых экспериментов на Л-1 появилась в 1965 г. [9] (первое сообщение в печати об экспериментальных результатах, полученных на стеллараторах вне Принстонской лаборатории; подробности описаны в [10]). Они состояли в следующем.

1. Впервые был разработан метод измерения стеллараторных магнитных поверхностей с помощью многооборотного прохождения электронного пучка вдоль силовых линий [11]. Экспериментально доказан факт существования магнитных поверхностей в тороидальном стеллараторе. Впервые обнаружены магнитные острова в случае низких рациональных значений угла преобразования силовых линий. В последующем процедура измерения структуры магнитных полей с помощью электронных пучков стала обычной частью пусковых работ на новых стеллараторах.

2. Показана возможность создания бестоковой плазмы с помощью внешней инжекции плазменных сгустков.

3. Показано, что коэффициент диффузии бестоковой плазмы в стеллараторе существенно выше коэффициента классической столкновительной диффузии. В то же время он примерно на порядок величины меньше коэффициента Бома, зарегистрированного на принстонских стеллараторах.

Данные результаты были доложены затем на второй конференции МАГАТЭ по физике плазмы и УТС (Culham, 1965) [12]. На той же конференции докладывались результаты экспериментов на стеллараторе W Ib (ФРГ) [13], где авторы изучали удержание холодной цезиевой плазмы в двухзаходном стеллараторе. Выводы работы заключались в том, что удержание подобной плазмы объясняется классической диффузией. Эти два доклада породили первые сомнения в том, что провозглашаемая принстонскими физиками бомовская диффузия является универсальной. В последующие годы на многих небольших стеллараторах, созданных в нескольких центрах, “небомовский” характер удержания подтвердился. В большинстве случаев коэффициент диффузии плазмы оказался примерно на порядок ниже бомовского. Оригинальную методику исследования одночастичного удержания предложили в Калэмской лаборатории на стеллараторе “Clasp” [14, 15]. В эксперименте изучалось удержание бэта-частиц, образующихся в результате радиоактивного распада газообразного трития в камере стелларатора. Измеренное время удержания составляло величину 0.6 с, что соответствовало более 107 оборотов пролетных частиц вдоль тора. Этот эксперимент доказал реальное существование магнитных поверхностей в случае достаточно высокой точности изготовления магнитной системы стелларатора. На третьей конференции МАГАТЭ по физике плазмы и УТС в Новосибирске принстонская группа сделала доклад по измерению структуры магнитных поверхностей в стеллараторе “С” с использованием методики стелларатора Л-1 с небольшим усовершенствованием. Измерения показали в ряде случаев наличие существенных искажений магнитных поверхностей стелларатора. В настоящее время кажется, что основная причина неудач принстонской группы была связана именно с низким качеством магнитной системы стелларатора. Успехи на токамаках привели к закрытию стеллараторных исследований в Принстонской лаборатории, а крупнейший стелларатор С был переделан в токамак СТ. Неудачи первоначальных экспериментов на стеллараторах в США явились причиной отставания термоядерных стеллараторных исследований относительно токамаков.

В соответствии с принятым постановлением продолжалось строительство стелларатора “Ливень”. Для проведения этих работ в лаборатории Рабиновича был образован сектор физики горячей плазмы под руководством Исаака Самойловича Шпигеля. Построен экспериментальный корпус для самого стелларатора и его системы питания, в НИИЭФА разработан проект и изготовлена система питания стелларатора. Предполагалось, что питание магнитных обмоток установки будет производиться от конденсаторной батареи с энергией W = 2.1 МДж. Изготовление самого стелларатора было отложено на год из-за перегрузки завода изготовителя. В этой связи решили разместить в экспериментальном зале “Ливня” два новых стелларатора: ТОР 1 и ТОР 2. Стелларатор ТОР 1 [16] повторял структуру магнитной системы и размеры Л-1, но был рассчитан на большие магнитные поля – до 2 Тл. Что касается стелларатора ТОР 2 [17], то его конструкция представляла собой новый шаг в стеллараторном строении. Магнитные поверхности создавались не винтовыми обмотками, а системой вращающихся по винту эллиптических катушек. Идея такой системы принадлежит сотрудникам лаборатории С.Н. Попову и А.П. Попрядухину [18]. Эксперименты на этих установках начались с детального исследования свойств магнитных структур стеллараторов [19].

Отказ от строительства стелларатора “Большой Ливень” был связан не только задержкой изготовления на заводе, но и с тем, что многие идеи, заложенные в первоначальный проект, оказались (как показали эксперименты на Л-1) не выполнимыми. В первую очередь это относится к предположению о классическом характере диффузии. Возникла необходимость в изменении самого проекта стелларатора. Прежде всего, нужно было увеличить величину так называемого шира (радиального градиента угла преобразования силовых линий), чтобы обеспечить МГД-устойчивость плазмы. По существу вставала задача создания нового проекта стелларатора, получившего название “Ливень 2”, или для краткости Л-2.

К этому времени существенно улучшилось теоретическое понимание удержания плазмы в стеллараторах. Родилась неоклассическая теория удержания плазмы в тороидальных системах, как в токамаках, так и стеллараторах [20, 21]. Согласно этим представлениям, удержание плазмы в стеллараторах должно быть не хуже, чем в токамаках, по крайней мере, при частотах соударения частиц в области плато. Одна из задач в проекте Л-2: параметры стелларатора должны позволить получить в нем достаточно горячую и плотную плазму для сравнения удержания плазмы в стеллараторе и токамаке аналогичных размеров. Проект установки был разработан в 1972 г. силами сотрудников ФИАН с привлечением группы конструкторов из МИФИ. К изготовлению деталей стелларатора, помимо мастерских ФИАН, удалось привлечь несколько предприятий в Москве и Московской области. Для них это была внеплановая работа в качестве шефской помощи академической науке. В монтаже стелларатора принимали участие все научные сотрудники сектора Шпигеля. В ноябре 1975 г. стелларатор был запущен в режиме омического нагрева. На момент запуска установка Л-2 являлась самым крупным стелларатором в мире. Схематически конструкция стелларатора представлена на рис. 2. Продольное магнитное поле создается 28 катушками. Особенностью винтовой обмотки является то, что для увеличения шира она максимально приближена к вакуумной камере. Силовой каркас винтовой обмотки расположен снаружи ее. Основные параметры стелларатора: магнитное поле на оси тора B = 1.5 Тл, двухзаходная (l = 2) винтовая обмотка делает 7 шагов на длине тора, большой радиус тора R = 100 см, малый радиус вакуумной камеры равен 16.5 см, средний радиус граничной магнитной поверхности составляет 11.5 см, питание магнитных обмоток производится от конденсаторной батареи с энергией 6 МДж, общая длительность импульса поля – примерно 0.1 с. Первые эксперименты были проведены в режиме омического нагрева.

Рис. 2.

Схематическая конструкция стелларатора Л-2.

Рис. 3.

Общий вид стелларатора Л-2М.

На конференции МАГАТЭ в Берхтесгадене в 1976 г. докладывались результаты двух стеллараторов нового поколения: W IIA (ФРГ) и Л-2 [22, 23]. В этих экспериментах в режиме омического нагрева впервые была получена плазма с параметрами, которые ранее достигались в тороидальных системах только на токамаках (электронная температура ${{T}_{e}}$ ≈ 0.5 кэВ и средняя плотность плазмы ${{n}_{e}} \approx {{10}^{{13}}}$ см–3). Сравнение времен удержания плазмы в токамаках и стеллараторах показало, при одинаковых размерах установок они весьма близки.

Следующий этап экспериментов на Л-2 заключался в реализации идеи Матвея Самсоновича о применении гиротронов для электронного циклотронного нагрева плазмы. В настоящее время такой метод создания и нагрева плазмы является основным в экспериментах на Л-2.

В 1994 г. стелларатор был модернизирован и получил название Л-2М. Созданы новая вакуумная камера с большим количеством патрубков, новый диагностический комплекс и новый гиротронный комплекс. Максимальные параметры плазмы, достигнутые на стеллараторе Л-2М в режиме электронного циклотронного нагрева: электронная температура Te ≈ 1.5 кэВ, ионная температура Ti ≈ 200 эВ, плотность плазмы ${{n}_{e}} \approx 3 \times {{10}^{{13}}}$ см–3, энергия плазмы ${{W}_{{pl}}}$ ≈ 800 Дж.

В обзоре [24] М.С. Рабинович провел подробный анализ мировых стеллараторных исследований до 1981 г. В Заключении он высказал предположение, что будущие эксперименты покажут перспективность стеллараторов как варианта будущего термоядерного реактора. В настоящее время стеллараторы действительно рассматриваются как альтернативное токамакам направление для создания реактора. Помимо ранее хорошо известного преимущества – возможности стационарной работы – в них отсутствует, как показали эксперименты, ограничение на величину плотности, существующее в токамаках (так называемый предел Гринвальда).

3. ЗАКЛЮЧЕНИЕ

В данной статье мы коснулись только двух направлений научной деятельности М.С. Рабиновича. Начав свою научную работу аспирантом теоретического отдела ФИАН, Матвей Самсонович за несколько лет стал ведущим специалистом в стране в области теории современных ускорителей заряженных частиц. Его вклад в создание ускорительной техники в СССР отмечен Государственными премиями. Но в 1955 г. он перестает работать в этой области и перемещает свои интересы в область горячей плазмы и управляемого термоядерного синтеза, развивая в ФИАН стеллараторные исследования, очень скоро становится в ней безусловным авторитетом. Не случайно при организации нового научного журнала “Физика плазмы” он назначается главным редактором и остается в этой должности до конца своей жизни. Необходимо также отметить деятельность Матвея Самсоновича по координации исследований в области горячей плазмы. Он являлся организатором и постоянным председателем оргкомитета Звенигородской конференции по физике плазмы и УТС.

Все, кто знал Матвея Самсоновича, не могли не удивляться его научной энергии, оптимизму и доброжелательному отношению к людям. Особенно привлекательными его чертами были доброта, незлопамятность и чувство юмора: он любил шутку, даже если объектом шутки был сам. Память о Матвее Самсоновиче надолго сохранится в сердцах людей, которым посчастливилось встречаться и работать с ним.

Список литературы

  1. Векслер В.И. // ДАН СССР. 1944. Т. 43 (8). С. 346.

  2. Векслер В.И. // ДАН СССР. 1944. Т. 44 (9). С. 393.

  3. Rabinovich M.S. // Phys. USSR. 1946. V. 1. 10. № 6. P. 523.

  4. Rabinovich M.S. // Ibid. P. 530.

  5. Осовец С.М. Физика плазмы и проблема управляемых термоядерных реакций. Изд. академии наук, 1958. Т. II. С. 238.

  6. Наседкин Ю.Ф., Осовец С.М. Там же. Т. III. С. 182.

  7. Шпигель И.С. // ЖЭТФ. 1959. Т. 36. С. 411.

  8. Spitzer L. // Phys. Fluids. 1958. V. 1. P. 253.

  9. Батанов Г.М., Бережецкий М.С., Гребенщиков С.Е., Зверев Н.М., Попрядухин А.П., Рабинович М.С., Сбитникова И.С., Шпигель И.С. // ДАН СССР. 1965. Т. 160. С. 1293.

  10. Гребенщиков С.Е. // Дисс. к.ф.-м.н. ФИАН, Москва, 1965.

  11. Бережецкий М.С., Гребенщиков С.Е., Попрядухин А.П., Шпигель И.С. // ЖТФ. 1965. Т. 35. С. 2187.

  12. Акулина Д.К., Батанов Г.М., Бережецкий М.С, Гребенщиков С.Е., Рабинович М.С., Сбитникова И.С., Шпигель И.С. // Plasma Physics and Controlled Nuclear Fusion Res. 1965. Vienna: IAEA, 1966. V. II. P. 733.

  13. Eckhard D., von Gierke G., Grieger G. // Ibid. P. 719.

  14. Gibson A., Hugill J. // Phys. Rev. Lett. 1968. V. 21. P. 1052.

  15. Gibson A., Hugill J., Reid G.W. // Plasma Physics and Controlled Nuclear Fusion Res. 1968. Vienna: IAEA, 1969. V. I. P. 465.

  16. Зубков В.Л., Федянин О.И., Хольнов Ю.В. // Препринт ФИАН. 1968. № 94.

  17. Ивановский М.А., Попов С.Н., Попрядухин А.П. // Препринт ФИАН. 1966. № 96.

  18. Попов С.Н., Попрядухин А.П. // ЖТФ. 1966. Т. 36. С. 390.

  19. Андрюхина Э.Д., Ивановский М.А., Попов С.Н., Попрядухин А.П., Федянин О.И., Хольнов Ю.В. // Труды ФИАН. Т. 65. Стеллараторы. М.: Наука, 1973. С. 73.

  20. Галеев А.А., Сагдеев Р.З. // ЖЭТФ. 1967. Т. 53. С. 348.

  21. Коврижных Л.М. // ЖЭТФ. 1969. Т. 56. С. 877.

  22. Blaumoser M., Gattanei G., Cavallo A. // Plasma Physics and Controlled Nuclear Fusion Res. 1976. Vienna: IAEA, 1977. V. II. P. 81.

  23. Akulina D.K., Andryukhina E.D., Berezzhetskij M.C., Blokh M.A., Voronov G.S., Grebenshchikov S.E., Da-nilkin I.S., Zverev N.M., Ivanovskij M.A., Necha-ev Yu.I., Popov S.N., Rabinovich M.S., Sbitnikova I.S., Fedyanin O.I., Kholnov Yu.V., Spigel I.S. // Ibid. P. 115.

  24. Рабинович М.С. В кн.: Итоги науки и техники. Сер. “Физика плазмы”. Т. 2 / Под ред. В.Д. Шафранова. М.: ВИНИТИ, 1981. С. 6.

Дополнительные материалы отсутствуют.