Известия РАН. Серия географическая, 2020, T. 84, № 2, стр. 191-206

Спрол в России: рост и структурная трансформация пригородов Белгорода

Р. А. Дохов a*, Н. А. Синицын a**

a Московский государственный университет имени М.В. Ломоносова, географический факультет
Москва, Россия

* E-mail: ruslandokhov@gmail.com
** E-mail: nicksinus@yandex.ru

Поступила в редакцию 23.03.2019
После доработки 30.12.2019
Принята к публикации 31.12.2019

Полный текст (PDF)

Аннотация

На примере Белгорода показаны первые ростки отечественной субурбанизации нового типа: рассмотрены особенности пространственно-временно́й динамики пригородной застройки, влияние на этот процесс различных факторов и место новой субурбии в структуре пригородной зоны города. Опираясь на возможности дистанционного анализа, авторы предлагают методику дешифрирования космических снимков: в статье рассмотрены критерии отбора снимков, даны дешифровочные признаки различных видов одноэтажной застройки, показаны возможности и ограничения данного метода. Доказывается, что ключевой особенностью белгородской субурбанизации в постсоветский период стало формирование обширных ареалов застройки спролового типа, отличающихся от сложившихся ранее зон дачных и сельских одноэтажных поселений. Выделяются две волны распространения спрола на этой территории: первая была индуцирована притоком мигрантов из стран ближнего зарубежья, вторая – относительно высокими темпами экономического развития страны и региона в 2000-х годах, она пошла на убыль в начале 2010-х. Разрастание генетически связанных ареалов спрола образовало древовидные графы, корнями которых служат очаги пригородной многоэтажной застройки, а листьями – более молодые поколения спроловых районов. Основными факторами, влияющими на складывающуюся пространственную конфигурацию, являются доступ к инженерным коммуникациям и наличие выхода к транспортным артериям.

Ключевые слова: субурбанизация, спрол, постсоветская трансформация города, дистанционное зондирование Земли, дешифрирование, расселение, морфология города

ВВЕДЕНИЕ

Классифицируя формы расселения, авторы обычно оперируют разделением на городскую и сельскую, часто выделяя промежуточный тип или оговариваясь, что четкой границы между этими формами провести нельзя, переводя типологию в плоскость общих рассуждений о сельско-городском континууме [16, 17]. В классической работе С.А. Ковалев обращает внимание на важность изучения “внешних форм расселения” (людность, пространственная группировка, топографическое положение и характер планировки), синтезирующих в себе генетический и хозяйственный типы [5]. Он же указывает, что пригородное расселение представляет собой отдельную форму, внутри которой типы расселения весьма дифференцированы [6]. Вместе с тем сколько-нибудь полные типологии современных типов пригородной формы расселения в России отсутствуют.

Процессы субурбанизации в России резко ускорились в постсоветский период [12], разнообразились и типы пригородов [13]. Большая часть работ, освещающих это явление, сконцентрирована на изучении бурных процессов развития Московской агломерации [4, 9], создании закрытых коттеджных поселков [8, 35] и формировании рынка жилья в ней [7]. Особое внимание исследователей привлек специфический постсоциалистический тип сезонной субурбии – дачи [11, 15] и его современная эволюция [10]. Процессы субурбанизации в нестоличных российских городах остаются практически неисследованными, редкие исключения составляют работы, посвященные Улан-Удэ [1, 2], Иркутску [3] и некоторым другим городам [18].

Целью настоящего исследования был анализ динамики роста пригородов Белгорода в постсоветский период и выявление структурных изменений пригородных форм расселения с помощью методов дистанционного зондирования. Белгород – один из наиболее быстро растущих и экономически успешных городов страны, для которого характерно развитие новых форм расселения, в том числе в результате действия процессов субурбанизации. Одноэтажная коттеджная застройка в пригородах Белгорода перестала быть чем-то уникальным, став по-настоящему массовым явлением: к 2015 г. совокупная площадь занимаемых ею ареалов сравнялись с территорией города в официальных границах. Проанализировать эволюцию процесса трансформации пригородной зоны Белгорода позволяют спутниковые снимки, сделанные в период с 1992 по 2015 г. Достаточно высокая степень их разрешения дает возможность не только проследить пространственную экспансию новой застройки, но и выявить ее структурные особенности, отслеживая последовательность изменений.

СПРОЛ КАК СПЕЦИФИЧЕСКАЯ ФОРМА ПРИГОРОДНОГО РАССЕЛЕНИЯ

В настоящей статье мы различаем несколько генетических типов пригородного расселения (рис. 1). Субурбией мы называем застроенные ареалы, появившиеся в результате субурбанизации, т.е. при переезде населения из города в пригород, в ходе которого носители городского образа жизни покидают плотный центральный город и создают менее плотную среду на его периферии. В этом смысле обширные одноэтажные пригороды крупных городов юга России, в том числе северо-кавказских республик, нельзя считать субурбией – это одноэтажная городская селитьба, возникшая в процессе урбанизации (заканчивающейся или продолжающейся), то есть роста городов за счет миграции сельских жителей. Это отличие обусловливает разницу в доходах, человеческом капитале, культуре поведения и системе ценностей между жителями одноэтажной городской селитьбы и субурбии.

Отметим сразу, что морфологический тип пригорода не всегда соответствует функциональному. Например, сформировавшись как дачная местность, ареал расселения может в дальнейшем трансформироваться в первое или второе жилье горожан или мигрантов из сельской местности; возможны и другие подобные смены функций. Такого рода переходы не фиксируются методами дистанционного зондирования с достаточной точностью и потому не рассматриваются в настоящей статье.

Внутри субурбии можно различать собственно спрол (преимущественно типовая одноэтажная коттеджная застройка) и районы многосемейных домов (таунхауcов, весьма редких в окрестности Белгорода). Помимо спрола в окрестности Белгорода существуют и другие типы пригородной формы расселения как одноэтажные (деревни, дачи, одноэтажная городская селитьба), так и многоэтажные. В чистом виде к субурбии в нашем понимании эти типы не относятся, но могут обладать частью ее признаков.

Термин “спрол” (англ. sprawl) мы используем здесь для определения новой формы пригородного расселения, появляющейся с развитием классической автомобильной субурбанизации (американского типа), изучение которой имеет богатую традицию в зарубежной литературе. Начиная с 1950-х годов под спролом понимается не только сам процесс расползания городов [22], но и та специфическая форма пригородного расселения, которая появляется в результате этого процесса [30]. Часто отмечается также, что спрол возникает только в условиях рыночного характера оборота земли [21] и тем быстрее, чем проще устроено земельное регулирование11.

Спрол является следствием развития капиталистической экономики [20] и авторами левого толка [28, 29] воспринимается как инструмент стимулирования спроса, порожденный “глобальным капитализмом” и позволяющий в условиях роста благосостояния населения максимизировать его бытовые расходы (создать множество дополнительных источников спроса: на автомобили, топливо, строительные материалы, существование крупного ритейла в виде пригородных моллов и др.) и унифицировать потребление за счет унификации стилей жизни. Тем самым “глобальный капитализм”, т.е. крупные компании, получает возможность реализовывать гораздо больше товаров и услуг. Д. Харви [29] и его сподвижники из числа критиков спрола противопоставляют его более экономным (“устойчивым”) формам расселения, в первую очередь – компактному городскому с акцентом на мелкий бизнес, использование общественного транспорта и даже новые формы полукоммунального общежития вроде ко-ливингов и совместного использования (шеринга) объектов бытового обслуживания.

Таким образом, спрол как форма городского расселения характеризуется низкой плотностью населения и регулярной застройкой, возникает в условиях высокого уровня автомобилизации и мягкого земельного регулирования при рыночном характере оборота земли. Спроловые районы функционально однородны (практически только селитьба), равномерны по плотности застройки [26], не обладают выраженными внутренними центрами [40]. Доминирующее представление о том, что развитие спрола приводит к коллапсу центральных городов и росту неустойчивости системы расселения [23, 25], подвергается критике с позиций сторонников свободного рынка [21, 24]. Зародившись в США, сегодня спрол все шире распространяется в развитых европейских странах [32]: Франции [37], Италии [39], Испании [27] и др. Начинается активное разрастание спроловых районов в Китае [41] и постсоциалистических странах Восточной Европы [31], таких как Сербия [33], Румыния [36], Болгария [34] и др. О распространении этого явления в России пока известно немного, поэтому так важно его изучение с использованием дистанционных методов, позволяющих взглянуть “сверху” на пригородные системы расселения, оценить характер и масштабы происходящих процессов.

МЕТОДИКА ИССЛЕДОВАНИЯ: ВОЗМОЖНОСТИ И ОГРАНИЧЕНИЯ

Источники информации. В качестве исходного материала для дешифрирования использовались снимки LandsatTM разрешением 30 м за период с 1992 по 2015 г., полученные через портал EarthExplorer Геологической службы США (USGS EarthExplorer. https://earthexplorer.usgs.gov/ (дата обращения: 21.02.2017)).

Рабочий полигон – квадрат со стороной 60 км с центром в районе пересечения проспекта Славы и улицы Богдана Хмельницкого города Белго-ро-да.

Выборка производилась с шагом два года, за исключением случаев, когда снимки отсутствуют или не подходят по разным причинам: неполнота покрытия территории исследования, высокий процент облачности, неудобное время суток. Осенние или весенние снимки оптимальны по характеристикам яркости и контрастности для дешифрирования застройки. Исключения из регулярности составляют: апрель 2009 г. вместо 2008 г., 2013 г. вместо 2012 г. и 2015 г. вместо 2016 г. Снимки относятся к периоду с середины августа до начала октября.

Дешифровочные признаки. Анализ собранного массива первичной информации потребовал определения и систематизации признаков застройки, позволяющих дешифровать космические снимки. Они включали в себя такие характеристики, как особенности планировки населенного пункта и названий его улиц, площадь и обустройство индивидуальных участков – наличие огородов, хозяйственных построек, большого количества деревьев и пр., форма, размер и материал крыш домов. Это позволило идентифицировать такие формы расселения, как дачи, спрол, деревня, одноэтажная и многоэтажная городская селитьба. Например, для одноэтажной пригородной селитьбы характерно наличие множества пристроек, хозяйственных построек и деревьев, которые образуют характерную мозаику, почти скрывающую землю. На этом фоне выделяются отдельные огороды. В случае деревенской застройки такой мозаики нет: участки намного больше, а огороды полностью разрушают визуальную однородность рисунка.

Необходимый и достаточный набор дешифровочных признаков разных видов одноэтажной застройки, встречающихся в окрестности Белгорода, представлен в табл. 1.

Таблица 1.

Дешифровочные признаки одноэтажной застройки

Дешифровочный признак Спрол1 Деревня Одноэтажная селитьба Дача
Планировка ареала застройки Прямоугольная с концентрическими радиальными элементами Вписана в естественные линии рельефа Всегда является частью городского населенного пункта, застройка регулярная, прямоугольная Прямоугольная на плакорах, на элементах эрозионной сети – по естественным линиям рельефа
Огород Нет или очень маленький Есть, большой и вытянутый Нет или очень маленький Есть, большой
Пристройка к дому Нет Есть, много Есть, много Нет (часто нет и капитального дома)
Хозяйственные постройки Нет, кроме гаражей Есть, много Есть, много Нет
Крыша (материал) Цветная: красная, синяя, зеленая, коричневая (металлочерепица) Серо-металлическая (оцинкованный лист или шифер) Серо-металлическая (оцинкованный лист или шифер) Серо-металлическая (оцинкованный лист или шифер)
Деревья Нет или невысокий подрост Есть, много Есть, много Есть, мало
Примерное соотношение сторон участка 1 : 1–1 : 5 1 : 5–1 : 15 1 : 1–1 : 5 1 : 1–1 : 5
Примерная площадь участка, ар 15–25 15–25 5–15 5–10
Примерное соотношение сторон крыши 1 : 1–1 : 2 1 : 1–1 : 2 Нет характерного размера 1 : 1–1 : 2

1 Таунхаусы в окрестности Белгорода практически отсутствуют. Составлено авторами.

Процедура дешифрирования. Дешифрирование спрола производилось в обратном хронологическом порядке, последовательно, с 2015 по 1992 г. Разрешение использовавшихся снимков Landsat – 30 м – недостаточно, чтобы различать отдельные дома и элементы внутренней структуры участков, следовательно, на них невозможно выделять ареалы спрола по приведенным выше дешифровочным признакам. По снимкам Landsat возможно только однозначно разделить застроенные и незастроенные участки. Поэтому сначала по доступным снимкам Yandex, Google, Bing и HERE 2015–2016 гг. с разрешением в десятки сантиметров, где хорошо заметны детали домов и участков, в программе SAS.Planet дешифрировались современные контуры ареалов различных типов пригородной застройки. Затем эти контуры экспортировались в ArcGIS, где последовательно накладывались на спутниковые снимки Landsat с шагом в два года. Сравнивая снимки на две соседние даты, можно заметить те ареалы, которые появились за рассматриваемый период. Застройка новой площадки от появления первых домов до завершения занимает порядка 5 лет, поэтому фиксировался момент появления первых фундаментов.

Рассмотрим недостатки разработанной методики дешифрирования. Во-первых, можно выделить только те ареалы спрола, которые появились “в чистом поле”. Проследить с достаточной надежностью те, что возникли в результате замещения дач, деревень или одноэтажной городской селитьбы, нельзя, для этого необходимо привлечение дополнительных, в том числе полевых, данных. В окрестности Белгорода таких ареалов авторам известно очень мало – меньше десятка: Нижний Ольшанец, Карнауховка и Маслова Пристань (замещение деревень) и ДНТ Феддеровское (замещение дачного массива).

Во-вторых, генетический тип ареала не всегда соответствует функциональному. Морфологические признаки позволяют достоверно дешифрировать генетические типы одноэтажной застройки. По виду участка на спутниковом снимке можно установить тип землепользования, что позволяет говорить об однозначном соответствии функции и происхождения для спрола и советских дач. Напротив, дешифрирование деревень и одноэтажной городской селитьбы в некоторых случаях не позволяет сделать вывод о принадлежности к той или иной категории. Существует также промежуточная форма застройки, которую нельзя функционально отнести к деревням или одноэтажной городской селитьбе: те окраины Белгорода, которые похожи на деревенские, но имеют небольшой усеченный в длину огород. Они относились по генетическому признаку к деревенской застройке, несмотря на возможность их использования горожанами в качестве постоянного жилья. Таких спорных случаев также немного — около 20–30 ареалов (всего деревенских ареалов около 550). Аналогично невозможно отследить динамику перехода деревенских домов в функциональное состояние постсоветских дач.

Рис. 1.

Некоторые типы пригородной формы расселения. Составлено авторами.

Дешифрирование контуров ареалов дач по снимкам Landsat TM с разрешением в 30 м усложняется небольшим средним размером щитового дачного домика (существенно меньше 30 м), поэтому следов человеческой деятельности на снимках не видно. Однако на снимках большей части дачных ареалов имеется характерный признак – множество мелких щитовых домиков дают специфический эффект на снимке, как будто кто-то посыпал лес или поле тонким слоем сероватой пыли – при помощи которого можно дешифрировать заросшие деревьями дачные участки. Остальные ареалы дачных участков дешифрируются выявлением сходства контуров, чей оттенок отличается от окружающего фона, с современными дачными контурами.

Вымирающие деревни хорошо видны на доступных снимках сверхвысокого разрешения – покинутые участки зарастают деревьями, а на огородах не видна нарезка грядок.

Ареалы одноэтажной городской селитьбы также крайне сложно дешифрировать при разрешении снимка 30 м, поэтому в силу их суммарной небольшой площади в 2015 г. (3%) по сравнению с другими видами одноэтажной застройки, было принято решение использовать в 1992 г. контуры 2015 г.

На основе полученных в результате дешифрирования данных была построена временна́я серия карт (рис. 3) и сводная карта (рис. 5), показывающая поколения спрола.

Рис. 2.

Сравнение структуры площади, занятой различными видами одноэтажной застройки в окрестности Белгорода. Составлено авторами.

Рис. 3.

Изменение одноэтажной застройки в окрестности Белгорода: 1992 г. (слева), 2015 г. (справа). Составлено авторами.

Рис. 4.

Темпы роста спрола, км2/год (правая ось); индексы физического объема ВВП России и ВРП Белгородской области, % (левая ось). Составлено авторами по данным Федеральной службы государственной статистики (http://www.gks.ru/ (дата обращения: 21.02.2017)) и собственным расчетам.

Рис. 5.

Поколения спрола в окрестности Белгорода, 1992–2014 гг. Составлено авторами.

ОДНОЭТАЖНАЯ ЗАСТРОЙКА ПРИГОРОДОВ БЕЛГОРОДА: СТРУКТУРНЫЕ ИЗМЕНЕНИЯ

В 1992 г. большая часть одноэтажной застройки (69% площади) приходилась на деревни, а субурбанизация еще не началась [19]. В 2015 г. доля деревень меньше половины (45%), площадь деревень уменьшилась с 202 до 195 км2 за счет вымирания наиболее глубокой локальной периферии, а спрол, который в 1992 г. вообще отсутствовал, занимает уже треть площади (рис. 2). Доля дач упала с 27 до 19%, но их площадь выросла с 47 до 80 км2. Возникали новые ареалы и расширялись старые. Появилась тенденция “выхода из оврагов” (см. рис. 3), когда существующие ареалы дач на дне и склонах балкок расширяются на окраины окрестных полей.

Площадь спрола в 2015 г. достигла 136 км2, что близко к площади Белгорода в официальных границах (153 км2, часть из которых приходится на фактически спроловые участки к востоку от центра, сельскохозяйственные земли, меловой карьер). Можно утверждать, что уже сейчас площадь спрола превысила площадь морфологического Белгорода.

ПРОСТРАНСТВЕННО-ВРЕМЕННА́Я ДИНАМИКА СПРОЛА

Выявлено две волны развития спрола (рис. 4). Первая волна наблюдается с 1992 по 1996 г., с ярким пиком в 1992–1994 гг. Ее возникновению способствовали несколько факторов:

1) очень высокие показатели иммиграции городского населения из республик бывшего СССР и миграции из северных регионов РФ [14];

2) всплеск отложенного спроса – строились те, кто имел средства, но не имел ранее возможности купить участок в силу отсутствия рынка земли;

3) эффективная региональная программа поддержки индивидуального домостроения и деятельность созданного в 1993 г. “Белгородского областного фонда поддержки индивидуального жилищного строительства” (предоставление участков и льготного кредитования).

После этого наступило длительное затишье до начала 2000-х годов – периода экономического роста после кризиса 1998 г. Вторая, самая продолжительная и мощная волна спрола связана с подъемом экономики страны и региона на фоне роста мировых цен на нефть. Средние темпы появления новых ареалов спрола в 2007–2010 гг. (11.32 км2/год) выше средних за 23 года (5.82 км2/год) почти в два раза. За счет механизмов изъятия сверхприбылей нефтяных компаний и их частичного перераспределения в бюджетном секторе население получило возможность создавать денежные накопления. Так, с 2002 по 2008 г. отношение среднего размера депозитов физических лиц в Сбербанке к прожиточному минимуму выросло в Белгородской области с 2.4 до 6. При этом в условиях неразвитости инструментов инвестирования и общего недоверия населения к банковской системе вложение в консервативный актив (недвижимость) было привлекательно для большой части населения.

Ни до, ни после периода 2007–2010 гг. темпов больше 10 км2/год не было (см. рис. 4). Это свидетельствует о том, что мировой финансовый кризис 2008 г. не повлиял на динамику спрола, он прошел довольно быстро, а загородный дом – результат длительных накоплений домохозяйств. За счет инерции сбережений яма 2009 г., имеющаяся на графике динамики объема ВРП, на графике динамики площади спрола отсутствует. Зато показательно снижение темпов роста спрола в 2001–2002 гг., когда накоплений было меньше и население очень чутко реагировало на изменение экономической конъюнктуры.

С 2011 г. начинается непрерывное падение темпов прироста спрола — с 11.32 до 4.59 км2/год, то есть в 2.5 раза. К 2015 г. они почти достигли уровня середины 1990-х. Существенно повлияло снижение темпа роста накоплений населения в ходе кризиса 2008 г. и спад темпов роста российской экономики после 2010 г., что привело к стагнации накоплений населения (отношение среднего депозита к прожиточному минимуму начиная с 2012 г. почти не менялось). Падение нефтяных цен 2014 г. на динамику спрола пока существенным образом не повлияло, но отразится (явно не в лучшую сторону) в ближайшем будущем. Это уже хорошо видно по размерам последнего поколения спрола 2014–2015 гг. Дальнейшее активное развитие белгородской субурбии (и в целом российской субурбии) невозможно без смены модели развития экономики страны и возобновления роста реальных доходов населения. Другими (новыми, ранее не действовавшими) факторами замедления роста спрола стали последствия закрытия границы с Украиной, которые привели к снижению миграционной и инвестиционной привлекательности Белгорода, а также негативное влияние последствий политических событий 2014 г. на экономику России в целом.

Территориальное развитие спрола также было неравномерным. Первая волна локализовалась к югу и западу от Белгорода. Южное направление развивалось очень активно в течение всех 23 лет. В итоге, появилась практически сплошная полоса спрола шириной от 1 до 7 км, которая начинается у южной окраины Белгорода и заканчивается в 15 км к югу, в районе села Никольское (cм. рис. 5).

Во время второй волны все направления за исключением восточного росли примерно одинаковыми темпами. Территории к востоку от Белгорода практически не были охвачены субурбанизацией во время первой волны, коттеджи там появились только после 2002 г., а вот вторая волна 2006–2010 гг. на этом направлении вызвала особенно бурный рост.

В тяжелых экономических условиях спрол обычно начинает заполнять небольшие лакуны, которые остались пустыми при экспансии в лучшие времена, т.е. эксплуатируется созданный ранее инфраструктурный и планировочный задел. В пользу этого говорит размер возникающих ареалов: в удачные периоды они большие, но их не так много, то есть происходит переход в новые крупные места застройки. В неблагоприятные времена ареалы мельчают, их становится больше (рис. 6), это застраиваются менее удобные места, откуда доступны уже существующие коммуникации.

Рис. 6.

Соотношение между средним размером ареала (га) и числом ареалов (ед.). Составлено авторами.

ФАКТОРЫ РАЗМЕЩЕНИЯ И ТРАЕКТОРИИ РАСПРОСТРАНЕНИЯ АРЕАЛОВ СПРОЛА

По мере формирования значимых ареалов спрола и продолжения его развития в более удаленных и менее удобных местах менялись факторы, определявшие направление пространственного развития этого феномена. Проанализируем размещение ареалов спрола разного возраста относительно центрального города, главных автодорог и существовавших инфраструктурных заделов.

Путем сравнения местоположений новых ареалов каждого следующего поколения со старыми (см. рис. 5) установлено, что новое поколение всегда локализуется в непосредственной близости от старых ареалов, что, вероятно, объясняется снижением издержек на обустройство инженерных сетей. Если причина действительно в этом, то самое первое поколение (1992–1994 гг.) должно возникнуть в непосредственной близости от тех мест, где проходили коммуникации.

В качестве индикатора наличия инженерных сетей использовались ареалы многоэтажной селитьбы на 1992 г. В ArcGIS рассчитаны расстояния для ареалов каждого поколения спрола (исключая последнее из 5 ареалов) по отношению ко всем предыдущим и многоэтажной селитьбе. На основе этих данных построены гистограммы с шагом в 100 м (рис. 7). По оси ординат показана доля площадей ареалов нового поколения, находящихся в пределах определенного расстояния от ареалов старых поколений или многоэтажной селитьбы (ось абсцисс), от суммарной площади ареалов этого поколения. Около половины всех ареалов новых поколений находятся в непосредственной близости к ареалам старых поколений или многоэтажной селитьбы (в пределах 100 м). Эта доля колеблется от 0.87 для поколения 1994–1998 гг. до 0.31 для поколения 2006–2010 гг. Распределение первого поколения спрола относительно многоэтажной селитьбы также смещено влево, но существенно слабее. В радиусе 200 м от многоэтажной селитьбы находится 0.29 ареалов первого поколения спрола. Если взять в качестве условной пороговой отметки радиус 500 м, то внутрь него попадет в поколении 1994–1998 гг. 0.96, в поколении 1998–2002 гг. – 0.85, в поколении 2002–2006 гг. – 0.90, в поколении 2006–2010 гг. – 0.72, в поколении 2010–2014 гг. – 0.82 новых ареалов спрола. Для первого поколения в качестве такой отметки лучше взять 1000 м (0.73 первого поколения находится в этой окрестности).

Рис. 7.

Распределение ареалов спрола каждого поколения по ареалам старых поколений и многоэтажной селитьбы (МЭС). Составлено авторами.

Таким образом, подавляющее большинство новых ареалов спрола появляется в непосредственной близости (до 500 м) от старых или от ареалов многоэтажной селитьбы, т.е. слабо выражено “развитие скачкáми” (англ. leapfrog development).

На рис. 7 нетрудно заметить два максимума распределения: один в радиусе 100 м; другой, локальный – у отметки 400 м. Локальный максимум очень хорошо выражен для первого поколения 1992–1994 гг. – здесь он не уступает максимуму на расстоянии 100 м. Для последующих поколений он выражен в разы слабее. На рис. 8 видно, как первое поколение спрола тяготеет к ареалам многоэтажной селитьбы и не всегда рядом с Белгородом: многие ареалы вдали от него также становились очагами спрола. Кому не хватало на дом рядом с Белгородом, могли сэкономить на стоимости участка и выбрать место подальше, например, у города Строитель.

Рис. 8.

Многоэтажная застройка, основные шоссе и спрол поколения 1992–1994 гг. Составлено авторами.

Распределение (рис. 9) каждого нового поколения по существовавшим до него дорогам (дороги, появившиеся вместе с рассматриваемым поколением, не учитывались) показывает: около 3/4 всех ареалов новых поколений находятся рядом с основными старыми автодорогами. Эта доля падает с 0.88 для поколения 1994–1998 гг. до 0.50 для поколения 2010–2014 гг.: наиболее удобные места рядом с крупными автодорогами поблизости от Белгорода были уже заняты, и спрол начинал экспансию на менее удобные территории рядом с городом, причем эти земли выигрывают у придорожных, но расположенных дальше от Белгорода.

Рис. 9.

Распределение числа ареалов каждого поколения относительно старых крупнейших автодорог. Составлено авторами.

Итак, на первом этапе формируются начальные точки роста ареалов спрола вблизи главных автодорог и существующей многоэтажной застройки, в том числе в городах-спутниках. После этого спрол охватывает участки, все более удаленные от основных дорог, новые ареалы возникают рядом с существующими или с многоэтажной застройкой. Для наглядной демонстрации кустообразного характера развития субурбии и роли многоэтажной селитьбы в этом процессе составлена карта генетических траекторий разных поколений спрола (рис. 10).

Рис. 10.

Генетические траектории ареалов спрола разных поколений. Составлено авторами.

Такие генетические системы строятся по принципу ближайшего соседства в определенной окрестности. Линии соединяют центр нового ареала с центром ближайшего ареала старых поколений, если расстояние между границами их контуров не превышает 500 м (порог выбран исходя из распределения, показанного на рис. 7), для многоэтажной селитьбы – 1000 м. Все ареалы нового поколения, находящиеся не далее 200 м друг от друга, рассматриваются как единая группа и присоединяются к старому ареалу вместе, ведь такие небольшие морфологические разрывы чаще всего искусственны (ЛЭП, небольшой овраг, лесополоса и т.п.).

В результате получаются траектории, объединяющие отдельные ареалы спрола в кластеры с общим ядром прорастания. Они представляют собой древовидные графы с корнями в виде многоэтажной селитьбы и листьями в виде самых молодых ареалов спрола. Всего насчитывается 18 кластеров с числом вершин 5 и более.

Чем раньше началась экспансия спрола, тем больше в этой местности кластеры. Самые большие расположены к юго-западу (17 вершин) и югу (18 и 17 вершин) от Белгорода. Восточные кластеры более позднего освоения территории несколько меньше – до 14 вершин.

Из этого правила есть три группы исключений, когда ареал многоэтажной селитьбы не является корнем кластера (см. рис. 10).

1. Пара кластеров к северо-востоку от Белгорода, расположенных рядом с крупным селом Дальняя Игуменка, где нет многоэтажной застройки, но инженерные сети, вероятно, имеются.

2. Крупный кластер к северо-западу от Белгорода, недалеко от села Стрелецкое. Фактически, это составная часть одного из кластеров к югу от него, связанного с многоэтажной селитьбой этого села. Однако по формальному критерию он таковой частью не является, потому что расстояние между кластерами составляет порядка 1300 м. Если бы эти два кластера объединились в один, он стал бы самым большим с числом вершин 20. Аналогичным образом сформировались два вытянутых кластера к юго-востоку от Белгорода.

3. Россыпь небольших кластеров и отдельных точек к юго-востоку от Белгорода. Это, например, спрол на берегу Белгородского водохранилища, возникший вследствие рекреационной привлекательности места. Весьма вероятно, что функционально это не спрол, а эксклюзивные дачи, но нужным морфологическим признакам эта застройка полностью соответствует. Аналогично образовался одинокий ареал на берегу большого пруда на крайнем юге полигона.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Развитие спроловой субурбии – закономерный этап урбанизации, свойственный современному глобальному капиталистическому развитию. В результате анализа динамики и форм пригородной застройки в Белгороде показано, что в России сформировался наиболее выраженный (и, по-видимому, первый) случай спроловой субурбанизации в классическом западном смысле. Причины разнообразны: институциональная поддержка и создание инструмента доступа граждан к рынку земли, миграционный приток, эффективные механизмы благоприятствования вложениям в недвижимость, созданные на региональном уровне. Выросший несколькими волнами, совпавшими с относительным ростом благосостояния населения, спрол стал основным типом расселения в Белгороде и его окрестности, сравнявшись в 2015 г. по площади с остальной частью застроенной территории. Такая модель развития пока альтернативна остальной России, однако анализ позволяет предположить, что подобные случаи могут возникнуть в других регионах при условии создания аналогичным образом работающих институтов и наличия позитивной экономической ситуации в стране в целом, отражающейся на росте реальных доходов и накоплений населения.

Нынешний этап развития белгородского спрола, по всей видимости, завершен: исчерпаны площадки для новой застройки, прекратился рост благосостояния населения и его приток в агломерацию. Это ставит множество вопросов для будущих исследований. Произойдет ли трансформация дачных товариществ и деревень в спроловые ареалы? Как будет происходить старение первых ареалов спрола, и как будет поддерживаться изнашивающаяся протяженная инфраструктура? Произойдет ли характерная для западных случаев маргинализация центральной части города, или удорожание жизни в стареющих пригородах приведет к перетоку населения в центральный город?

Динамика развития спрола в Белгороде чутко реагирует на изменения экономико-политической конъюнктуры. Ее рассмотрение в некотором роде сходно с анализом демографических пирамид, фиксирующих крупные события в истории. Однако спрол более чувствителен, он позволяет увидеть результирующую процессов развития, овеществленную в инвестициях людей в собственное жилье. Показанные механизмы пространственного роста графов спроловых ареалов от существующих инфраструктурных заделов в соответствии с основными факторами размещения (близостью к городу, крупным магистралям и водным объектам) позволяют в дальнейшем построить прогностическую модель вероятности развития спроловой субурбии вокруг российских городов.

Список литературы

  1. Бреславский А.С. Незапланированные пригороды: сельско-городская миграция и рост Улан-Удэ в постсоветский период. Улан-Удэ: Изд. БНЦ СО РАН, 2014. 192 с.

  2. Бреславский А.С. Какой может быть российская субурбанизация? // Мир России. Социология. Этнология. 2016. Т. 25. № 1. С. 79–102.

  3. Григоричев К.В. Многообразие пригорода: субурбанизация в сибирском регионе (случай Иркутска) // Городские исследования и практики. 2016. Т. 1. № 2. С. 7–23.

  4. Кириллов П.Л., Махрова А.Г. Cубурбанизация в Московском столичном регионе: современное и перспективное состояние // Региональные исследования. 2009. № 4–5. С. 42–54.

  5. Ковалев С.А. Некоторые принципиальные вопросы типологии расселения // Вопросы географии. Сб. 45. География городских и сельских поселений. М.: Географгиз, 1959. С. 8–22.

  6. Ковалев С.А. Типология пригородных зон // Вопросы географии. Сб. 87. Расселение в пригородных зонах. М.: Мысль, 1971. С. 44–51.

  7. Махрова А.Г. Территориальная дифференциация рынка загородного жилья в Московской области // Вестн. Моск. ун-та. Сер. 5: Геогр. 2006. № 2. С. 29–34.

  8. Махрова А.Г. Организованные коттеджные поселки: новый тип поселений (на примере Московской области) // Региональные исследования. 2008. № 2. С. 13–20.

  9. Махрова А.Г., Нефедова Т.Г., Трейвиш А.И. Москва: мегаполис? агломерация? мегалополис? // ДемоскопWeekly. 2012. № 517–518. С. 1–19.

  10. Махрова А.Г. Субурбанизация и постсубурбанизация в условиях развитой агломерации (на примере Московской столичной агломерации) // Экономика и география / под ред. А.П. Заостровцева, Л.Э. Лимонова. СПб.: Леонтьевский центр, 2013. С. 211–236.

  11. Махрова А.Г., Медведев А.А., Нефедова Т.Г. Садово-дачные поселки горожан в системе сельского расселения // Вестн. Моск. ун-та. Сер. 5. География. 2016. № 2. С. 64–73.

  12. Нефедова Т.Г. Российские пригороды. Горожане в сельской местности // Город и деревня в Европейской России: сто лет перемен. М., ОГИ, 2001. С. 374–399.

  13. Нефедова Т.Г., Трейвиш А.И. Между городом и деревней // Мир России. Социология. Этнология. 2002. Т. 11. № 4. С. 61–82.

  14. Роль современных социальных и институциональных факторов местного социально-экономического развития на примере города Белгород и Белгородской области / Отчет по итогам зимней экспедиции НСО кафедры СЭГЗС / под ред. Д.С. Елмановой и Н.Ю. Замятиной. М., 2016. https://istina.msu.ru/reports/19817298/ (дата обращения 24.01.2019).

  15. Трейвиш А.И. “Дачеведение” как наука о втором доме на Западе и в России // Изв. РАН. Сер. геогр. 2014. № 4. С. 22–32.

  16. Трейвиш А.И. Сельско-городской континуум: региональное измерение // Вопросы географии. Сб. 141. Проблемы регионального развития. М.: Кодекс, 2016. С. 51–71.

  17. Трейвиш А.И. Сельско-городской континуум: судьба представления и его связь с пространственной мобильностью населения // Демографическое обозрение. 2016. Т. 3. № 1. С. 52–70.

  18. Что мы знаем о современных российских пригородах / под ред. А.С. Бреславского. Улан-Удэ: Изд-во БНЦ СО РАН, 2017. 220 с.

  19. Чугунова Н.В., Полякова Т.А., Лихневская Н.В. Развитие системы городского расселения Белгородской области // Геогр. и прир. ресурсы. 2013. Т. 34. № 1. С. 55–60.

  20. Batty M., Besussi E., Chin N. Traffic, urban growth and suburban sprawl. London: CASA, 2003. 12 p.

  21. Bruegmann R. Sprawl: A compact history. Chicago, Il: Univ. of Chicago press, 2005. 308 p.

  22. Buttenheim H.S., Cornick P.H. Land reserves for American cities // J. Land Public Utility Economics. 1938. V. 14. № 3. P. 254–265.

  23. Burchell R.W., et al. The costs of sprawl-revisited. Washington, DC: National Academics Press, 1998. 268 p.

  24. Cox W. War on the Dream. How anti-sprawl policy threatens the quality of life. NY: iUniverse, 2006. 280 p.

  25. Duany A., Plater-Zyberk E., Speck J. Suburban nation: The rise of sprawl and the decline of the American dream. Macmillan, 2001. 290 p.

  26. Galster G., Hanson R., Ratcliffe M.R., Wolman H., Coleman S., Freihage J. Wrestling sprawl to the ground: defining and measuring an elusive concept // Housing policy debate. 2001. V. 12. № 4. P. 681–717.

  27. Gómez-Antonio M., Hortas-Rico M., Li L. The causes of urban sprawl in Spanish urban areas: a spatial approach // Spat. Econ. Anal. 2016. V. 11. № 2. P. 219–247.

  28. Harvey D. The urbanization of capital: Studies in the history and theory of capitalist urbanization. John Hopkins Univ. Press, 1985. 259 p.

  29. Harvey D. The condition of postmodernity: An enquiry into the origins of social change. Malden, MA: Blackwell, 1990. 388 p.

  30. Harvey R.O., Clark W.A.V. The nature and economics of urban sprawl // Land Economics. 1965. V. 41. № 1. P. 1–9.

  31. Hirt S., Stanilov K. Twenty years of transition: The evolution of urban planning in Eastern Europe and the former Soviet Union, 1989–2009. UN HABITAT, 2009. 146 p.

  32. Oueslati W., Alvanides S., Garrod G. Determinants of urban sprawl in European cities // Urban Studies. 2015. V. 52. № 9. P. 1594–1614.

  33. Maksin-Mićić M. Urban Sprawl in Serbia // 44th ISOCARP Congress Papers. Dalian, 2008. 12 p.

  34. Slaev A.D., Nikiforov I. Factors of urban sprawl in Bulgaria // Spatium. 2013. № 29. P. 22–29.

  35. Medvedkov Y., Medvedkova O. Upscale housing in post-Soviet Moscow and its environs // The post-socialist city. Springer Netherlands, 2007. P. 245–265.

  36. Suditu B., Ginavar A., Muica A., Iordachescu C., Vârdol A., Ghinea B. Urban sprawl characteristics and typologies in Romania // Human Geographies. 2010. V. 4. № 2. P. 79–87.

  37. Pumain D. Urban Sprawl: Is There a French Case? // Urban sprawl in western Europe and the United States / Richardson H.W., Bae C.C. (Eds.). London: Ashgate, 2004. P. 137–157.

  38. Qian Z. Without zoning: Urban development and land use controls in Houston // Cities. 2010. V. 27. № 1. P. 31–41.

  39. Salvati L., Carlucci M. Patterns of sprawl: The socioeconomic and territorial profile of dispersed urban areas in Italy // Reg. Stud. 2016. V. 50. № 8. P. 1346–1359.

  40. Wolman H., Galster G., Hanson R., Ratcliffe M., Furdell K., Sarzynski A. The fundamental challenge in measuring sprawl: which land should be considered? // Prof. Geographer. 2005. V. 57. № (1). P. 94–105.

  41. Zhou J., Zhang T. Visualising Shanghai’s urban sprawl with big data // Env. Plan. A. 2016. V. 48. № 12. P. 2364–2366.

Дополнительные материалы отсутствуют.