Химическая физика, 2019, T. 38, № 4, стр. 45-52

Термические превращения 2,4-бис(N,N-диметиламино)-6-тринитрометил-1,3,5-триазина

В. В. Захаров 1, Н. В. Чуканов 1*, Г. В. Шилов 1, Г. В. Малков 1, А. В. Шастин 1, Б. Л. Корсунский 1**

1 Институт проблем химической физики Российской академии наук
Московская обл., Черноголовка, Россия

* E-mail: chukanov@icp.ac.ru
** E-mail: kors@polymer.chph.ras.ru

Поступила в редакцию 31.08.2018
После доработки 05.09.2018
Принята к публикации 20.09.2018

Полный текст (PDF)

Аннотация

С целью прогнозирования термической стабильности энергоемких производных триазина, в том числе совместимости тринитрометильных заместителей с диалкиламиногруппами, термические превращения 2,4-бис(N,N-диметиламино)-6-тринитрометил-1,3,5-триазина (I) изучены в температурном интервале 170–623 K с применением методов дифференциального термического анализа, масс-спектрометрии, монокристальной и порошковой рентгеновской дифрактометрии. Соединение I характеризуется сильной анизотропией температурного расширения и при 365 K претерпевает полиморфное превращение α-I → β-I, которому предшествует скачкообразное падение плотности. Полиморфное превращение происходит с разрушением кристаллов и сопровождается частичным механохимическим разложением I. Плавление I при температуре около 396 K приводит к резкому ускорению разложения. Измерены тепловые эффекты полиморфного превращения, плавления и разложения I. По данным дифференциальной сканирующей калориметрии проведена оценка активационных параметров разложения I в расплаве. Определен состав образующихся газообразных продуктов и предложен механизм разложения I, согласно которому в лимитирующей стадии процесса происходит окисление диметиламиногруппы нитрогруппой.

Ключевые слова: энергоемкие вещества, 2,4-бис(N,N-диметиламино)-6-тринитрометил-1,3,5-триазин, термическое разложение, полиморфные превращения, дифференциально-сканирующая калориметрия, термогравиметрия, масс-спектрометрия, рентгеновская дифрактометрия.

ВВЕДЕНИЕ

Тринитрометильные производные полиазотистых гетероциклических соединений являются потенциальными компонентами новых мощных энергоемких композиций [16]. В последнее время был опубликован ряд работ по исследованию кинетики и механизмов термического разложения тринитрометильных производных триазина [710]. Однако имеющиеся данные о термической стабильности таких соединений и совместимости тринитрометильной группы с другими функциональными группами недостаточны. С целью восполнения этого пробела был синтезирован 2,4-бис(N,N-диметиламино)-6-тринитрометил-1,3,5-триазин (I) – модельное соединение, содержащее, наряду с тринитрометильной группой, диметиламиногруппы.

Предварительные исследования показали, что при температурах ниже точки плавления разложение I происходит с очень низкими скоростями, а, плавление сопровождается резким возрастанием скорости разложения, что, с одной стороны, делает практически невозможным проведение корректных изотермических кинетических измерений в расплаве, а с другой стороны, свидетельствует о плохой совместимости тринитрометильной группы с диметиламиногруппой, с точки зрения термической стабильности. Однако при изучении поведения соединения I при температурах ниже точки плавления нами был обнаружен ряд аномальных явлений. Настоящая работа посвящена исследованию термических превращений I.

ЭКСПЕРИМЕНТАЛЬНАЯ ЧАСТЬ

Соединение I синтезировано нуклеофильным замещением тринитрометильной группы в 2-диметиламино-4,6-бис(тринитрометил)-1,3,5-триазине под действием диметиламина по известной методике [11]. Температуры плавления, ЯМР 1Н спектры I соответствовали литературным данным [11]. Чистота I подтверждена данными элементного анализа. Найдено (мас.%): C 29.03; H 3.78; N 33.52; C7H11N7O6. Вычислено (мас.%): C 29.07; H 3.83; N 33.90.

Термическое разложение I изучено в неизотермическом режиме методами дифференциально-сканирующей калометрии (ДСК) и термогравиметрии (ТГ) с применением синхронного термического анализатора NETZSCH STA 409C Luxx (Германия), сопряженного с квадрупольным масс-спектрометром QMS 403C Aeolos (диапазон температур 298–623 K, продувка аргоном со скоростью 40 мл/мин, скорость нагрева от 1 до 10 K/мин, масса навесок 3.2–7.3 мг). Интегрирование эндо- и экзотермических пиков на кривых ДСК и тем самым определение величин тепловых эффектов проводилось с использованием программного обеспечения NETZSCH Proteus® для термического анализа, лицензированного и установленного на синхронном термическом анализаторе. Масс-спектрометрический анализ газообразных продуктов термического разложения I проводился при энергии ионизирующих электронов, равной 70 эВ.

ДСК-эксперименты в режиме термоциклирования выполнены на дифференциальном сканирующем калориметре DSC821e (Mettler Toledo, Швейцария) для образца с массой 9 мг в диапазоне температур от 60 до 105 °С со скоростью нагревания и охлаждения 10  °С/мин; промежуточная выдержка при 60  °С в течение 3 мин; частота фиксации данных составляла 1 Гц. Для постановки экспериментов использовались стандартные алюминиевые тигли емкостью 40 мкл (№ 00027331, Mettler Toledo, Швейцария), вещество предварительно измельчалось в агатовой ступке. Первичную обработку термограмм проводили с помощью программного обеспечения STAR 9.10 (Mettler Toledo, Швейцария).

Исследования поликристаллических образцов 2,4-бис(N,N-диметиламино)-6-тринитрометил-1,3,5-триазина (I) методом порошковой рентгеновской дифрактометрии выполнены с использованием дифрактометра ARL X’TRA (THERMO FISHER SCIENTIFIC, Швейцария). Геометрия съемки θ-θ, Cu(Kα)-излучение, твердотельный детектор, шаг сканирования 0.02°, время измерения в точке 1 с. Исследования проводились при температурах 298, 358 и 378 K. Скорость изменения температуры составляла 5 K/мин. Образцы для дифрактометрических исследований готовили в виде смесей порошка соединения I с небольшим количеством силиконового масла. Монокристальные дифрактометрические исследования выполнены на дифрактометре Agilent Xcalibur c детектором Eos CCD в температурном интервале 170–350 K.

ЭКСПЕРИМЕНТАЛЬНЫЕ РЕЗУЛЬТАТЫ И ИХ ОБСУЖДЕНИЕ

Изменения, происходящие в соединении I при варьировании температуры от 170 до 378 K, изучены с применением дифрактометрических методов. Данные, полученные на монокристалле, свидетельствуют об отсутствии полиморфных переходов при температурах ниже 350 K. Дифрактометрические данные соответствуют моноклинной α‑модификации I. Вплоть до температуры в 350 K кристалл сохраняет свою целостность, однако при более высоких температурах происходит его разрушение. В табл. 1 и на рис. 1, 2 приведены температурные зависимости параметров элементарной ячейки α-I, определенные из данных монокристальных исследований. Как видно из этих данных, температурное расширение α-I характеризуется сильной анизотропией, причем параметр b практически не изменяется с ростом температуры. Еще одной характерной особенностью α-I является резкое возрастание параметра c и менее резкий скачок параметра a при 350 K (рис. 1, 2). Возможно, резкое увеличение объема элементарной ячейки связано с разгрузкой внутренних напряжений в кристалле. С ростом температуры плотность кристалла уменьшается, но может не достигать равновесного значения из-за внутренних напряжений, создаваемых структурными дефектами. Тем не менее, при достаточно высокой температуре (особенно накануне фазового превращения) происходит мобилизация дефектов, что приводит к быстрому достижению равновесной при данной температуре плотности.

Таблица 1.

Температурные зависимости параметров элементарной ячейки α-I (по данным монокристальной дифрактометрии)

T, K a, Å b, Å c, Å β, ° V, Å3
170 8.846 12.625 13.303 108.57 1408.39
200 8.884 12.630 13.317 108.40 1417.89
230 8.926 12.629 13.331 108.22 1427.39
250 8.954 12.626 13.344 108.09 1434.08
270 8.982 12.624 13.359 107.93 1441.20
290 9.009 12.623 13.376 107.72 1449.03
300 9.024 12.624 13.390 107.58 1453.79
310 9.032 12.622 13.400 107.44 1457.37
320 9.048 12.613 13.417 107.36 1461.47
330 9.062 12.612 13.420 107.26 1464.75
340 9.075 12.610 13.435 107.14 1469.16
350 9.099 12.627 13.492 107.01 1482.45
Рис. 1.

Зависимость параметра a элементарной ячейки α-I от температуры Т.

Рис. 2.

Зависимость параметра с элементарной ячейки α-I от температуры Т.

На графике температурной зависимости параметра c в области около 270 K наблюдается излом, свидетельствующий о возможном фазовом переходе второго рода. Можно предположить, что этот переход связан с изменением пространственной группы кристалла при сохранении моноклинной симметрии и параметров элементарной ячейки.

Анализ порошковых дифрактометрических данных показал, что при температуре 358 K большая часть рефлексов α-I сохраняется, но происходит существенное перераспределение их интенсивностей (рис. 3), что может являться следствием разгрузки микронапряжений в кристаллах (см. выше) и/или текстурирования поликристаллического образца. При 378 K рефлексы α-I не наблюдаются, и порошковая рентгенограмма соответствует новой, высокотемпературной модификации I (β-I) (см. рис. 4 и табл. 2). Полиморфный переход α-I → β-I происходит с резким увеличением объема и сопровождается выбросом части вещества из кюветы. Процессы, протекающие в кристалле при нагревании до 378 K, носят обратимый характер: после охлаждения до комнатной температуры порошковая дифрактограмма α-I практически полностью восстанавливается в течение 1 ч.

Рис. 3.

Порошковые дифрактограммы I, полученные при 298 K (1) и 358 K (2).

Рис. 4.

Порошковые дифрактограммы I, полученные при 298 K (1) и 378 K (2).

Таблица 2.  

Порошковые рентгенографические данные для α-I и β-I

298 K (α-I) 378 K (β-I)
I, % d, Å hkl I, % d, Å
14 8.927 011 4 8.125
43 8.363 –101 8 7.965
100 7.075 110 8 7.762
91 6.276 020 85 7.087
63 5.633 111 46 6.916
56 5.029 –121 10 6.773
37 4.471 –022 100 6.146
32 4.362 –122 10 5.933
41 4.233 –211 5 5.601
11 4.130 –113 48 4.876
97 4.026 013 52 4.551
55 3.982 031 8 4.329
32 3.663 –221 92 4.235
63 3.546 220 53 4.100
86 3.519 023 47 3.996
85 3.492 131 18 3.811
9 3.302 113 16 3.642
29 3.217 221 80 3.587
10 3.186 212 83 3.560
23 3.068 –231 39 3.363
30 3.011 033 37 3.326
23 2.951 –232 16 3.006
8 2.906 024 12 2.864
10 2.791 –303 5 2.786
6 2.650 –115 7 2.673
15 2.586 232 7 2.613
7 2.538 223    
24 2.508 –215    
13 2.425 –332    
46 2.328 214    

Примечание. Межплоскостные расстояния характеристических рефлексов α-I и β-I выделены жирным шрифтом.

Термические превращения соединения I в неизотермическом режиме были изучены с помощью синхронного ДСК–ТГ анализа. На рис. 5 показаны кривые ДСК и ТГ анализа, полученные при плавлении и термическом разложении I при скорости нагревания 1.0 K/мин; на рис. 6 – кривые ДСК в диапазоне температур 298–623 K, полученные при различных скоростях нагревания.

Рис. 5.

Кривые ДСК и ТГ анализа, полученные при скорости нагревания I 1.0 K/мин.

Рис. 6.

Кривые ДСК, полученные при различных скоростях нагревания I (K/мин): 1 (1), 2 (2), 5 (3), и 10 (4).

На кривых ДСК в диапазоне температур 366–371 K наблюдается эндотермический пик (–2.2 ± ± 0.2 кДж/моль), который соответствует полиморфному превращению α-I → β-I. В зависимости от скорости нагревания образцов I в диапазоне температур 396–409 K на кривых ДСК наблюдается также эндотермический пик, вызванный плавлением вещества, быстро переходящий в экзотермический вследствие высокой скорости термического разложения I в расплаве. Как видно из рис. 6, при увеличении скорости сканирования по температуре пики, соответствующие плавлению и максимальной скорости тепловыделения, смещаются в область более высоких температур.

Обратимость полиморфного превращения α-I → β-I, установленная на основании изучения порошковых дифрактограмм, была подтверждена методом ДСК при нагревании соединения I до 378 K и последующем его охлаждении. Кривые ДСК для полиморфных переходов α-I ↔ β-I в режиме термоциклирования приведены на рис. 7, 8. В ходе повторяющихся циклов нагрева–охлаждения изменяются не только формы кривых ДСК, но и положения пиков и величины тепловых эффектов (рис. 9, 10).

Рис. 7.

Кривые ДСК для полиморфного перехода α-I → β-I (цифры при кривых обозначают номер цикла).

Рис. 8.

Кривые ДСК для полиморфного перехода β-I → α-I (цифры при кривых обозначают номер цикла).

Рис. 9.

Зависимости положения пика на кривой ДСК от номера цикла для полиморфных переходов α-I → β-I (1) и β-I → α-I (2).

Рис. 10.

Зависимости теплового потока от номера цикла для полиморфных переходов α-I → β-I (1) и β-I → α-I (2).

Ступенчатый ход зависимостей на рис. 9 обусловлен дискретным шагом по температуре, равным 0.17 K. Важно отметить тот факт, что тепловые эффекты прямого и обратного полиморфных переходов уменьшаются с ростом номера цикла (за исключением второго цикла), причем в каждом цикле измеряемая абсолютная величина эндотермического эффекта при прямом переходе всегда ниже величины экзотермического эффекта при обратном переходе. Наиболее вероятное объяснение этих фактов заключается в том, что при прямом фазовом переходе, сопровождающемся увеличением объема, параллельно с процессом α-I → β-I происходит частичное разложение соединения I, имеющее механохимическую природу. Ранее мы уже сталкивались с подобным явлением при изучении полиморфного перехода ε → γ в кристаллах 2,4,6,8,10,12-гексанитро-2,4,6,8,10,12-гексаазаизовюрцитана [12]. Аномально высокие величины тепловых эффектов в первом цикле, скорее всего, обусловлены разложением термически нестабильной микропримеси, содержание которой в соединении I может составлять десятые доли процента.

Теплота разложения I в исследованном диапазоне температур 298–623 K найдена равной (139.1 ± ± 13.5) кДж/моль. Конечная потеря массы вещества в изученных условиях достигает 77%.

Для определения кинетических параметров термического разложения I было использовано уравнение Киссинджера (1) [13]:

(1)
$\ln \left( {\frac{\text{v}}{{T_{{max}}^{2}}}} \right) = - \frac{E}{{R{{T}_{{max}}}}} + \ln \left( {\frac{{AR}}{E}} \right),$
где v – скорость нагревания образца, а Tmax – значения температур, при которых скорости тепловыделения имеют максимальное значение при различных скоростях нагрева образцов. В результате получены следующие значения v (K/мин)/Tmax (K): 1.0/404.0, 1.0/404.1, 2.0/410.7, 5.0/423.7, 10.0/434.5 (при скорости нагревания 1.0 K/мин было проведено два ДСК исследования). Величины энергии активации и предэкспоненциального множителя термического разложения соединения I, определенные из уравнения (1), равны соответственно (102.0 ± 4.1) кДж/моль и 10(7.3 ± 0.6) с–1 (r = 0.9953).

При масс-спектрометрическом изучении газообразных продуктов разложения I, проведенном синхронно с исследованием тепловых эффектов, были зафиксированы пики при m/e = 15 $\left( {{\text{CH}}_{{\text{3}}}^{{\text{ + }}}} \right),$ 18 (H2O+), 30 (NO+), 31 $\left( {{\text{OCH}}_{{\text{3}}}^{{\text{ + }}}} \right),$ 44 (N2O+), 45 (НN2O+) и 46 $\left( {{\text{NO}}_{{\text{2}}}^{{\text{ + }}}} \right),$ что соответствует образованию метил- и/или метоксисодержащего летучего соединения, NO, N2O, H2O и NO2 в качестве основных газообразных продуктов термического разложения I. Следует отметить, что максимальные значения всех этих пиков были зарегистрированы при одном и том же значении температуры (404.1 K), которое совпадало с температурой, при которой скорость тепловыделения максимальна при той же скорости нагревания.

Кинетика термического разложения соединений, содержащих тринитрометильную группу, изучена очень подробно [1416]. Характерной чертой этой реакции являются аномально высокие значения предэкспоненциального фактора. В то время как большинство мономолекулярных реакций характеризуется предэкспоненциальными множителями 1013–1014 с–1, тринитрометильные соединения вследствие высокой энтропии активации обычно распадаются с предэкспоненциальными факторами, находящимися в диапазоне 1015–1017 с–1. Приведенная выше величина 107.3 с–1 явно аномально низкая. Можно предположить, что эта величина является эффективной и описывает не элементарную (одностадийную), а сложную реакцию.

Мы полагаем, что сложность реакции обусловлена присутствием в молекуле субстрата диметиламиногрупп. Действительно, если в молекуле соединения I аминогруппы заменить на метоксильные, то разложение будет происходить так же, как и для типичных тринитрометильных соединений, а именно в соответствии с кинетическим уравнением первого порядка и предэкспоненциальным фактором, равным 1015.4 с–1 [16]. По-видимому, в исследованной реакции диметиламиногруппа не просто выполняет роль заместителя, проявляющего индуктивный, резонансный или какой-либо еще эффект. Скорее всего, она принимает непосредственное участие в одной из лимитирующих стадий процесса. Будучи, как все амины, восстановителем, она может окисляться нитрогруппой, входящей в состав тринитрометильного заместителя. Об этом, в частности, свидетельствует приведенный выше состав газообразных продуктов реакции: продукты, содержащие метильную группу, воду и окислы азота, выделяются практически синхронно. В рамках обсуждаемого механизма становится понятным и резкое ускорение реакции при переходе от твердой фазы к расплаву. Для эффективного окисления диметиламиногрупп нитрогруппами необходима должная взаимная ориентация этих групп. Такая ориентация затруднена в кристалле и значительно легче достигается в жидкости.

ВЫВОДЫ

Полученные результаты свидетельствуют о плохой кинетической совместимости тринитрометильных производных триазинов с диалкиламиногруппой. Обнаружен эффект аномального роста коэффициентов температурного уширения, предшествуюший полиморфному переходу в I и приводящий к дополнительному снижению термической стабильности вследствие возрастания свободного объема в кристалле.

Список литературы

  1. Нечипоренко Г.Н., Лемперт Д.Б., Согласнова С.И. // Хим. физика. 2005. Т. 24. № 3. С. 74.

  2. Shastin A.V., Godovikova T.I., Golova S.P. et al. // Mendeleev Commun. 1995. V. 5. P. 17.

  3. Dharavath S., Zhang J., Imler G.H. et al. // J. Mater. Chem. A. 2017. № 10; https://doi.org/doi: 10.1039/C7TA00730B

  4. Yuangang Xu, Cheng Shen, Qiuhan Lin et al. // J. Mater. Chem. A. 2016. V. 4. P. 17791.

  5. Haiges R., Christe K.O. // Inorg. Chemistry. 2013. V. 52. № 12. P. 7249–7260.

  6. Wang Yuan, Qi Cai, Song Jian-Wei et al. // J. Mol. Model. 2013. V. 19. P. 1079–1087.

  7. Неделько В.В., Шастин А.В., Захаров В.В. // Матер. VII Всеросс. конф. “Энергетические конденсированные системы”. Черноголовка Дзержинский, 17–19 декабря 2014 г. Черноголовка: ИПХФ РАН, 2014. С. 31.

  8. Неделько В.В., Шастин А.В., Конькова Т.С. и др. // Горение и взрыв. 2015. Т. 8. № 2. С. 160.

  9. Неделько В.В., Захаров В.В., Корсунский Б.Л. и др. // Хим. физика. 2015. Т. 34. № 12. С. 39.

  10. Kon’kova T.S., Miroshnichenko E.A., Nedel’ko V.V. et al. // Abstr. 18th Seminar on New Trends in Research of Energ. Mater. Pardubice, Czech Republic. 2015. P. 638.

  11. Бахарев В.В., Гидаспов А.А., Якунина Н.Г., Булычев Ю.Н. // Хим.-фарм. журн. 2008. Т. 45. № 5. С. 11.

  12. Chukanov N.V., Zakharov V.V., Korsounskii B.L. et al. // Cent. Eur. J. Energ. Mater. 2016. V. 13. № 2. P. 483.

  13. Kissinger H.E. // Anal. Chem. 1957. V. 29. № 11. P. 1702.

  14. Назин Г.М., Манелис Г.Б. // Успехи химии. 1994. Т. 63. № 4. С. 327.

  15. Haзин Г.M. // Ibid. 1972. T. 41. № 9. C. 1537.

  16. Неделько В.В., Захаров В.В., Корсунский Б.Л. и др. // Хим. физика. 2015. Т. 34. № 12. С. 39.

Дополнительные материалы отсутствуют.