Океанология, 2022, T. 62, № 4, стр. 564-577

Концентрация, изотопный и элементный состав органического вещества в субаквальных талых и многолетнемерзлых отложениях губы Буор-Хая

А. С. Ульянцев 1*, С. Ю. Братская 2**, О. В. Дударев 3***, И. П. Семилетов 3

1 Институт океанологии им. П.П. Ширшова РАН
Москва, Россия

2 Институт химии ДВО РАН
Владивосток, Россия

3 Тихоокеанский океанологический институт им. В.И. Ильичева ДВО РАН
Владивосток, Россия

* E-mail: uleg85@gmail.com
** E-mail: s.bratskaya@gmail.com
*** E-mail: dudarev@poi.dvo.ru

Поступила в редакцию 17.08.2021
После доработки 16.12.2021
Принята к публикации 25.02.2022

Полный текст (PDF)

Аннотация

По трем скважинам, пробуренным с припайного льда в бухте Буор-Хая в 2014–2015 гг., проведен сравнительный анализ содержания и состава органического вещества (ОВ) в донных отложениях и субаквальных многолетнемерзлых породах по концентрации органического углерода (Сорг), C/N отношению и изотопному составу Сорг13С). Интервалы измеренных в 105 пробах значений Сорг, C/N и δ13С составили от 0.04 до 23.1% (ср. 2.08%), от 1.00 до 41.7 (ср. 11.8) и от –29.1 до –19.6‰ (ср. –24.9‰) соответственно. Наибольшие концентрации Сорг обнаружены на горизонтах, обогащенных растительным детритом. По совокупности полученных данных показано, что в исследованных отложениях и многолетнемерзлых грунтах присутствует ОВ растительного, озерного и морского генезиса. В большинстве проб оно смешанное, но обогащено компонентами континентальной растительности и озерного происхождения. По изотопному и элементному составу ОВ установлено, что в исследованных толщах присутствуют отложения едомной свиты и ледового комплекса, в меньшей степени – отложения термокарстовых водоемов и затопленных морем котловин. В относительном отдалении от континента зафиксировано изотопное утяжеление углерода в толщах, связанное с возросшей долей в ОВ компонентов гидробионтов, что подтверждается данными по молекулярному составу н-алканов. Связь между гранулометрическим составом отложений и органо-геохимическими параметрами не прослеживается, что является отличительной чертой исследованных аллювиальных толщ.

Ключевые слова: Арктика, прибрежная зона, донные отложения, подводная мерзлота, органический углерод, стабильные изотопы углерода, C/N отношение, криогенный тип, гранулометрический состав

ВВЕДЕНИЕ

Актуальность изучения прибрежно-шельфовой зоны арктических морей России определяется современными изменениями климата в Арктике, способствующими разгрузке многолетнемерзлых толщ, термоабразии и эрозии берегов, дегазации дна, ледовой экзарации и, соответственно, необходимостью прогноза опасных природных явлений на шельфе [1, 68, 10, 27, 29, 34, 3739, 45, 52, 6870, 80]. Отличительной особенностью Восточно-Арктического шельфа является широкое распространение подводных многолетнемерзлых пород, сосредоточивших в себе значительное количество органического углерода (Сорг), способного к мобилизации и быстрой миграции [41, 44, 48, 64, 65, 7375, 78, 83, 86, 87]. На фоне продолжающихся климатических изменений в Арктике резервуар Сорг многолетнемерзлых толщ постепенно вовлекается в современный цикл углерода в основном за счет усиления термоэрозии и абразии берегов, увеличения речной разгрузки [35, 3739, 49, 66, 67].

Активация многолетнемерзлого Сорг и его климатическая роль в биогеохимических процессах в Арктике является дискуссионной и широко публикуемой темой [например, 29–33, 39, 44, 64–67, 76–77, 79–82]. Поступающий в составе осадочного материала Сорг преимущественно захоранивается в донных осадках, однако часть его распространяется в толще вод на большие расстояния и вовлекается в цикл углерода, что способствует усилению ацидификации водных масс и потоков CH4 и CO2 в системе океан–атмосфера [11, 3032, 44, 5355, 66, 67, 82]. Анализ концентрации и состава органического вещества (ОВ) в генетически разнообразных отложениях подводной криолитозоны для идентификации их происхождения и оценки потенциальных климатических рисков является актуальной фундаментальной задачей ввиду ограниченности данных и трудностей пробоотбора в суровых условиях Арктики. Целью работы была сравнительная характеристика концентрации, изотопного и элементного состава ОВ в генетически различных донных осадках и отложениях подводной многолетней мерзлоты из трех скважин, пробуренных в губе Буор-Хая.

МАТЕРИАЛЫ И МЕТОДЫ ИССЛЕДОВАНИЙ

Материалом для исследования послужили донные отложения и многолетнемерзлые грунты из трех скважин, пробуренных в марте–апреле 2014 г. и апреле 2015 г. в губе Буор-Хая [17, 18]. Скважины были пробурены с припайного льда в 2014 г. в Ивашкиной лагуне полуострова Быковский (скв. 1D-14), вблизи северного мыса о. Муостах (скв. 3D-14) и в 2015 г. севернее о. Муостах (скв. 1D-15). Для выполнения анализов пробы были высушены до постоянной массы в течение 48 ч при температуре +60°С, измельчены на шаровой мельнице Pulverisette 7 (Fritsch, Германия) при 670 об./мин в течение 10 мин (размольные стаканы и шары выполнены из агата), просеяны и квартованы. Всего проанализировано 105 образцов.

Анализы концентрации Сорг и C/N отношения выполнены в лаборатории органических и гибридных функциональных материалов Института химии ДВО РАН. Использован метод высокотемпературного сжигания на элементном анализаторе EuroVector-ЕА3000 (Италия). C/N рассчитывалось как массовое отношение концентрации Сорг к общему азоту (Nобщ). Стандартное отклонение не превышало ±3% от массовой концентрации С и N в сухом осадке для трех параллельных измерений при чувствительности метода 0.001%.

Анализы изотопного состава органического углерода (δ13С) выполнены в лаборатории стабильных изотопов Дальневосточного геологического института ДВО РАН на базе ЦКП “Приморский центр локального элементного и изотопного анализа”. Для анализа пробы были обработаны соляной кислотой (0.1 М) для удаления карбонатов. Подготовка проб к анализу проведена с использованием элементного анализатора FlashEA-1112 (ThermoQuest, Германия) в конфигурации C/N по стандартному протоколу конвертирования Сорг в СО2. Измерение изотопных отношений 13С/12С выполнено на масс-спектрометре MAT-253 (ThermoQuest, Германия) в режиме непрерывного потока гелия. Результаты измерений δ13С приведены к международному стандарту Vienna Pee Dee Belemnite (VPDB). Для калибровки аналитической системы использованы изотопные стандарты МАГАТЭ CH-6 и NBS-22. Стандартное отклонение не превышало ±0.15‰ δ13С для трех параллельных измерений. Обработка результатов методом главных компонент проведена с использованием программного пакета XLSTAT Premium v.2016.02.

ХАРАКТЕРИСТИКА РАЙОНА ИССЛЕДОВАНИЙ

Полуостров Быковский расположен к северо-востоку от п. Тикси и представляет собой фрагмент подгорной равнины, примыкающий к восточным склонам Хараулахского хребта и ограниченный с востока акваторией губы Буор-Хая (рис. 1). Как и большая часть побережья изучаемого региона, он сложен льдистыми породами ледового комплекса и тонкозернистыми аласными отложениями. Ивашкина лагуна представляет собой затопленную морской водой термокарстовую котловину, формирование которой началось на границе голоцена и плейстоцена [50, 56, 57], а соединение с морем произошло в середине голоцена [28]. Остров Муостах, расположенный юго-восточнее полуострова, является исчезающим останцем той же равнины и состоит преимущественно из отложений ледового комплекса позднеплейстоценового возраста [38, 5963, 71]. Ведущая роль криогенных процессов в осадконакоплении и постгляциальной трансформации осадочных толщ (солифлюкции, таберирования) исследуемой части моря Лаптевых связана с повсеместным распространением высокольдистых отложений ледового комплекса в прибрежной зоне Северной Якутии.

Рис. 1.

Карта-схема района исследований и расположение пробуренных скважин.

Береговые отложения губы Буор-Хая, сложенные плейстоценовыми льдистыми породами ледового комплекса, окаймляют ее с востока практически целиком (п-ов Буор-Хая) и частично с юго-запада (п-ов Быковский и о. Муостах). Эти отложения представлены суглинками с высоким содержанием Cорг, представленного в основном остатками континентальной растительности, торфа, гумусом, керогеном [12, 17, 19, 2426, 42, 59, 61]. Современная седиментация в акватории губы Буор-Хая определяется в первую очередь влиянием стока Лены и грунтовых вод, процессами абразии и термоэрозии берегов, термокарста, ледовым режимом [12, 19, 33, 37, 38, 58, 59, 61]. В периоды ледостава ослабевает влияние речного стока и поставка осадочного вещества континентального происхождения на дно снижается. В свободное ото льда время влияние стока Лены возрастает, что отражается в интенсификации термоэрозии берегов и, соответственно, в усилении поставки терригенного материала с континента.

РЕЗУЛЬТАТЫ

Исследуемые полифациальные толщи отложений залива Буор-Хая представлены широким набором литологических и криогенных типов отложений в многолетнемерзлом, охлажденном и талом состоянии, формирование которых происходило под влиянием четвертичных колебаний климата и уровня моря, определявших разнообразие географических обстановок осадконакопления и неоднократные изменения седиментационных потоков в условиях прибрежного криолитогенеза [12, 1719, 23, 24, 40, 51]. В составе этих толщ доминируют разнозернистые кварц-полевошпатовые аллювиальные пески, в виде отдельных включений и слоев встречаются остатки наземной растительности (древесина, мхи), почвы, торф, зерна керогена, рассеянный гравийно-галечный материал и отдельные слои окатанной гальки. Эти песчаные отложения отражают плейстоцен-плиоценовую историю формирования буорхаинской свиты [12], толщи которой были затоплены в результате среднеголоценового постгляциального повышения уровня моря [28]. Литологическая характеристика и гранулометрический состав исследованных в настоящей работе отложений и мерзлых грунтов подробно рассмотрены в [17, 18] соответственно.

Проанализированные отложения характеризуются значительной вариабельностью Сорг (от 0.04 до 23.1%), C/N (от 1.0 до 42) и δ13С (от –29.1 до ‒19.6‰), что отражает пульсирующий характер накопления различного по составу, концентрации и зрелости ОВ (табл. 1–3). Анализ частоты встречаемости выявил характерные диапазоны измеренных Сорг, C/N и δ13С (рис. 2). Более половины проанализированных проб характеризуется концентрациями Сорг более 1%. Единичные горизонты скважин 1D-14 и 1D-15 содержат более 5% Сорг, и характеризуются значениями С/N > 15. Максимумы C/N в большинстве случаев коррелируют с содержанием в пробах растительных остатков, вносящих значительный вклад в Сорг. Подавляющее большинство проанализированных образцов характеризуется δ13С < –24‰. Средняя величина Сорг и C/N буровых профилей 1D-14 и 1D-15 значительно превышает медианные значения, что связано с повышенными концентрациями ОВ в ряде горизонтов, обогащенных остатками растительности, торфа и почв. Для отложений из скважины 3D-14 медианная и средняя величины Сорг и C/N практически совпадают, что отражает умеренную динамику поступления и захоронения ОВ в толщах осадков близ северной оконечности о. Муостах.

Таблица 1.  

Литологическое описание и величины измеренных органо-геохимических параметров отложений из скважины 1D-14

Горизонт, см Описание Криогенное состояние Сорг, % C/N δ13С, ‰
0 Алеврито-пелитовый ил с примесью песка Талое 2.74 7.84 –25.0
55 Песок алевритовый Талое 0.94 5.87 –22.3
96 Пелит песчанисто-алевритовый Талое 4.64 11.3 –22.3
190 Песок алевритовый Талое 1.09 6.39 –21.9
296 Песок пелитово-алевритовый Талое 2.11 9.19 –22.3
415 Алеврит песчанисто-пелитовый Талое 1.83 8.73 –22.3
448 Алеврит песчанисто-пелитовый Талое 1.42 7.91 –21.9
496 Песок пелитово-алевритовый Талое 1.24 6.88 –24.4
546 Песок пелитово-алевритовый Талое 1.57 8.25 –25.1
878 Песок пелитово-алевритовый Талое 0.90 3.59 –26.2
1039 Песок пелитово-алевритовый Талое 1.56 22.3 –22.9
1070 Ферментированный мох Талое 12.3 25.5 –27.0
1120 Ферментированный мох Талое 19.4 19.8 –27.4
1142 Песок Талое 3.46 13.3 –25.5
1200 Песок пелитово-алевритовый Мерзлое 5.62 19.4 –26.4
1218 Песок пелитово-алевритовый Мерзлое 0.97 8.78 –26.0
1358 Песок пелитово-алевритовый Мерзлое 1.30 9.27 –25.4
1391 Песок Мерзлое 0.56 27.8 –26.3
1471 Песок Мерзлое 0.52 25.8 –25.5
1486 Алеврит песчанисто-пелитовый Мерзлое 1.89 31.5 –26.4
1631 Алеврит песчанисто-пелитовый Мерзлое 2.49 19.1 –26.2
1706 Песок алевритово-пелитовый Мерзлое 23.1 27.2 –27.5
1743 Песок пелитовый Мерзлое 3.75 11.0 –26.9
1796 Песок пелитовый Мерзлое 0.90 30.0 –25.8
1901 Песок Мерзлое 1.86 14.3 –25.0
1914 Песок Мерзлое 1.33 26.5 –26.3
2059 Алеврит пелитовый Мерзлое 2.26 32.3 –26.6
2087 Песок алевритовый Мерзлое 2.49 22.7 –27.4
2119 Песок алевритовый Мерзлое 5.64 19.5 –24.4
2366 Песок Мерзлое 0.51 5.69 –21.4
2460 Песок Мерзлое 0.34 5.64 –27.8
2701 Песок Мерзлое 0.25 12.3 –29.1
3154 Песок алевритовый Мерзлое 4.02 30.9 –26.3
3313 Песок Мерзлое 0.36 18.1 –28.3
3447 Песок Мерзлое 4.07 37.0 –26.9
3597 Песок алевритовый Мерзлое 2.07 15.9 –22.7
3745 Песок алевритовый Мерзлое 0.31 10.2 –27.3
3782 Алеврит песчанисто-пелитовый Мерзлое 1.23 12.3 –23.9
Минимум 0.25 3.59 –29.1
Медиана 1.70 13.8 –25.9
Среднее 3.24 16.6 –25.3
Максимум 23.1 37.0 –21.4
Таблица 2.  

Литологическое описание и величины измеренных органо-геохимических параметров отложений из скважины 3D-14

Горизонт, см Описание Криогенное состояние Сорг, % C/N δ13С, ‰
10 Песок Талое 1.29 3.69 –24.7
155 Песок пелитово-алевритовый Талое 2.01 13.4 –25.6
310 Песок алевритовый Талое 1.47 4.21 –25.5
402 Песок пелитово-алевритовый Талое 2.00 5.88 –26.4
422 Песок пелитово-алевритовый Талое 2.17 6.19 –26.3
845 Песок пелитово-алевритовый Талое 1.05 4.04 –24.6
896 Песок пелитово-алевритовый Талое 1.51 4.19 –26.4
1057 Алеврит песчаный Мерзлое 1.43 5.73 –25.2
1080 Алеврит песчаный Мерзлое 2.20 6.48 –25.0
1170 Алеврит песчаный Мерзлое 0.99 9.88 –26.1
1249 Алеврит песчаный Мерзлое 0.99 6.19 –25.8
1334 Алеврит песчаный Мерзлое 1.02 4.44 –25.0
1414 Алеврит песчаный Мерзлое 0.95 2.88 –25.1
1450 Алеврит песчаный Мерзлое 1.71 4.75 –25.2
1471 Песок алевритово-пелитовый Мерзлое 1.81 4.65 –24.8
1475 Песок алевритово-пелитовый Мерзлое 1.47 4.74 –24.0
1499 Песок пелитово-алевритовый Мерзлое 0.95 10.5 –24.6
1540 Песок пелитово-алевритовый Мерзлое 1.20 7.49 –26.0
1740 Песок пелитово-алевритовый Мерзлое 2.33 5.97 –27.7
Минимум 0.95 2.88 –27.7
Медиана 1.47 5.73 –25.2
Среднее 1.50 6.07 –25.5
Максимум 2.33 13.4 –24.0
Таблица 3.  

Литологическое описание и величины измеренных органо-геохимических параметров отложений из скважины 1D-15

Горизонт, см Описание Криогенное состояние Сорг, % C/N δ13С, ‰
0 Пелитово-алевритовый ил Талое 2.06 7.97 –24.7
110 Алеврит пелитовый Талое 1.98 14.9 –23.8
210 Песок пелитово-алевритовый Талое 1.26 13.9 –26.2
280 Алеврит пелитовый Талое 1.71 13.7 –24.0
321 Алеврит пелитовый Талое 1.98 7.97 –23.8
395 Алеврит пелитовый Талое 1.92 14.8 –24.0
510 Алеврит пелитовый Талое 1.16 12.0 –22.4
612 Алеврит песчанисто-пелитовый Талое 1.39 12.7 –22.2
675 Алеврит песчанисто-пелитовый Талое 0.87 5.68 –21.5
750 Алеврит песчанисто-пелитовый Талое 2.68 6.07 –25.0
794 Алеврит песчанисто-пелитовый Талое 2.36 7.32 –25.4
852 Песок пелитово-алевритовый Талое 0.58 3.33 –19.6
1114 Песок пелитово-алевритовый Талое 0.29 7.53 –25.1
1195 Алеврит песчанисто-пелитовый Талое 1.27 8.91 –24.0
1249 Песок пелитово-алевритовый Талое 0.60 5.93 –23.3
1284 Песок пелитово-алевритовый Талое 0.22 1.73 –23.8
1347 Песок пелитово-алевритовый Талое 0.31 3.48 –24.0
1424 Песок пелитово-алевритовый Талое 0.26 3.13 –27.8
1483 Песок пелитово-алевритовый Талое 0.33 9.07 –23.0
1507 Песок пелитово-алевритовый Талое 0.47 4.72 –24.5
1548 Песок пелитово-алевритовый Талое 0.08 1.00 –24.9
1624 Песок пелитово-алевритовый Талое 0.27 13.3 –22.4
1662 Песок пелитово-алевритовый Талое 0.35 7.27 –24.2
1697 Песок Талое 0.92 12.3 –24.0
1726 Песок Талое 0.08 1.01 –24.7
1800 Песок Талое 0.64 15.5 –24.7
1930 Песок пелитово-алевритовый Талое 0.54 6.70 –24.3
2031 Песок Талое 0.53 8.98 –25.2
2093 Песок пелитово-алевритовый Талое 0.66 2.68 –24.1
2170 Песок Талое 0.65 6.33 –24.1
2210 Песок Талое 0.98 9.11 –25.3
2221 Песок Талое 6.26 31.2 –26.3
2254 Песок Талое 0.75 7.44 –24.5
2321 Песок Талое 0.60 3.18 –24.1
2402 Песок Талое 0.56 7.53 –24.6
2469 Песок Талое 0.29 15.9 –25.0
2545 Песок пелитово-алевритовый Талое 0.24 2.28 –25.1
2604 Песок Талое 0.42 23.2 –25.1
2648 Песок пелитово-алевритовый Талое 0.49 9.54 –25.6
2670 Песок пелитово-алевритовый Талое 6.21 41.7 –26.3
2712 Песок пелитово-алевритовый Талое 0.25 2.54 –24.9
2780 Песок пелитово-алевритовый Талое 0.79 21.4 –24.7
2929 Песок пелитово-алевритовый Талое 0.20 13.5 –25.9
3120 Песок пелитово-алевритовый Талое 0.06 2.78 –22.4
3146 Песок пелитово-алевритовый Талое 15.2 35.4 –25.1
3200 Песок пелитово-алевритовый Талое 4.77 20.7 –26.2
3248 Песок пелитово-алевритовый Талое 0.04 1.00 –22.0
3304 Песок Талое 0.60 5.66 –24.6
Минимум 0.04 1.00 –27.8
Медиана 0.60 7.75 –24.5
Среднее 1.40 10.3 –24.3
Максимум 15.2 41.7 –19.6
Рис. 2.

Диаграммы частоты встречаемости значений Сорг (а), C/N (б) и δ13С в исследованных образцах. Значения Сорг > 10% измерены в пробах скважин 1D-14 (горизонты 1070, 1120 и 1706 см) и 1D-15 (горизонт 3146 м).

Донные отложения и мерзлые породы Ивашкиной лагуны (1D-14), обогащенные древесными и травянистыми остатками, отличаются высокой вариабельностью Сорг (0.25–23.1%). Профили 3D-14 и 1D-15 характеризуются меньшими колебаниями Сорг (0.95–2.33% и 0.04–15.2% соответственно), что отражает затухание на сравнительно небольшом расстоянии поступления в толщи растительных остатков с континента, определяющих основной вклад в общий пул Сорг. Интервалы C/N отношения и δ13С в отложениях скважин 1D-14, 3D-14 и 1D-15 составили 3.6–37; 2.9–13; 1.0–42 и от –29.1 до –21.4‰; от –27.7 до –24.0‰; от –27.8 до –19.6‰ соответственно, что отражает динамичную изменчивость аллохтонных и автохтонных потоков ОВ различной степени зрелости в губе Буор-Хая. Изотопный состав Сорг профилей 1D-14 и 3D-14 характеризуется близкими средними значениями δ13С (–25.3 и –25.5‰ соответственно), тогда как средняя величина δ13С отложений 1D-15 на 1‰ выше (–24.3‰). Между талыми и мерзлыми отложениями также обнаружена разница в средних величинах и диапазонах измеренных органо-геохимических параметров. Так, мерзлые отложения отличаются от талых более высокими средними Сорг (2.36% против 1.94%) и C/N (15.2 против 10.0), а также более легким изотопным составом углерода (δ13С –25.8‰ против –24.4‰). Наблюдаемая разница связана с хорошей сохранностью диагенетически “свежего” ОВ в многолетнемерзлых толщах и активацией процессов микробного потребления углерода в талых отложениях, а также с пространственной неоднородностью качественных и количественных потоков ОВ, что продемонстрировано на примере отложений скв. 1D-15 [22].

ОБСУЖДЕНИЕ

Высокая концентрация Сорг в отложениях скв. 1D-14 и 1D-15 связана с присутствием большого количества растительных остатков в виде отдельных включений, прослоев и мощных слоев. Верхняя пачка отложений 1D-15 отличается повышенной (> 1%) концентрацией Сорг по сравнению с нижележащими горизонтами, что отражает усиление в верхнем голоцене потоков ОВ с континента. Концентрации Сорг в бесструктурных песчаных толщах наименьшие и отражают поступление бедного органикой осадочного материала. Профиль 3D-14 наименее вариабелен по концентрации Сорг, C/N и δ13С, что подтверждено незначительной разницей между их средними и медианными значениями. Он характеризуется незначительным присутствием растительного материала, накопление которого происходило при более консервативном характере осадконакопления.

В ряде горизонтов 1D-14 и 1D-15 зафиксированы высокие (> 20) значения C/N отношения, которые сопряжены с присутствием в осадках растительного детрита, торфа и почв. В большинстве случаев на этих горизонтах отмечаются максимальные концентрации Сорг (4–23%) и облегченный состав углерода (δ13С от –26 до –27.5‰), что указывает на захоронение в толщах больших количеств недеградированного ОВ растительного происхождения. Этот вывод был подтвержден данными по молекулярному составу фенолов лигнина [24] и н-алканов [14, 22, 23], однако следует отметить, что аналитический сигнал δ13С нетрансформированного растительного ОВ в мерзлых отложениях криолитозоны Арктического региона обычно лежит в пределах от –29 до –27‰ [58, 81, 82, 85]. В случае исследованных отложений наблюдаемый сдвиг δ13С в сторону утяжеления углерода относительно вышеуказанного аналитического диапазона, скорее всего, связан с различным соотношением потоков ОВ аллохтонного и автохтонного генезиса, что продемонстрировано на примере молекулярного состава и концентрации н-алканов [22, 23]. Активация процессов биохимического потребления Сорг бактериями в оттаивающих под действием морской воды толщах [20, 21] отражается на молекулярном составе ОВ [16], а также приводит к селективному потреблению 12С и накоплению изотопов 13С, что отражается на величине δ13С [2, 5].

Что касается низких значений C/N отношения, то для бедных органикой проб рассчитанные C/N могут быть неадекватны в связи с аналитической погрешностью измерений. Тем не менее, величины C/N < 2 встречаются в отложениях ледового комплекса и переотложенного осадочного материала в Арктике [60, 75], что является специфичным признаком отдельных криогенных типов отложений. Напротив, высокие значения С/N, которые в подобных отложениях могут достигать 50 и выше [4, 9], связаны с высокой степенью оторфованности исследованных толщ и маркируют вклад терригенного нетрансформированного ОВ. Отношение С/N отражает не только генезис ОВ в осадочных толщах, но и является важным индикатором его трансформации. При высоких C/N происходит иммобилизация азота, и деградация ОВ идет по пути окисления углерода до СО2 [3, 46], повышенная эмиссия которого была зафиксирована ранее в исследуемом районе моря Лаптевых [80, 82]. По мере трансформации ОВ в почвенных слоях обогащается азотом, что, в конечном счете, приводит к уменьшению C/N отношения.

Парное соотношение С/N и δ13С используется в химии для установления генезиса ОВ, а также идентификации криогенного типа отложений [43, 59]. На основе анализа множества различных криогенных типов отложений Арктики авторами [43] по характерным диапазонам величин С/N и δ13С были статистически разделены отложения едомной свиты, термокарстовых озер (аласов) и затопленных котловин. В случае исследованных нами донных отложений и многолетнемерзлых пород однозначно идентифицировать криогенный тип осадков по этой диаграмме затруднительно (рис. 3). Лишь несколько горизонтов из скважин 1D-14 и 1D-15 попадают в области, соответствующие термокарстовым озерам и котловинам. В область едомной свиты попадает больше горизонтов, однако подавляющее большинство проанализированных проб выпадает из аналитических областей на диаграммы С/N–δ13С. Это является следствием выраженного полигенного характера ОВ и различной степени его зрелости в перигляциальных толщах губы Буор-Хая, содержащих большие количества остатков наземной растительности, торфа и керогена. Подобная картина может быть вызвана также постгляциальной трансформацией толщ, последующим перераспределением и смешиванием ОВ. Например, присутствие в толщах скв. 1D-14 и 3D-14 таберальных образований, утративших начальные текстуру и физические свойства, также оказывает влияние на сдвиг аналитического сигнала С/N и δ13С.

Рис. 3.

Парное соотношение измеренных в пробах отложений значений C/N и δ13С. Цветом выделены области диаграммы, соответствующие генетическим типам ОВ (по [59]). Пунктирной линией выделены области диаграммы, соответствующие криогенным типам отложений (по [43]). Пробы скважин: (1) 1D-14; (2) 3D-14; (3) 1D-15. (а) – ОВ континентальной растительности (С3-фотосинтез); (б) – ОВ озерного происхождения; (в) – ОВ морского происхождения. I – отложения едомной свиты; II – отложения затопленных морем котловин; III – отложения термокарстовых озер.

Обработка данных методом главных компонент позволила оценить связь измеренных геохимических параметров с гранулометрическим составом исследованных отложений. В обработку были взяты Сорг, С/N, δ13С и массовая доля (в %) гранулометрических фракций: песка (>63 мкм), крупного (10–63 мкм) и тонкого (2–10 мкм) алеврита, пелита (< 2 мкм). Результаты гранулометрического анализа взяты из [18]. Первые две главных компоненты объясняют 76.2% вариабельности значений органо-химических и гранулометрических параметров (рис. 4). Первая главная компонента (PC1) объясняет 52.6% вариабельности, и максимальные значения нагрузок здесь наблюдаются для процентного содержания гранулометрических фракций. Вторая компонента РС2 объясняет 23.6% вариабельности по концентрации Cорг и С/N. Третья главная компонента (РС3), в свою очередь, объясняет 11.6% вариабельности, и наибольшее значение нагрузки соответствует δ13С.

Рис. 4.

Парная диаграмма главных компонент органо-геохимических и гранулометрических параметров исследованных отложений. Пробы скважин: (1) 1D-14; (2) 3D-14; (3) 1D-15. (4) Характеристики отложений (нагрузки). Черным цветом обозначены образцы мерзлых пород.

Нагрузки, соответствующие процентному содержанию пелита и алеврита в отложениях, расположены диаметрально противоположно пескам, что подтверждает обломочную природу тонкодисперсного осадочного материала в исследованных толщах. В свою очередь антагонизм пары Сорг и C/N с δ13С подтверждает обогащение исследованных в заливе Буор-Хая толщ нетрансформированным ОВ терригенного генезиса. С ростом Сорг в осадках наблюдается рост C/N отношения и изотопное облегчение Сорг, отражающие его терригенное происхождение и низкую степень биодеградации. Следует обратить внимание на крестообразное расположение относительно друг друга нагрузок органо-геохимических и гранулометрических характеристик. Такая картина определенно указывает на отсутствие связи ОВ–размер частиц, характерной для осадконакопления в зонах смешения река–море. Точки, соответствующие проанализированным пробам (счета), расположились на диаграмме весьма хаотично, что не позволяет выделить отдельные группы. Можно отметить, что отложения профилей 1D-14 и 1D-15 более обогащены Сорг и песком, тогда как образцы 3D-14 содержат в основном среднедисперсный материал с умеренным содержанием ОВ. Также следует отметить характерное тяготение мерзлых горизонтов к точкам Cорг и C/N и отдаление от δ13С. Выше уже было отмечено, что образцы многолетнемерзлых пород по сравнению с оттаявшими толщами характеризуются повышенными средними Cорг и C/N и пониженным δ13С, т.е. они более обогащены нетрансформированным ОВ терригенного генезиса.

Характерная для современной седиментации в арктических морях тенденция роста концентрации Сорг с увеличением доли тонкодисперсных частиц [например, 13, 33, 44, 72] в исследованных отложениях не прослеживается, и это происходит по ряду причин. Во-первых, обогащение исследованных отложений Сорг в значительной степени связано с захоронением растительных остатков и фрагментов субаэральных травянистых ландшафтов. При этом растительный детрит не учитывается при гранулометрическом анализе, а доля терригенного ОВ в исследованных отложениях многократно превышает вклад автохтонного, что характерно для позднечетвертичного и современного осадконакопления в рассматриваемом районе и Арктике в целом [1, 12, 13, 15, 33, 36, 44, 5863, 72, 75]. Во-вторых, при столь выраженной смене седиментационных потоков, механизмов седиментации и полигенном характере исследованных отложений, сформированных в основном за счет аллювиального выноса, криолитогенеза и постгляциальной трансформации толщ, осадконакопление в исследуемом районе отличалось заметными колебаниями скоростей вплоть до появления локальных перерывов. Таким образом, осадконакопление в исследованном районе губы Буор-Хая, находящимся под влиянием пульсирующего поступления терригенного вещества речного и термоабразионного происхождения, характеризуется особым типом связи (отсутствием корреляции) между концентрацией Сорг и гранулометрических фракций отложений.

В целом, измеренные концентрации Сорг и C/N характерны для отложений арктической едомной свиты и ледового комплекса, которые формировались в условиях позднечетвертичных колебаний климата [59, 7375, 85]. Присутствие древесных и травянистых остатков увеличивают концентрацию Сорг в осадках до > 5%, в отдельных случаях до > 10%. В зонах насыщения растительным детритом C/N отношение также высокое (> 15) и отражает вклад недеградированной органики континентального генезиса (остатки наземной растительности, почв, торфа). Учитывая распространенность обогащенных растительным детритом слоев и прослоев, содержание Сорг в исследованных толщах осадков залива Буор-Хая весьма значительно. По сравнению с современными донными осадками моря Лаптевых, накопление которых в голоцене происходило в субаквальных условиях, концентрация Сорг и величина С/N в исследованных полифациальных толщах выше и варьируются в гораздо большем диапазоне [1, 13, 15, 47, 72, 84]. По составу стабильных изотопов углерода ОВ донных отложений и многолетнемерзлых пород исследованных скважин имеет терригенный и смешанный генезис. Диапазон измеренных δ13С–Сорг согласуется с [12, 32, 33, 44, 58, 76, 82], и лишь единичные горизонты характеризуются величиной δ13С < –22‰, что отражает преобладающий вклад аквагенного ОВ и/или поступление сильно трансформированных бактериями органических компонентов.

Зафиксированное в результате исследования изотопное утяжеление Сорг талых отложений по сравнению с многолетнемерзлыми, вероятно, указывает на то, что деградация ОВ в протаявших толщах происходит в современный период. В условиях продолжающегося талассогенного таяния подводной мерзлоты в Арктике активация этого механизма регуляции цикла углерода может привести к сдвигу в сторону образования в зависимости от внешних условий ключевых углеродсодержащих газовых компонентов – СО2 и СН4, повышенная миграция которых была зафиксирована ранее в исследованном районе [6769, 82]. Обогащение исследованных толщ песками при этом обеспечивает высокую доступность ОВ для микроорганизмов [85]. Учитывая повышенную бактериальную активность в протаявших толщах отложений [58], постепенная деградация ОВ над кровлей подводной мерзлоты сопровождается продуцированием углеродсодержащих газов.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

В результате исследования установлено, что основной вклад в общий пул Сорг в донных отложениях и подводных многолетнемерзлых грунтах залива Буор-Хая вносит терригенное, диагенетически непреобразованное ОВ континентального происхождения, представленное растительным детритом, почвами, торфом. Субаквальные реликтовые толщи многолетней мерзлоты обогащены терригенным ОВ, поступавшим с аллювиальными потоками, тогда как более современные отложения представлены продуктами береговой абразии и термоэрозии, усиление которых началось в конце позднего плейстоцена. Установленная неоднородность распределения органо-геохимических параметров в исследованных толщах, отсутствие связи между Сорг и гранулометрическим составом отложений подтвердило выраженные колебания режима осадконакопления и широкое разнообразие механизмов седиментации. При этом характер распределения по глубине толщ Сорг, C/N и δ13С отражает преимущественно континентальный режим осадконакопления.

Статистический анализ полученных данных выявил взаимосвязь между органо-геохимическими индикаторами. С ростом концентрации Сорг наблюдается возрастание С/N и изотопное облегчение Сорг, что подтверждает обогащение исследованных толщ ОВ терригенного генезиса независимо от их литологического состава и криогенного типа. При этом многолетнемерзлые толщи отличаются бóльшим по сравнению с талыми отложениями вкладом терригенного ОВ, поступление и захоронение которого в исследованных перигляциальных толщах происходило в значительно изменявшихся обстановках прибрежного арктического морфолитогенеза и определялось динамикой потоков с континента.

Под влиянием поступления большого количества древесных остатков, выявленного разнообразия обстановок морфолитогенеза, литологических и кригенных типов отложений, соотношение которых быстро изменялось во времени и на коротких расстояниях, сформировалась субаквальная толща континентальных отложений, обогащенных реакционно способным ОВ, для которых характерно отсутствие корреляции ОВ–размерность частиц. Такие обстановки формирования прибрежных толщ отложений на шельфе Арктики заслуживают углубленного изучения в аспекте оценки инженерных характеристик грунтов, газовой эмиссии, разгрузки грунтовых вод и миграции флюидов при таянии подводной мерзлоты.

Источники финансирования. Анализы стабильных изотопов углерода выполнены при поддержке РНФ (проект № 19-77-10 044). Обобщение результатов выполнено в рамках Госзадания ИО РАН (тема № 0128-2021-0005).

Список литературы

  1. Дударев О.В., Чаркин А.Н., Шахова Н.Е. и др. Современный литоморфогенез на восточно-арктическом шельфе России. Томск: Изд-во ТПУ, 2016. 192 с.

  2. Иванов М.В., Леин А.Ю., Захарова Е.Е. и др. Изотопный состав углерода органического вещества взвеси и донных осадков морей Восточной Арктики // Микробиология. 2012. Т. 81. № 5. С. 645–655.

  3. Квиткина А.К. Разложение глюкозы, целлюлозы и лигнина в минеральном субстрате в зависимости от соотношения C/N // Материалы VI съезда общества почвоведов им. В. В. Докучаева (Петрозаводск-Москва, 13–18 августа 2012). М.: 2012. С. 137–139.

  4. Ковда В. А., Розанов Б. Г. Почвоведение. М.: Высшая школа, 1988. 400 с.

  5. Леин А.Ю., Кравчишина М.Д., Политова Н.В. и др. Трансформация взвешенного органического вещества на границе вода—дно в морях Российской Арктики (по изотопным и радиоизотопным данным) // Литология и полезные ископаемые. 2012. № 2. С. 115–145.

  6. Лобковский Л.И., Никифоров С.Л., Дмитревский Н.Н. и др. О процессах газовыделения и деградации подводных многолетнемерзлых пород на шельфе моря Лаптевых // Океанология. 2015. Т. 55. № 2. С. 312–320.

  7. Лобковский Л.И., Никифоров С.Л., Шахова Н.Е. и др. О механизмах деградации подводных многолетнемерзлых пород на восточном арктическом шельфе России // Докл. РАН. 2013. Т. 449. № 2. С. 185–188.

  8. Никифоров С.Л., Лобковский Л.И., Дмитревский Н.Н. и др. Ожидаемые геолого-геоморфологические риски по трассе Северного морского пути // Докл. РАН. 2016. Т. 466. № 2. С. 218–220.

  9. Новиков А.А., Кисаров О.П. Обоснование роли корневых и пожнивных остатков в агроценозах // Научный журнал КубГАУ. 2012. Т. 78. № 4. С. 1–10.

  10. Перльштейн Г.З., Сергеев Д.О., Типенко Г.С. и др. Углеводородные газы и криолитозона шельфа Арктики // Арктика: экология и экономика. 2015. Т. 18. № 2. С. 35–44.

  11. Пипко И.И., Пугач С.П., Савичев О.Г. и др. Динамика растворенного неорганического углерода и потоков CO2 между водой и атмосферой в главном русле реки Обь // Докл. РАН. 2019. Т. 484. № 6. С. 691–697.

  12. Погодаева Т.В., Ходжер Т.В., Жученко Н.А. и др. Поступление органического вещества в залив Буор-Хая (море Лаптевых) // Геология и геофизика. 2017. Т. 58. № 5. С. 739–752.

  13. Романкевич Е.А., Ветров А.А. Цикл углерода в Арктических морях. М.: Наука, 2001. 302 с.

  14. Романкевич Е.А., Ветров А.А., Беляев Н.А. и др. Алканы в четвертичных отложениях моря Лаптевых // Докл. РАН. 2017. Т. 472. № 1. С. 72–75.

  15. Система моря Лаптевых и прилегающих морей Арктики: современное состояние и история развития / Под ред. Кассенс Х. и др. М.: Изд-во МГУ, 2009. 608 с.

  16. Ульянцев А.С., Беляев Н.А., Братская С.Ю., Романкевич Е.А. Молекулярный состав лигнина как индикатор таяния подводных многолетнемерзлых отложений // Докл. РАН. 2018. Т. 482. № 6. С. 701–704.

  17. Ульянцев А.С., Братская С.Ю., Дударев О.В. и др. Литолого-геохимическая характеристика морфолитогенеза в губе Буор-Хая // Океанология. 2020. Т. 60. № 3. С. 407–417.

  18. Ульянцев А.С., Братская С.Ю., Привар Ю.О. Гранулометрические характеристики донных отложений губы Буор-Хая // Океанология. 2020. Т. 60. № 3. С. 452–465.

  19. Ульянцев А.С., Лобковский Л.И., Жаворонков А.В. и др. Проблемы изучения Арктического шельфа: опыт системных геолого-геохимических исследований в море Лаптевых // Океанология. 2015. Т. 55. № 6. С. 1016–1022.

  20. Ульянцев А.С., Полякова Н.В., Братская С.Ю. и др. Таяние подводных многолетнемерзлых отложений как фактор изменения их элементного состава // Докл. РАН. 2018. Т. 483. № 3. С. 326–330.

  21. Ульянцев А.С., Полякова Н.В., Романкевич Е.А. и др. Ионный состав поровой воды мелководных шельфовых моря Лаптевых // Докл. РАН. 2016. Т. 467. № 3. С. 329–335.

  22. Ульянцев А.С., Прокуда Н.А., Стрельцова Е.А. и др. Геохимическая типизация органического вещества донных отложений по молекулярному составу предельных алифатических углеводородов // Океанология. 2021. Т. 61. № 5. С. 822–830.

  23. Ульянцев А.С., Романкевич Е.А., Братская С.Ю. и др. Характеристика четвертичного осадконакопления на шельфе моря Лаптевых по молекулярному составу н-алканов // Докл. РАН. 2017. Т. 473. № 5. С. 600–604.

  24. Ульянцев А.С., Романкевич Е.А., Пересыпкин В.И. и др. Лигнин как индикатор среды осадконакопления на Арктическом шельфе // Докл. РАН. 2016. Т. 467. № 1. С. 75–80.

  25. Холодов А.Л., Золотарева Б.Н., Ширшова Л.Т. Органическое вещество в основных мерзлотно-генетических типах четвертичных отложений полуострова Быковский: содержание и групповой состав гумуса // Криосфера Земли. 2006. Т. 10. № 4. С. 29–34.

  26. Чеверев В.Г., Видяпин И.Ю., Тумской В.Е. Состав и свойства отложений термокарстовых лагун Быковского полуострова // Криосфера Земли. 2007. Т. 11. № 3. С. 44–50.

  27. Batchelor C.L., Dowdeswell J.A. Ice-sheet grounding-zone wedges (GZWs) on high-latitude continental margins // Marine Geology. 2015. V. 363. P. 65–92.

  28. Bauch H.A., Kassens H., Naidina O.D. Composition and flux of Holocene sediments on the eastern Laptev Sea shelf, Arctic Siberia // Quaternary Research. 2001. V. 55(3). P. 344–351.

  29. Bröder L., Andersson A., Tesi T. et al. Quantifying Degradative Loss of Terrigenous Organic Carbon in Surface Sediments Across the Laptev and East Siberian Sea // Global Biogeochem Cycles. 2019. V. 33(1). P. 85–99.

  30. Bröder L., Davydova A., Davydov S. et al. Particulate Organic Matter Dynamics in a Permafrost Headwater Stream and the Kolyma River Mainstem // Journal of Geophysical Research: Biogeosciences. 2020. V. 125. e2019JG005511.

  31. Bröder L., Tesi T., Andersson A. et al. Bounding cross-shelf transport time and degradation in Siberian-Arctic land-ocean carbon transfer // Nature Communications. 2018. V. 9. 806.

  32. Bröder L., Tesi T., Salvadó J.A. et al. Fate of terrigenous organic matter across the Laptev Sea from the mouth of the Lena River to the deep sea of the Arctic interior // Biogeosciences. 2016. V. 13. P. 5003–5019.

  33. Charkin A.N., Dudarev O.V., Semiletov I.P. et al. Seasonal and interannual variability of sedimentation and organic matter distribution in the Buor-Khaya Gulf: the primary recipient of input from Lena River and coastal erosion in the southeast Laptev Sea // Biogeosciences. 2011. V. 8. P. 2581–2594.

  34. Dowdeswell J.A., Ottesen D. Buried iceberg ploughmarks in the early Quaternary sediments of the central North Sea: A two-million year record of glacial influence from 3D seismic data // Marine Geology. 2013. V. 344. P. 1–9.

  35. Gordeev V.V. Fluvial sediment flux to the Arctic Ocean // Geomorphology. 2006. V. 80. P. 94–104.

  36. Grosse G., Schirrmeister L., Siegert C. et al. Geological and geomorphological evolution of a sedimentary periglacial landscape in Northeast Siberia during the Late Quaternary // Geomorphology. 2007. V. 86. P. 25–51

  37. Günther F., Overduin P.P., Sandakov A.V. et al. Short- and long-term thermo-erosion of ice-rich permafrost coasts in the Laptev Sea region // Biogeosciences. 2013. V. 10. P. 4297–4318.

  38. Günther F., Overduin P.P., Yakshina I.A. et al. Observing Muostakh disappear: permafrost thaw subsidence and erosion of a ground-ice-rich island in response to arctic summer warming and sea ice reduction // The Cryosphere. 2015. V. 9. P. 151–178.

  39. Gustafsson Ö, van Dongen B.E., Vonk J.E. et al. Widespread release of old carbon across the Siberian Arctic echoed by its large rivers //Biogeosciences. 2011. V. 8. P. 1737–1743.

  40. Hubberten H.W., Andreev A., Astakhov V.I. et al. The periglacial climate and environment in northern Eurasia during the last glaciation // Quaternary Science Reviews. 2004. V. 23. P. 1333–1357.

  41. Hugelius G., Strauss J., Zubrzycki S. et al. Estimated stocks of circumpolar permafrost carbon with quantified uncertainty ranges and identified data gaps // Biogeosciences. 2014. V. 11. P. 6573–6593.

  42. Jongejans L.L., Mangelsdorf K., Schirrmeister L. et al. n-Alkane Characteristics of Thawed Permafrost Deposits Below a Thermokarst Lake on Bykovsky Peninsula, Northeastern Siberia // Front. Environ. Sci. 2020. V. 8. 118.

  43. Jongejans L.L., Strauss J., Lenz J. et al. Organic matter characteristics in yedoma and thermokarst deposits on Baldwin Peninsula, west Alaska // Biogeosciences. 2018. V. 15. P. 6033–6048.

  44. Karlsson E. S., Charkin A., Dudarev O. et al. Carbon isotopes and lipid biomarker investigation of sources, transport and degradation of terrestrial organic matter in the Buor-Khaya Bay, SE Laptev Sea // Biogeosciences. 2011. V. 8. P. 1865–1879.

  45. Lantuit H., Atkinson D., Overduin P.P. et al. Coastal erosion dynamics on the permafrost-dominated Bykovsky Peninsula, north Siberia, 1951—2006 // Polar Research. 2011. V. 30. 7341.

  46. Manzoni S., Jackson R., Trofymow J. et al. The global stoichiometry of litter nitrogen mineralization // Science. 2008. V. 321 (5889). P. 684–686.

  47. Martens J., Romankevich E., Semiletov I. et al. CASCADE – The Circum-ArcticSediment CArbon DatabasE // Earth Syst. Sci. Data. 2021. V. 13. P. 2561–2572.

  48. Martens J., Wild B., Muschitiello F. et al. Remobilization of dormant carbon from Siberian-Arctic permafrost during three past warming events // Science Advances. 2020. V. 6. № 42. eabb6546.

  49. McClelland J.W., Holmes R.M., Dunton K.H. et al. The Arctic Ocean Estuary //Estuaries and Coasts. 2012. V. 35. P. 353–368.

  50. Morgenstern A., Ulrich M., Günther F. et al. Evolution of thermokarst in East Siberian ice-rich permafrost: A case study // Geomorphology. 2013. V. 201. P. 363–379.

  51. Obrezkova M.S., Tsoy I.B., Semiletov I.P. et al. Micropaleontological assessment of sediments from Buor-Khaya Bay (Laptev Sea) // Quaternary International. 2019. V. 508. P. 60–69.

  52. Overduin P.P., Strzelecki M.C., Grigoriev M.N. et al. Coastal changes in the Arctic // Sedimentary Coastal Zones from High to Low Latitudes: Similarities and Differences / Eds. Martini I.P., Wanless, H.R. Geological Society of London Special Publication, 2014. V. 388. P. 103–129.

  53. Perminova I.V., Shirshin E.A., Zherebker A. et al. Signatures of Molecular Unification and Progressive Oxidation Unfold in Dissolved Organic Matter of the Ob-Irtysh River System along Its Path to the Arctic Ocean // Sci. Reports. 2019. V. 9. 19487.

  54. Pipko I.I., Pugach S.P., Semiletov I.P. et al. The dynamics of the carbon dioxide system in the outer shelf and slope of the Eurasian Arctic Ocean // Ocean Science. 2017. V. 13. P. 997–1016.

  55. Pugach S.P., Pipko I.I., Shakhova N.E. et al. Dissolved organic matter and its optical characteristics in the Laptev and East Siberian seas: spatial distribution and interannual variability (2003–2011) // Ocean Science. 2018. V. 14. P. 87–103.

  56. Romanovskii N.N., Hubberten H.-W., Gavrilov A.V. et al. Permafrost of the east Siberian Arctic shelf and coastal lowlands // Quaternary Science Reviews. 2004. V. 23. P. 1359–1369.

  57. Romanovskii N.N., Hubberten H.-W., Gavrilov A.V. et al. Thermokarst and land-ocean interactions, Laptev Sea Region, Russia // Permafrost and Periglac. Process. 2000. V. 11. P. 137–152.

  58. Sanchez-Garcia L., Vonk J.E., Charkin A.N. et al. Characterization of three regimes of collapsing Arctic Ice Complex deposits on the SE Laptev Sea coast using biomarkers and dual carbon isotopes // Permafrost and Periglac. Process. 2014. V. 25. P. 172–183.

  59. Schirrmeister L., Grigoriev M.N., Strauss J. et al. Sediment characteristics of a thermokarst lagoon in the northeastern Siberian Arctic (Ivashkina Lagoon, Bykovsky Peninsula) // Arctos. 2018. V. 4. 13.

  60. Schirrmeister L., Kunitsky V., Grosse G. et al. Sedimentary characteristics and origin of the Late Pleistocene Ice Complex on north-east Siberian Arctic coastal lowlands and islands – A review // Quatern. Int. 2011. V. 241. P. 3–25.

  61. Schirrmeister L., Schwamborn G., Overduin P.P. et al. Yedoma Ice Complex of the Buor Khaya Peninsula (southern Laptev Sea) // Biogeosciences. 2017. V. 14. P. 1261–1283.

  62. Schirrmeister L., Siegert C., Kunitzky V.V. et al. Late Quaternary ice-rich permafrost sequences as a paleoenvironmental archive for the Laptev Sea Region in northern Siberia // Int. J. Earth Sciences. 2002. V. 91. P. 154–167.

  63. Schirrmeister L., Siegert C., Kuznetsova T. et al. Paleoenvironmental and paleoclimatic records from permafrost deposits in the Arctic region of Northern Siberia // Quaternary International. 2002. V. 89. P. 97–118.

  64. Schuur E.A., Bockheim J., Canadell J.G. et al. Vulnerability of permafrost carbon to climate change: Implications for the global carbon cycle // Bioscience. 2008. V. 58. P. 701–714.

  65. Schuur E.A.G., McGuire A.D., Schädel C. et al. Climate change and the permafrost carbon feedback // Nature. 2015. V. 520. P. 171–179.

  66. Semiletov I, Pipko I., Gustafsson Ö. et al. Acidification of East Siberian Arctic Shelf waters through addition of freshwater and terrestrial carbon // Nature Geoscience. 2016. V. 9. P. 361–365.

  67. Semiletov I.P., Shakhova N. E., Pipko I.I. et al. Space–time dynamics of carbon and environmental parameters related to carbon dioxide emissions in the Buor-Khaya Bay of the Laptev Sea // Biogeosciences. 2013. V. 10. P. 5977–5996.

  68. Shakhova N., Semiletov I., Chuvilin E. Understanding the permafrost–hydrate system and associated methane releases in the east siberian arctic shelf // Geosciences. 2019. V. 9(6). 251.

  69. Shakhova N., Semiletov I., Sergienko V. et al. The East Siberian Arctic Shelf: towards further assessment of permafrost-related methane fluxes and role of sea ice // Phil. Trans. R. Soc. A. 2015. V. 373. 20140451.

  70. Shakhova N., Semiletov I., Gustafsson O. et al. Current rates and mechanisms of subsea permafrost degradation in the East Siberian Arctic Shelf // Nature Communications. 2017. V. 8. 15872.

  71. Siegert C., Schirrmeister L., Babiy O. The sedimentological, mineralogical and geochemical composition of Late Pleistocene deposits from the Ice Complex on the Bykovsky Peninsula, Northern Siberia // Polarforschung. 2002. V. 70. P. 3–11.

  72. Stein R., Macdonald R.W. The organic carbon cycle in the Arctic Ocean. Berlin: Springer, 2004. 363 p.

  73. Strauss J., Schirrmeister L., Grosse G. et al. Deep Yedoma permafrost: A synthesis of depositional characteristics and carbon vulnerability // Earth-Science Reviews. 2017. V. 172. P. 75–86.

  74. Strauss J., Schirrmeister L., Grosse G. et al. The deep permafrost carbon pool of the Yedoma region in Siberia and Alaska // Geoph. Res. Letters. 2013. V. 40. P. 6165–6170.

  75. Strauss J., Schirrmeister L., Wetterich S. et al. Grain-size properties and organic-carbon stock of Yedoma Ice Complex permafrost from the Kolyma lowland, northeastern Siberia // Global Biogeochem. Cycl. 2012. V. 26. GB3003.

  76. Tesi T., Semiletov I., Hugelius G. et al. Composition and fate of terrigenous organic matter along the Arctic land–ocean continuum in East Siberia: Insights from biomarkers and carbon isotopes // Geochimica et Cosmochimica Acta. 2014. V. 133. P. 235–256.

  77. Tesi T., Semiletov I.P., Dudarev O.V. et al. Matrix association effects on hydrodynamic sorting and degradation of terrestrial organic matter during cross-shelf transport in the Laptev and East Siberian shelf seas // J. Geophys. Res. Biogeosci. 2016. V. 121. P. 1–22.

  78. Turetsky M.R., Abbott B.W., Jones M.C. et al. Permafrost collapse is accelerating carbon release // Nature. 2019. V. 569. P. 32–34.

  79. Vonk J.E., Gustafsson Ö. Permafrost-carbon complexities // Nature Geoscience. 2013. V. 6. P. 675–676.

  80. Vonk J.E., Sanchez-Garcia L., van Dongen B.E. et al. Activation of old carbon by erosion of coastal and subsea permafrost in Arctic Siberia // Nature. 2012. V. 489. P. 137–140.

  81. Vonk J.E., Semiletov I.P., Dudarev O.V. et al. Preferential burial of permafrost-derived organic carbon in Siberian-Arctic shelf waters // J. of Geoph. Res.: Oceans. 2014. V. 119(12). P. 8410–8421.

  82. Vonk J.E., van Dongen B.E., Gustafsson Ӧ. Selective preservation of old organic carbon fluvially released from sub-Arctic soils // Geophys. Res. Lett. 2010. V. 37. L11605.

  83. Winterfeld M., Mollenhauer G., Dummann W. et al. Deglacial mobilization of pre-aged terrestrial carbon from degrading permafrost // Nature Communications. 2018. V. 9. 3666.

  84. Xiao X, Fahl K., Stein R. Biomarker distributions in surface sediments from the Kara and Laptev seas (Arctic Ocean): indicators for organic-carbon sources and sea-ice coverage // Quaternary Science Reviews. 2013. V. 79. P. 40–52.

  85. Xu C.H., Guo L.D., Ping C.L. et al. Chemical and isotopic characterization of size-fractionated organic matter from cryoturbated tundra soils, northern Alaska // J. Geophys. Res. Biogeosci. 2009. V. 114. G03002.

  86. Zimov S.A., Davydov S.P., Zimova G.M. et al. Permafrost carbon: Stock and decomposability of a globally significant carbon pool // Geophys. Res. Lett. 2006. V. 33. L20502.

  87. Zimov S.A., Schuur E.A.G., Chapin III S.F. Permafrost and the Global Carbon Budget // Science. 2006. V. 312. P. 1612–1613.

Дополнительные материалы отсутствуют.