Вестник РАН, 2021, T. 91, № 2, стр. 174-189

Имя М.В. Келдыша неразрывно связано с крупным этапом в развитии человеческой цивилизации – исследованием и освоением космического пространства. Его и создателя ракетно-космических систем С.П. Королёва, вошедших в историю науки и космонавтики как Главный теоретик и Главный конструктор, по праву называют космическими первопроходцами. Не будет преувеличением сказать, что творческий союз двух признанных лидеров, стоявших во главе прославленных коллективов учёных и инженеров, обеспечил выдающиеся достижения советской науки и техники на заре космической эры. На протяжении многих лет их тесно связывали и деловые, и дружеские отношения.

Кратко коснёмся исторического периода, предшествовавшего началу космических исследований в стране. В 1946 г. приказом министра вооружения СССР Д.Ф. Устинова было создано Особое конструкторское бюро (ОКБ-1) под руководством С.П. Королёва. Здесь с опорой на конструкторские бюро и институты промышленности шли работы по созданию межконтинентальных баллистических ракет. Сергей Павлович возглавил легендарный Совет главных конструкторов, объединявший ведущие предприятия страны, где рождались основные элементы ракет – двигатели, системы управления, связи, наземное оборудование. Совет внёс неоценимый вклад в развитие ракетно-космической техники. Королёв сумел сплотить и направить эту армию учёных и конструкторов к единой цели. Благодаря такой организации в небывало короткие сроки страна получила первые отечественные баллистические ракеты, несущие атомный заряд, а затем на их основе – ракеты-носители.

В том же 1946 г. М.В. Келдыша назначили директором НИИ-1 (бывший Реактивный научно-исследовательский институт), где в довоенный и военный период создавалось ракетное вооружение нашей армии, в том числе знаменитые миномёты “Катюша”.

В то время укрепление оборонной мощи страны связывалось с перевооружением армии на ракетную технику и созданием атомного оружия. Мстислав Всеволодович был привлечён к выполнению важных заданий Правительства по разработке новых образцов оборонной техники и параллельно занимался атомной проблемой. И всё же, начиная с 1946 г., он в значительной степени сосредоточивается на ракетно-космической тематике.

Встав во главе института, Келдыш взялся за решение широкого круга актуальных технических задач, которые всегда считал высокой наукой. Сфера его научных интересов – теория горения, физическая газовая динамика применительно к ракетным двигателям. По инициативе Келдыша были начаты исследования по гиперзвуковой аэродинамике, теплообмену летательных аппаратов при полётах в разреженных слоях атмосферы и в космосе, разработка специальных теплозащитных покрытий для таких аппаратов, входящих в атмосферу с космической скоростью. В единую концепцию подготовки к космическим полётам вписывались и такие направления, как стабилизация и ориентация летательных аппаратов, разработка систем астронавигации.

Фундаментальной основой всех направлений была математика, которая позволяла находить определённую общность в конкретных прикладных задачах. Но у каждой из них оставалась своя специфика, что, естественно, требовало глубокого проникновения в суть проблемы, специальных подходов, методов и экспериментальной проверки результатов. Здесь ярко проявился не только талант Келдыша-математика, в совершенстве владевшего тонкими теоретическими методами, его глубочайшая интуиция инженера-механика, но также талант организатора, руководителя крупных научных коллективов.

В те годы началось плодотворное творческое сотрудничество М.В. Келдыша с выдающимся конструктором Семёном Алексеевичем Лавочкиным, под руководством которого во время Великой Отечественной войны в кратчайшие сроки были созданы, внедрены в массовое производство и эксплуатацию новейшие типы боевых самолётов. Вместе с сотрудниками Конструкторского бюро С.А. Лавочкина Мстислав Всеволодович выполнил комплекс исследований по теории полёта самолётов со сверхзвуковыми скоростями, теории сверхзвуковых двигателей, защиты самолётов от аэродинамического нагрева.

В 1954 г. Келдыша назначили научным руководителем крупного проекта “Буря” – сверхзвуковой крылатой ракеты, способной нести атомный заряд. Эти работы завершились созданием лётного образца аппарата и успешным его испытанием, в ходе которого было показано, что по некоторым техническим характеристикам “Буря” превосходит межконтинентальную крылатую ракету “Навахо”, разрабатывавшуюся в США. Но к тому времени большой прогресс наметился и по проекту создания в ОКБ-1 под руководством С.П. Королёва баллистической ракеты Р-7, также способной нести атомный заряд. Кроме того, она открывала перспективы выхода в космос. Продолжать развивать оба направления было экономически нецелесообразно и работы по проекту “Буря” были закрыты. Чтобы согласиться с принятием такого решения, нужно обладать гражданским мужеством и умением отказываться от амбиций, что было в полной мере свойственно М.В. Келдышу.

В НИИ-1, как и в Центральном аэрогидродинамическом институте, где начиналась научная деятельность Главного теоретика космонавтики и решались важные задачи по развитию авиационной техники, Мстислава Всеволодовича окружал полумифический ореол. Сотрудник этого НИИ, ставший позднее научным обозревателем “Комсомольской правды”, Ярослав Голованов в одном из очерков писал: «В 1956 году совсем зелёным инженером работал я в одном НИИ, научным руководителем которого по совместительству был Келдыш. Среди молодёжи о нём ходили легенды. Всерьёз говорили о том, что не существует такой математической задачи, которую он не смог бы решить, если она верно сформулирована. Однажды Келдыш дал десять дней одной из лабораторий на проведение неких расчётов. В конце срока смущённый руководитель лаборатории признался, что работа не выполнена, поскольку очень трудно сформулировать задание для ЭВМ. Келдыш поморщился, взял коробку “Казбека”, перевернул тыльной светлой стороной, покрутил в руках карандаш и быстро написал на коробке формулу.

– Мне кажется, что теперь это сможет сосчитать даже кошка, – сказал он, протягивая коробку оторопевшему завлабу.

Я присутствовал на защите одной докторской диссертации. Келдыш председательствовал. Он сидел за столом, посасывая леденцы из плоской железной коробочки: отучался от табака. Выражение лица было отсутствующим, я был уверен, что докладчика-соискателя он не слушает. Отвечая на вопросы, докладчик вдруг споткнулся на одном из них, как говорится, “поплыл”: попробовал что-то путано объяснить и, наконец, замолчал. Келдыш встал и, подойдя к развешанным таблицам, сказал своим тихим, мягким голосом, чуть растягивая слова:

– Ну, это же так просто, вот взгляните, – и начал объяснять. Я подумал: соискатель изучал этот вопрос годы, Келдыш – минуты» [1, с. 479].

Мне не раз доводилось быть свидетелем аналогичных ситуаций, участвуя в семинаре, который Мстислав Всеволодович регулярно вёл в Институте прикладной математики АН СССР. Сидя всегда на одном и том же месте, подперев рукой голову, он, казалось, дремал, лишь изредка бросая взгляд на доску, испещрённую математическими выкладками, но удивительно цепкими вопросами уточнял формулировку, постановку задачи, если докладчик что-то не договаривал, первым замечал неточность или ошибку в рассуждениях, требовал определённости выводов. Неизменно стимулировал дискуссии, которые зачастую бывали весьма острыми, чётко и ясно подводил итог обсуждения.

С глубоким проникновением математики в описание природы физико-химических процессов, проектирование конструкций и систем стремительно нарастал объём вычислений в конкретных расчётах. Поэтому поставленные развитием новой техники сложные задачи требовали параллельно с разработкой и совершенствованием вычислительных методов мощных вычислительных средств. Мстислав Всеволодович прекрасно осознавал, что они открывают качественно новый этап в развитии науки. Его личный вклад в становление отечественной электронно-вычислительной техники, её широкое внедрение для решения сложных научно-технических проблем атомной и ракетно-космической отрасли трудно переоценить.

Келдыш уделял большое внимание теоретическим и практическим задачам программирования, разработке алгоритмов для решения конкретных задач, их практической программной реализации. При этом сам был автором многих идей и не раз подчёркивал, что искусные методы, оригинальные подходы к составлению программ позволяют существенно компенсировать недостаточно высокую производительность ЭВМ.

Старшее поколение помнит, как он говорил: “У них, на Западе, лучше техника, а у нас – серое вещество”. Это не ослабляло, однако, требований к самим вычислительным средствам и разработчикам. В их формулировании мнение Келдыша было самым авторитетным, а во многих отношениях – определяющим.

В начале 1950-х годов, будучи руководителем НИИ-1, Мстислав Всеволодович создал и возглавил группу талантливых молодых математиков и механиков в Математическом институте им. В.А. Стеклова АН СССР (МИАН), которая занималась теорией космического полёта, проблемами устойчивости, динамики, управления и оптимизации параметров многоступенчатых ракет.

Начались первые исследования, связанные с выводом искусственных небесных тел на околоземную орбиту, полётами к Луне и планетам. Параллельно с механикой космического полёта и автономной навигацией изучались тепловые режимы спутника и условия теплообмена в космической среде, поведение элементов и систем в невесомости и глубоком вакууме, возможности передачи и обработки телеметрической информации и многие другие вопросы. Эти исследования нашли практическое воплощение в работах конструкторов по созданию ракет-носителей для полётов в космос, стали основой для нескольких поколений космических аппаратов. Вскоре в МИАНе сложился коллектив высококвалифицированных специалистов, который в 1953 г. выделился в самостоятельную организацию – Отделение прикладной математики. В 1966 г. Отделение преобразовали в Институт прикладной математики (ИПМ) АН СССР, который сейчас носит имя основателя и бессменного директора Мстислава Всеволодовича Келдыша. Кроме участия в крупных государственных проектах ИПМ АН СССР сыграл огромную роль в становлении и развитии космических исследований.

Первая из семейства управляемых баллистических ракет (Р-1) с дальностью полёта около 300 км стартовала в СССР 10 октября 1948 г., а с 1949 г. в стране уже регулярно проводились запуски созданных на основе Р-1 высотных геофизических ракет (их ещё называли академическими) для зондирования верхней атмосферы Земли, изучения ионосферы, получения ультрафиолетовых и рентгеновских спектров Солнца, медико-биологических исследований на животных. Сначала ракеты запускали до высоты немногим более 100 км, а в последующем – свыше 500 км.

21 августа 1957 г. состоялся пуск первой межконтинентальной баллистической ракеты (МБР) Р-7. Это событие положило начало созданию ракетно-ядерного щита для защиты нашей страны (или, как отметил в книге “Ракеты и люди” заместитель Королёва Б.Е. Черток [2], скорее, “меча” как меры неотвратимого возмездия) и стало основой концепции взаимного сдерживания, на многие десятилетия обеспечив мирное сосуществование двух сверхдержав – СССР и США. В создании этого щита исключительная роль принадлежит трём выдающимся учёным, “Трём К”, как их часто называли, – И.В. Курчатову, С.П. Королёву и М.В. Келдышу.

В ходе разработки первых боевых ракет Королёв и Келдыш поняли, какие широкие перспективы открывает ракетная техника для развития науки, культуры, народного хозяйства. По их инициативе были развёрнуты подготовительные работы к космическим полётам, что потребовало проведения комплекса научных исследований, развития ряда новых научных направлений. Разработка межконтинентальной баллистической ракеты помогла не только решить многочисленные технические проблемы, но и открыла перспективу создания первого поколения ракет-носителей для выхода аппаратов в космос. В 1955 г. в Казахстане, вблизи поселка Тюра-Там, началось строительство крупнейшего стартового комплекса – космодрома Байконур. Сейчас, оглядываясь назад, поражаешься, как буквально с нуля в суровых климатических условиях казахстанской степи героическим трудом военных строителей всего за полтора года был создан грандиозный комплекс на основе межконтинентальной баллистической ракеты Р-7 – знаменитой королёвской “семёрки”. В последующие годы на Байконуре построили другие сооружения, в том числе для запуска ракет УР-500 (“Протон”), Н-1, “Энергия-Буран”, которые по сей день производят ошеломляющее впечатление.

Одновременно с подготовкой к запуску первого спутника началась разработка научной программы и идеологии экспериментов в космическом пространстве с использованием принципиально нового инструмента – искусственного спутника Земли (ИСЗ). В феврале 1954 г. для обсуждения научной программы полёта первого спутника М.В. Келдыш собрал совещание, в работе которого приняли участие крупные учёные страны: П.Л. Капица, С.Н. Вернов, А.Е. Чудаков, В.И. Красовский, Л.В. Курносова и другие. Сергей Павлович Королёв рассказал о перспективах создания спутника, выразив уверенность в том, что этот проект в недалёком будущем будет осуществлён. Мстислав Всеволодович призвал присутствующих подумать над тем, какие измерения на данный момент представляют наибольший интерес.

В 1954 г. С.П. Королёв, М.В. Келдыш и М.К. Тихонравов, убедившись в правильности сделанных расчётов и проектных оценок, обратились в Правительство с докладной запиской, предложив развернуть научно-исследовательские и опытно-конструкторские работы по изучению и освоению космического пространства. В записке обосновывалась научная и техническая возможность создания и запуска искусственного спутника Земли, необходимые для этого организационные мероприятия. Правительство поддержало инициативу учёных, приняв в январе 1956 г. соответствующее решение.

В том же году М.В. Келдыш возглавил созданную в Академии наук СССР Специальную комиссию по объекту “Д” – искусственному спутнику Земли. Его заместителями стали С.П. Королёв и М.К. Тихонравов. Комиссия предложила три варианта спутника, отличавшихся составом научной аппаратуры, к разработке которой были привлечены многие видные учёные-физики.

В основе ракеты-носителя для вывода на околоземную орбиту ИСЗ лежала двухступенчатая МБР Р-7, выполненная по “пакетной” схеме – четыре боковых блока первой ступени располагались вокруг центрального блока второй ступени. Однако много нового было внесено и в систему управления и наземного обеспечения полёта. Двигатели четырёх независимых блоков первой ступени и блока второй ступени ракеты включались одновременно на Земле, что обеспечивало большую начальную тягу. После израсходования топлива блоки первой ступени сбрасывались, а продолжавшая работать вторая ступень придавала ракете необходимую конечную скорость, чтобы спутник мог обращаться на орбите вокруг Земли.

Запуск 4 октября 1957 г. первого в мире искусственного спутника Земли стал эпохальным событием, открывшим космическую эру человечества. За рукотворной звёздочкой, перемещавшейся среди небесных светил на ночном небосводе, с восхищением наблюдали люди планеты, сигналы спутника, принимавшиеся на расстоянии до 10–12 тыс. км, слушал весь мир. “Мы сами не сразу осознали всю важность того, что произошло”, – вспоминал Мстислав Всеволодович об этом выдающемся достижении. В лекции, прочитанной в 1965 г. в Королевском обществе в Лондоне, он говорил: “Я думаю, что мы по праву можем сказать, что запуск Советским Союзом первого искусственного спутника Земли открыл первую из многих новых страниц науки о Вселенной, которые человек только начал перелистывать. Этот успех был достигнут благодаря высокому уровню развития ракетной техники, которая, я позволю себе выразить надежду, будет всё в большей мере служить развитию науки и полезным для человечества целям. Вероятно, излишне говорить о том, что создание средств для осуществления космических полётов требует высокого уровня организации промышленности, работы многих конструкторских организаций и исследования многих научных проблем” [3, с. 639].

А меньше чем через месяц, 3 ноября 1957 г., был выведен на орбиту второй искусственный спутник Земли. В отличие от первого, он не отделялся от последней ступени ракеты-носителя. На нём размещались физические приборы, измерительные системы и контейнер с подопытным животным – собакой Лайкой. Это был первый орбитальный полёт живого существа в космос. В мае 1958 г. запустили третий спутник, который с полным правом можно назвать первой научной лабораторией в космосе. С его помощью впервые удалось выполнить прямые измерения магнитного поля Земли на больших высотах, мягкой геокорпускулярной радиации, вызывающей полярные сияния, химического состава и плотности верхней атмосферы, электронной концентрации в ионосфере, плотности метеорного вещества в окрестности Земли. В качестве источника энергии здесь впервые испытывались солнечные батареи, получившие в дальнейшем широкое применение на космических аппаратах.

Запущенные по программе Международного геофизического года (1957–1958 гг.) первые советские, а начиная с января 1958 года и американские ИСЗ позволили получить сведения фундаментального значения о физических свойствах околоземного космического пространства. Возникла новая область науки – космическая физика, использующая, наряду с традиционными методами экспериментальной физики, новые средства с учётом специфики изучаемой среды и возможностей бортовой аппаратуры. У её истоков стоял М.В. Келдыш. Он, особенно на первых порах, досконально вникал в научную проблематику, лежавшую в сфере профессиональных интересов геофизиков, астрофизиков, биологов, с неизменным интересом обсуждал задачи и цели исследований, руководил выбором предлагавшихся экспериментов вплоть до наиболее рационального распределения телеметрических каналов между участниками при ограниченных возможностях передачи информации на Землю. Мстислав Всеволодович сумел сплотить исследователей вокруг общего дела, увлечённо обсуждал с ними результаты экспериментов и неизвестные новые явления. С учётом этих дискуссий, приобретённого опыта и расширившихся возможностей космической техники формировались целенаправленные программы исследований.

Келдыш часто бывал на ракетных полигонах, участвовал в заседаниях госкомиссий, вместе с Королёвым и ведущими специалистами готовил к запуску космические аппараты – всего не перечислишь.

Воодушевление и энтузиазм, сопровождавшие участников запуска первого ИСЗ, вселяли уверенность в безграничные возможности космических полётов. Через год с небольшим были осуществлены первые полёты космических ракет к Луне, сфотографирована её невидимая с Земли обратная сторона. Это потребовало создания дополнительной ступени ракеты-носителя, чтобы сообщить лунной автоматической станции вторую космическую скорость. Замечательно, что для осуществления руководимого Келдышем облёта Луны использовалась не только сила тяги ракетных двигателей, но и силы тяготения Луны и Земли. Это позволило создать орбиту, близкую к эллиптической, с одним из фокусов в центре Земли. Снимки, переданные автоматической станцией “Луна-3”, легли в основу первой карты лунной поверхности и лунного глобуса. Позднее была осуществлена мягкая посадка аппарата на Луну и получена первая в мире панорама её поверхности. Эти исторические достижения предшествовали началу широкомасштабных исследований ближайшего к нам космического тела.

Старты к Луне показали, что космонавтика вступила в качественно новый этап своего развития – полётам автоматических станций к планетам Солнечной системы. Это потребовало решения новых сложных задач по баллистике и энергетике ракет-носителей, навигации и управлению, обеспечению надёжности бортовой аппаратуры в условиях длительного космического полёта, устойчивости радиосвязи на расстояниях в сотни миллионов километров от Земли. Кроме того, возникла необходимость проведения серии радиолокационных измерений с целью уточнить фундаментальные астрономические постоянные и параметры движения планет. Этим вопросам Келдыш уделял большое внимание.

В руководимом им Институте прикладной математики получило развитие новое научное направление – баллистическое проектирование межпланетных перелётов, включающее цикл исследований по комплексному анализу и увязке бортовых систем автоматического управления космического аппарата с баллистико-навигационным наземным обеспечением. Примером эффективного воплощения результатов этих исследований в практику космических перелётов стала разработанная в начале 1960-х годов академиком Т.М. Энеевым оригинальная схема вывода аппарата на межпланетную трассу. По этой схеме космический аппарат, снабжённый маршевым ракетным двигателем, вначале выводится на почти круговую орбиту искусственного спутника Земли, а затем стартует с неё почти в горизонтальном направлении, что требует минимальных энергетических затрат. Такой баллистический манёвр, позволявший стартовать с оптимальной точки земного шара, применялся во всех отечественных межпланетных запусках космических аппаратов.

По инициативе М.В. Келдыша в ИПМ был создан специальный вычислительный центр по обработке траекторной информации и выдаче управляющих команд на борт межпланетного космического аппарата. Вместе с двумя другими аналогичными центрами он стал важным звеном общего контура управления полётами в дальний космос. Одновременно институт успешно развивал исследования по астрофизике и физике планет, достижения в этих областях получили мировое признание.

Наряду с традиционным математическим семинаром, в институте регулярно собирался руководимый Келдышем семинар по космической физике с участием ведущих учёных и специалистов, на котором докладывались наиболее интересные результаты научных экспериментов. Острые и заинтересованные обсуждения на семинаре становились высочайшим критерием проверки актуальности и значимости проводимых исследований.

Новым крупным шагом в развитии космонавтики стали полёты человека в космос. Организация первого полёта Ю.А. Гагарина, положившего начало эре освоения человеком космического пространства, – громадный успех отечественной космонавтики. Его вместе с С.П. Королёвым по праву разделил М.В. Келдыш.

На пути к этой цели за короткий срок были преодолены серьёзные научные и технические трудности: создана трёхступенчатая ракета-носитель “Восток” для надёжного вывода на орбиту корабля-спутника весом в несколько тонн; разработаны системы, которые обеспечивали пребывание в космическом корабле космонавта, подвергавшегося большим перегрузкам во время взлёта и посадки, находившегося в состоянии невесомости, в условиях повышенной радиации и почти полного вакуума во внешней среде. Принципиально новые задачи решались при создании систем управления кораблём в полёте и возвращения его на Землю, а также систем обеспечения жизнедеятельности космонавта – кондиционирования, регенерации воздуха, терморегулирования.

В марте 1961 г. прошли два последних контрольных пуска созданного напряжённым трудом учёных, инженеров и конструкторов корабля “Восток”, во время которых в кабине находились подопытные животные, а в кресле пилота – манекен “Иван Иванович”. Других пусков, вопреки появившимся позднее в прессе домыслам о полёте с гибелью предшественника первого космонавта, не было.

Казалось, всё было тщательнейшим образом продумано и проверено. Тем не менее первый полёт человека таил много загадок. История сохранила кинодокументы, запечатлевшие М.В. Келдыша на стартовой позиции, когда он поднимается на лифте на монтажную площадку и осматривает космический корабль “Восток”. На других кадрах – заседание Государственной комиссии, где Гагарин утверждался пилотом “Востока”; С.П. Королёв и М.В. Келдыш слушают доклады о готовности к полёту; проводы Гагарина. Позднее Мстислав Всеволодович вспоминал о волнении, которое они с С.П. Королёвым испытывали в бессонную ночь накануне старта первого космонавта.

Рано утром 12 апреля 1961 г. корабль “Восток” с Ю.А. Гагариным был выведен на орбиту и, совершив один виток вокруг планеты, благополучно возвратился на Землю. Сейчас, по прошествии полувека, можно открыто говорить о том, что тогда было известно лишь узкому кругу специалистов. Конечно, далеко не всё удалось предусмотреть в крайне напряжённом графике подготовки корабля, были отдельные сбои в работе систем на разных участках полёта, которые могли привести к фатальному исходу, но всё обошлось и закончилось настоящим триумфом. Откровенно говоря, нам тогда сопутствовала удача. Известно, однако, что удача находит тех, кто на пределе собственных сил совершает поступки, которые порой кажутся невозможными.

Полёт Гагарина вселил уверенность в правильности основополагающих принципов развития космонавтики. За ним последовали суточный полёт Германа Титова, полёт первой женщины-космонавта Валентины Терешковой, всё более длительные успешные одиночные и групповые полёты кораблей-спутников. Были созданы многоместные корабли “Восход” и “Союз”, осуществлён первый выход человека – Алексея Леонова – в открытый космос, начата широкая программа научных, технических и медико-биологических экспериментов с участием космонавтов-исследователей, обживавших космос на долговременных орбитальных станциях. Американские астронавты побывали на Луне. Но первый гагаринский виток, ставший прорывом в неизвестное, никогда не будет забыт человечеством.

К великому сожалению, несмотря на огромные усилия и затраты, нам не удалось осуществить полёт человека на Луну по программе Н1-Л3 и составить конкуренцию США с их успешной программой “Аполлон”. Случилось это по целому ряду причин, объективный анализ которых дан в книге Б.Е. Чертока “Ракеты и люди” [2].

М.В. Келдыш, отдавший проекту пилотируемого полёта на Луну много времени и сил, глубоко переживал нашу неудачу c лунной программой, не раз подчёркивал неэффективность работы над проектом и слабость руководства после кончины С.П. Королёва.

Надо сказать, что Мстислав Всеволодович с самого начала сомневался в правильности выбора Королёвым двигателей конструкции Н.Д. Кузнецова тягой 150 т для тяжёлой ракеты Н-1 вместо двигателей тягой 600 т В.П. Глушко. Королёв сделал такой выбор, основываясь на личных пристрастиях к низкокипящим (кислород–керосин) топливам в противовес высококипящим с токсичным несимметричным диметилгидразин-азотным тетраоксидом, поборником которых был Глушко. Это разногласие двух выдающихся конструкторов, отразившееся на их личных отношениях, стало одной из причин нашего проигрыша в лунной гонке. Сюда же следует отнести и неэффективность руководства лунной программой со стороны высших эшелонов власти, вследствие чего была потеряна реальная возможность облёта Луны на аппарате типа “Зонд” с космонавтом на борту, используя челомеевскую ракету УР-500 – “Протон”. Дефекты пакета из 30 двигателей конструкции Н.Д. Кузнецова для первой ступени ракеты Н-1 проявились уже в начале лётных испытаний, что потребовало многочисленных доработок. В 1974 г. после четырёх неудачных пусков проект Н1-Л3 закрыли. Свою роль здесь сыграло и то обстоятельство, что после успешного завершения программы “Аполлон” проект высадки нашего космонавта на Луну потерял политическую мотивацию, а организационное и техническое лидерство с уходом С.П. Королёва было утрачено.

Лунную гонку с американцами, начатую в начале 1960-х годов, мы проиграли. Однако смогли противопоставить соперникам запуски нового поколения космических аппаратов для автоматического забора и доставки на Землю образцов лунных пород. На Луну были высажены и длительно функционировали на её поверхности автоматические самодвижущиеся аппараты “Луноход”. Эти выдающиеся технические достижения были к тому же получены с минимальными затратами, несопоставимыми с программой “Аполлон”, и в этом громадная заслуга Келдыша.

Не менее эффективным оказалось использование космических автоматов-роботов для исследования ближайших планет – Венеры и Марса, чему Мстислав Всеволодович всегда уделял огромное внимание. Энтузиазм в исследованиях планет с ним разделял и С.П. Королёв. Ещё в 1960–1962 гг. в ОКБ-1 были созданы и запущены первые венерианские и марсианские аппараты 1МВ–3МВ. Интересно, что запланированный на 28 октября 1962 г. запуск на Марс одного из трёх аппаратов серии 2МВ пришёлся на пик Карибского кризиса, поставившего мир на грань самоуничтожения.

К огромному разочарованию и Королёва, и Келдыша выполнить намеченные программы исследований Венеры и Марса тогда не удалось. На это в немалой степени повлияла перегруженность Сергея Павловича тематикой научных, прикладных и оборонных исследований космоса. Чтобы ликвидировать это напряжение, были созданы филиалы в Самаре (ЦСКБ “Прогресс”) и в Красноярске-26 (ОКБ-10, впоследствии НПО прикладной механики), где начали производить хорошо отработанные спутники оптической разведки “Зенит” и связные спутники “Молния-1”. Филиалы возглавили талантливые конструкторы, ученики Сергея Павловича Д.И. Козлов и М.Ф. Решетнёв, развившие оба направления до их современного состояния.

Но, помимо работ над жидкостными и твердотопливными ракетами, в сфере интересов Королёва оставались ещё два больших направления – пилотируемые полёты и лунно-планетные автоматы. Надо сказать, что в этих вопросах Королёв и Келдыш не всегда были единодушны: Королёв при всём его энтузиазме относительно полётов к Луне и особенно – к Марсу всё же отдавал предпочтение пилотируемым программам, а Келдыш, в свою очередь, подчёркивал необходимость бóльшей научной отдачи от них. Вновь процитируем Б.Е. Чертока: “Он очень агрессивно настаивал на полётах к Венере, Марсу, мягкой посадке на Луну, но как только дело доходило до пилотируе-мых пусков, Келдыш ждал инициативы Королёва” [2, с. 230]. В программах пилотируемых полётов Мстислав Всеволодович основное внимание уделял медико-биологическим исследованиям, детальному дистанционному изучению Земли, технологическим и другим экспериментам, где человек действительно необходим. Это лежало в основе стратегической линии, неуклонно проводившейся им в жизнь.

На успехи лунно-планетных исследований повлияла передача в конце 1965 г. этой тематики из ОКБ-1 С.П. Королёва в КБ Машиностроительного завода им. С.А. Лавочкина (бывшее Специальное конструкторское бюро С.А. Лавочкина, впоследствии КБ вместе с заводом № 301 были преобразованы в НПО им. С.А. Лавочкина). Передача произошла по инициативе М.В. Келдыша с согласия С.П. Королёва. Оба отчётливо понимали, что в условиях сильно расширившейся космической программы необходимо подключить новые мощности и квалифицированных специалистов. Авиационное КБ С.А. Лавочкина полностью отвечало этим требованиям. Вместе с конструкторской документацией КБ получило неоценимый опыт, наработанный при лётных испытаниях лунно-планетных аппаратов, который Королёв называл “процессом познания”. Инициативу М.В. Келдыша поддержал секретарь ЦК КПСС по оборонной промышленности Д.Ф. Устинов. Важность этого решения для наших исследований Луны и планет невозможно переоценить.

Новую конструкторскую организацию – НПО им. С.А. Лавочкина – возглавил талантливый учёный и инженер, страстный энтузиаст исследований Солнечной системы Георгий Николаевич Бабакин. Мстислав Всеволодович любил этого незаурядного, энергичного человека, сумевшего мобилизовать коллективы авиационных конструкторов и смежных организаций на решение сложных задач межпланетных полётов. За небывало короткий срок было создано нескольких новых поколений автоматических космических аппаратов, что в нынешних условиях, при неизмеримо разросшейся бюрократии, представляется совершенно невероятным. История создания, конструкция лунно-планетных аппаратов и полученные результаты подробно изложены в работе [4].

В планетных исследованиях, прежде всего в изучении Луны и Венеры, нам удалось добиться поистине исторических успехов. Мягкая посадка на Луну аппарата “Луна-9” 3 февраля 1966 г. стала выдающимся достижением отечественной науки и техники, своего рода памятником ушедшему из жизни меньше чем за месяц до этого С.П. Королёву, инициировавшему программу “Е-6”. Почти одновременно с мягкой посадкой и запуском первых искусственных спутников Луны наши космические аппараты были посланы к другим планетам.

Полёты автоматических станций “Венера”, начатые успешным запуском “Венеры-4” в 1967 г., позволили впервые в мире совершить посадку нескольких аппаратов на Венеру и осуществить комплекс прямых измерений параметров её атмосферы и облаков, освещённости и свойств поверхности, передачу цветных панорам и радиокартирование поверхности планеты. Посадочные аппараты в чрезвычайно сложных условиях окружающей среды, при высоких температуре и давлении могли выживать на поверхности Венеры в течение почти двух часов, что стало крупным научно-техническим достижением, до сих пор не превзойдённым в мире. В 1971 г. “Марс-3” впервые совершил мягкую посадку на поверхность Марса, а “Марс-6” первым провёл прямые измерения параметров атмосферы этой планеты. Благодаря искусственным спутникам Венеры и Марса были исследованы свойства атмосферы и околопланетного пространства этих ближайших к Земле планет.

М.В. Келдыш придавал планетным исследованиям огромное значение, всемерно поддерживал Г.Н. Бабакина. Тот часто приезжал в ИПМ, знакомил Мстислава Всеволодовича с новыми идеями, результатами разработок, внимательно прислушивался к замечаниям и советам. Келдыш, в свою очередь, регулярно посещал КБ Г.Н. Бабакина, присутствовал на защите проектов, участвовал в совещаниях главных конструкторов.

Деловые, заинтересованные рассмотрения вариантов конструкции аппаратов и бортовых систем, путей эффективного решения научных задач длились иногда по нескольку часов. Часто обсуждения плавно перетекали в цех и продолжались вблизи собираемого или испытываемого аппарата, при этом Келдыш неизменно обращал внимание на необходимость всесторонних наземных испытаний с целью обеспечения их высокой технической надёжности. При его поддержке на предприятии Г.Н. Бабакина был создан специальный стенд для имитации спуска космического аппарата в горячей атмосфере Венеры и посадки на её поверхность. Такие испытания “на выживаемость” и работоспособность венерианских посадочных аппаратов обеспечили успех нашей многолетней программы исследования планеты.

Наряду с изучением ближнего космоса и планет, М.В. Келдыш уделял большое внимание внеатмосферной астрономии. Космические аппараты открыли новые уникальные возможности для наблюдений во всём диапазоне длин волн – началась эра всеволновой астрономии. Исследования фундаментальных основ строения материи и мироздания неизменно были в поле зрения Мстислава Всеволодовича [5].

Вместе с тем он постоянно заботился о том, чтобы программы экспериментов отвечали наиболее актуальным задачам, реальным техническим и экономическим возможностям. Хорошо понимая уровень затрат на космические исследования, Келдыш искал наиболее выгодные пути решения проблем, выдвигаемых космонавтикой, оптимального использования энергетики ракет-носителей.

М.В. Келдыш сыграл решающую роль в осуществлении идеи разработки относительно дешёвых ракет-носителей на основе модифицированных баллистических ракет для выведения на орбиту семейства малых спутников. Эта идея была воплощена в унифицированных ИСЗ, рождённых в конструкторском бюро Михаила Кузьмича Янгеля – создателя нескольких поколений отечественных боевых баллистических ракет. Запуски этих спутников, получивших название “Космос”, положили начало многолетним исследованиям околоземного космического пространства и международному сотрудничеству по программе “Интеркосмос” на базе автоматической универсальной орбитальной станции. Мстислав Всеволодович был инициатором программы “Интеркосмос”, объе-динившей страны социалистического содружества, к которым вскоре присоединилась Франция. Это плодотворное сотрудничество продолжалось многие годы. В рамках “Интеркосмоса” на наших орбитальных станциях были осуществлены пилотируемые полёты международных экипажей, в состав которых входили космонавты многих зарубежных стран.

В январе 1971 г. Москву посетила американская делегация во главе с заместителем директора НАСА Джорджем Лоу. В АН СССР прошли переговоры, завершившиеся подписанием документа о сотрудничестве по ряду направлений космической деятельности. С нашей стороны документ подписал М.В. Келдыш, возглавлявший советскую делегацию. Это был настоящий прорыв в отношениях между двумя ведущими космическими державами, ослабивший соперничество и конфронтацию. Следует подчеркнуть, что произошло это во время холодной войны на фоне ещё не закончившейся программы “Аполлон”. Данному событию в немалой степени способствовали успешные полёты советских автоматических аппаратов к Луне, Венере, Марсу, пилотируемые полёты космонавтов и результаты прикладных исследований. На протяжении почти десяти лет изучение космоса осуществлялось в рамках четырёх совместных рабочих групп: “Исследования космического пространства, Луны и планет”, “Космическая связь”, “Космическая метеорология”, “Космическая биология и медицина”. И хотя работа этих групп прекратилась с приходом к власти в США администрации Р. Рейгана, она, несомненно, способствовала российско-американскому сотрудничеству в космосе, включая осуществление исторического полёта и стыковки кораблей “Союз-Аполлон”.

Более 20 лет М.В. Келдыш возглавлял исследования космического пространства, будучи бессменным руководителем авторитетнейшего в стране коллегиального органа – Междуведомственного научно-технического совета по космическим исследованиям (МНТС по КИ) при АН СССР. Совет как закрытый орган, наряду с координацией научных и прикладных исследований, анализом перспективных космических проектов, рассматривал ряд оборонных вопросов. В  его состав входили наиболее авторитетные учёные АН СССР и руководители ведущих предприятий ракетно-космической отрасли, включая С.П. Королёва, членов легендарного Совета главных конструкторов (В.П. Глушко, В.П. Бармин, Н.П. Пилюгин, М.С. Рязанский, В.И. Кузнецов), директоров крупных научно-исследовательских институтов. В конференц-зале ИПМ на протяжении многих лет регулярно проходили заседания Совета, собиравшие цвет ракетно-космической отрасли. Заслушивались доклады и сообщения по актуальным текущим и перспективным проблемам освоения космоса, принимались ответственные решения, которые докладывались руководству страны и становились основой директивных документов. Мстислав Всеволодович был настоящим лидером, инициатором обсуждений различных точек зрения по спорным вопросам, иногда эти дискуссии напоминали настоящий мозговой штурм.

Помимо официальных заседаний МНТС по КИ, в кабинете Мстислава Всеволодовича (сейчас здесь располагается Кабинет-музей М.В. Келдыша) проходили рядовые совещания – либо по просьбе главных конструкторов, либо по инициативе самого Келдыша. К нему постоянно приезжали руководители предприятий с вопросами, возникавшими в процессе проектирования космических аппаратов и ракетных комплексов. Часто на такие совещания приглашались представители смежных организаций для обсуждения проблем, мешающих созданию более совершенных и надёжных систем. Ещё раз надо подчеркнуть способность Келдыша не только умело определять перспективные направления космических исследований, но и решать многие вопросы прикладного, практического использования космоса, в первую очередь для связи и навигации, дистанционного зондирования земных ресурсов, геодезии и картографии, экологии.

Три важнейших качества выделяли М.В. Келдыша как председателя МНТС по КИ: глубокое понимание научных и технических проблем, которые возникали при освоении космоса и требовали принятия решений, искренняя увлечённость и преданность космическим исследованиям в сочетании с огромной ответственностью перед страной за это направление деятельности и, наконец, способность оставаться настоящим лидером – не по положению, а по призванию. Его авторитет и для руководства страны, и для творческих коллективов, привлечённых к космическим исследованиям, был непререкаемым. К нему обращались за советом главные конструкторы, руководители НИИ и КБ, крупные учёные. Когда возникали сложные проблемы, казавшиеся неразрешимыми, они говорили: “Надо пойти посоветоваться к Мудрому”. Сама жизнь многократно подтверждала, сколь глубоки и справедливы были его советы.

Келдыш был не просто идеологом, зачинателем и душой многих космических проектов, он всегда руководствовался исключительно интересами дела, будучи свободным от каких-либо конъюнктурных соображений. Такой подход отличал его как руководителя. Многим памятны деловые, обстоятельные и вместе с тем демократичные обсуждения научных программ, связанных с разработкой автоматических межпланетных станций для исследования Марса, Венеры и Луны, экспериментов на орбитальных станциях “Салют”. Келдыш собирал у себя учёных-специалистов и обсуждал с ними результаты предварительных технических проработок концептуального облика космического объекта и его возможности, состав научных приборов. На такие встречи вместе с авторами экспериментов обычно приглашались и их оппоненты, в том числе те, чьи предложения не были одобрены на секционных рассмотрениях. Всем предоставлялось слово для дополнительной аргументации в защиту своих предложений. В ходе обсуждения определялся и окончательно утверждался перечень экспериментов, формулировались технические требования к космическому объекту, которые должны были реализовать конструкторские организации. Быть приглашённым на совещание к М.В. Келдышу считалось честью, а выступить – большой ответственностью. Он внимательно слушал каждого, не навязывал собственного мнения, но вместе с тем умел настолько точно обосновывать свою точку зрения, что она, как правило, находила понимание и поддержку у большинства присутствующих. Столь же ясной аргументации он требовал от других, уважал в людях убеждённость, настойчивость, собранность [6]. Часто такие обсуждения заставляли собеседника по-новому, критично взглянуть на результаты работы, о которых он пришёл доложить, высвечивали новые, неожиданные грани проблемы. В числе собеседников Келдыша были и космонавты, которых он приглашал после возвращения на Землю. Мстислав Всеволодович интересовался ощущениями после полёта, проведёнными экспериментами, бытовыми условиями на корабле или станции, выслушивал критические замечания, содействовал решению проблем и устранению недостатков.

Мне неоднократно доводилось видеть, каким колоссальным авторитетом Мстислав Всеволодович пользовался среди тех, с кем он так или иначе соприкасался, – от простых исполнителей и крупных учёных до руководителей страны. Особенно памятны в этой связи совещания у Д.Ф.  Устинова с участием министров, главных конструкторов, директоров заводов, которые проходили примерно раз в месяц по субботам, поэтому их называли “субботниками”. Говорили о состоянии работ по текущим и перспективным проектам, виновные в срывах установленных сроков подвергались настоящему разносу, но одновременно анализировались причины отставания и меры по устранению проблем. Устинов был крутым руководителем, его гнева и взысканий боялись. Обычно перед тем, как подвести итоги того или иного обсуждавшегося вопроса, он обращался к сидевшему рядом М.В. Келдышу и спрашивал: “Мстислав Всеволодович, ну, а ты что думаешь?”. И Келдыш в свойственной ему манере ровным, спокойным голосом и весьма аргументированно излагал своё видение проблемы, предлагал способы её решения. После чего Устинов обычно говорил: “Ну, хорошо, так и запишем”. Можно ли ещё весомее оценить роль учёных Академии наук в тот период нашей истории?

Часто М.В. Келдыш оказывал определяющее влияние на принципиально важные решения в обеспечении безопасности страны. Так было в конце 1960-х годов, когда остро встал вопрос о выборе между двумя ведущими школами – М.К. Янгеля и В.Н. Челомея – по созданию, серийному производству и постановке на боевое дежурство стратегических баллистических ракет с ядерным зарядом. Другой пример: в остром противоборстве С.П. Королёва и В.Н. Челомея, на фоне эйфории в связи с разработкой королёвской сверхтяжёлой ракеты-носителя Н-1, Келдыш решительно отстоял необходимость создания челомеевской ракеты среднего класса УР-500 (“Протон”). Эта ракета на долгие годы обеспечила наши полёты к Луне и планетам, вывод орбитальных станций, получила спрос на мировом рынке ракет-носителей. Сейчас даже трудно представить, что стало бы с нашими космическими исследованиями, не будь этой ракеты, поскольку проект Н-1 осуществить не удалось. Такое же значение имела и инициатива Мстислава Всеволодовича создать НПО им. С.А. Лавочкина и передать ему из КБ С.П. Королёва лунно-планетную тематику, что обеспечило наши исторические успехи в исследовании дальнего космоса. По его инициативе в АН СССР был создан Институт космических исследований. И это лишь несколько примеров.

М.В. Келдыш считал, что полёты в космос станут одним из величайших устремлений нашей цивилизации и упорно работал над претворением в жизнь мечты К.Э. Циолковского о завоевании человечеством всего околосолнечного пространства. В упомянутой лекции в Лондонском Королевском обществе он отмечал: “Мы верим, что прогресс науки и техники приведёт к осуществлению межпланетных перелётов, и, может быть, когда-то это будет казаться обычным, а современные космические корабли столь примитивными, как в наше время древние пиро́ги по сравнению с современными океанскими лайнерами” [3, с. 640]. Вместе с тем он постоянно подчёркивал высочайшую ответственность за использование достижений науки в мирных целях на благо всех людей на Земле и был убеждён, что овладение космосом должно способствовать достижению этих целей. Он подчеркивал, что человечество вступило в новую эпоху овладения сокровенными тайнами природы, скрытыми в глубинах космоса, и что новые явления, которые мы встретим на других планетах, будут использованы для улучшения жизни на Земле.

Мстислав Всеволодович рассматривал освоение космоса как исторически предопределённый этап на пути неуклонного прогресса человеческого общества. Философски осмысливая этот этап, он полагал, что сам процесс перехода к взаимодействию человека с природой на Земле во всё более расширяющихся масштабах, к глобальному использованию ресурсов и воздействию на окружающую среду неизбежно должен привести к появлению принципиально новых средств изучения собственной планеты и контроля за её состоянием, к расширению сферы деятельности на примыкающие к ней области космического пространства. По его словам, развитие ракетно-космической техники, непрерывно стимулируемое растущими потребностями её применения в различных областях науки, экономики, культуры, призвано сыграть важнейшую, возможно, определяющую роль в решении прежде всего сырьевых, энергетических и экологических проблем. Основываясь на историческом опыте, подчёркивал он, можно ожидать, что, подобно другим крупнейшим свершениям человечества, последствия выхода в космос многократно превзойдут в отдалённой перспективе сегодняшний непосредственный эффект и окажут глубочайшее воздействие на последующий ход эволюции нашей цивилизации.

Выступая на юбилейном заседании Общего собрания АН СССР, посвящённом 500-летию со дня рождения Николая Коперника, Келдыш говорил: “Мы переживаем эпоху, когда астрономия, опираясь на общую теорию относительности, успехи современной физики и почти фантастические открытия новых поразительных объектов во Вселенной, стоит на пороге новых великих сдвигов в нашем мировоззрении. Мы переживаем эпоху, когда человек оторвался от Земли и получает возможность непосредственного исследования планет. Человек, несомненно, достигнет других планет и, может быть, других миров, когда физикой будут открыты новые, ещё более эффективные источники энергии. И одним из важнейших вопросов развития мировоззрения являются вопросы о том, есть ли жизнь где-либо, кроме Земли, не занимает ли человек Земли в этом смысле исключительного положения, происходят ли во Вселенной ещё неизвестные нам процессы превращения энергии и массы, которые могут быть использованы для блага человека. Наука вечно будет обогащать наше познание, открывать новые средства улучшения жизни на Земле” [3, с. 619].

Мстислав Всеволодович отчётливо сознавал и большое общественно-политическое значение космоса как новой сферы человеческой деятельности. Он подчеркивал, что эта сфера оказала и продолжает оказывать существенное влияние не только на прогресс науки и техники, но и на мировосприятие и психологию современного человека, на общественную жизнь. Выход в космос, ставший исторической, поворотной вехой на пути развития цивилизации, говорил Келдыш, дал возможность взглянуть из глубины его безграничных просторов на собственную, совсем небольшую планету, расширил и изменил сферу нашего мышления. Он верил, что укрепившееся с развитием космических исследований сознание собственной уязвимости при ограниченности земных масштабов, с учётом непрерывно возрастающих возможностей науки и техники в овладении силами природы, будет способствовать усиливающемуся в мире чувству ответственности за судьбу нашей планеты.

Такова была его жизненная позиция – учёного и гражданина, глубоко преданного идеалам мира и прогресса, заботящегося о судьбах всего человечества. Этой преданностью высоким гуманистическим целям было проникнуто и его понимание роли учёных в современном мире. Мстислав Всеволодович неоднократно подчёркивал высочайшую ответственность учёных, их роль в борьбе за сохранение мира перед лицом тотального уничтожения цивилизации в ставшей суровой реальностью возможности ядерной катастрофы. Об этой необходимости он говорил, в частности, выступая в 1962 г. на Всемирном конгрессе за всеобщее разоружение и мир. Ему принадлежат замечательные слова: “Долг учёных – самым решительным образом выступить против агрессивных сил, готовящих войну. Зная в вопросе о ракетно-ядерной войне больше, чем другие люди на земле, учёные всех стран должны сделать всё, чтобы поднять народы на борьбу против войны, быть в первых рядах тех, кто борется за разрешение проблемы разоружения, за запрещение на вечные времена всех видов оружия массового уничтожения… Учёные должны использовать всё свое влияние, весь свой авторитет в народе, в парламентах и в правительствах, чтобы не допустить развязывания новой мировой войны” [3, с. 628]. И далее: «Сегодня учёный не имеет права замкнуться в той сфере, в которой он работает, и отвергнуть общественную деятельность как нечто чужеродное, несовместимое с наукой. Мне вспоминаются в этой связи слова, вложенные великим немецким драматургом Брехтом в уста героя своего произведения “Галилео Галилей”: “…если учёный не будет осознавать свою ответственность перед обществом, то настанет день, когда на очередное новое научное открытие человечество откликнется воплем ужаса”» [там же, c. 628]. В этих словах весьма образно и точно сформулирована ответственность учёного перед обществом.

М.В. Келдыш прожил большую яркую жизнь, оставив богатейшее наследие будущим поколениям. Вместе с С.П. Королёвым он был инициатором широкого развёртывания работ по изучению и освоению космоса. Эти два настоящих лидера обеспечили блестящие успехи советской науки и техники в начале космической эры. Мстислав Всеволодович руководил исследования-ми космического пространства до конца своей жизни, проявляя живой интерес к новым идеям и открытиям. Можно с уверенностью сказать, что сегодняшние достижения в этой области корнями уходят в созидательную творческую деятельность М.В. Келдыша.