Российские нанотехнологии, 2021, T. 16, № 4, стр. 535-544

ВЛИЯНИЕ УКСУСНОЙ КИСЛОТЫ НА СВОЙСТВА МИКРОПОРИСТОГО МЕТАЛЛ-ОРГАНИЧЕСКОГО КООРДИНАЦИОННОГО ПОЛИМЕРА MIL-88a, ПОЛУЧАЕМОГО В МИКРОФЛЮИДНЫХ УСЛОВИЯХ ПРИ КОМНАТНОЙ ТЕМПЕРАТУРЕ

П. В. Медведев 1*, В. В. Бутова 1, М. А. Солдатов 1, А. А. Кужаров 1, А. Г. Федоренко 2, С. О. Шаповалова 1, О. А. Бурачевская 1, И. Е. Горбань 1, А. В. Солдатов 1

1 Международный исследовательский институт интеллектуальных материалов, Южный федеральный университет
Ростов-на-Дону, Россия

2 Академия биологии и биотехнологии, Южный федеральный университет
Ростов-на-Дону, Россия

* E-mail: pmedvedev@sfedu.ru

Поступила в редакцию 06.10.2020
После доработки 20.11.2020
Принята к публикации 18.12.2020

Полный текст (PDF)

Аннотация

Представлена новая экологичная методика микрофлюидного синтеза металл-органического координационного полимера MIL-88a в водной среде при комнатной температуре. Для контроля морфологии и размера получаемых частиц в ходе синтеза вводилась добавка модулятора – уксусной кислоты. Показано, что увеличение концентрации уксусной кислоты в определенном интервале молярных соотношений приводит к уменьшению линейного размера частиц, а также позволяет получить материал с монодисперсной пористостью. Полученные в ходе исследования образцы всесторонне охарактеризованы методами порошковой рентгеновской дифракции, ИК-спектроскопии с преобразованием Фурье, термогравиметрии, просвечивающей электронной микроскопии. Пористость полученных материалов рассчитана согласно модели БЭТ на основе данных низкотемпературной адсорбции азота.

ВВЕДЕНИЕ

Металл-органические координационные полимеры (МОКП) представляют собой класс перспективных пористых материалов с модульной структурой [1, 2]. Они состоят из ионов или кластеров металлов, называемых вторичными строительными блоками, которые соединяются друг с другом посредством органических молекул – линкеров [3, 4]. Большое количество органических и неорганических компонентов позволяет тонко настраивать физические и химические свойства получаемых МОКП, а также применять их в таких отраслях, как катализ [5, 6], хранение и разделение газов [7, 8], очистка сточных вод [9, 10] и биомедицина [11, 12]. Поскольку множество исследований посвящено развитию терапевтических и диагностических методов и адресной доставке лекарств, особое внимание уделяется поиску и изучению нетоксичных МОКП [1214]. Такие материалы разлагаются в организме на эндогенные компоненты, высвобождая адсорбированные молекулы вроде биоактивных газов [15] или лекарств [16].

Отметим, что основными недостатками существующих технологий адресной доставки лекарств нанообъектами являются низкая эффективность загрузки и быстрое высвобождение препарата, адсорбированного на внешней поверхности носителя [13]. Поэтому одними из наиболее перспективных кандидатов в новый класс таких контейнеров являются пористые гибридные наноматериалы на основе МОКП. Они обладают возможностью тонкого “настраивания” структуры и пористости на молекулярном уровне и являются подходящими материалами для транспортировки биологически активных соединений [1]. В качестве примера можно привести применение MIL-88a для хранения и контролируемого высвобождения монооксида азота (NO) – важнейшего медиатора биологических процессов в организме человека [17]. Была показана возможность загружать в наночастицы MIL-88a противовирусные препараты для высокоактивной антиретровирусной терапии (цидофовир и трифосфата зидовудина) [13].

MIL-88a (MIL – Materials Institute Lavoisier или Материалы Института Лавуазье) является представителем нетоксичной разновидности МОКП, который имеет гибкий каркас, разлагается на эндогенные компоненты и имеет потенциальное применение в области медицинской визуализации, а также большую емкость для загрузки гостевыми молекулами [13, 18]. Его вторичные строительные блоки состоят из трех ионов железа со степенью окисления +3, имеющих октаэдрическое кислородное окружение. Один атом кислорода из этого окружения является общим для трех атомов железа, еще четыре принадлежат фумарат-ионам, соединяющим вторичные строительные блоки между собой, и последний принадлежит молекуле воды (рис. 1а) [19, 20]. Описанная выше структура формирует каркас, внутри которого находится система из связанных между собой микропор диаметром несколько нанометров (рис. 1б), способных накапливать гостевые молекулы, главным образом воду, и высвобождать их при повышении температуры (так называемый процесс активации) или при разложении каркаса.

Рис. 1.

Модель структуры MIL-88a: а – вторичный строительный блок с фумарат-ионами в качестве линкера; б – каркас, формирующий систему пор.

Для биомедицинских применений важно контролировать размер, форму и пористость получаемых частиц, но для большинства МОКП это трудновыполнимая задача [21]. Анализ предыдущих работ (табл. 1) показывает, что процесс кристаллизации MIL-88a сильно зависит от выбора растворителя. Например, синтез в диметилформамиде (ДМФА) приводит к формированию веретенообразных и алмазоподобных частиц [22, 23], тогда как синтез в воде приводит к формированию стержневидной морфологии [24]. Кроме того, водный синтез предпочтителен для биомедицинских применений, так как вода не является токсичным растворителем в отличие от органических растворителей. Поэтому важно научиться контролировать форму, размер и пористость частиц MIL-88a при синтезе в водных растворах.

Таблица 1.

Влияние параметров синтеза на форму и размер получаемых частиц

Молярные соотношения реактивов Добавки (эквива-лент) Условия синтеза Полученные частицы Литера-тура
Fe3+ ФК Растворитель Метод T, °C Вре- мя, ч Форма Размер, мкм
1 1 2222 H2O   ГТ 70 12 Стержень 0.5 × 3 [35]
1 1 555.5 H2O   ГТ 65 12 0.6 × 2 [36]
1 1 278 H2O   ГТ 65 16 0.6 × 4.5 [24]
1 1 278 H2O   ГТ 65 12 0.4 × >1 [37]
1 1 274 H2O   ГТ 65 12 0.5 × 5 [38]
1 1 166.7 H2O   ГТ 65 12 0.5 × >2 [2]
1 1 139 H2O   ГТ 100 4 0.5 × >4 [22]
1 1 32 ДМФА   СТ 100 4 Ромб 5
1 1.67 108 ДМФА   СТ 100 12 Веретено 1
1 1.04 277 H2O   Смешивание комнатная 2 мин Сферический* 0.049 [23]
1 1.04 277 H2O   ГТ 80 24 Стержень 0.4–1 × 10
1 1.04 64 ДМФА   МВ 120 5 мин Веретено 0.184 × 0.4
1 1.04 64 ДМФА   СТ 120 0.5 1.2
1 1 НД ДМФА+ этанол NaOH (0.8) СХ комнатная 1 0.55 × 1.3 [39]
2 1.6–3.2 × × 2.7–5.4
1.67 1 65 ДМФА УК (1.66) СТ 100 6.5 0.7–4 [27]
УК (8–10) Алмаз 4–8
2.85 1 НД H2O +
1-октанол
ПВС+ТБА МФ 40 20 мин Сферический 30–2000 [30]

Примечание. ФК – фумаровая кислота, НД – нет данных, УК – уксусная кислота, ПВС – поливиниловый спирт, ТБА – трибутиламин, ГТ – гидротермальный, СТ – сольвотермальный, МВ – микроволновый, СХ – сонохимический, МФ – микрофлюидный.

Также на рост частиц влияют модуляторы [2527], в роли которых могут выступать одноосновные карбоновые кислоты. Введение модуляторов в реакционную смесь приводит к конкуренции между молекулами линкера и модулятора за координацию ионов металлов. Такая конкуренция замедляет рост кристаллитов, что может приводить к формированию более крупных частиц с меньшим количеством дефектов. В [27] этот подход в сольвотермальном синтезе MIL-88a в ДМФА был применен с использованием уксусной кислоты в качестве модулятора.

Кроме того, на процесс кристаллизации может влиять метод синтеза. Микрофлюидный синтез МОКП является многообещающим методом ввиду более однородного и эффективного смешивания реактивов, а также возможности быстро менять температуру реакционной смеси [28, 29]. Адаптация микрофлюидных условий к получению МОКП потенциально может приводить к более тонкому контролю размера, формы и пористости получаемых кристаллитов. Тем не менее на данный момент опубликовано всего несколько работ, где такая адаптация была применена для MIL-88a [23, 30].

В настоящей работе представлен новый микрофлюидный синтез микрочастиц MIL-88a в водной среде при комнатной температуре.

ЭКСПЕРИМЕНТАЛЬНАЯ ЧАСТЬ

В рамках развития подходов зеленой химии вода использована в качестве экологичного и нетоксичного растворителя. В качестве модулятора использована уксусная кислота в различных пропорциях для контроля процесса кристаллизации. Молярное соотношение растворов фумарата натрия и хлорида железа(III) во всех синтезах оставалось постоянным – 1 : 1. Все образцы обозначены в соответствии с молярным соотношением хлорид железа : фумарат натрия: уксусная кислота (табл. 2). Образец 233Ac-B был получен смешиванием реактивов в химическом стакане при комнатной температуре с использованием магнитной мешалки. Синтез образцов MIL-88a проводили при комнатной температуре (23–26°С) путем смешивания 100 мл водного раствора двузамещенного фумарата натрия с 100 мл водного раствора хлорида железа с концентрацией 40 ммоль/л. Модулятор предварительно добавляли к хлориду железа в различных пропорциях – от 0 до 2.33 молярных эквивалентов. Полученный осадок MIL-88a отделяли на центрифуге от продуктов реакции (10 мин, 15 000 об./мин), затем промывали деионизированной водой 16 ч, после чего высушивали при 60°С в течение 16 ч. Для точного поддержания заданной скорости потока реактивов использовали микрофлюидную установку с двумя шприцевыми насосами (рис. 2). Транспортировку реактивов осуществляли по системе из перфторалкоксидных трубок и переходников с внутренним диаметром 1 мм, тогда как смешивание происходило в Y-образном соединительном элементе. Поток каждого насоса поддерживался на уровне 100 мкл/с, и после смешивания двух реактивов суспензия перемещалась по трубке со скоростью 200 мкл/с. Для обеспечения постоянного перемешивания реактивов использовали 10-метровый виток трубок, после которого полученная суспензия MIL-88a попадала в емкость, откуда ее забирали для анализа.

Таблица 2.

Молярные соотношения полученных образцов

Образец Молярные соотношения реактивов
Fe3+ FC2– Уксусная кислота Вода
0Ac 1 1 0 2781
10Ac 1 1 0.1 2781
20Ac 1 1 0.2 2781
50Ac 1 1 0.5 2781
233Ac 1 1 2.33 2781
233Ac-B 1 1 2.33 2781
Рис. 2.

Схематическое изображение микрофлюидного синтеза MIL-88a.

Шестиводный хлорид железа(III) FeCl3 ⋅ 6Н2О (Sigma-Aldrich, ≥98%), фумаровую кислоту C4H4O4 (Alfa Aesar, 99%), ледяную уксусную кислоту C2H4O (PanReac AppliChem, 99.5%), гидроксид натрия NaOH (Alfa Aesar, 98%) использовали без дополнительной очистки. В качестве растворителя использовали деионизированную воду (18 МОм см), полученную с помощью системы очистки воды Simplicity UV. Фумарат натрия двузамещенный был получен в процессе взаимодействия водных растворов фумаровой кислоты и гидроксида натрия.

Фумарат натрия двузамещенный имеет значительно более высокую растворимость (22.8 г на 10 мл при 25°С) по сравнению с фумаровой кислотой (0.63 г на 100 мл при 25°С). Более того, в водной среде он полностью диссоциирует и обеспечивает фумарат-ионами формирование MIL-88a. Поэтому было решено использовать его вместо фумаровой кислоты, традиционно используемой для получения MIL-88a.

МЕТОДЫ ХАРАКТЕРИЗАЦИИ

Данные ИК-спектроскопии с преобразованием Фурье записывали в диапазоне 400–3750 см–1 на спектрометре FSM-1202 (Инфраспек, Россия) в режиме на просвет с разрешением 2 см–1. Для этого синтезированный образец смешивали с сухим порошком бромида калия в массовом соотношении 1:100. Из 300 мг смеси формировали таблетку при помощи пресс-формы и лабораторного пресса. Для вычета фона использовали такую же таблетку, но из чистого бромида калия.

Для получения дифрактограмм синтезированных образцов использовали рентгеновский дифрактометр D2 Phaser (Bruker, Германия) с излучением CuKα (λ = 1.54 Å). Измерения проводили на низкофоновой кювете с разрешением 0.05° шкалы 2θ в диапазоне 5°–40° со временем накопления 0.1 с на шаг.

Термогравиметрические кривые получены на приборе синхронного термического анализа STA 449 F5 Jupiter (Netzsch, Германия) во время нагрева образцов до 500°С со скоростью нагрева 5°С/мин. Измерения проводили в корундовом тигле при постоянном обдуве сухой смесью азота и кислорода с объемным соотношением 78:22.

Для определения формы и размера синтезированных кристаллитов на просвечивающем электронном микроскопе (ПЭМ) Tecnai G2 BioTwin (FEI Company, Netherlands) с ускоряющим напряжением 120 кВ получены снимки образцов.

Изотермы адсорбции азота измеряли на анализаторе пористости ASAP2020 (Micromeritics) при температуре –196°С. Перед измерением образцы проходили процедуру дегазации при 150°С в условиях динамического вакуума в течение 12 ч. Удельные площади поверхности были рассчитаны согласно модели БЭТ. Распределение пор по размерам рассчитано методом NLDFT согласно модели цилиндрических пор.

РЕЗУЛЬТАТЫ И ИХ ОБСУЖДЕНИЕ

ИК-спектры полученных образцов (рис. 3а) демонстрируют типичный для MIL-88a набор пиков поглощения [31]: колебания Fe–O при 570 см–1, С=С при 981 см–1, валентные колебания карбоксильной группы – симметричные при 1397 см–1 и асимметричные при 1602 см–1, а также колебания групп C=O при 1706 см–1, C–O при 1284 см–1 и широкая область O–H-колебаний несвязанных молекул воды в диапазоне от 2750 до 3750 см–1.

Рис. 3.

ИК-спектры (а); дифрактограммы (б); термогравиметрические и ДСК-кривые образцов (в).

Для анализа набора пиков на дифрактограммах использовали структуру MIL-88a [32]. Согласно опубликованным кристаллографическим данным был рассчитан профиль порошковой рентгеновской дифракции MIL-88a, который затем сравнивали с дифрактограммами полученных образцов (рис. 3б). Позиции всех пиков экспериментальных дифрактограмм, даже наименее интенсивных, хорошо согласуются с позицией пиков теоретической дифрактограммы. Кроме того, установлено, что варьирование количества уксусной кислоты не влияет на профиль экспериментальных дифрактограмм. Наиболее интенсивными являются пики при 7.4° и 10.2° шкалы 2θ, которые соответствуют плоскостям отражения (100) и (101) соответственно. Замеченное изменение интенсивностей этих пиков может быть связано с изменением предпочтительной ориентации частиц MIL-88a.

Термогравиметрические и кривые дифференциальной сканирующей калориметрии (ДСК) показаны на рис. 3в. Потеря массы каждого из образцов после разложения в потоке газовой смеси была пересчитана относительно Fe2O3, что приняли за 100%. Так как формула MIL-88a содержит три иона железа, в то время как оксид железа всего два, то количество получаемого оксида железа было умножено на 1.5. Первый этап потери массы при температурах ниже 150°C связан с процессом выхода растворителя из пор МОКП. Второй этап на термогравиметрических кривых связан с разложением каркаса. Наблюдаемая двухэтапная потеря массы в температурном диапазоне 300–500°С может быть связана с формированием и дальнейшим разложением оболочки из чистого углерода на поверхности Fe2O3, что согласуется данными [33]. Теоретическая потеря массы в соответствии с формулой MIL-88a Fe3O(H2O)3(C4H2O4)3(C2H3O2) должна составлять 62.5%. Экспериментальная потеря для образцов 20Ac, 50Ac и 233Ac довольно близка к этому значению и составляет соответственно 60.5, 61.2 и 60.7%, что несколько ниже теоретического значения. Это может быть связано с наличием таких дефектов структуры, как нехватка молекул линкеров в каркасе [34].

Просвечивающая электронная микроскопия 10Ac, 20Ac и 50Ac (рис. 4) демонстрирует стержневидную морфологию кристаллитов. Это соответствует данным [34] о синтезе MIL88a в воде (табл. 1). Отметим, что полученные кристаллы отличаются от ранее опубликованных данных меньшим размером, правильной формой и отсутствием заметной агрегации. Увеличение длины 1347 ± 146, 1369 ± 164, 1607 ± 204 нм, а также ширины 193 ± 30, 210 ± 38, 235 ± 32 нм кристаллитов 10Ac, 20Ac, 50Ac соотносится с увеличением количества уксусной кислоты. Это соответствует данным, полученным для других видов МОКП. Влияние модулятора на процесс роста кристалла можно объяснить следующими процессами. В первый момент в реакционной смеси ионы металла координируются анионами модулятора (в данном случае ацетат-ионами), который добавляют к соли металла перед введением дикарбонового линкера. Когда вводится последний, происходит обменная реакция, и в координационной сфере металла анионы модулятора замещаются анионами линкера. Это связано с тем, что линкер способен образовать в 2 раза больше ковалентных связей, чем модулятор, и его присоединение энергетически выгоднее. Таким образом, вместо прямого взаимодействия ионов металла с линкерами происходит обменный процесс. Это замедляет скорость роста кристаллов и приводит к увеличению их размеров. Эту тенденцию наблюдали и в случае синтеза MIL-88a c модулятором – уксусной кислотой. Увеличение концентрации модулятора приводит к увеличению размеров кристаллов. Отметим, что после достижения предельного соотношения с линкером модулятор может полностью блокировать рост кристаллов или значительно изменить свойства получаемого материала. Так, в случае образца 233Ac наблюдается примесь мелкой аморфной фракции на ПЭМ-изображениях. Крупные кристаллы также несколько отличаются от остальных образцов меньшим соотношением длина–ширина, что приближает их форму к веретенообразной. Согласно [26] формирование кристаллов MIL-88a проходит в две стадии. На первой образуются зародыши алмазо- или веретенообразной формы, затем они растут, образуя удлиненные кристаллы. По-видимому, высокая концентрация уксусной кислоты замедлила вторую стадию роста кристаллов и повлияла на морфологию частиц.

Рис. 4.

ПЭМ-изображения образцов.

Рис. 5.

Распределение размеров частиц, определенное по ПЭМ-избражениям.

Сравнение образцов, полученных в ходе микрофлюидного синтеза (например, 233Ас), с образцами, полученными методом осаждения в химическом стакане (233Ac-B), позволило выявить влияние условий получения MIL-88a на его морфологию и свойства. Электронная микроскопия образца 233Ас-В демонстрирует, что в результате преципитатного синтеза образуются стержневидные кристаллы разной длины с менее удлиненной по сравнению с образцами 10Ac, 20Ac и 50Ac морфологией. Таким образом сохраняется тенденция, замеченная в образце 233Ac – более высокая концентрация модулятора (уксусной кислоты) приводит к более медленному росту кристаллов с веретенообразной формой. Важно отметить, что влияние уксусной кислоты, как модулятора при микрофлюидном синтезе MIL-88a, выражено гораздо сильнее, что, несомненно, связано с принципиальной разницей качества перемешивания растворов реагирующих веществ. Поэтому именно более равномерное перемешивание достигается в микрофлюидной системе, в то время как стандартное перемешивание при помощи магнитной мешалки приводит к флуктуации градиента возможных концентраций и соотношений реагентов, что оказывает заметное влияние на условия синтеза и качество получаемого продукта.

Для идентификации влияния концентрации уксусной кислоты как модулятора при синтезе не только на форму и размер частиц, но и на пористость MIL-88a были проведены исследования методом БЭТ. Сравнение изотерм адсорбции азота образца 233Ac (рис. 6) с образцом, который был получен при меньших количествах модулятора (10Ac), а также с контрольным образцом без модулятора (0Ac) показало, что изотерма образца 233Ac значительно отличается от прочих. Формы изотерм 0Ac и 10Ac показывают, что они могут относиться к микропористым материалам, тогда как 233Ac – к непористым. Величины удельной площади поверхности образцов 0Ac, 10Ac и 233Ac соответственно равны 161, 241 и 219 м2/г. Тем не менее анализ формы изотермы адсорбции азота (рис. 6) показал, что в случае образца 233Ac внешняя поверхность кристаллов вносит основной вклад в значение удельной площади поверхности, в то время как для двух других образцов микропоры обеспечивали большую часть удельной поверхности (табл. 3). Также образец 10Ас имеет монодисперсное распределение ширины пор величиной 9 Å, что выгодно отличает его от прочих образцов с полидисперсным распределением ширины. Таким образом, добавка уксусной кислоты в ходе реакции влияет как на размер, так и на пористость получаемых материалов. Это также связано с уменьшением скорости роста кристаллов. Как было отмечено ранее, в первый момент металл связывается с модулятором, который далее заменяется на молекулы линкера. Это приводит к менее дефектным микропористым материалам. Быстрое формирование кристалла, как в случае образца 0Ac, может привести к недостатку линкеров в структуре и, как следствие, к объединению нескольких пор в одну дефектную полость. Это и наблюдается в случае образца 0Ac (рис. 6в). В то же время образец 10Ac демонстрирует узкий единственный пик на диаграмме распределения пор по размерам, что свидетельствует об отсутствии дефектов. Низкая пористость образца 233Ac также может быть отнесена к влиянию высокой концентрации модулятора, блокирующей вторую стадию роста кристалла. В результате полученные частицы не могут сорбировать азот.

Рис. 6.

Изотермы адсорбции азота синтезированных образцов (а). Заполненные маркеры обозначают ветви адсорбции, пустые – десорбции. Область низких давлений изотерм адсорбции азота образцов MIL-88a (б). Распределение пор по размерам, рассчитанное методом NLDFT; линейное представление уравнения БЭТ (в).

Таблица 3.

Данные, рассчитанные из изотерм адсорбции азота

Образец БЭТ t-график Объем пор, см3
  Удельная площадь поверхности, м2 Корреляционный коэффициент Площадь микропор, м2 Внешняя площадь поверхности, м2
0Ac 160.7 0.9999976 125.4 35.3 0.07
10Ac 241.3 0.9999894 202.8 38.5 0.10
233Ac 219.1 0.9987248   465.4 0.38

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Определено влияние количества модулятора и микрофлюидных условий на форму, размер и пористость частиц, получаемых при комнатной температуре. По сравнению с синтезом без добавок (0Ac) добавление уксусной кислоты в реакционную смесь замедляет, но не препятствует росту кристаллов при низких концентрациях модулятора (10Ac, 20Ac, 50Ac) и приводит к блокированию роста и формированию аморфной наноразмерной фазы при высокой (233Ac) концентрации. В диапазоне низких концентраций наблюдается увеличение размеров кристаллитов с увеличением количества модулятора. Установлено, что оптимальная концентрация модулятора (0.1–0.5 эквивалентов) в условиях микрофлюидного синтеза позволяет сформировать стержневидные кристаллы MIL-88a правильной формы без значительной агрегации с узким распределением по размерам. Диапазон размеров таких кристаллов составляет 1.4–1.6 мкм в длину и 200 нм в ширину. При этом полученный образец 10Ac имеет монодисперсное распределение ширины пор, которая составляет 0.9 нм. При использовании концепции зеленой химии и благодаря тонкому контролю условий синтеза удалось добиться получения кристаллитов с наиболее подходящей для биомедицинских применений пористостью, что является отправной точкой для будущих исследований в области адресной доставки лекарств.

Работа выполнена при поддержке Российского научного фонда (проект № 19-73-10069).

Список литературы

  1. Butova V.V., Soldatov M.A., Guda A.A. et al. // Russ. Chem. Rev. 2016. V. 85. № 3. P. 280. https://doi.org/10.1070/rcr4554

  2. Khasevani S.G., Gholami M.R. // Inorgan. Chem. Commun. 2019. V. 102. P. 221. https://doi.org/10.1016/j.inoche.2019.01.039

  3. Tranchemontagne D.J., Mendoza-Cortes J.L., O’Keeffe M., Yaghi O.M. // Chem. Soc. Rev. 2009. V. 38. № 5. P. 1257.

  4. Yaghi O.M., O’Keeffe M., Ockwig N.W. et al. // Nature. 2003. V. 423. № 6941. P. 705. https://doi.org/10.1038/nature01650

  5. Braglia L., Borfecchia E., Maddalena L. et al. // Catal. Today. 2017. V. 283. P. 89. https://doi.org/10.1016/j.cattod.2016.02.039

  6. Bugaev A.L., Guda A.A., Lomachenko K.A. et al. // Faraday Discuss. 2018. V. 208. P. 287. https://doi.org/10.1039/c7fd00224f

  7. Furukawa H., Yaghi O.M. // J. Am. Chem. Soc. 2009. V. 131. № 25. P. 8875. https://doi.org/10.1021/ja9015765

  8. Butova V.V., Budnyk A.P., Charykov K.M. et al. // Inorg. Chem. 2019. V. 58. № 2. P. 1607. https://doi.org/10.1021/acs.inorgchem.8b03087

  9. Butova V.V., Bulanova E.A., Polyakov V.A. et al. // Inorg. Chim. Acta. 2019. V. 492. P. 18. https://doi.org/10.1016/j.ica.2019.04.011

  10. Butova V.V., Polyakov V.A., Erofeeva E.A. et al. // Inorg. Chim. Acta. 2020. V. 509. P. 119678.https://doi.org/10.1016/j.ica.2020.119678

  11. McKinlay A.C., Morris R.E., Horcajada P. et al. // Angew. Chem.-Int. Edit. 2010. V. 49. № 36. P. 6260. https://doi.org/10.1002/anie.201000048

  12. Horcajada P., Gref R., Baati T. et al. // Chem. Rev. 2012. V. 112. № 2. P. 1232. https://doi.org/10.1021/cr200256v

  13. Horcajada P., Chalati T., Serre C. et al. // Nat. Mater. 2010. V. 9. № 2. P. 172. https://doi.org/10.1038/nmat2608

  14. Liu R., Yu T., Shi Z., Wang Z.Y. // Int. J. Nanomed. 2016. V. 11. P. 14. https://doi.org/10.2147/ijn.s100877

  15. Parnham E.R., Morris R.E. // Accounts Chem. Res. 2007. V. 40. № 10. P. 1005. https://doi.org/10.1021/ar700025k

  16. Horcajada P., Serre C., Vallet-Regi M. et al. // Angew. Chem.-Int. Edit. 2006. V. 45. № 36. P. 5974. https://doi.org/10.1002/anie.200601878

  17. McKinlay A.C., Eubank J.F., Wuttke S. et al. // Chem. Mat. 2013. V. 25. № 9. P. 1592. https://doi.org/10.1021/cm304037x

  18. Mejia-Ariza R., Huskens J. // J. Mat. Chem. B. 2016. V. 4. № 6. P. 1108. https://doi.org/10.1039/c5tb01949d

  19. Medvedev P.V., Soldatov M.A., Shapovalov V.V. et al. // JETP Letters. 2018. V. 108. № 5. P. 318. https://doi.org/10.1134/s0021364018170083

  20. Serre C., Millange F., Surble S., Ferey G. // Angew. Chem.-Int. Edit. 2004. V. 43. № 46. P. 6286. https://doi.org/10.1002/anie.200454250

  21. Ploetz E., Engelke H., Lachelt U., Wuttke S. // Adv. Funct. Mater. 2020. V. 30. № 41. P. 77. https://doi.org/10.1002/adfm.201909062

  22. Wang L., Zhang Y.Y., Li X. et al. // Sci Rep. 2015. V. 5. P. 12. https://doi.org/10.1038/srep14341

  23. Hirschle P., Hirschle C., Boll K. et al. // Chem. Mater. 2020. V. 32. № 6. P. 2253. https://doi.org/10.1021/acs.chemmater.9b03662

  24. Ke F., Luo G., Chen P.R. et al. // J. Porous Mat. 2016. V. 23. № 4. P. 1065. https://doi.org/10.1007/s10934-016-0164-5

  25. Tsuruoka T., Furukawa S., Takashima Y. et al. // Angew. Chem.-Int. Edit. 2009. V. 48. № 26. P. 4739. https://doi.org/10.1002/anie.200901177

  26. Butova V.V., Budnyk A.P., Guda A.A. et al. // Cryst. Growth Des. 2017. V. 17. № 10. P. 5422. https://doi.org/10.1021/acs.cgd.7b00892

  27. Bagherzadeh E., Zebarjad S.M., Hosseini H.R.M. // Eur. J. Inorg. Chem. 2018. V. № 18. P. 1909. https://doi.org/10.1002/ejic.201800056

  28. Flugel E.A., Ranft A., Haase F., Lotsch B.V. // J. Mater. Chem. 2012. V. 22. № 20. P. 10119. https://doi.org/10.1039/c2jm15675j

  29. Faustini M., Kim J., Jeong G.Y. et al. // J. Am. Chem. Soc. 2013. V. 135. № 39. P. 14619. https://doi.org/10.1021/ja4039642

  30. Jeong G.Y., Ricco R., Liang K. et al. // Chem. Mater. 2015. V. 27. № 23. P. 7903. https://doi.org/10.1021/acs.chemmater.5b02847

  31. Lin K.Y.A., Chen S.Y. // RSC Adv. 2015. V. 5. № 54. P. 43885. https://doi.org/10.1039/c5ra05705a

  32. Serre C., Mellot-Draznieks C., Surble S. et al. // Science. 2007. V. 315. № 5820. P. 1828. https://doi.org/10.1126/science.1137975

  33. Wang Y., Guo X., Wang Z. et al. // J. Mater. Chem. A. 2017. V. 5. № 48. P. 25562. https://doi.org/10.1039/c7ta08314a

  34. Valenzano L., Civalleri B., Chavan S. et al. // Chem. Mater. 2011. V. 23. № 7. P. 1700. https://doi.org/10.1021/cm1022882

  35. Wu H., Ma M.D., Gai W.Z. et al. // Environ. Sci. Pollut. Res. 2018. V. 25. № 27. P. 27196. https://doi.org/10.1007/s11356-018-2751-2

  36. Yu D.Y., Li L.B., Wu M., Crittenden J.C. // Appl. Catal. B-Environ. 2019. V. 251. P. 66. https://doi.org/10.1016/j.apcatb.2019.03.050

  37. Zhang Y., Zhou J.B., Chen X. et al. // Chem. Eng. J. 2019. V. 369. P. 745. https://doi.org/10.1016/j.cej.2019.03.108

  38. Shao Z.W., Zhang D.F., Li H. et al. // Sep. Purif. Technol. 2019. V. 220. P. 16. https://doi.org/10.1016/j.seppur.2019.03.040

  39. Amaro-Gahete J., Klee R., Esquivel D. et al. // Ultrason. Sonochem. 2019. V. 50. P. 59. https://doi.org/10.1016/j.ultsonch.2018.08.027

Дополнительные материалы отсутствуют.