Известия РАН. Серия географическая, 2020, T. 84, № 5, стр. 728-736

ПОСТАНОВКА ПРОБЛЕМЫ

Во второй половине прошлого века идеи экологического императива вызревали как ответ на вызовы масштабного послевоенного индустриального роста в авангардных странах, сопровождавшегося стремительным ухудшением экологической обстановки. Мейнстрим того времени – экологический алармизм, акцентирующий внимание на катастрофических последствиях воздействия человека на природу и необходимости принятия немедленных решительных мер для спасения цивилизации и планеты. Рост общественного интереса к экологической тематике в последней четверти прошлого века был тесно связан с мощными протестными экологическими движениями, родившимися в 1970-х годах в Западной Европе. Движение “зеленых” с выраженными экологическим императивом в это десятилетие стало мощной движущей силой общественной жизни. Гипотеза глобального потепления климата под воздействием антропогенной эмиссии углекислого стала аксиомой в общественном и особенно в политическом сознании.

Ответом на стремительное обострение экологической ситуации в странах Запада в послевоенное тридцатилетие стала концепция устойчивого развития, инициирующая формирование планов и структур для ее реализации, экологизацию всего спектра социально-экономического развития человечества с целью избежать грядущего экологического апокалипсиса.

Наряду с экологизацией общественного сознания в 1970–80-е годы шли важные объективные процессы в высокоразвитых странах. Среди факторов и двигателей перемен следует назвать:

– мировой топливно-энергетический кризис, спровоцировавший рост цен на нефть в шесть раз в период с 1973 по 1981 г., что дало мощный импульс внедрению новых энергосберегающих и несырьеемких технологий;

– переход авангардных стран к постиндустриальному хозяйственному укладу, где ведущую роль в экономике играет нематериальное производство, в 3–4 раза менее энергоемкое и сырьеемкое, чем сфера материального производства;

– формирование в 1970-е годы новой модели международного разделения труда, переход развивающихся стран мировой Полупериферии к производству и экспорту продукции обрабатывающей промышленности, тесно связанное с переносом грязных производств в страны Полупериферии. Этот фундаментальный процесс был зафиксирован в классической работе П. Диккена “Global shift” [12], первое издание которой вышло в 1986 г.;

– “неолиберальная революция” конца 1970–начала 1980-х годов, одним из последствий которой стало свертывание угольной промышленности и сокращение использования угля в энергетике стран Центра мирового хозяйства.

Но все же самое главное заключается в том, что бурный экономический рост в странах Запада в послевоенный период привел к значительному повышению уровня жизни и радикально изменил повестку дня, когда стало “до экологии”. С одной стороны, быстрый экономический рост сопровождался таким же быстрым ухудшением экологической обстановки, с другой – вызвал рост требований населения к экологическим характеристикам качества жизни по мере роста благосостояния. Эти требования стали звучать все сильнее по мере развития гражданского общества, постиндустриализации экономики и становления среднего класса.

Рост экологических притязаний людей по мере улучшения их благосостояния стал одним из законов общественной жизни постиндустриального времени. Рыночная экономика, используя достижения научно-технического прогресса, включилась в процесс удовлетворения растущего спроса населения на экологические блага. В последние 25–30 лет в высокоразвитых странах идет формирование общества потребления нового типа, общества “экологического потребления”. Его становление идет в тесной взаимосвязи с формированием “экологического лобби”. При переходе к постиндустриальной модели хозяйственного уклада в третичном секторе сформировалась группа отраслей хозяйства, жизненно заинтересованных в экологически позитивных характеристиках используемых территорий. К таким отраслям можно отнести туризм, образование, науку, культуру. Опережающими темпами развивается “экологический бизнес”. Все это в совокупности привело, без преувеличения, к “экологической революции” в странах Запада и качественному улучшению ключевых параметров состояния окружающей среды.

На стыке столетий общая мирохозяйственная и геоэкологическая картины стали качественно меняться. Экологическая статистика конца прошлого–начала нынешнего века свидетельствует о том, что рост глобальных экологических издержек по базовым показателям в целом стал идти медленнее, чем рост мирового валового продукта. В период с 2000 по 2014 г. мировой ВВП вырос с 6.7 до 13.5 трлн (в долларах 1970 г.), т.е. в два раза. При этом мировые антропогенные выбросы СО₂ выросли в 1.6 раза – с 22.6 до 35.7 млрд т [20]. Для ряда индикаторов состояния воздуха заметное замедление роста наметилось в начале нынешнего века. За период с 2005 по 2010 г. темпы роста выбросов замедлились по сравнению с 2000–2005 гг. для гидрофторуглеродов (ГФУ) – в 1.8 раза, для SF₆ – в 2.7 раза, для CH₄ – в 1.6 раза, для СО₂ – в 1.5 раза [3]. Выявленные снижения темпов роста выбросов свидетельствуют о таких изменениях в мировом хозяйстве, как модернизация производства, увеличение доли возобновляемых источников энергии, создание все большей доли добавленной стоимости интеллектуальным трудом. Однако говорить о том, что это долгосрочный тренд в мировом масштабе, пока было бы преждевременным.

ГИПОТЕЗА ГЛОБАЛЬНОГО “ГЕОЭКОЛОГИЧЕСКОГО ПЕРЕХОДА”

Одним из результатов отмеченных выше процессов стало то, что мир становится все более и более мозаичным по направленности экологически значимых трендов. Усиливающаяся мозаичность мировой экологической панорамы может служить основанием для выдвижения гипотезы о возможном начале глобального мирохозяйственного “геоэкологического перехода”, под которым автор понимает процесс перехода от превалирования экологически негативных антропогенных процессов в мировом хозяйстве через стадию их разнонаправленности к изменению в будущем баланса экологически негативных и позитивных процессов в пользу последних.

По мнению автора, мировое хозяйство вступило в начальную стадию глобального “геоэкологического перехода”, после которого в долгосрочной перспективе может последовать стабилизация антропогенной нагрузки на биогеосферу Земли, а в будущем, возможно, даже ее ослабление. При оптимистическом сценарии, такой переход может стать одним из проявлений начала новой эры в отношениях между человеком и природой. Уже сейчас, по мнению автора, его ранняя стадия может служить одним из объяснений наблюдаемого “эффекта откладывающегося экологического апокалипсиса”, идея которого проходила красной нитью в “Пределах роста” Римского клуба [15]. Стоит отметить, что подобный переход – одно, но не единственное проявление переходного времени, в которое мы все живем. Долгосрочно он будет теснейшим образом связан с демографическим переходом, последствия которого пока недооценены.

“Геоэкологический переход” – масштабный по времени и глобальный по пространственному охвату процесс. Существует огромный спектр индикаторов, с помощью которых нужно отслеживать смену экологически значимых трендов в мировом хозяйстве – от показателей загрязнения воздуха, водных бассейнов, деградации земель, утилизации твердых бытовых отходов до диагностики уровня экологического сознания и культуры в различных странах и регионах мира. Чтобы охватить их в рамках одного исследования, нужна, как минимум, монография. Надеемся, что она еще увидит свет. В данной статье автор взял только один, но актуальный и репрезентативный индикатор – антропогенная эмиссия углекислого газа (“газа жизни”).

ПРОСТРАНСТВЕННАЯ ТРАНСФОРМАЦИЯ АНТРОПОГЕННОЙ ЭМИССИИ СО₂

Тектонические сдвиги в географии мирового хозяйства, трансформации в его отраслевой и территориальной структурах за последние полвека уже оставили зримый экологический след. Это можно проиллюстрировать на примере антропогенной эмиссии углекислого газа, который, согласно официальной доктрине “Устойчивого развития”, является главным парниковым газом и виновником глобального потепления. Динамика и пространственная трансформация антропогенной эмиссия СО₂ может служить одной из иллюстрацией смены тренда с негативного на позитивный через стадию усиления разнонаправленности этого одного из экологически значимых процессов на планете.

С 1960-х годов объемы антропогенных выбросов СО₂ бурно росли. Но несмотря на рост абсолютных объемов выбросов, в конце ХХ в. наметился качественный перелом в ситуации. В 1960 г. душевой показатель антропогенных выбросов СО₂ в мире составлял примерно 3 т на человека. Только за одно десятилетие он вырос на 1 т, до 4 т. Вспомним, что это было время пика демографического взрыва в мире. Показательно, что на этот же период приходится “пик экологического алармизма”. Но в дальнейшем на то, чтобы прирастить еще одну тонну, даже чуть меньше, ушло почти полвека. То есть мы видим выраженное замедление тренда.

Рост выбросов СО₂ стал все больше и больше отставать от роста мировой экономики. Об этом свидетельствуют следующие данные: за период с 1970 по 2015 г. мировой ВВП вырос в 4 раза, а антропогенные выбросы СО₂ – в 2.4 раза. Удельные показатели выбросов СО₂ на 1 доллар мирового ВВП (в постоянных ценах) неуклонно падают уже полвека. За 1970–2015 гг. они сократились с 0.78 до 0.48 кг, т.е. взаимосвязь между мировым экономическим ростом и антропогенными выбросами СО₂ ослабла. При этом произошли кардинально изменились роли стран и регионов мира как источников этих выбросов. В старопромышленных регионах мира – Европе и Северной Америке с 2000-х годов они сокращаются не только по душевым показателям, но и в абсолютном измерении, что принципиально важно. Выбросы в Европе сократились в 1.4–1.5 раза по сравнению с рекордно высоким уровнем 1990 г., снизившись до показателя 1960-х. В ЕС с 1990 по 2014 г. рост ВВП составил 46%, а сокращение антропогенных выбросов CO₂ – 23%. Совокупные выбросы 28 стран ЕС уменьшились в 1.3 раза – с 4.3 до 3.4 млрд т. При этом ключевой вклад в уменьшение выбросов СО₂ внесли крупнейшие экономики: Германия сократила выбросы на 24%, Великобритания – на 28, Италия – на 21, Франция – на 15% [9].

Почти не растут выбросы в Австралии и Океании. Но виден стремительный рост антропогенной эмиссии СО₂ в Азии, которая вышла в лидеры с 2010-х годов, на ее долю теперь приходится больше половины мировой эмиссии (рис. 1). Эта беспрецедентная региональная концентрация, судя по тренду, будет и далее усиливаться. При этом даже в Азии показатель выбросов СО₂ на 1 доллар ВВП имеет тенденцию к снижению.

Рис. 1.

Выбросы СО₂ по регионам мира (в % от общемировых). Рассчитано автором по: [24].

Не менее значимые сдвиги наблюдаются и в перераспределении антропогенной эмиссии СО₂ между странами (рис. 2). Со времен Промышленной революции и до второй половины XIX в. главным эмитентом антропогенного CО₂ выступала Великобритания. С 1880-х годов на первое место вышли США, ставшие крупнейшей индустриальной державой мира эпохи “угля и стали”. Они оставались лидером вплоть до начала XXI в. С 2007 г. Китай опередил США и стал главным эмитентом CО₂. Сегодня на долю Китая приходится 30% выбросов, что превышает суммарную долю США и стран ЕС. В 2015 г. антропогенные выбросы СО₂ Китая почти в два раза превышали выбросы США [25]. За 2000–2016 гг. на долю Китая приходилось 60% мирового прироста антропогенной эмиссии СО₂ [20].

Рис. 2.

Доля ключевых стран в эмиссии СО₂. Рассчитано автором по: [21, 24].

Расчеты показали, что на долю стран, где наблюдается тренд на сокращение антропогенной эмиссии СО₂, приходится 54.45% мирового ВВП и 32.14% мировых выбросов СО₂. Но в таких странах проживает только 19.44% населения планеты. Поэтому пока душевые показатели здесь сохраняются относительно высокие.

С 1970 по 2015 г. сильно изменился вклад стран Центра мирового хозяйства и его Полупериферии как в генерацию мирового ВВП, так и в мировую эмиссию СО₂. В целом можно говорить о новой географии источников антропогенной эмиссии СО₂, которая сложилась в процессе трансформации мирового хозяйства за последние полвека.

Конечно, по одному показателю антропогенных выбросов СО₂, при всей его важности, нельзя судить об изменении всех параметров антропогенной нагрузки в различных регионах и странах мира. Нужно учитывать и то, что вне зависимости от приверженности или скептицизма в отношении гипотезы антропогенного глобального изменения климата, к нему привязаны в той или иной степени ряд других важных индикаторов антропогенной нагрузки и экологических характеристик хозяйства регионов и стран.

НОВАЯ ГЕОГРАФИЯ ЦЕНТРОВ ЭКОЛОГИЧЕСКОГО БЛАГОПОЛУЧИЯ/НЕБЛАГОПОЛУЧИЯ В МИРОВОМ ХОЗЯЙСТВЕ

Далеко не все экологически значимые процессы в контексте глобального “геоэкологического перехода” синхронизированы в пространстве и времени. Например, пик обезлесения в Англии был достигнут еще в период “великого дровяного кризиса” 400 лет назад, в США – в начале 20-х годов прошлого века. Но сегодня в трудах Н.А. Алексеевой говорится уже и о глобальном лесном переходе [5, стр. 55]. Есть и другие, на наш взгляд, исключительно важные тенденции. С 1990-х годов в мире не растет площадь сельскохозяйственных угодий [5, с. 19]. Не увеличивается с середины 1980-х годов и улов рыбы в мировом океане благодаря тому, что весь прирост производства рыбы и других даров океана обеспечивается аквакультурой [22].

Примерами выраженных экологически позитивных сдвигов, показывающих принципиальную возможность реализации идей известного доклада Римского клуба “Фактор четыре” 1997 г. (когда рост производства сопровождается существенным сокращением не только относительных, но и абсолютных экологических издержек), могут служить удаление тетраэтилсвинца из автомобильного топлива и хлорфторуглеродов из хладоагрегатов в большинстве стран мира, многократное сокращение выбросов серного ангидрида (SO₃) в США и странах Западной Европы.

По ряду экологических индикаторов (выбросы CO₂, SO₃, концентрация мелкодисперсных взвешенных частиц в воздухе (РМ 2.5), антропогенное химическое загрязнение водоемов и др.) за последние десятилетия тренды становятся все более разнонаправленными по регионам мира. Межрегиональные и межстрановые сдвиги в экологической обстановке по параметрам загрязнения воздуха, воды и ряду других показателей экологического благополучия/неблагополучия в основном детерминированы трансформациями в географии мирового хозяйства, и в первую очередь в географии индустрии.

В высокоразвитых постиндустриальных странах мирового Центра экологически позитивные тренды выражены наиболее отчетливо. Они вполне вписываются в эколого-экономическую типологию стран мира Б.Н. Зимина, согласно которой в авангарде экологически позитивных сдвигов будут идти малые высокоразвитые страны [6, с. 139]. Сегодня это можно наблюдать на примере Швейцарии, Швеции, Норвегии, Сингапура и других малых стран и микрогосударств мира с наивысшими значениями ВВП на душу населения. Показательна современная экологическая обстановка в городах, включая крупнейшие агломерации и мегалополисы. Наилучшие показатели по загрязнению воздуха в большинстве своем имеют города в высокоразвитых странах, наихудшие – в странах третьего мира. Это иллюстрирует ситуация с загрязнением РМ_2.5 городов мира. Из 200 городов с самым загрязненным взвесями воздухом подавляющее большинство расположены в Азии. Наибольшее число городов с наихудшими показателями по загрязнению воздуха – китайские и индийские [29].

Россия занимает особое, противоречивое место в системе координат экологического благополучия/неблагополучия стран на эколого-географической карте мира и в мировом хозяйстве. Как справедливо отмечает Н.Н. Клюев, “по широкому кругу параметров Россия относится к числу экологически благополучных стран планеты, ибо воздействия населения и хозяйства на природу приходятся на огромную территорию. Отечественные экологические проблемы, как правило, имеют локальный характер и часто связаны с высоким уровнем загрязнения атмосферного воздуха в городах” [2, с. 14]. За 1991–2016 гг. к хронически неблагополучным экстремально загрязненным городам нашей страны относятся Магнитогорск, Южно-Сахалинск, Братск и Чита. Вместе с этим, при учете численности населения городов и социальной опасности загрязнения атмосферы, по расчетам Н.Н. Клюева, приоритетными для решения проблем острых проблем загрязнения окружающей среды в городах должны быть крупнейшие города (Москва, Санкт-Петербург, Екатеринбург и др. [2, с. 17].

Похожие тренды с некоторыми вариациями можно наблюдать по индикаторам экологического состояния водных объектов и ряду других индикаторов благополучия/неблагополучия окружающей среды.

В целом, можно констатировать, что за последние полвека произошли качественные сдвиги в географии мирового хозяйства, которые повлекли за собой сдвиг главного очага экологического неблагополучия из стран традиционного Центра мирового хозяйства на его Полупериферию, которую формируют сравнительно более развитые из полупериферийных стран.

Сдвиг очага экологического неблагополучия в страны Полупериферии – это прежде всего следствие глобального сдвига промышленности в Восточную и Юго-Восточную Азию в процессе их догоняющего развития. Нынешняя волна индустриализации связана в первую очередь с Китаем, Индией, а также Республикой Корея. С 1950 по 2013 г. удельный вес стран Азии вырос: с 4 до 68% – в выплавке стали; практически с 0 до 58% – в выпуске легковых автомобилей; с 5 до 55% – в производстве минеральных удобрений; с 8 до 83% – в выпуске разного вида химических волокон [7]. Приведенные данные подтверждают факт пространственного перераспределения индустриального потенциала и производства между крупными регионами мира в пользу Азии. По своей природе это результат второй волны индустриализации, которая по своим масштабам не только не уступала первой, а по многим характеристикам стала еще более грандиозной, что повлекло за собой экологические последствия, соразмерные масштабу происходящего. Только один пример: если в 1970-е годы в мире производилось 600 млн т стали в год, а в стране-лидере (США) – 122 млн т, то в 2017 г. – 1.6 млрд т в мире, и только один Китай произвел более 830 млн т. Даже с поправкой на более современные по экологическим характеристикам технологии в металлургической промышленности, они не способны пока остановить рост выбросов газов и пыли, так как продолжают использовать каменноугольный кокс.

Усугубляет сегодняшнюю экологическую ситуацию в Китае, а также в Индии отраслевая структура энергетики, где доля угля составляет пока около 60% (правда с тенденцией к сокращению в рамках борьбы со смогом), в Индии – около 50%. В обеих странах высокая доля угля в энергобалансе страны определяется его относительной дешевизной. По данным Рэнд Корпорэйшен, ущерб от загрязнения воздуха в Китае каждый год в период первого десятилетия нынешнего века был равен 6.5% ВВП Китая. Аналогичный показатель, связанный с загрязнением воды и деградацией почв, составил соответственно дополнительные 2.1 и 1.1% ВВП [19].

Все больший вклад в ухудшение экологической обстановки в Китае вносит транспорт. В 2016 г. количество моторных транспортных средств в Китае достигло 300 млн, включая более 200 млн автомобилей. Регионы с наиболее грязным воздухом Китае: Пекин, Тяньцзинь, провинции Хэбэй, Шаньси, Шаньдун и Хэнань; они занимают вместе чуть более 7% территории страны, но именно в них сконцентрировано около трети всего китайского автопарка.

В целом страны мировой Полупериферии сегодня повторяют путь Центра, но с запаздыванием в 80–130 лет. При этом общие масштабы хозяйства в целом и промышленности в частности многократно возросли, как и антропогенное давление на окружающую среду. Нужно учитывать и то обстоятельство, что общий, пока отстающий от стран Центра мирового хозяйства уровень технологического развития, меньшая экологическая притязательность со стороны бедного в массе населения и более низкая общая экологическая культура мультиплицируют негативные экологические последствия стремительного роста новых экономических гигантов XXI в.

ЭКОНОМИКО-ГЕОГРАФИЧЕСКАЯ ИНТЕРПРЕТАЦИЯ КРИВОЙ С. КУЗНЕЦА

Разнонаправленные экологические тренды в странах различного типа знаменуют начало нового цикла в развитии отношений между человеком и природой. Потребительские приоритеты богатого постиндустриального общества качественно меняют отношение к экологическим характеристикам территории. Состояние окружающей среды – если оно обладает соответствующим качеством – само по себе является потребительским благом. Улучшение этого состояния или хотя бы предотвращение его ухудшения создает, так же, как и вложения в человеческий капитал, в науку и образование, положительные внешние эффекты – экстерналии. С ростом благосостояния общества, после того, как уровень развития достигает определенного значения, спрос на качество окружающей среды начинает расти. Он растет быстрее, чем спрос на товары и услуги в среднем. Эту гипотезу выдвинули Дж. Гроссман и А. Крюгер [11] на основе экологической интерпритации кривой С. Кузнеца [14]. В литературе эта кривая получила название “экологической кривой Кузнеца”, хотя она до сих пор остается дискуссионной в среде экологов.

Сравнительный эколого-экономический анализ стран и макрорегионов мира, по мнению автора, в целом, подтверждает правоту С. Кузнеца. Об этом свидетельствует график экологической эффективности стран в 2015 г. авторитетного Йельского университета (рис. 3). Экологическая эффективность была рассчитана на основе 22 показателей, которые отражают различные аспекты состояния окружающей среды и жизнеспособности экосистем, сохранение биоразнообразия, экологическую оценку практики экономической деятельности в стране, а также эффективность государственной политики в области экологии. На графике хорошо видно, что индекс возрастает по мере роста душевого ВВП. Экологические характеристики окружающей среды становятся все более весомыми при интегральной оценке качества жизни. Если интерпретировать дрейф эпицентра экологического неблагополучия из высокоразвитых постиндустриальных стран Центра мирового хозяйства в страны динамично развивающейся Полупериферии, то первые теперь размещаются на нисходящей ветви кривой Кузнеца, а вторые – на восходящей (рис. 4).

Рис. 3.

Зависимость индекса экологической эффективности стран (Йельский университет) от уровня ВВП на душу населения. Рассчитано автором по: [19, 26].

Рис. 4.

Экономико-географическая интерпретация экологической кривой С. Кузнеца. Составлено автором.

Можно оценить, при каком ВВП по ППС на душу населения наступает точка перегиба в кривой С. Кузнеца. Конечно, эти расчеты очень приблизительные, но, тем не менее, имеют определенный смысл для оценки общих перспектив развития экологической обстановки на планете на ближайшие десятилетия. Если исходить из того, что в наиболее высокоразвитых странах выраженные экологически позитивные тренды стали наблюдаться примерно в 1980–1990 гг., то речь идет о диапазоне от 10 до 20 тыс. долл. на человека в год (в ценах 2010 г.).

В Китае в 2018 г. ВВП (по ППС) на душу населения составлял примерно 8 тыс., в Индии – около 2 тыс. Если эти цифры интерпретировать с опорой на данную кривую, то Китай недалек от точки перегиба, и есть вероятность, что в ближайшие десятилетия экопозитивные тренды в этой стране начнут набирать все большие обороты. Это исключительно важно для общемирового развития с учетом веса Китая в народонаселении и современном мировом хозяйстве.

Статистика уже фиксирует ряд знаковых экологически позитивных сдвигов. Приведу некоторые из них: доля угля в энергообеспечении Китая за 2000-е годы сократилась с 72 до 59.8%. Руководство КПК поставило задачу к 2020 г. на 50% сократить выбросы парниковых газов на производство единицы ВВП по сравнению с показателями 2005 г. В 2018 г. КНР обеспечила почти половину глобального роста производства альтернативной энергии и уже занимает первое место в мире по ее мощностям. Сокращение доли угля и активный переход на альтернативные источники энергии позволило Китаю стабилизировать выбросы парниковых газов, с 2016 г. наблюдается даже некоторое сокращение [27]. В стране развернута кампания по созданию “зеленой” финансовой и налоговой систем, системы мониторинга загрязнения городской среды. Борьба с загрязнением вошла в число так называемых “Трех великих битв” Китая. Трехлетний план по борьбе за чистоту воздуха включает в себя ликвидацию устаревших производственных мощностей, контроль за потреблением угля и стимулирование более частого использования железнодорожного транспорта для грузовых перевозок. В КНР разработана масштабная экологическая программа, согласно которой к 2020 г. будет засажено деревьями более четверти территории страны, сократится потребление воды на 23%, энергии – на 15%, выбросы углерода на единицу ВВП – на 40–45% по сравнению с уровнем 2005 г, выбросы SO₂, оксидов азота и мелкодисперсных твердых частиц в морском секторе Китая должны быть снижены на 65, 20 и 30% соответственно по сравнению с показателями 2015 г. в трех прибрежных районах – дельтах рек Чжуцзян и Янцзы и заливе Бохайвань. Результатом должна стать новая, “Китайская экологическая цивилизация”.

Если в Китае уже видены первые признаки разворота в сторону экологизации хозяйства, то об Индии этого пока сказать нельзя. По расчетам Г.В. Сдасюк, доля расходов на охрану окружающей среды в бюджете Индии в 3.6 раза меньше, чем в Китае. (В КНР – 49.7 млрд юаней, или 0.061% ВВП, в Индии – 26.7 млрд рупий, или 0.017% ВВП страны). Исходя из кривой С. Кузнеца, для смены трендов в этой стране нужно пятикратное увеличение душевого ВВП. В условиях, когда население Индии растет намного динамичнее, чем в Китае, пятикратное увеличение ВВП на душу населения в ближайшие десятилетия маловероятно. С другой стороны, если активно развивающаяся Индия действительно совершит социально-экономический прорыв, масштаб экологически негативных последствий этого прорыва может оказаться еще более тяжелым для страны и всего мира, чем экологические издержки китайского экономического чуда.

ВЫВОДЫ

Усложнение связей между экономическим ростом и его экологическими последствиями на стыке столетий свидетельствует о начале качественно нового этапа в развитии мирового хозяйства и экологической обстановки на Земле. Глобальная экологическая обстановка в каждый конкретный период времени – результат огромного и сложнейшего букета природных и социально-экономических процессов. Но можно увидеть, что среди них сегодня все отчетливее видятся экологически позитивные тренды. Принципиально важно то, что они детерминированы в первую очередь экономически и социально, и связаны с постиндустриальными процессами в мировом хозяйстве.

Новый, сложившийся постиндустриальный уклад в высокоразвитых странах Центра мирового хозяйства покончил с прямой зависимостью между экономическим ростом и его экологическими издержками. Ухудшение экологической обстановки в ядрах экономического развития во второй половине XX в. сменилось разнонаправленностью экологических трендов в макрорегионах мира в первые десятилетия XXI в.

Очагами догоняющей индустриализации выступили прежде всего страны Полупериферии, куда из стран Центра сместился главный очаг экологического неблагополучия на планете. В ближайшие десятилетия экологическая обстановка в мире пространственно будет все более и более усложняться, становясь все более мозаичной, что, возможно, знаменует начало глобального “геоэкологического перехода” в масштабах всего мирового хозяйства.

ФИНАНСИРОВАНИЕСтатья подготовлена по материалам исследований в рамках государственного задания Института географии РАН № 0148-2019-0008.FUNDINGThe work was performed within the framework of the state-ordered research theme of the Institute of Geography RAS, no. 0148-2019-0008.