Вестник РАН, 2023, T. 93, № 1, стр. 67-76

Академическая система в СССР характеризовалась обособлением исследовательской и преподавательской деятельности. Система получения и воспроизводства научных знаний подразделялась на три части. Фундаментальные научные исследования были сосредоточены в основном в научно-исследовательских институтах, входящих в структуру Академии наук, прикладные – проводились преимущественно в отраслевых институтах, а высшие учебные заведения (за исключением отдельных ведущих университетов) в первую очередь занимались обучением и подготовкой кадров, в том числе для исследовательского сектора [1, 2]. Наличие отдельного исследовательского сектора в СССР и современной России не является чем-то уникальным, оно характерно для ряда других стран, в частности, Германии, Франции, Китая [3, 4]. Наука в исследовательском секторе ассоциировалась с бо́льшим объёмом финансирования, с большей значимостью научных открытий, с бо́льшим престижем [4, 5].

В СССР финансирование науки осуществлялось исключительно за счёт государственных средств и носило централизованный характер. Внутренние затраты на исследования и разработки в последние годы существования СССР составляли 1.8% ВВП, что соответствовало уровню Нидерландов, Финляндии, однако уступало затратам Германии и Франции [6]. При этом объём финансирования научных исследований в университетском секторе был несравнимо ниже. Академия наук СССР играла ключевую роль в формировании научной политики. Приоритетное внимание уделялось нуждам и задачам военно-промышленного комплекса [7–9], что существенно сказывалось на уровне развития научных направлений. В гражданском секторе науки, в отличие от оборонного, зачастую использовались устаревшие технологии и оборудование [10, 11]. Престиж исследователя и его результативность в области естественных наук были существенно выше, чем в других областях знания. Неслучайно профессиональные интересы ста наиболее цитируемых учёных позднесоветского времени связаны с физикой, химией, науками о живой природе [12].

После распада СССР российская наука столкнулась с существенным кризисом: резко сократилось государственное финансирование, сотрудники академических учреждений массово меняли характер занятости, часть эмигрировала [13, 14]. В 1993 г. внутренние затраты на исследования и разработки составляли лишь 0.77% ВВП и вплоть до 2022 г. не достигали докризисного уровня. Так, в 1999 г. эти затраты составляли 1.04% ВВП, в 2000–2019 гг. также колебались в пределах 1% (от 0.99 до 1.13%) [6]. Многие годы научно-исследовательская деятельность не входила в сферу национальных приоритетов, при этом по инерции локализовалась главным образом в исследовательском секторе. В 1995 г. доля затрат, приходящихся на университетский научный сектор, составила всего 5% [15]. В то же время сам сектор получил шанс на развитие за счёт расширения спроса и предложения образовательных услуг [16].

Начиная c конца 2000-х годов правительством были предприняты усилия по поддержке и развитию научных исследований в университетах. Эти меры включали как селективные, предполагающие целевую поддержку небольшого числа вузов, так и общие меры, затронувшие всех. К числу селективных мер можно отнести, например, программу по созданию национальных исследовательских университетов, государственную инициативу по адаптации университетов к мировым стандартам и включение их в международную образовательную среду (известную как Проект 5–100), программу международного сотрудничества российских вузов и научных организаций с учёными мирового уровня и ведущими зарубежными научно-образовательными центрами в сферах науки, образования и инноваций (мегагранты). В числе общих мер – введение мониторинга эффективности вузов, включающего индикаторы эффективности научных исследований, и эффективных контрактов для профессорско-преподавательского состава, призванных стимулировать в том числе и научно-исследовательскую деятельность, повышение уровня средней заработной платы. Селективные меры привели к формированию группы ведущих исследовательских университетов. Общие меры стимулировали реорганизацию неэффективных вузов.

Ряд университетов использовал новый тип контрактов для введения надбавок за научную деятельность, в первую очередь за публикационную активность, при этом со временем размер надбавки стал различаться в зависимости от качества журнала, в котором опубликована статья [17]. Принятые меры способствовали повышению публикационной активности сотрудников вузов, особенно получивших статус исследовательских, расширению сотрудничества ведущих вузов с исследовательским сектором [18–22]. Однако рост публикационной активности в сфере высшего образования сопровождался и негативными явлениями: среди сотрудников некоторых вузов распространилась практика публикаций в хищнических журналах, одновременно резко увеличилось число низкокачественных сборников трудов российских конференций с публикациями представителей университетского сектора [23–25].

С 1995 по 2018 г. доля затрат на исследования и разработки, приходящихся на вузы, выросла с 5% до 9%. Несмотря на то, что удельный вес финансирования вузов практически удвоился, в абсолютном выражении он оставался значительно ниже финансирования исследовательского сектора. Важно отметить, что в 2014–2020 гг. ведущим исследовательским университетам выделялась половина всего объёма финансирования университетской науки [26]. В управлении научно-исследовательской деятельностью в целом и её оценке значительно возросло значение наукометрических показателей [17]. В 2000-х годах в международных библиографических базах Scopus и Web of Science (WoS) преобладали статьи авторов из институтов РАН [19, 27], но уже в тот период наблюдался высокий темп роста продуктивности в университетском секторе. С 2012 г. число авторов из университетского сектора стало превышать число авторов из институтов РАН [19]. Институциональные изменения привели к тому, что сегодня оба сектора играют важную роль в производстве научных знаний в нашей стране [28].

В последнее десятилетие произошло сближение университетского и исследовательского секторов, основным драйвером которого стало их взаимовыгодное сотрудничество, позволяющее получить дополнительные ресурсы обоим. Университетам открывается доступ к научной инфраструктуре и научным кадрам исследовательских институтов, а тем, в свою очередь, – доступ к финансовым ресурсам университетов, прежде всего ведущих, а также возможность привлечения в науку способных студентов, которые в перспективе могут стать сотрудниками этих институтов.

Цель нашего исследования – сравнение вклада исследовательского и университетского секторов в производство фундаментального научного знания в России, оценка роли ведущих исследовательских университетов в преодолении исторического разрыва между двумя секторами.

В качестве индикатора производства фундаментального научного знания мы рассматривали научные публикации, поскольку именно они служат основной формой научной коммуникации и сообщения о результатах исследований. Следует учитывать, что результаты научных исследований могут проявляться и в других формах, например, в патентах, изобретениях, программном обеспечении и т.д., но охват этих форм не входил в наши задачи. Анализ основывался на библиометрических данных базы WoS (индексы SCIE, SSCI и A&HCI), выбранной по двум причинам: 1) указанные индексы включают наиболее авторитетные журналы в мире (как международные, так и российские), в которых публикуются наиболее значимые результаты научных исследований, 2) перечень журналов в них относительно стабилен во времени, что позволяет анализировать динамику количества публикаций страны и их цитируемость [29]. Важно отметить, что публикации из относительно недавно созданного индекса Emerging Sources Citation Index (ESCI) нами не учитывались. Несмотря на то, что ESCI включает множество региональных неанглоязычных журналов, в том числе и значительную часть российских, качество журналов, объединённых этим индексом, в среднем ниже, чем в трёх упомянутых [30]. Включение в наш анализ публикаций из ESCI увеличило бы количество публикаций российских организаций, однако снизило бы их сопоставимость и возможность сравнения секторов друг с другом.

В феврале 2020 г. мы провели поиск и извлекли метаданные всех публикаций (типы “article” и “review”), аффилированных с Россией и опубликованных в 1993, 1998, 2003, 2008, 2013, 2017–2019 гг. Таким образом, были скачаны метаданные о 243 901 журнальной публикации. Данные о каждой публикации 2017–2019 гг. дополнялись сведениями о наивысшем квартиле журнала по импакт-фактору (из базы данных Journal Citation Report за 2018 г.), а также данными о научной области по классификации Essential Science Indicators и процентиле по цитируемости, то есть месте статьи в ряду публикаций определённой научной области, упорядоченном по цитируемости (данные о цитируемости выгружены из базы данных InCites в феврале 2022 г.). С одной стороны, указанный временной период даёт возможность оценить актуальную ситуацию, с другой стороны, – использовать информацию о цитируемости статей, для накопления которой требуется хотя бы два–три года.

Из данных о каждой публикации были извлечены все аффилиации с российскими организациями. Далее каждая такая организация была отнесена к одной из следующих групп: 1) университетский сектор (университеты и другие высшие учебные заведения, а также входящие в их структуру институты, центры, лаборатории), 2) исследовательский сектор (научные учреждения РАН и научно-исследовательские институты и центры, не подведомственные РАН, основной целью которых является проведение фундаментальных исследований, например, НИЦ “Курчатовский институт”), 3) индустрия (государственные и частные предприятия, фирмы, конструкторские бюро, основной целью которых является коммерческая деятельность, например, ПАО “Газпром”, ПАО “Лукойл”, компания “Яндекс”), 4) государственные ведомства (министерства, агентства, например, Роспотребнадзор, Росгидромет), 5) медицинские центры/институты (государственные и частные поликлиники и больницы, научно-медицинские и научно-клинические исследовательские институты и центры), 6) другие (национальные парки, ботанические сады, библиотеки). Внутри университетского сектора была выделена группа ведущих исследовательских университетов, в которую вошли МГУ им. М.В. Ломоносова, СПбГУ и ещё 21 университет, включённые в Проект 5-100. Если публикация была аффилирована с несколькими организациями, относящимися к разным группам, то она приписывалась к каждой из этих групп как полноценная публикация, то есть применялся метод полного счёта.

Для отнесения организации к одной из этих групп мы использовали алгоритм и библиотеку вариантов аффилиаций российских организаций, использовавшиеся в нашем предыдущем исследовании [28]. Библиотека создавалась следующим образом. На первом этапе из базы данных InCites мы извлекли список всех российских организаций, с которыми аффилированы публикации. Каждую из этих организаций отнесли к одной из шести перечисленных выше групп и извлекли все варианты написания её названия, содержащиеся в профиле в базе данных WoS. В результате была сформирована библиотека из более 31  000 вариантов написания названий российских организаций. Далее с помощью этой библиотеки аффилиаций каждую статью мы отнесли к одной из шести групп (двум группам в случае ведущих исследовательских университетов). Однако часть российских аффилиаций, указанных в публикациях, не была распознана и классифицирована на этом этапе. Во-первых, профили организаций в базе данных WoS не содержали всех вариантов написания, встречающихся в публикациях. Во-вторых, не все организации, с которыми были аффилированы публикации, имели собственные профили в базе данных WoS. Поэтому на втором этапе мы определили неклассифицированные на первом этапе аффилиации. Расширенная библиотека вариантов аффилиаций российских организаций составила более 36 000 вариантов. Однако и после второго этапа часть аффилиаций осталась нераспознанной и не была отнесена ни к одной из групп (доля таких аффилиаций не превышает 5%).

На основе полученного набора данных мы оценили долю публикаций каждого сектора в общем количестве российских публикаций. Для публикаций 2017–2019 гг., аффилированных с университетским и исследовательским секторами, оценили их долю в общем количестве в каждой из 22 научных областей (табл. 1). Проанализировали также уровень журналов, в которых присутствуют публикации двух секторов, цитируемость, а также паттерны международного соавторства и роль секторов в этом сотрудничестве.

В таблице 1 приведены доли публикаций 2017–2019 гг., аффилированных с каждой из шести групп организаций. Судя по этим данным, в последние годы основное число российских публикаций в ведущих научных журналах (67%) аффилировано с университетским сектором, при этом 54% – с ведущими исследовательскими университетами. С организациями исследовательского сектора аффилирован 61% российских публикаций. На рисунке 1 представлена динамика долей публикаций, аффилированных с университетским и исследовательским секторами. Последний доминировал на протяжении почти всего постсоветского периода, с ним аффилированы от 60% до 66% публикаций. В последние 30 лет наблюдается также рост доли публикаций, аффилированных с университетским сектором (с 27% в 1993 г. до 67% в 2017–2019 гг.). При этом во все анализируемые годы более 2/3 публикаций университетского сектора аффилированы именно с ведущими исследовательскими университетами. В постсоветский период наблюдается также рост доли публикаций, подготовленных совместно сотрудниками университетов и организаций исследовательского сектора (с 4% в 1993 до 32% в 2017–2019 гг.). С одной стороны, этот рост можно интерпретировать как укрепление реального научного взаимодействия двух секторов, связанного со взаимовыгодным использованием ресурсов друг друга. С другой стороны, за ростом доли публикаций в соавторстве могут стоять и другие причины. Например, в статье [31] показано, что отдельные университеты активно привлекают исследователей из других организаций, в том числе и из организаций исследовательского сектора, на условиях частичной занятости. Такие авторы указывают в своих публикациях двойную аффилиацию, при этом реальное сотрудничество исследователей двух организаций может отсутствовать. Ещё одним потенциальным механизмом, объясняющим рост доли публикаций в соавторстве, может быть участие исследователей из организаций обоих секторов в одних и тех же коллективных проектах, в рамках которых сотрудничают большое количество организаций и авторов. При этом реальное двустороннее сотрудничество двух конкретных организаций может отсутствовать, а соавторство возникает через третьих партнёров. Доля подобных крупных проектов в последние годы растёт [32]. Какие бы из этих процессов ни объясняли рост доли совместных публикаций, всё-таки можно констатировать: в последние годы оба сектора существенно сблизились, что скорее позитивно для академической системы страны в целом.

Рис. 1.

Динамика доли секторов в общем количестве российских публикаций (данные WoS)

В таблице 1 и на рисунке 2 представлены доли университетского и исследовательского секторов среди российских публикаций в 22 научных областях. Во всех, кроме наук о Земле, с университетским сектором аффилировано более 50% публикаций. Это означает, что в университетском секторе так или иначе присутствуют и развиваются совершенно разные научные области. При этом с исследовательским сектором аффилировано более 50% публикаций в 15 из 22 областей.

Рис. 2.

Доля секторов в общем количестве российских публикаций по разным областям науки (данные WoS за 2017–2019 гг.)

Университетский сектор имеет бо́льшую долю публикаций по сравнению с долей исследовательского сектора в 16 научных областях. При этом в семи из этих научных областей разница в долях превышает 25 процентных пунктов. В экономике и бизнесе доля университетов выше на 85 процентных пунктов, в психиатрии/психологии – на 55, в социальных науках – на 44, в клинической медицине – на 34, в математике – на 31, в материаловедении – на 28, в компьютерных науках – на 26 процентных пунктов. Исследовательский сектор существенно доминирует над университетским только в науках о Земле, где разница в долях составляет 39 процентных пунктов. Значительная доля публикаций университетского сектора во всех научных областях аффилирована с ведущими вузами.

В пяти научных областях более трети российских публикаций подготовлены сотрудниками исследовательского и университетского секторов в соавторстве: физика (40%), микробиология (38%), молекулярная биология и генетика (38%), химия (37%), биология и биохимия (35%) (рис. 2).

Далее мы сравнили уровень журналов, в которых опубликованы статьи авторов, представляющих исследовательский и университетский сектора, а также цитируемость этих статей. В качестве индикатора уровня или влиятельности журнала использовался его наивысший квартиль по импакт-фактору из базы данных Journal Citation Report за 2018 г. Данный индикатор имеет ряд недостатков, ограничивающих его применение для оценки научных исследований [33]. Однако его использование для сравнения больших массивов публикаций и грубой оценки уровня журналов представляется обоснованным.

Анализ распределения публикаций по журналам разных квартилей (рис. 3) показывает наличие двух паттернов. В пяти научных областях (компьютерные науки, экономика и бизнес, нейронауки и поведение, психиатрия/психология, социальные науки) университетский сектор имеет бо́льшую долю публикаций в журналах первого квартиля и меньшую в журналах четвёртого квартиля по сравнению с исследовательским сектором. Другими словами, результаты университетского сектора в этих областях опубликованы в журналах более высокого уровня, чем результаты исследовательского сектора. В остальных научных областях университетский и исследовательский сектора имеют примерно одинаковое распределение публикаций по журналам, входящим в каждый из четырёх квартилей. Можно заключить, что в данных научных областях статьи обоих секторов опубликованы в схожих по уровню журналах.

Рис. 3.

Доли статей, опубликованных в журналах разных квартилей в 2017–2019 гг. (квартиль журнала определялся на основе данных об импакт-факторе 2018 г.)

В качестве индикатора цитируемости статьи использовалось значение её процентиля по цитируемости, то есть место этой статьи в ряду статей конкретной научной области, упорядоченном по цитируемости. Чем выше значение процентиля у статьи, тем больше других статей она обгоняет по количеству цитирований. На рисунке 4 представлены средние значения процентиля по цитируемости публикаций, аффилированных с каждым сектором. На основе сравнения этих средних значений можно заключить, что в большинстве научных областей они сопоставимы. Однако в шести научных областях (психиатрия/психология, компьютерные науки, биология и биохимия, молекулярная биология и генетика, социальные науки, нейронауки и поведение) среднее значение процентиля по цитируемости публикаций, аффилированных с университетским сектором, значительно выше, чем у аффилированных с исследовательским сектором. Разница же между средними значениями исследовательского сектора и ведущих университетов в этих областях ещё больше. Следовательно, можно заключить, что в этих шести областях статьи российских авторов, аффилированных с университетами, более востребованы авторами статей из ведущих журналов.

Рис. 4.

Средние значения процентиля по цитируемости статей разных секторов (2017–2019 гг.)

Поскольку процентиль по цитируемости – величина, нормализованная по базе данных в целом, мы можем также сравнить как цитируемость российских публикаций в разных научных областях, так и цитируемость публикаций разных секторов между собой. На рисунке 4 научные области отсортированы по среднему значению процентиля по цитируемости для университетов. Чем выше располагается научная область, тем больше в среднем цитируются статьи в этой области. Таким образом, наиболее цитируемы статьи университетского сектора в области иммунологии, экономики и бизнеса, нейронаук и поведения, социальных наук. В остальных областях средняя статья и университетского, и исследовательского секторов цитируется реже, чем медианная статья в мире.

Далее мы проанализировали паттерны международного соавторства в публикациях исследовательского и университетского секторов. На рисунке 5 представлены доли публикаций каждого из секторов, подготовленных организациями из двух и более стран, то есть в международном соавторстве. Хорошо видно, что три группы (исследовательский сектор, университетский сектор и ведущие университеты) существенно различаются по этой доле публикаций. Во всех научных областях исследовательский сектор характеризуется меньшей долей публикаций с международным соавторством (от 23% в компьютерных науках и психиатрии/психологии до 61% в иммунологии). Университетский же сектор во всех научных областях демонстрирует бо́льшую долю таких публикаций (от 31% в химии до 77% в иммунологии). При этом в группе ведущих университетов доля публикаций с международным соавторством ещё выше (от 49% в инжиниринге до 86% в сельскохозяйственных науках и иммунологии). Таким образом, можно заключить, что университетский сектор, и особенно ведущие университеты, более активно вступают в международные коллаборации и взаимодействуют с исследователями из других стран или же более активно привлекают к сотрудничеству исследователей из других стран.

Рис. 5.

Доля публикаций с международным соавторством и доля статей, в которых автор из соответствующего сектора является автором для корреспонденции (2017–2019 гг.)

Участник международной коллаборации может играть в ней разные роли: становиться лидером коллаборации или ведомым. Оценить роль и вклад каждого соавтора в конкретном исследовании по метаданным публикации довольно сложно. Однако мы предприняли попытку хотя бы грубой оценки роли представителей двух секторов, которую они играют в международных коллаборациях. Для каждого сектора мы рассчитали долю публикаций с международным соавторством, в которых участник коллаборации указан в качестве автора для корреспонденции (reprint author). Этот подход основан на представлении о том, что в качестве автора для корреспонденции чаще всего выбирается соавтор, внёсший существенный вклад в исследование и подготовку публикации, поэтому его можно считать одним их ключевых участников коллаборации. Очевидный недостаток такого подхода состоит в том, что другие соавторы, не являющиеся авторами для корреспонденции, также могут играть ключевую роль и вносить существенный вклад в получение научного результата. Таким образом, при интерпретации результатов необходимо учитывать вероятность недооценки роли отдельных соавторов.

Как видно на рисунке 5, доля публикаций, в которых соавтор из данного сектора указан в качестве автора для корреспонденции, варьируется у исследовательского сектора от 24–25% в психиатрии/психологии, клинической медицине, экономике и бизнесе до 52% в химии, а у университетского сектора от 19–20% в клинической медицине и сельскохозяйственных науках до 52% в химии. У ведущих университетов в большинстве научных областей доля таких публикаций выше (от 28% в иммунологии до 66% в математике). На основе этих результатов можно заключить, что авторы из обоих секторов в своих международных коллаборациях часто играют ведущую роль. Доля публикаций, в которых они играют ведущую роль, варьируется от четверти до половины в зависимости от научной области. При этом авторы из ведущих университетов в среднем чаще выступают в ведущей роли.