Российские нанотехнологии, 2023, T. 18, № 6, стр. 775-783
Пегилированные наночастицы оксида железа: структурные, магнитные и сорбционные свойства
С. Э. Ага-Тагиева 1, А. С. Омельянчик 1, *, К. Э. Магомедов 1, 2, А. В. Моторжина 1, Ф. Ф. Оруджев 1, 2, В. В. Родионова 1, Е. В. Левада 1
1 Балтийский федеральный университет им. И. Канта
Калининград, Россия
2 Дагестанский государственный университет
Махачкала, Россия
* E-mail: ASOmelyanchik@kantiana.ru
Поступила в редакцию 20.03.2023
После доработки 28.03.2023
Принята к публикации 28.03.2023
Аннотация
Металлосодержащие наночастицы позволяют эффективно очищать сточные воды, а использование магнитных материалов обеспечивает возможность эффективного отделения сорбента от раствора. Синтезированы и модифицированы магнитные наночастицы оксида железа с использованием полиэтиленгликоля (ПЭГ) для создания стабильной суспензии. Структурные и магнитные свойства полученных образцов исследованы методами рентгеноструктурного анализа, просвечивающей электронной микроскопии, фурье-спектроскопии ИК-диапазона и вибрационной магнитометрии. Установлено, что варьирование соотношения магнитных наночастиц и ПЭГ в процессе модификации поверхности позволяет получать композитный материал с величиной намагниченности в поле 1.2 Тл в диапазоне 10–17 Ам2/кг при массовом содержании магнитных наночастиц в образцах 19–33%. Полученные образцы протестированы для очистки растворителя от метиленового синего, а также выявлено, что эти наночастицы не оказывают цитотоксического действия на клетки человека.
ВВЕДЕНИЕ
Металлосодержащие наночастицы представляют большой интерес для применения в области очистки сточных вод и ремедиации водных экосистем благодаря их высокой адсорбционной активности вместе со способностью к химической деградации загрязнителей и химической дезинфекции [1–3]. Все это обеспечивает эффективность очистки питьевой воды и промышленных стоков с помощью наноадсорбентов. Более того, эффективность очистки можно улучшить, используя магнитные наночастицы (МНЧ), отделяемые от раствора с помощью градиентного магнитного поля (магнитной декантации), что предотвратит попадание наносорбентов в окружающую среду [4–6].
Одним из наиболее перспективных материалов для применения в области очистки сточных вод являются МНЧ оксидов железа, полученных методом соосаждения солей железа [7, 8]. Этот метод позволяет получать наноразмерные магнетит Fe3O4 и маггемит γ-Fe2O3, которые обладают достаточно высокими значениями намагниченности насыщения и малыми размерами [9–11]. Магнетит и маггемит имеют ГЦК-структуру типа шпинели и, как правило, в случае наноматериалов сосуществуют [12–14]. Оксиды железа являются самыми безопасными магнитными материалами с точки зрения цитотоксического действия на клетки [15] и даже могут содержаться в живых организмах, например в магнитотактических бактериях [16]. Поэтому с целью минимизации рисков, связанных с возможностью попадания наносорбентов в открытые водоемы, предпочтительно использовать именно оксиды железа.
МНЧ испытывают сильное взаимодействие на основе сил Ван-дер-Ваальса и дипольного магнитного притяжения между частицами, которое может привести к агрегации частиц и нестабильности суспензий на их основе [17]. Поэтому необходимо использовать МНЧ с достаточно малым размером, чтобы они проявляли суперпарамагнитное поведение, при котором МНЧ не подвержены дипольным магнитным взаимодействиям. Размер МНЧ магнетита и маггемита, проявляющих суперпарамагнитные свойства при комнатной температуре, ниже 20 нм [18]. Также для улучшения времени циркуляции в воде и биосовместимости МНЧ покрывают биосовместимыми полимерами, такими как декстран, крахмал, желатин, хитозан, полиакриловая кислота, полиэтиленгликоль (ПЭГ) и другими [19–22]. Полимерное покрытие предотвращает агломерацию МНЧ за счет электростатических или стерических сил отталкивания [17]. В частности, покрытие ПЭГ позволяет добиться лучшей растворимости в воде, высокой биосовместимости и длительного времени циркуляции наночастиц в жидкости [23–28]. Кроме того, поверхность ПЭГ может быть дополнительно функционализирована с помощью органических или поверхностно-активных веществ для селективной сорбции ионов тяжелых металлов и органических красителей [29, 30]. В [30] показано, что адсорбенты на основе МНЧ оксидов с покрытием двухосновным гидроксидом магния и алюминия с высокой молекулярной массой ПЭГ имеют высокую адсорбционную емкость 833 мг/г метилового оранжевого благодаря быстрому обмену анионов, большей площади поверхности и электростатическому взаимодействию между адсорбатом и адсорбентом с возможностью повторного использования для применения в ремедиации воды [30]. Модификация наночастиц с помощью ПЭГ может улучшить стабильность и диспергируемость МНЧ, предотвращая агломерацию. Кроме того, это может снизить их токсичность. Исследование [31] показало биосовместимость МНЧ, покрытых ПЭГ, с различными клеточными культурами человека в патологическом состоянии.
В последние годы активно развиваются методы синтеза с использованием органических прекурсоров металлов, позволяющих контролировать размер и форму наночастиц [32, 33]. Однако такие реакции, как правило, достаточно сложно провести в большом объеме из-за необходимости контроля атмосферы и температуры, а также использования дорогостоящих реагентов [34]. Также процедура модификации поверхности МНЧ с помощью ПЭГ может требовать использования особых атмосферных условий или токсичных реактивов [35, 36]. Поэтому, несмотря на многообещающие результаты использования наносорбентов на основе пегелированных МНЧ для очистки сточных вод, задача получения материала в большом объеме и с минимальными затратами все еще остается актуальной.
В данном исследовании апробировали простой двухстадийный синтез, основанный на методе соосаждения, не требующий дорогостоящих реактивов с возможностью масштабирования синтеза для производства МНЧ в большом объеме. Исследовали свойства композитных наноматериалов, полученных при использовании различных концентраций ПЭГ в процессе модификации поверхности, для определения оптимальных условий покрытия МНЧ для их последующего использования в качестве наносорбентов органических красителей на примере метиленового синего. Также выявили, что модификация поверхности с помощью ПЭГ не влияет на биосовместимость МНЧ с клеточными культурами кожи и печени человека.
МЕТОДЫ
Синтез наночастиц
Железо(II) сернокислое семиводное (FeSO4·7H2O, ЧДА, ЛенРеактив), железо(III) треххлористое шестиводное (FeCl3·6H2O, Ч, ЛенРеактив), гидроксид натрия (NaOH, ≥98%, Sigma-Aldrich) и ПЭГ со средней молекулярной массой 3000 Да (Sigma-Aldrich) использовали для получения наноматериала. Синтез и процесс модификации поверхности проводили в деионизированной воде.
Для синтеза МНЧ оксида железа 5 ммоль гептагидрата сульфата железа(II) FeSO4·7H2O растворяли при постоянном перемешивании с помощью магнитной мешалки в 50 мл деионизованной воды в круглодонной колбе при комнатной температуре. Затем в колбу добавляли 10 ммоль гексагидрата хлорида железа(III) FeCl3·6H2O и перемешивали до растворения. Раствор нагревали до 80°C. После этого в колбу вливали 20 мл раствора 3 M гидроксида натрия, предварительно нагретого до 80°C, не прекращая перемешивания, и выдерживали при этой температуре в течение 2 ч. Черный осадок, полученный в ходе синтеза, отмывали несколько раз смесью деионизованной воды и этанола (1:2). Затем осадок оставляли сушиться на ночь в вытяжном шкафу при температуре 60°C.
Для модификации поверхности с помощью ПЭГ 1 г МНЧ добавляли к дистиллированной воде (10 мл) и гомогенизировали в ультразвуковой ванне в течение 30 мин. Затем различное количество ПЭГ (табл. 1) добавляли к суспензии наночастиц и диспергировали 3 ч при температуре 80°С. Супернатант удаляли центрифугированием 15 мин при 3000 RPM, а твердый продукт промывали водой для удаления непрореагировавшего ПЭГ с помощью магнитной сепарации. Конечный продукт сушили при 60° в течение нескольких часов. Наночастицы с покрытием обозначены в тексте как Fe3O4 + 0.6PEG, Fe3O4 + 0.8PEG, Fe3O4 + 1.0PEG, Fe3O4 +2.0PEG, Fe3O4 + 3.0PEG в зависимости от массы ПЭГ, добавленной на стадии покрытия.
Исследование структурных и магнитных свойств МНЧ
Для проведения рентгеноструктурного анализа (РСА) использовали порошковый дифрактометр AXRD Benchtop (Proto Mfg., США) с монохроматическим излучением CuKα1 λ = 1.540562 Å. Дифрактограммы получали с шагом 0.015° и временем 5 с на шаг в диапазоне углов 2θ = 20°–80°. Микрофотографии одного из образцов получали с помощью просвечивающего электронного микроскопа (ПЭМ) JEOL 1400 (JEOL, Япония). Для этого небольшое количество порошка суспендировали в этаноле, затем небольшую каплю образца помещали на поверхность медной сетки с углеродным покрытием и высушивали. Размеры частиц подсчитывали с помощью программного обеспечения ImageJ [37]. Магнитные свойства МНЧ исследовали с помощью вибрационного магнитометра (Lake Shore 7400, США) при комнатной температуре (~297 К).
ИК-спектры поглощения регистрировали на ИК-фурье-спектрометре Vertex 70 (Bruker, Billerica, MA, USA) с разрешением 2 см–1 и усреднением по 128 итерациям. Образцы для исследований готовили из смеси порошка KBr и исследуемого образца при соотношении 250 мг/1 мг.
Исследование сорбции
Спектры поглощения метиленового синего снимали при помощи спектрофотометра Exemplar Plus (B&W Tek, Inc., США) на длине волны 644 нм. Начальную концентрацию метиленового синего 10 мг/л готовили из концентрированного раствора 1 г/л с последующим разбавлением при факторе разбавления, равном или меньшим 10. Навески сорбентов брали по 40–50 мг в мерные колбы на 50 см3 и учитывали при расчете статической емкости наночастиц (мг/г) по формуле
где Q [мг/г] – масса метиленового синего (мг), адсорбированная на 1 г наночастиц в состоянии равновесия, C0 и Ct [мг/л] – начальная и равновесная концентрация метиленового синего в момент времени t соответственно, V [л] – объем раствора, m [г] – масса наночастиц.Измерение кислотности среды проводили при помощи рН-метра рН-150МИ (Измерительная техника, Россия). Доведение кислотности до необходимых значений проводили при помощи 0.1 M растворов NaOH и HCl. Сорбцию метиленового синего в 100 мл емкостях, изолированных от попадания света, проводили при 100 об./мин на перемешивающем устройстве (LS 220, LOIP, Россия). Образцы перед фотометрированием фильтровали от МНЧ при помощи шприцевого фильтра из целлюлозы с размером ячейки 0.22 мкм.
Исследование цитотоксичности МНЧ
Оценка цитотоксичности МНЧ была проведена на двух коммерческих иммортализованных клеточных культурах: гепатокарцинома человека (Huh7) и пигментированная меланома человека (SK-MEL-28). Обе клеточные культуры имеют эпителиальное происхождение, но выполняют различные функции. SK-MEL-28 использовали как модель оценки влияния наноматериалов на кожу человека как основного органа защиты от внешних воздействий. Культуру Huh7 использовали в качестве модели печени человека, так как именно в печени происходит аккумулирование и метаболизм МНЧ in vivo [38].
Культивирование проходило в стандартных условиях: в атмосфере с 5% CO2 при 37°С в питательной среде DMEM F12 (Himedia, США) с добавлением 10% фетальной бычьей сыворотки, 0.3 мг/мл L-глутамина и 1% пенициллина и стрептомицина (все реактивы Sigma-Aldrich, США).
Для сравнительной оценки пролиферативной активности клеточных культур использовали культивирование с водорастворимой солью тетразолия WST-1 (Roche Diagnostics GmbH, Германия). Исследовали концентрацию наночастиц 10 мкг/мл, что в пересчете на концентрацию железа в 3 раза превышает предельно допустимую норму [39]. Наночастицы выдерживали в клеточных суспензиях в течение 24 ч. В течение последних 2 ч добавляли 10 мкл реагента WST-1. Пролиферативную активность рассчитывали по оптической плотности клеточной суспензии на длине волны 450 нм с помощью микропланшетного фотометра Multiskan FC (Thermo FS, Германия).
Каждый эксперимент проводили в шести повторах. Результаты исследования пролиферативной активности клеточных культур были нормированы относительно контрольных значений и представлены в виде среднего значения с указанием стандартного отклонения. Для статистического анализа полученных результатов провели тест Краскела–Уоллиса с последующим тестом Данна с помощью программного обеспечения GraphPadPrism v.7.04.
РЕЗУЛЬТАТЫ
Согласно результатам РСА, представленным на рис. 1а, во всех полученных образцах присутствует кристаллическая фаза, соответствующая магнитным оксидам железа со структурой шпинели γ-Fe2O3 и Fe3O4. Положения и относительные интенсивности всех дифракционных рефлексов хорошо согласуются с данными карты JCPDS (19-0629) для плоскостей (220), (311), (400), (551) и (440) [40]. Наблюдаемый дифракционный максимум при 2θ = 23° для всех покрытых образцов обусловлен рефлексом (032) для ПЭГ [27, 41]. Уширение дифракционных максимумов, связанное с размерными эффектами, характерно для наноразмерных материалов, в том числе оксидов железа [13, 40, 42].
Картина электронной дифракции, полученная для образца Fe3O4 + 2.0PEG методом дифракции электронов из выбранной области (рис. 1б), имеет характерный для наноматериалов кольцевой вид с положением колец, которые хорошо соответствуют шпинельной структуре с постоянной решетки a = 8.374 Å. Идентификация ПЭГ не могла быть достигнута, поскольку наиболее выраженный рефлекс для ПЭГ на дифракционных картинах появляется ближе к центральной яркой зоне, а на микрофотографиях полимерный слой имеет слишком низкий контраст из-за низкой плотности электронов. Гистограмма распределения МНЧ по размерам представлена на рис. 1в вместе с результатом подгонки распределения логнормальной функцией. Согласно результату подгонки средний размер частиц <d> составляет ~7.9 нм с параметром отклонения σ = 0.15. Как видно на микрофотографии, представленной на рис. 1г, частицы имеют в основном околосферическую форму.
Спектры, снятые на ИК-фурье-спектрометре, представлены на рис. 2. В спектрах поглощения МНЧ без покрытия можно различить две характерные полосы вблизи ~611 и ~569 см–1, относящиеся к колебаниям Fe–O в тетраэдрических и октаэдрических позициях магнетита, и широкий пик при ~3400 см–1, соответствующий гидроксильной группе –OH [27, 43]. В МНЧ, покрытых ПЭГ, характерные для магнетита частоты колебания Fe–O сохраняются, однако в спектрах также наблюдаются полосы, характерные для частот растяжения для C–H при ~2907 см–1 других карбоксильных связей, присущих ПЭГ. Частоты для C–H асимметричного и C–H симметричного изгибов были идентифицированы при 1584 и 1297 см–1 соответственно [44]. Таким образом, результаты ИК-фурье-спектрометрии дополнительно подтверждают успешную модификацию поверхности МНЧ с помощью ПЭГ.
Зависимость намагниченности от внешнего магнитного поля, измеренная при комнатной температуре, представлена на рис. 3а. Намагниченность насыщения, измеренная при максимально достижимом магнитном поле (Mmax), указана в табл. 1. Как и ожидалось, значение намагниченности МНЧ без покрытия несколько меньше, чем намагниченность объемного аналога, что связано с размерными эффектами, а именно вкладом разупорядоченных магнитных моментов атомов на поверхности частиц [10, 11, 45, 46]. Как следует из результатов измерений магнитных свойств всей серии образцов, намагниченность уменьшается после процедуры покрытия ПЭГ. Считая, что ПЭГ является диамагнитным материалом и не вносит заметного вклада в намагниченность, можно рассчитать содержание МНЧ в образце из значения намагниченности (рис. 3б, табл. 1). Как видно из графика, при соотношении материалов ПЭГ:МНЧ в процессе модификации 0.6:1 содержание МНЧ в образцах достигает примерно 33% и при увеличении соотношения в диапазоне от 1:1 до 3:1 практически не меняется и находится в диапазоне 21 ± 2%. Содержание МНЧ в пегилированных образцах оказалось меньше соотношения между материалами в процессе модификации поверхности. Это связано с тем, что МНЧ без покрытия ПЭГ были удалены в процессе центрифугирования, а избыток ПЭГ был удален магнитной сепарацией.
Согласно результатам исследования сорбции (рис. 4), модификация МНЧ с помощью ПЭГ увеличивала емкость сорбента по метиленовому синему в кислой среде до 16 мг/г, с выходом на плато при pH 3–7 до 22 мг/г, в то время как не модифицированные МНЧ имели емкость менее 1 мг/г.
Сравнение сорбционной емкости модифицированных частиц с некоторыми известными в литературе сорбентами представлено в табл. 2. Исходя из данных таблицы, представленные в данной работе модифицированные ПЭГ МНЧ имеют емкость выше таких широкодоступных сорбентов, как зола, активированный уголь, шлак промышленных производств и целлюлозосодержащие материалы.
Таблица 2.
Тип сорбента | Q, мг/г | Литература |
---|---|---|
Зола | 5.2 | [47] |
Шлак сталеплавильного конвертера | 1.2 | [48] |
Шлак электродуговой печи | 9.6 | [49] |
Микрокристаллическая целлюлоза листьев масличной пальмы | 12.8 | [50] |
Активированный уголь из миндальной скорлупы | 1.3 | [51] |
Листья нима | 8.8 | [52] |
Апельсиновая корка | 18.6 | [53] |
Зола рисовой чешуи | 8.6 | [54] |
МНЧ+ПЭГ | 22.0 | настоящая работа |
Оценка пролиферативной активности клеточных линий SK-MEL-28 и Huh7 показана на рис. 5. Исследование относительной жизнеспособности адгезивной клеточной линии SK-MEL-28 после 24 ч выдержки с МНЧ с различными покрытиями ПЭГ не показало статистически достоверного снижения пролиферативной активности клеток (рис. 5а). На рис. 5б представлены зависимости относительной жизнеспособности клеточной культуры Huh7 после выдержки в течение 24 ч с МНЧ без покрытия и с покрытием ПЭГ 0.8, 2.0 и 3.0 г на 1 г наночастиц по сравнению с контрольной группой клеток. Результаты не подтверждают снижения жизнеспособности клеток обеих культур при культивировании с МНЧ в концентрации 10 мкг/мл в течение 24 ч. Полученные данные позволяют сделать вывод о слабом влиянии наночастиц данных составов на жизнеспособность клеточных линий SK-MEL-28 и Huh7.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Для практического применения в очистке сточных вод и ремедиации водных экосистем МНЧ нуждаются в покрытии биосовместимыми полимерами, такими как ПЭГ, чтобы предотвратить агломерацию и повысить их стабильность и безопасность. Методом соосаждения были синтезированы и модифицированы с помощью ПЭГ магнитные наночастицы оксида железа. Были исследованы структурные и магнитные свойства полученных образцов, а также показано, что модификация поверхности позволяет увеличить сорбционную емкость наночастиц на примере метиленового синего. Дополнительно показано, что изготовленные наночастицы не оказывают цитотоксического действия на эпителиальные клетки кожи и клетки печени человека. Таким образом, предложен эффективный метод изготовления магнитных наносорбентов, который в дальнейшем может быть улучшен с помощью покрытия вторым слоем поверхностно активного вещества.
Авторы выражают благодарность Центру развития одаренных детей (г. Калининград) за предоставленную возможность проведения РСА-измерений.
Работа выполнена при финансовой поддержке Российского научного фонда (грант № 22-22-20124, региональная часть № 08-С/2022). Исследования методом ПЭМ выполнены на оборудовании Центра коллективного пользования “Материаловедение и металлургия” НИТУ МИСИС.
Список литературы
Savage N., Diallo M.S. // J. Nanoparticle Res. 2005. V. 7. P. 331. https://doi.org/10.1007/s11051-005-7523-5
Orudzhev F.F., Gasanova F.G., Aliev Z.M., Isaev A.B. // Nanotechnologies in Russia. 2012. V. 7. P. 482. https://doi.org/10.1134/S1995078012050102
Ashour A.H., El-Batal A.I., Maksoud M.I.A.A. et al. // Particuology. 2018. V. 40. P. 141. https://doi.org/10.1016/j.partic.2017.12.001
Campos A.F.C., de Oliveira H.A.L., da Silva F.N. et al. // J. Hazard. Mater. 2019. V. 362. P. 82. https://doi.org/10.1016/j.jhazmat.2018.09.008
Simonsen G., Strand M., Øye G. // J. Pet. Sci. Eng. 2018. V. 165. P. 488. https://doi.org/10.1016/j.petrol.2018.02.048
Campos A.F.C., Michels-Brito P.H., da Silva F.G. et al. // J. Environ. Chem. Eng. 2019. V. 7. P. 103031. https://doi.org/10.1016/j.jece.2019.103031
Iida H., Takayanagi K., Nakanishi T., Osaka T. // J. Colloid Interface Sci. 2007. V. 314. P. 274. https://doi.org/10.1016/j.jcis.2007.05.047
Massart R. // IEEE Trans. Magn. 1981. V. 17. P. 1247. https://doi.org/10.1109/TMAG.1981.1061188
Varvaro G., Omelyanchik A., Peddis D. // Tailored Funct. Oxide Nanomater. Wiley, 2022. P. 405. https://doi.org/10.1002/9783527826940.ch12
Omelyanchik A., da Silva F.G., Gomide G. et al. // J. Alloys Compd. 2021. V. 883. P. 160779. https://doi.org/10.1016/j.jallcom.2021.160779
Omelyanchik A., Kamzin A.S., Valiullin A.A. et al. // Colloids Surfaces A Physicochem. Eng. Asp. 2022. V. 647. P. 129090. https://doi.org/10.1016/j.colsurfa.2022.129090
Sharifi Dehsari H., Ksenofontov V., Möller A. et al. // J. Phys. Chem. C. 2018. V. 122. P. 28292. https://doi.org/10.1021/acs.jpcc.8b06927
Frison R., Cernuto G., Cervellino A. et al. // Chem. Mater. 2013. V. 25. P. 4820. https://doi.org/10.1021/cm403360f
Santoyo Salazar J., Perez L., De Abril O. et al. // Chem. Mater. 2011. V. 23. P. 1379. https://doi.org/10.1021/cm103188a
Kuchma E.A., Zolotukhin P.V., Belanova A.A. et al. // Int. J. Nanomed. 2017. V. 12. P. 6365. https://doi.org/10.2147/IJN.S140368
Blakemore R. // Science. 1975. V. 190. P. 377. https://doi.org/10.1126/science.170679
Lu A.H., Salabas E.L., Schüth F. // Angew. Chemie – Int. Ed. 2007. V. 46. P. 1222. https://doi.org/10.1002/anie.200602866
Kolhatkar A.G., Jamison A.C., Litvinov D. et al. // Int. J. Mol. Sci. 2013. V. 14 (8). P. 15977. https://doi.org/10.3390/ijms140815977
Gupta A.K., Gupta M. // Biomater. 2005. V. 26. P. 3995. https://doi.org/10.1016/j.biomaterials.2004.10.012
Wu W., He Q., Jiang C. // Nanoscale Res. Lett. 2008. V. 3. P. 397. https://doi.org/10.1007/s11671-008-9174-9
Tóth I.Y., Illés E., Bauer R.A. et al. // Langmuir. 2012. V. 28. P. 16638. https://doi.org/10.1021/la302660p
Motorzhina A.V., Belyaev V.K., Kolesnikova V.G. et al. // Nanobiotechnology Reports. 2022. V. 17. P. 436. https://doi.org/10.1134/S2635167622030120
Illés E., Szekeres M., Kupcsik E. et al. // Colloids Surf. A Physicochem. Eng. Asp. 2014. V. 460. P. 429. https://doi.org/10.1016/j.colsurfa.2014.01.043
Illés E., Szekeres M., Tóth I.Y. et al. // J. Magn. Magn. Mater. 2018. V. 451. P. 710. https://doi.org/10.1016/j.jmmm.2017.11.122
Xie J., Xu C., Kohler N. et al. // Adv. Mater. 2007. V. 19. P. 3163. https://doi.org/10.1002/adma.200701975
Yu M., Huang S., Yu K.J., Clyne A.M. // Int. J. Mol. Sci. 2012. V. 13. P. 5554. https://doi.org/10.3390/ijms13055554
Mukhopadhyay A., Joshi N., Chattopadhyay K., De G. // ACS Appl. Mater. Interfaces. 2012. V. 4. P. 142. https://doi.org/10.1021/am201166m
Gadzhimagomedova Z.M., Polozhentsev O.E., Kuchma E.A. et al. // Nanotechnologies in Russia. 2020. V. 15. P. 112. https://doi.org/10.1134/S1995078020010176
Li W., Liu J., Qiu Y. et al. // J. Dispers. Sci. Technol. 2019. V. 40. P. 1338. https://doi.org/10.1080/01932691.2018.1511436
Natarajan S., Anitha V., Gajula G.P., Thiagarajan V. // ACS Omega. 2020. V. 5. P. 3181. https://doi.org/10.1021/acsomega.9b03153
Mohammadi H., Nekobahr E., Akhtari J. et al. // Toxicol. Rep. 2021. V. 8. P. 331. https://doi.org/10.1016/j.toxrep.2021.01.012
Gavilán H., Rizzo G.M.R., Silvestri N. et al. // Nat. Protoc. 2023. P. 1. https://doi.org/10.1038/s41596-022-00779-3
Roca A.G., Gutiérrez L., Gavilán H. et al. // Adv. Drug Deliv. Rev. 2019. V. 138. P. 68. https://doi.org/10.1016/j.addr.2018.12.008
Salvador M., Moyano A., Martínez-García J.C. et al. // J. Nanosci. Nanotechnol. 2019. V. 19. P. 4839. https://doi.org/10.1166/jnn.2019.16931
Yue-Jian C., Juan T., Fei X. et al. // Drug Dev. Ind. Pharm. 2010. V. 36. P. 1235. https://doi.org/10.3109/03639041003710151
Anbarasu M., Anandan M., Chinnasamy E. et al. // Spectrochim. Acta. A. 2015. V. 135. P. 536. https://doi.org/10.1016/j.saa.2014.07.059
Schneider C.A., Rasband W.S., Eliceiri K.W. // Nat. Methods. 2012. V. 9. P. 671. https://doi.org/10.1038/nmeth.2089
Haute D. Van, Berlin J.M. // Ther. Deliv. 2017. V. 8. P. 763. https://doi.org/10.4155/tde-2017-0057
Khlusov I.A., Omelyanchik A.S., Rodionova V.V. et al. // J. Magn. Magn. Mater. 2018. V. 459. P. 84. https://doi.org/10.1016/j.jmmm.2017.12.017
Muscas G., Concas G., Cannas C. et al. // J. Phys. Chem. C. 2013. V. 117. P. 23378. https://doi.org/10.1021/jp407863s
Gu M., Jiang C., Liu D. et al. // ACS Appl. Mater. Interfaces. 2016. V. 8. P. 32565. https://doi.org/10.1021/acsami.6b12044
Slimani S., Concas G., Congiu F. et al. // J. Phys. Chem. C. 2021. V. 125. P. 10611. https://doi.org/10.1021/acs.jpcc.1c00797
Gadzhimagomedova Z.M., Polozhentsev O.E., Kuchma E.A. et al. // Nanotechnologies in Russia. 2020. V. 15. P. 112. https://doi.org/10.1134/S1995078020010176
Panwar V., Kumar P., Bansal A. et al. // Appl. Catal. A Gen. 2015. V. 498. P. 25. https://doi.org/10.1016/j.apcata.2015.03.018
Batlle X., Pérez N., Guardia P. et al. // J. Appl. Phys. 2011. V. 109. P. 1. https://doi.org/10.1063/1.3559504
Muscas G., Concas G., Cannas C. et al. // J. Phys. Chem. C. 2013. V. 117. P. 23378. https://doi.org/10.1021/jp407863s
Kumar K.V., Ramamurthi V., Sivanesan S. // J. Colloid Interface Sci. 2005. V. 284. P. 14. https://doi.org/10.1016/j.jcis.2004.09.063
Cheng M., Zeng G., Huang D. et al. // J. Colloid Interface Sci. 2018. V. 515. P. 232. https://doi.org/10.1016/j.jcis.2018.01.008
Mohd Suhaimy S.N., Abdullah L.C. // Indones. J. Chem. 2019. V. 20. P. 113. https://doi.org/10.22146/ijc.40910
Tan C.H.C., Sabar S., Hussin M.H. // South African J. Chem. Eng. 2018. V. 26. P. 11. https://doi.org/10.1016/j.sajce.2018.08.001
Aygün A., Yenisoy-Karakaş S., Duman I. // Microporous Mesoporous Mater. 2003. V. 66. P. 189. https://doi.org/10.1016/j.micromeso.2003.08.028
Bhattacharyya K., Sharma A. // Dye. Pigment. 2005. V. 65. P. 51. https://doi.org/10.1016/j.dyepig.2004.06.016
Annadurai G., Juang R.-S., Lee D.-J. // J. Hazard. Mater. 2002. V. 92. P. 263. https://doi.org/10.1016/S0304-3894(02)00017-1
Hongo T., Moriura M., Hatada Y., Abiko H. // ACS Omega. 2021. V. 6. P. 21604. https://doi.org/10.1021/acsomega.1c02833
Дополнительные материалы отсутствуют.
Инструменты
Российские нанотехнологии