Известия РАН. Серия физическая, 2020, T. 84, № 10, стр. 1477-1482
Рождение легких нейтральных мезонов в ультрарелятивистских Cu + Au и U + U столкновениях в области средних быстрот
А. Я. Бердников 1, Я. А. Бердников 1, С. В. Жарко 1, *, Д. О. Котов 1, П. В. Радзевич 1
1 Федеральное государственное автономное образовательное учреждение высшего образования
“Санкт-Петербургский политехнический университет Петра Великого”
Санкт-Петербург, Россия
* E-mail: zharkosergey94@gmail.com
Поступила в редакцию 11.05.2020
После доработки 02.06.2020
Принята к публикации 26.06.2020
Аннотация
Представлены результаты измерений факторов ядерной модификации (RAA) π0-, η-, KS- и ω-мезонов в системах Cu + Au и U + U столкновений при энергиях $\sqrt {{{s}_{{NN}}}} $ = 200 и 192 ГэВ соответственно, проведенных в эксперименте PHENIX на RHIC. Величины RAA не зависят от вида мезонов и в центральных столкновениях составили ~0.4–0.6 в Cu + Au и ~0.2–0.3 в U + U. Величины RAA, полученные в различных системах (Au + Au, Cu + Cu, Cu + Au и U + U), совпадают в пределах неопределенности при близких значения Npart и $\sqrt {{{s}_{{NN}}}} $.
ВВЕДЕНИЕ
Сегодня одной из основных задач физики высоких энергий является определение свойств и динамики кварк-глюонной плазмы (КГП). КГП – это состояние ядерного вещества при экстремально высоких значениях температуры (T > 170 МэВ) с партонными степенями свободы (состояние деконфайнмента), образующееся в результате столкновения ультрарелятивистских тяжелых ядер (A + A). Систематическое наблюдение КГП проводится начиная с 2005 г. в экспериментах на Коллайдере релятивистских тяжелых ионов – RHIC в БНЛ (США) [1–4] и, начиная с 2012 г., в экспериментах на Большом адронном коллайдере — LHC в ЦЕРН (Швейцария) [5–8].
Эффект гашения адронных струй [9–17] является одним из наблюдаемых признаков рождения КГП и проявляется в подавлении выхода адронов по сравнению с их выходом в протон-протонных (p + p) столкновениях в области значений поперечного импульса pT > 4–6 ГэВ/c. Основным механизмом образования адронов в данной области является фрагментация жестких партонов, рождающихся в процессах глубоко неупругого рассеяния кварков сталкивающихся ядер. При прохождении КГП жесткий партон теряет часть своей энергии в результате тормозного глюонного излучения либо упругого рассеяния на валентных партонах КГП, в результате чего спектр адронов фрагментации в A + A взаимодействиях смещается в область меньших значений поперечного импульса по сравнению с p + p.
Прохождение партонов в КГП обычно характеризуется с помощью транспортного параметра $\hat {q}$, представляющего отношение среднего квадрата четырех-импульса, переданного кварк-глюонной среде жестким партоном, и длине свободного пробега партона в этой среде [10–12]. Соотношение между параметром $\hat {q}$, температурой, вязкостью (η) и энтропией (s) определяет интенсивность взаимодействия между валентными партонами кварк-глюонной среды: если T3/$\hat {q}$ ≈ η/s, то КГП является идеальным газом. Если T3/$\hat {q}$ $ \ll $ η/s, кварк-глюонная плазма ведет себя как почти идеальная жидкость [12]. Исследование этого соотношения в разных системах сталкивающихся ядер может обеспечить информацию о механизмах фазового перехода между адронным газом и жидкой КГП, образующейся в этих системах.
Измерение рождения адронов различного типа в области pT > 4–6 ГэВ/c в разных A + A системах является важным инструментом для определения параметра $\hat {q}$ в ряде феноменологических моделей, описывающих энергетические потери партонов в КГП [10–17]. Измерение рождения лидирующих нейтральных мезонов (π0, η, KS, ω) дает возможность изучить зависимость эффекта гашения адронных струй от вариаций фрагментационной функции адронов конечного состояния и их свойств, таких как масса, спин, аромат и т.п. Множественное рождение π0-мезонов позволяет провести измерение их выхода в широком диапазоне поперечного импульса с относительно малой неопределенностью измерений. KS- и η-мезоны содержат странные кварки, поэтому возможно изучение влияния странности на гашение адронных струй. Как и π0-мезоны, ω-мезоны состоят из кварков и антикварков первого поколения (u, d), но при этом являются векторными мезонами с единичным спином, и изучение особенностей их рождения дает возможность изучить зависимость гашения адронных струй от спина частиц в конечном состоянии.
Удобной величиной для количественного описания эффекта гашения адронных струй служит фактор ядерной модификации (RAA):
(1)
${{R}_{{AA}}}\left( {{{p}_{T}}} \right) = \frac{1}{{{{N}_{{coll}}}}}\frac{{{{d{{N}_{{AA}}}} \mathord{\left/ {\vphantom {{d{{N}_{{AA}}}} {d{{p}_{T}}}}} \right. \kern-0em} {d{{p}_{T}}}}}}{{{{d{{N}_{{pp}}}} \mathord{\left/ {\vphantom {{d{{N}_{{pp}}}} {d{{p}_{T}}}}} \right. \kern-0em} {d{{p}_{T}}}}}},$Система столкновений ядер меди и золота (Cu + Au) при энергии $\sqrt {{{s}_{{NN}}}} $ = 200 ГэВ является первой несимметричной системой столкновений ультрарелятивистских тяжелых ядер доступной для анализа. По сравнению с симметричными системами, такими как Cu + Cu и Au + Au, в Cu + Au столкновениях область ядерного перекрытия имеет дополнительную асимметрию вдоль оси, соединяющей центры взаимодействующих ядер. Данная асимметрия также сохраняется в кварк-глюонной среде, рожденной в результате Cu + Au взаимодействия. Система столкновений ядер урана-238 (U + U) является самой тяжелой A + A системой, в центральных U + U взаимодействиях образуется самая большая энергетическая плотность среди прочих A + A систем. Кроме того, ядра урана-238 обладают ярко выраженной асимметрией, поэтому система U + U дает альтернативную геометрию A + A столкновений [18].
В статье представлены результаты измерений факторов ядерной модификации π0-, η-, KS- и ω-мезонов в системах Cu + Au и U + U столкновений при энергиях $\sqrt {{{s}_{{NN}}}} $ = 200 и 192 ГэВ соответственно.
МЕТОДИКА ИЗМЕРЕНИЙ
Результаты, приводимые в данной статье, получены с помощью спектрометра PHENIX [19] на RHIC в циклах 2012 г. Классификация событий по центральности проводится с помощью двух счетчиков ядро-ядерных столкновений (BBC), расположенных а области псевдобыстроты 3.0 < < |η| < 3.9 [20]. Средние значения Ncoll и чисел нуклонов, участвующих в ядро-ядерном взаимодействии, (Npart) в выбранном классе центральности определены с помощью моделирования откликов BBC методом Монте-Карло с использованием модели Глаубера [21].
Выход π0-, η-, KS- и ω-мезонов получен с помощью системы электромагнитных калориметров спектрометра PHENIX, состоящей из шести секторов гетерогенного сцинтилляционного калориметра (PbSc) и двух секторов черенковского калориметра со свинцовым стеклом (PbGl). Каждый сектор покрывает область псевдобыстроты |η| < 0.35 и 22.5° по азимутальному углу. Подробное описание конструкции и свойств электромагнитного калориметра спектрометра PHENIX представлено в работе [22].
Описание методики регистрации π0- и η-мезонов представлено в работе [23]. Регистрация KS- и ω-мезонов проведена по каналам KS → π0π0 → 4γ (BR = 30.69 ± 0.05% [24]) и ω → π0γ → 3γ (BR = = 8.40 ± 0.22% [24]) соответственно. Отбираемые фотоны проходят через ограничения по нижнему значению энергии (Eγ) в 0.4 ГэВ и форме электромагнитных кластеров [22], позволяющие значительно уменьшить вклад адронных ливней. Каждая пара γγ, отбираемая в качестве кандидата на роль π0-мезона (π0-кандидата), проходит через ограничение асимметрии по энергиям: |Eγ1 − Eγ2|/(Eγ1 + Eγ2) < 0.8, позволяющее уменьшить величину комбинаторного фона. Кроме того, оба фотона в паре должны быть зарегистрированы в одном и том же секторе электромагнитного калориметра.
Далее, пары γγ отбираются в пределах 2σ для Cu + Au системы и в пределах 1.5σ для U + U системы вокруг параметризации массы π0-мезонов по их поперечному импульсу. Выбор более узкого окна для U + U обусловлен большей множественностью частиц в данной системе. Поперечный импульс π0-кандидатов ограничен в диапазонах 2–11 и 2–14 ГэВ/c для фотонов, зарегистрированных соответственно в PbSc и PbGl подсистемах. Нижняя граница позволяет значительно уменьшить комбинаторный фон. Верхняя граница соответствует значениям поперечного импульса, при которых становится существенным эффект слияния кластеров [23]. Энергии γ-квантов в парах, формирующих π0-кандидаты и прошедших отбор, корректируются для приведения измеренных значений инвариантной массы этих пар к табличному значению массы π0-мезонов [24]. Данная коррекция позволяет значительно увеличить отношения сигнала к фону на итоговых распределениях по инвариантной массе. При исследовании канала ω → π0γ пары π0γ проходят отбор по критерию |cos θ*| <0.6, где θ* – угол между направлением движения π0-мезона в системе покоя пары π0γ и направлении движения пары π0γ в лабораторной системе. Данное ограничение аналогично ограничению асимметрии при отборе пар γγ.
Выход KS- и ω-мезонов определялся с помощью анализа распределений по инвариантной массе пар дочерних частиц: пар π0π0 для KS-мезонов и пар π0γ для ω-мезонов. Распределения по инвариантной массе получены раздельно в разных классах центральности и интервалах поперечного импульса. Каждое распределение аппроксимировалось суммой функций Гаусса и полинома второй степени, описывающих сигнал и фон соответственно. Выход мезонов вычислялся как интеграл функции Гаусса.
Полученные выходы корректировались на ограниченный аксептанс и эффекты работы установки, а также на используемые в анализе ограничения с помощью эффективности регистрации, полученной путем полного моделирования экспериментальной установки методом Монте-Карло с помощью набора библиотек GEANT 3 [25]. Модель воспроизводит реальный эксперимент, начиная с рождения данного мезона в разыгранной вершине ядро-ядерного столкновения и заканчивая построением распределений по инвариантной массе. Эффекты множественности воспроизводились с помощью процедуры “эмбеддинга”, в которой сигнал с башен электромагнитного калориметра от данного смоделированного события смешивается с сигналом от реального события. При этом различие координат вершины в смоделированных и реальных данных не превышало пяти сантиметров. Соответствие модели реальному эксперименту обеспечено соответствием абсолютной энергетической шкалы и энергетического разрешения, калиброванным по массам и ширинам π0-мезонов. Эффективность регистрации вычислялась как отношение числа мезонов, измеренных в ходе моделирования, к числу мезонов, поданных на вход модели в разных интервалах поперечного импульса мезонов и разных классах центральности ядро-ядерных столкновений.
Систематическая неопределенность измерения выхода мезонов оценивалась путем сравнения стандартных значений выхода со значениями, полученными при вариации параметров аппроксимации распределений по инвариантной массе, параметров моделирования (например, абсолютной энергетической шкалы и энергетического разрешения калориметра) и используемых кинематических ограничений.
РЕЗУЛЬТАТЫ И ИХ ОБСУЖДЕНИЕ
На рис. 1 представлены результаты измерения факторов ядерной модификации π0- [23], η- [23], KS- и ω-мезонов в зависимости от поперечного импульса в 0–20, 20–40, 40–60 и 60–90% классах центральности Cu + Au столкновений при $\sqrt {{{s}_{{NN}}}} $ = = 200 ГэВ. Для получения фактора ядерной модификации KS-мезонов использованы их дифференциальные сечения рождения в p + p взаимодействиях при $\sqrt s $ = 200 ГэВ, опубликованные в работе [26]. В случае ω-мезонов использовалась аппроксимация дифференциального сечения рождения π0-мезонов в p + p взаимодействиях при $\sqrt s $ = 200 ГэВ, умноженная на отношение ω/π0 = = 0.81 ± 0.02(стат.) ± 0.07(сист.), измеренное в той же p + p системе [27].
На рис. 2 представлены факторы ядерной модификации π0-, η- и KS-мезонов, измеренные в U + U взаимодействиях при энергии $\sqrt {{{s}_{{NN}}}} $ = 192 ГэВ в зависимости от поперечного импульса в разных классах центральности. Для получения факторов ядерной модификации дифференциальные сечения рождения π0-, η- и KS-мезонов в p + p взаимодействиях, интерполированные на значение $\sqrt {{{s}_{{NN}}}} $ = 192 ГэВ. Интерполяция производилась с помощью степенной функции по значениям сечений рождения π0-мезонов, измеренных при $\sqrt {{{s}_{{NN}}}} $ = = 200 ГэВ [28] и $\sqrt {{{s}_{{NN}}}} $ = 510 ГэВ [29]. Для получения сечений рождения η- и KS-мезонов в p + p взаимодействиях при $\sqrt {{{s}_{{NN}}}} $ = 192 ГэВ те же интерполяционные коэффициенты применялись к сечениям рождения этих частиц при $\sqrt {{{s}_{{NN}}}} $ = 200 ГэВ [26, 30].
Как в Cu + Au, так и в U + U взаимодействиях факторы ядерной модификации различных мезонов равны в пределах неопределенности в разных интервалах поперечного импульса и центральности столкновений. Это свидетельствует о том, что эффект гашения адронных струй в этих системах не зависит от типа мезонов и происходит на партонном уровне до фрагментации. В области pT > > 4–6 ГэВ/c в центральных Cu + Au столкновениях RAA ~ 0.4–0.6 и в центральных U + U RAA ~ 0.2–0.3.
На рис. 3 представлены интегральные факторы ядерной модификации π0-, η-, KS- и ω-мезонов в зависимости от числа Npart, полученные в области pT > 5–7 ГэВ/c в Au + Au, Cu + Cu и Cu + Au системах при $\sqrt {{{s}_{{NN}}}} $ = 200 ГэВ и U + U системе при $\sqrt {{{s}_{{NN}}}} $ = 192 ГэВ. Измеренные значения факторов ядерной модификации равны в пределах неопределенности для разных систем при близких значениях $\sqrt {{{s}_{{NN}}}} $ и Npart, что говорит о независимости эффекта гашения адронных струй от геометрии ядро-ядерных столкновений при равном количестве взаимодействующих частиц и независимости потери энергии партонов от фрагментационной функции.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
В эксперименте PHENIX измерены факторы ядерной модификации π0-, η-, KS- и ω-мезонов в зависимости от поперечного импульса в разных классах центральности Cu + Au столкновений при $\sqrt {{{s}_{{NN}}}} $ = 200 ГэВ и U + U столкновениях при $\sqrt {{{s}_{{NN}}}} $ = 192 ГэВ. Независимость факторов ядерной модификации от типа мезонов говорит о том, что эффект гашения адронных струй в этих системах не зависит от типа мезонов и происходит на партонном уровне до фрагментации. Равенство факторов ядерной модификации в области pT > > 5–7 ГэВ/c в Au + Au, Cu + Cu, Cu + Au и U + U системах при близких значениях $\sqrt {{{s}_{{NN}}}} $ и Npart свидетельствует о независимости эффекта гашения адронных струй от геометрии ядро-ядерных столкновений при равном количестве взаимодействующих частиц и независимости потери энергии партонов от фрагментационной функции.
Результаты настоящей работы были получены в рамках выполнения государственного задания Минобрнауки России.
Список литературы
Arsene I., Bearden I.G., Beavis D. et al. // Nucl. Phys. A. 2005. V. 757. P. 1.
Back B., Baker M.D., Ballintijn M. et al. // Nucl. Phys. A. 2005. V. 757. P. 28.
Adams J., Aggarwal M.M., Ahammed Z. et al. // Nucl. Phys. A. 2005. V. 757. P. 102.
Adcox K. et al (PHENIX Collaboration) // Nucl. Phys. A. 2005. V. 757. P. 184.
Chatrchyan S., Khachatryan V., Sirunyan A.M. et al. // Eur. Phys. J. C. 2012 V. 72. Art. № 1945.
Abelev B. Adam J., Adamová D. et al. (ALICE Collaboration) // Phys. Lett. B. 2013. V. 720. P. 52.
Aad G., Abbott B., Abdallah J. et al. (ATLAS Collaboration) // Phys. Lett. B. 2013. V. 719. P. 220.
Foka P., Janik M.A. // Rev. Phys. 2016. V. 1. P. 154.
Bjorken J.D. Energy loss of energetic partons in quark-gluon plasma: possible extinction of high p(t) jets in hadron-hadron collisions. FERMILAB-PUB-82-059-T, 1982.
Baier R., Schiff D., Zakharov B.G. // Ann. Rev. Nucl. Part. Sci. 2000. V. 50. P. 37.
Wang X.-N., Gyulassy M., Plumer M. // Phys. Rev. D. 1995. V. 51. P. 3436.
Majumder A., Muller B., Wang X.-N. // Phys. Rev. Lett. 2007. V. 99. Art. № 192301.
Xu J., Buzatti A., Gyulassy M. // J. High Energy Phys. 2014. V. 2014. Art. № 063.
Cao S., Cai X.Z., Zhang G.Q. // Phys. Rev. C. 2016. V. 94. Art. № 014909.
Chien Y.T., Vitev I. // J. High Energy Phys. 2016. V. 2016. Art. № 23.
Elayavalli R.K., Zapp K.C. // J. High Energy Phys. 2017. V. 2017. Art. № 141.
Djordjevic M., Zigic D., Blagojevic B. et al. // Nucl. Phys. A. 2019. V. 982. P. 699.
Heinz U. // Phys. Rev. Lett. 2005. V. 94. Art. № 132301.
Adcox K., Borland D., Adler S.S. et al. // Nucl. Instrum. Meth. A. 2003. V. 499. P. 469.
Allen M., Xu N., Bennett M.J. et al. // Nucl. Instrum. Meth. A. 2003. V. 499. P. 549.
Miller M.L., Reygers K., Sanders S.J., Steinberg P. // Ann. Rev. Nucl. Part. Sci. 2007. V. 57. P. 205.
Aphecetche L., D’Enterria D.G., Delagrange H. et al. Nucl. Instrum. Meth. A. 2003. V. 499. P. 521.
Aidala C., Ajitanand N.N., Akiba Y. et al. // Phys. Rev. C. 2018. V. 98. Art. № 054903.
Tanabashi M., Hagiwara K., Hikasa K. et al. // Phys. Rev. D. 2018. V. 98. Art. № 030001.
Brun R., Hagelberg. R, Hansroul M., Lassalle J.C. // Geant: simulation program for particle physics experiments. User guide and reference manual. Preprint CERN. CERN-DD-78-2-REV, 1978.
Adare A. et al. (PHENIX Collaboration) // Phys. Rev. D. 2011. V. 83. Art. № 052004.
Adare A. et al. (PHENIX Collaboration) // Phys. Rev. C. 2011. V. 84. Art. № 044902.
Adare A. et al. (PHENIX Collaboration) // Phys. Rev. D. 2007. V. 76. Art. № 051106.
Adare A. et al. (PHENIX Collaboration) // Phys. Rev. D. 2016. V. 93. Art. № 011501.
Adare A. et al. (PHENIX Collaboration) // Phys. Rev. D. 2011. V. 83. Art. № 032001.
Дополнительные материалы отсутствуют.
Инструменты
Известия РАН. Серия физическая