Химическая физика, 2022, T. 41, № 5, стр. 771-83

Модельная оценка высоты нижнего предела интегрирования при получении отношения концентраций атомарного кислорода и молекулярного азота, n(O)/n(N2), по методике наблюдений TIMED GUVI

М. В. Клименко 1*, В. В. Клименко 1, А. С. Ясюкевич 2, К. Г. Ратовский 2

1 Калининградский филиал Института земного магнетизма, ионосферы и распространения радиоволн им. Н.В. Пушкова Российской академии наук
Калининград, Россия

2 Институт солнечно-земной физики Сибирского отделения Российской академии наук
Иркутск, Россия

* E-mail: maksim.klimenko@mail.ru

Поступила в редакцию 10.01.2022
После доработки 17.01.2022
Принята к публикации 20.01.2022

Полный текст (PDF)

Аннотация

Представлены результаты модельной оценки высоты нижнего предела интегрирования отношения концентраций атомарного кислорода и молекулярного азота (n(O)/n(N2)) в термосфере по данным наблюдений по методике TIMED GUVI. Согласно этой методике наблюдений нижний предел интегрирования (h1) соответствует высоте, на которой интеграл n(N2) в пределах от высоты пролета спутника до h1 принимает значение 1017 см–2. Оценки глобальной самосогласованной модели термосфера, ионосферы, протоносферы (ГСМ ТИП) показали, что для рассматриваемых условий (январь 2013 г. и март 2015 г.) h1 варьируется в диапазоне 148–164 км; h1 имеет суточную, сезонную, широтную и долготную вариации, слабо зависит от солнечного излучения и значительно зависит от геомагнитной активности в указанных выше пределах. Для демонстрации воспроизведения моделью ГСМ ТИП вариаций n(O)/n(N2) в верхней атмосфере Земли было проведено сравнение данных измерений с результатами модельных расчетов, которое показало их удовлетворительное согласие.

Ключевые слова: ионосфера, верхняя атмосфера, нейтральный состав, геомагнитная буря.

ВВЕДЕНИЕ

Ранее было показано [13], что нейтральный состав термосферы играет одну из ключевых ролей в формировании пространственного распределения и временны́х вариаций заряженной компоненты ионосферной плазмы. Поскольку атомарный кислород является основным источником ионизации в F-области ионосферы, а молекулярный азот определяет основные потери доминирующих ионов атомарного кислорода, то изменение отношения их концентраций, n(O)/n(N2), определяет знак изменений электронной концентрации в F-области ионосферы. Рост этого отношения приводит к увеличению электронной концентрации, а падение – к уменьшению [4]. Согласно изложенному в работах [57], глобальное распределение n(O)/n(N2) является определяющим фактором в формировании зимней аномалии в F-области ионосферы. В пионерской работе [1] было показано, что основной причиной формирования отрицательных возмущений ионосферных параметров во время геомагнитных бурь является уменьшение отношения n(O)/n(N2). В недавних работах для изолированных и сильных геомагнитных бурь были выявлены так называемые эффекты последействий: положительные возмущения электронной концентрации в максимуме F2-слоя, NmF2, и полного электронного содержания (ПЭС), наблюдаемые в дневное время на 3–5-й день после начала фазы восстановления [810]. Было показано, что эффекты последействий объясняются увеличением концентрации атомарного кислорода вследствие его переноса от экватора на средние широты на фазе восстановления геомагнитной бури [8, 11, 12]. В работах [13, 14] были представлены результаты анализа влияния отношения n(O)∕n(N2) на задержку вариаций ионосферных параметров относительно изменений ультрафиолетового излучения Солнца и было показано, что вариации отношения n(O)/n(N2) есть основная причина такой задержки. Причиной отрицательных/положительных возмущений электронной концентрации в периоды развития внезапного стратосферного потепления (ВСП) и на фазе восстановления, вероятно, являются связанные с ВСП изменения отношения n(O)/n(N2) в термосфере [1518].

В последнее время широкую популярность в исследованиях нейтрального состава верхней термосферы получило использование результатов измерений отношения n(O)/n(N2), полученных с использованием спутникового прибора GUVI (Global Ultra-Violet Imager), установленного на спутнике TIMED (Thermosphere, Ionosphere, Mesosphere Energetics and Dynamics) [19]. Получение отношения интегральных содержаний [O]/[N2] основывается на измерении интенсивности дневного свечения атомарного кислорода на длине волны 135.6 нм и молекулярного азота в дальнем ультрафиолете в линии Lyman–Birge–Hop. В результате данные GUVI представляют собой отношение концентраций атомарного кислорода и молекулярного азота в дневное время, проинтегрированных в пределах от высоты пролета спутника до высоты h1, на которой интеграл концентрации N2 равен 1017 см–2 [20]. Согласно первым оценкам эта высота нижнего предела интегрирования составляет около 140 км. В настоящей работе мы представляем результаты модельных исследований вариаций значений высоты h1 в зависимости от времени суток, широты, долготы, солнечной и геомагнитной активности.

1. ДАННЫЕ И МЕТОДИКА ИССЛЕДОВАНИЯ

В данной работе используется система скорректированных геомагнитных координат. Для оценки значений высоты h1 были использованы результаты модельных расчетов глобальной самосогласованной модели термосферы, ионосферы, протоносферы (ГСМ ТИП) [21, 22]. Модель основана на численном интегрировании системы квазигидродинамических уравнений непрерывности, движения и теплового баланса для нейтральных и заряженных частиц тепловой околоземной плазмы совместно с уравнением для электрического потенциала в интервале высот от 80 км до геоцентрического расстояния в 15 земных радиусов с учетом несовпадения географической и геомагнитной осей Земли. В модели ГСМ ТИП рассчитываются для заданных входных параметров глобальные распределения температуры Tn, концентраций (О2, N2, О) и компонент вектора среднемассовой скорости нейтральных частиц в верхней атмосфере Земли; концентраций, температуры и скоростей атомарных (О+, Н+) и молекулярных ионов и электронов; двумерное распределение потенциала электрического поля ионосферного и магнитосферного происхождений.

Магнитное поле Земли в модели ГСМ ТИП аппроксимируется центральным диполем. В модели используется пространственная сетка в геомагнитной системе координат с шагом 5° по широте и долготе и переменным шагом по вертикали, растущим с высотой. В настоящей работе были использованы результаты расчетов по модели ГСМ ТИП: 1) для периода 15–23 марта 2015 г., включающего геомагнитную бурю 17 марта; 2) для периода с 22 декабря 2012 года по 25 января 2013 г., включающего заметный рост солнечной активности. Ранее результаты этих расчетов использовались для интерпретации вариаций ионосферных параметров в спокойных геомагнитных условиях и во время геомагнитной бури [8, 12, 2325].

2. СУТОЧНЫЕ И ДЕНЬ ОТО ДНЯ ВАРИАЦИИ n(O)/n(N2) И h1 В ПЕРИОД ИЗМЕНЕНИЙ СОЛНЕЧНОЙ АКТИВНОСТИ

На рис. 1 показаны вариации отношения проинтегрированной концентрации атомарного кислорода к проинтегрированной концентрации молекулярного азота [O]/[N2]) и высоты h1 над Иркутском, полученные по результатам модельных расчетов для периода 22 декабря 2012 – 14 января 2013 г. На этом же рисунке приведены изменения интенсивности потока солнечного радиоизлучения на длине волны 10.7 см (F10.7). Видно, что максимум солнечной активности пришелся на 11 января 2013 г. Следует отметить, что модельные значения [O]/[N2] представляют собой отношения значений содержаний O и N2, полученных путем интегрирования их концентраций по высоте так же, как это делается при обработке данных TIMED GUVI. Солнечная активность вносит вклад в изменения [O]/[N2] – регистрируется отклик на повышение солнечной активности с начала января. Следует отметить некоторую задержку в результатах модельных расчетов максимумов [O]/[N2] относительно максимума солнечной активности F10.7, которая составляет ~4 сут. Согласно [14], задержка вариаций [O]/[N2] относительно вариаций F10.7 является основным фактором, приводящим к задержке вариаций ПЭС и NmF2 относительно вариаций солнечной активности.

Рис. 1.

а – Временнóй ход интенсивности потока солнечного радиоизлучения F10.7 в с.е.п. (1 с.е.п. = 10–22 Вт/м2/Гц); рассчитанные по модели ГСМ ТИП отношения n(O)/n(N2) – б, г и нижнего предела интегрирования h1в, д в период с 22 декабря 2012 г. по 13 января 2013 г. На панелях б и в представлены вариации полуденных значений рассматриваемых параметров, на панелях г и д – изменения день ото дня суточных вариаций рассматриваемых параметров.

В рассмотренном на рис. 1 случае изменения солнечной активности (~50 с.е.п.) приводят к изменениям полуденных значений [O]/[N2] ~ 15% относительно средних значений, что соответствует амплитуде суточных вариаций [O]/[N2]. Вариации среднесуточных значений h1 на средних широтах практически не выявляют изменчивости, связанной с солнечной активностью. В рассматриваемый период среднесуточные значения h1 изменяются в пределах 152–153 км без четко выраженной зависимости от F10.7. При этом амплитуда суточной вариации h1 достигает ~4 км (2% от средней величины). Рисунок 2 демонстрирует широтно-временнýю зависимость среднесуточной высоты h1 на долготе вблизи Иркутска. Видно, что h1 изменяется по широте от 152 км в северном полушарии до 164 км в южном. То есть амплитуда широтной зависимости h1 составляет ~8% от ее среднего значения. При этом заметной зависимости h1 от быстрых изменений солнечной активности не обнаружено.

Рис. 2.

Широтно-временнáя развертка рассчитанного по модели ГСМ ТИП (105° в.д.) нижнего предела интегрирования h1 в период с 22 декабря 2012 г. по 13 января 2013 г. на долготе восточно-сибирского региона.

3. ШИРОТНЫЕ И ДОЛГОТНЫЕ ЗАВИСИМОСТИ O/N2 И h1 ВО ВРЕМЯ ГЕОМАГНИТНОЙ БУРИ

На рис. 3 представлены долготно-временны́е развертки [O]/[N2], полученные по результатам измерений GUVI и модельных расчетов, и h1, полученные по результатам модельных расчетов ГСМ ТИП для 15–23 марта 2015 г. на широте 55° с.ш. На этом же рисунке представлено поведение Dst-индекса в рассматриваемый период, которое указывает на то, что 17 марта наблюдалась довольно сильная геомагнитная буря, имеющая достаточно долгую фазу восстановления. Сравнение значений [O]/[N2], полученных по данным наблюдений и по результатам модельных расчетов, выявляет количественные и следующие наиболее важные качественные сходства: 1) область минимальных значений [O]/[N2] в американском долготном секторе (~60° з.д.); 2) отрицательные возмущения значений [O]/[N2] 17 и 18 марта относительно 16 марта на всех долготах; 3) положительные возмущения O/N2 на долготах 60°–105° в.д. после окончания геомагнитной бури (20–23 марта). Следует также отметить следующие отличия результатов модели от данных наблюдений: 1) качественно более сложная картина по данным наблюдений; 2) формирование максимального отрицательного возмущения 18 марта на долготе ~105° в.д., которое количественно не воспроизводится моделью (этот факт обсуждался в работе [23]. Несмотря на указанные отличия можно отметить, что модель ГСМ ТИП в целом неплохо воспроизводит наблюдаемые по методике TIMED GUVI значения [O]/[N2] и, следовательно, можно рассчитывать на то, что оценка величины h1 и ее вариации во время бури, полученные по результатам расчетов модели ГСМ ТИП, являются адекватными. Согласно модельным оценкам в спокойных условиях h1 в зависимости от широты изменяется в диапазоне 148–154 км с минимальными значениями в области экватора и максимумами в высоких широтах. Во время геомагнитной бури (17 и 18 марта) происходит значительное увеличение значения h1 до 164 км в высоких широтах и до 152 км на экваторе. Такое поведение h1 совпадает с поведением n(N2) во время геомагнитных бурь [1]. Следует также отметить довольно продолжительное восстановление h1 до предбуревых значений (4–5 сут) и падение значений h1 на экваторе на 5-й день после геомагнитной бури.

Рис. 3.

Временнóй ход Dst-индекса (а) и долготно-временны́е развертки полуденных значений отношения n(O)/n(N2) по данным наблюдений (б) и результатам модельных расчетов (в), а также рассчитанного по модели ГСМ ТИП нижнего предела интегрирования h1 (г) с 15 по 23 марта 2015 г. на широте 55° с.ш.

Рис. 4.

Широтно-временнáя развертка рассчитанных по модели ГСМ ТИП (90° з.д.) полуденных значений отношения n(O)/n(N2) – вверху и нижнего предела интегрирования h1 – внизу в период с 15 по 23 марта 2015 г. на долготе восточно-сибирского региона.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

В статье представлены результаты модельной оценки высоты нижнего предела интегрирования отношения концентраций атомарного кислорода к молекулярному азоту (n(O)/n(N2)) в термосфере, получаемого по методике TIMED GUVI. Согласно этой методике наблюдений нижний предел интегрирования (h1) соответствует высоте, на которой интеграл n(N2) в пределах от высоты пролета спутника до h1 принимает значение 1017 см–2. Оценки модели ГСМ ТИП показали, что для рассмотренных условий (январь 2013 г. и март 2015 г.) h1 варьируется в диапазоне 148–164 км; h1 имеет суточную, сезонную, широтную и долготную вариации, слабо зависит от солнечного излучения и довольно сильно от геомагнитной активности. Амплитуда суточной вариации h1 на среднеширотной станции достигает ~2% от ее средней величины. В спокойных геомагнитных условиях амплитуда широтной зависимости h1 составляет ~8% от ее среднего значения для зимнего солнцестояния и ~4% в период весеннего равноденствия. Максимальные изменения h1 во время геомагнитной бури происходят в высокоширотном регионе и для геомагнитной бури в марте 2015 года составили ~8% от среднего значения.

Авторы выражают благодарность Aerospace Corporation и Johns Hopkins University за спутниковые данные GUVI/TIMED, а также сервису OMNIWeb Plus NASA/Goddard Space Flight Center за данные геомагнитных и солнечных индексов.

Работа выполнена при финансовой поддержке грантом РНФ № 21-17-00208 в части проведения исследований с использованием модели верхней атмосферы и Минобрнауки России в части обработки данных спутниковых наблюдений.

Список литературы

  1. Mayr H.G., Volland H. // J. Geophys. Res. 1973. V. 78. № 13. P. 2251.

  2. Mayr H.G., Hedin A.E. // J. Geophys. Res. 1977. V. 82. № 7. P. 1227.

  3. Mayr H.G., Harris I., Spencer N.W. // Rev. Geophys. Space Phys. 1978. V. 16. P. 539; https://doi.org/10.1029/RG016i004p00539

  4. Брюнелли Б.Е., Намгаладзе А.А. // Физика ионосферы. М.: Наука, 1988.

  5. Rishbeth H. // J. Atmos. Sol. and Terr. Phys. 1998. V. 60. P. 1385.

  6. Yasyukevich Y.V., Yasyukevich A.S., Ratovsky K.G. et al. // J. Space Weather Space Clim. 2018. V. 8. P. A45; https://doi.org/10.1051/swsc/2018036

  7. Клименко М.В., Клименко В.В., Захаренкова И.Е. и др. // Хим. физика. 2019. Т. 38. №10. С. 83; https://doi.org/10.1134/S0207401X19070082

  8. Ратовский К.Г., Клименко М.В., Клименко В.В. и др. // Солнечно-земная физика. 2018. Т. 4. № 4. С. 32; https://doi.org/10.12737/szf-44201804

  9. Ратовский К.Г., Клименко М.В., Ясюкевич Ю.В. и др. // Хим. физика. 2020. Т. 39. № 10. С. 57; https://doi.org/10.31857/S0207401X20100106

  10. Ratovsky K.G., Klimenko M.V., Yasyukevich Y.V. et al. // Atmos. 2020. V. 11. № 12. P. 1308; https://doi.org/10.3390/atmos11121308

  11. Klimenko M.V., Klimenko V.V., Zakharenkova I.E. et al. // Ann. Geophys. 2017. V. 35. P. 923; https://doi.org/10.5194/angeo-35-923-2017

  12. Klimenko M.V., Klimenko V.V., Despirak I.V. et al. // J. Atmos. Sol.-Terr. Phys. 2018. V. 180. P. 78; https://doi.org/10.1016/j.jastp.2017.12.017

  13. Ren D., Lei J., Wang W. et al. // J. Geophys. Res. Space. Phys. 2018. V. 123. P. 7906; https://doi.org/10.1029/2018JA025835

  14. Клименко М.В., Клименко В.В., Ратовский К.Г. и др. // Хим. физика. 2021. Т. 40. № 5. С. 75; https://doi.org/10.31857/S0207401X21050058

  15. Korenkov Y.N., Klimenko V.V., Klimenko M.V. et al. // J. Geophys. Res. 2012. V. 117. A10309; https://doi.org/10.1029/2012JA018018

  16. Shpynev B.G., Kurkin V.I., Ratovsky K.G. et al. // Earth Planets and Space. 2015. V. 67. P. 18; https://doi.org/10.1186/s40623-015-0187-1

  17. Yasyukevich A.S. // J. Geophys. Res. Space Phys. 2018. V. 123; https://doi.org/10.1002/2017JA024739

  18. Клименко М.В., Ратовский К.Г., Клименко В.В. и др. // Хим. физика. 2021. Т. 40. № 10. С. 85; https://doi.org/10.31857/S0207401X21100083

  19. Strickland D.J., Meier R.R., Walterscheid R.L. et al. // J. Geophys. Res. 2004. V. 109. A01302; https://doi.org/10.1029/2003JA010220

  20. Christensen A.B., Paxton L.J., Avery S. et al. // J. Geophys. Res. 2003. V. 108. № A12. P. 1451; https://doi.org/10.1029/2003JA009918

  21. Namgaladze A.A., Korenkov Yu.N., Klimenko V.V et al. // Pure Appl. Geophys. (PAGEOPH). 1988. V. 127. № 2/3. P. 219.

  22. Korenkov Yu.N., Klimenko V.V., Forster M. et al. // J. Geophys. Res. 1998. V. 103. № A7. P. 14697; https://doi.org/10.1029/98JA00210

  23. Dmitriev A.V., Suvorova A.V., Klimenko M.V et al. // J. Geophys. Res. Space Phys. 2017. V. 122. P. 2398; https://doi.org/10.1002/2016JA023260

  24. Ясюкевич А.С., Клименко М.В., Куликов Ю.Ю. и др. // Солнечно-земная физика. 2018. Т. 4. № 4. С. 5; https://doi.org/10.12737/szf-43201801

  25. Klimenko M.V., Zakharenkova I.E., Klimenko V.V. et al. // Space Weather. 2019. V. 17. P. 1073; https://doi.org/10.1029/2018SW002143

Дополнительные материалы отсутствуют.