ОБЩЕСТВЕННЫЕ НАУКИ И СОВРЕМЕННОСТЬ. 2022. № 2. С. 35-47
SOCIAL SCIENCES AND CONTEMPORARY WORLD, 2022, no. 2, pp. 35-47
DOI: 10.31857/S0869049922020034
EDN: EUZGAJ
Оригинальная статья / Original Article
Фактор Австралии во внешней политике
Британии
© К.А. ГОДОВАНЮК
Годованюк Кира Анатольевна, Институт Европы Российской академии наук (Москва, Россия),
kira.godovanyuk@gmail.com. ORCID: 0000-0002-5205-0021
В статье рассмотрено австралийское направление внешней политики Британии в услови-
ях меняющегося миропорядка. Автор отмечает, что Лондон воспринимает Канберру ключевым
партнером в ценностно-идеологическом контексте (общая англо-саксонская идентичность), как
важное звено союзнической оси стран-единомышленников («сеть свободы и демократии»), а так-
же в геостратегическом значении как площадку для расширения влияния в Индо-Тихоокеанском
регионе (ИТР). Основой «особого» партнерства двух стран на современном этапе стали новые
договоренности, в том числе «историческое» торговое соглашение, направленное на расширение
экономических связей, углубленное политическое и дипломатическое взаимодействие и активиза-
ция оборонно-технического сотрудничества с опорой на новый военно-политический альянс трех
англосаксонских держав AUKUS. Одновременно на смену традиционному прагматизму внешней
политики Австралии, которая позиционирует себя ответственным международным актором, при-
шла растущая военно-политическая и экономическая зависимость от союзников, что непосред-
ственно отвечает интересам Лондона. Сближение с Австралией позволяет Британии представить
себя важнейшей частью системы антикитайских союзов в ИТР, в авангарде которых находятся
именно Вашингтон и Канберра.
Ключевые слова: «Глобальная Британия», Австралия, США, Китай, Индо-Пацифика, оборон-
ное сотрудничество, морские маневры, AUKUS, Оборонное соглашение пяти держав, кибербезопас-
ность
Цитирование: Годованюк К.А. (2022) Фактор Австралии во внешней политике Британии // Общественные
науки и современность. № 2. С. 35-47. DOI: 10.31857/S0869049922020034, EDN: EUZGAJ
35
ОБЩЕСТВЕННЫЕ НАУКИ И СОВРЕМЕННОСТЬ. 2022. № 2. С. 35-47
SOCIAL SCIENCES AND CONTEMPORARY WORLD, 2022, no. 2, pp. 35-47
The Factor of Australia in UK Foreign Policy
© K. GODOVANYUK
Kira A. Godovanyuk, Institute of Europe of the Russian Academy of Sciences (Moscow, Russia),
kira.godovanyuk@gmail.com. ORCID: 0000-0002-5205-0021
Abstract. The article outlines the Australian component of UK foreign policy in the context of
the shifting world order. The author highlights that, in the value and ideological sense and due to the
common Anglo-Saxon identity, London considers Canberra to play a key role in the coalition of like-
minded countries (a “network of freedom and democracy”), and, in geostrategic terms, as a breeding
ground to grow the UK influence into the Indo-Pacific region. The “special” partnership between
the two countries at the present stage is underpinned by a number of new agreements, including a
“historical” trade deal aimed at expanding economic ties, in-depth political, diplomatic and defense
cooperation, based on a new military alliance AUKUS. At the same time, the traditional pragmatism
inherent in the foreign policy of Australia, which positions itself as a good international citizen, is
being replaced by an increasing military-political and economic dependence, which plays into the
hands of London. Coming closer with Australia would also allow Britain to present itself as a key
extraregional player in the system of anti-Chinese alliances in the Indo-Pacific, in the forefront of
which are Washington and Canberra.
Key words: Global Britain, Australia, US, China, Indo-Pacific, defence cooperation, naval exercises,
AUKUS, Five Power Defence Arrangement, cyber security
Сitation: Godovanyuk K. (2022) The Factor of Australia in UK Foreign Policy. Obshchestvennye nauki i
sovremennost’, no.2, pp. 35-47. DOI: 10.31857/S0869049922020034, EDN: EUZGAJ
Введение
После брекзита Лондон активно восстанавливает ослабевшие по разным причи-
нам союзы и рассчитывает на сближение с традиционными партнерами за счет по-
литических, оборонных и экономических соглашений, а также ценностных установок,
направленных на сохранение либерального миропорядка. Речь идет об укреплении
двустороннего диалога со странами-единомышленниками, о «подключении» союзни-
ков к международной повестке, которая отвечает британским внешнеполитическим
интересам, о новых торговых соглашениях [Британия после брекзита 2021, 13-34;
Портанский 2020], а также о военно-политических партнерствах в Евро-Атлантике и
Индо-Пацифике в соответствии с новой стратегией национальной безопасности [Ана-
ньева, Годованюк 2021].
С отдельными странами Лондон выстраивает ситуативные союзы (Турция), госу-
дарства Северной и Восточной Европы он рассматривает прежде всего как союзников
в геополитическом противостоянии с РФ, а связи с Индией или Бразилией оценивает,
исходя из долгосрочных геостратегических и геоэкономических интересов. Особня-
ком в современной системе союзов Британии стоит Австралия, партнерство с кото-
рой обусловлено комплексом исторических, экономических, политических, военных
и стратегических интересов, основанных на общей идентичности и оценке угроз со-
временному миропорядку.
36
К.А. Годованюк. Фактор Австралии во внешней политике Британии
K. Godovanyuk. The Factor of Australia in UK Foreign Policy
Предпосылки партнерства: общая идентичность и внешнеполитические традиции
C брекзитом на первый план в интеллектуальных дискуссиях вышли вопросы идентич-
ности, которые отражают мифы о противоборстве «англо-саксонской» и «европейской»
природы британской внешней политики [Vucetic 2022].
Не утихают споры о том, стало ли особое внимание к «англосфере»1 неизбежным след-
ствием выхода из Евросоюза или его причиной, как на то указывали брекзитеры. Среди
экспертов нет единства по вопросу о том, что считать «англосферой». Ее воспринимали
либо как отсылку к имперскому прошлому Британии [Hill 2019], либо как синоним раз-
ведывательного Альянса «Пять глаз» (США, Великобритания, Австралия, Канада и Новая
Зеландия). В ряде зарубежных исследований сообщество англоговорящих стран рассма-
тривается как «условный геополитический актор», вес которого в мировой политике воз-
рос из-за выхода Британии из ЕС [Peteres 2021]. Такая установка начала доминировать
в стратегическом планировании Соединенного Королевства на фоне риторики об отме-
жевании от Европейского союза, усилении атлантизма и его интерпретации в восточном
полушарии - продвижении американской трактовки безопасности в Индо-Пацифике.
В отличие от бывшей метрополии, Австралия не страдает от комплекса особой роли на
мировой арене, воспринимая именно бассейн Тихого океана и Юго-Восточную Азию как
сферу своих приоритетов. В 1988 г. министр иностранных дел Австралии Г. Эванс (Лей-
бористская партия) выдвинул концепцию «ответственного международного актора» (good
international citizenship) как базовую установку внешней политики [Evans 2022]. Проводя
модернизацию политического курса, британские «новые лейбористы» адаптировали ав-
стралийскую концепцию под задачи «третьего пути», определив своей целью «этическую
внешнюю политику» [Wheeler, Dunne 1998]. Позже идеологическая рамка британской
стратегии претерпела несколько трансформаций, обретя черты «Глобальной Британии»
как символа отказа от европоцентричной внешней политики. Австралийской внешней
политике не были свойственны идеологические «качели», а адаптация к меняющейся
международной среде проходила более инертно. Зарубежные и российские авторы едины
в оценках, что в международных отношениях Канберра охотно действует как «средняя
держава»2 [Ungerer 2007; Алешин 2020].
Австралия никогда не воспринимала объединение бывших британских колоний и до-
минионов как магистральную линию внешней политики, хотя именно Содружество наций
остается символом неразрывной истории и общей идентичности, а значит, и общности
интересов Лондона и Канберры. Исследователи обращали внимание, что действия Ав-
стралии в логике «ответственного международного актора» отчетливо проявились именно
в рамках Содружества, где ей удавалось даже выступать медиатором [Bridge 2006].
Последние 20 лет страна позиционировала себя частью коллективного Запада, участвуя
в военных миссиях НАТО - например, в Афганистане в 2001 г. В июне 2012 г. Австра-
лия подписала с Североатлантическим Альянсом Политическую декларацию, за которой
1
«Англосфера» - собирательный термин для англоговорящих стран (США, Великобритания, Канада, Но-
вая Зеландия, Австралия) [Wellings, Mycock 2019].
2 Теоретики международных отношений начали оперировать термином «средние державы» после Второй
мировой войны преимущественно для обозначения статуса Австралии и Канады. В отсутствие строгого опреде-
ления различные школы международных отношений предлагают свою трактовку данного термина. В идейной
парадигме неореализма, который доминировал до середины прошлого века, общепринятой была дихотомия «ве-
ликие державы» vs «другие». Позже классификация «средних держав» преимущественно происходила через
функциональные, поведенческие и иерархические характеристики [Chapnick 1999, 73-82].
37
ОБЩЕСТВЕННЫЕ НАУКИ И СОВРЕМЕННОСТЬ. 2022. № 2. С. 35-47
SOCIAL SCIENCES AND CONTEMPORARY WORLD, 2022, no. 2, pp. 35-47
последовали специальные программы индивидуального партнерства и сотрудничества
в 2013 и 2017 гг. (Individual Partnership and Cooperation Programs). В 2014 г. Канберра по-
лучила статус партнера НАТО с расширенными возможностями. Впоследствии она стала
частью глобальной коалиции по борьбе с ИГИЛ/ДАИШ3, выступала операционным пар-
тнером Альянса в Ираке и вносила вклад в миссии НАТО по борьбе с пиратством.
В 2014 г. бывший британский доминион принял антироссийские санкции в связи с вос-
соединением Крыма с РФ, а в 2018 г. на фоне скандала вокруг «дела Скрипалей» выслал
двух российских дипломатов. Австралия как часть англосаксонского мира разделяет прин-
ципы неолиберального миропорядка с центром в Вашингтоне на фоне углубившегося раско-
ла между «коллективным Западом» и странами, бросающими ему вызов (РФ, Китай и др.).
Британия, которая позиционирует себя «силой добра» и «защитницей демократических
ценностей», выступила с инициативой принять Австралию в «клуб западных демократий»
(D10). В ответ премьер-министр С. Моррисон предложил накануне саммита Группы семи
в 2021 г.4 «восстановить гармонию либерального миропорядка», частью которого видит
себя и Канберра5. В связи со специальной военной операцией РФ на территории Украи-
ны Австралия приняла несколько пакетов антироссийских санкций в отношении банков,
юридических и физических лиц, в том числе журналистов.
С выдвижением концепции безопасной Индо-Пацифики заявка Канберры на регио-
нальное лидерство стала более очевидной, что можно объяснить, в том числе, ее геогра-
фическим положением на пересечении Индийского и Тихого океанов (в центре геополи-
тического конструкта ИТР). В 2013 г. Австралия первой включила термин Индо-Пацифика
в оборонную стратегию.
Несмотря на то, что в стране фактически сформировался внутриполитический консен-
сус на основе синофобии [Brophy 2021], исследователи все чаще высказывают сомнения
в том, что Канберре удастся сохранить за собой роль «ответственного международного
актора» в условиях нарастающего противостояния с КНР [Abbondanza 2021]. В 2018 г.
Австралия одной из первых стран «коллективного Запада» официально запретила исполь-
зовать телекоммуникационное оборудование компании Huawei и ZTE. Отношения с Под-
небесной ухудшились еще сильнее после того, как в апреле 2020 г. австралийское прави-
тельство призвало к «международному всестороннему расследованию причин пандемии
COVID-19 и роли в нем КНР»6. В таких условиях для австралийской внешней политики
стала жизненно необходима поддержка со стороны внерегиональных союзников, которые
претендуют на лидерство в регионе.
Одновременно, пересмотрев приоритеты внешней политики вследствие брекзита, Бри-
тания определила Индо-Пацифику и как зону собственных интересов [Годованюк 2020].
В Комплексном обзоре национальной безопасности (март 2021 г.) Лондон признал особую
роль средних держав в трансформирующемся миропорядке, а Австралию - важнейшим
союзником в регионе.
3 Террористическая организация, запрещенная в РФ.
4 В 2021 г. Австралию наряду с Индией и Южной Африкой пригласили в Корнуолл, где проходил саммит
Группы семи. При этом, по сообщениям СМИ, С. Моррисон высказывал разочарование, что ему не удалось
провести двустороннюю встречу с президентом США Дж. Байденом, поскольку к их разговору присоединился
британский премьер-министр Б. Джонсон.
5 We Aussies want to use our G7 invite to help build an enduring liberal order. The Telegraph. 11 June 2021.
6 Marise Payne calls for global inquiry into China’s handling of the coronavirus outbreak. ABC News. Sun 19 Apr 2020.
38
К.А. Годованюк. Фактор Австралии во внешней политике Британии
K. Godovanyuk. The Factor of Australia in UK Foreign Policy
Британо-австралийское партнерство: экономический аспект
Австралия первой из стран «коллективного Запада» приняла «удар санкционного от-
вета» со стороны Пекина, продемонстрировав на практике «отделение» от Поднебесной
(decoupling). В 2020 г. торговля с КНР обеспечивала 29% всего товарооборота и 39% ав-
стралийского экспорта7. Однако в ответ на открытую антикитайскую линию Китай со-
кратил объемы импорта из Австралии, установив пошлины на ряд товаров (ячмень, вино,
говядину, хлопок, железную руду). Масштаб бойкота австралийских товаров со стороны
Китая оказался беспрецедентным, затронув 13 секторов. Наиболее ощутимыми стали
ограничительные меры в отношении экспорта угля, почти четверть объема международ-
ных продаж которого приходилась на КНР8.
Стремясь минимизировать негативный эффект для своей экономики, Канберра в 2021 г.
возобновила буксующие с 2018 г. переговоры по торговому соглашению с ЕС. Вышло на
первый план торговое соглашение с Лондоном, параметры которого прорабатывала специ-
альная рабочая группа еще с 2016 г.
Британия - второй после США крупнейший иностранный инвестор в австралийскую
экономику. Тем не менее, объемы торговли остаются весьма скромными. В 2020 г. Австра-
лия стала 7-м торговым партнером Лондона вне ЕС с товарооборотом в 13,9 млрд ф. ст.
(экспорт составил 9,8 млрд ф. ст., импорт - 4,1 млрд ф. ст.). Для сравнения: годовой объем
торговли Соединенного Королевства с ЕС - 660 млрд ф. ст. Общие параметры Соглашения
о свободной торговле между Лондоном и Канберрой были согласованы в июне 2021 г.,
а в декабре 2021 г. документ был подписан9. Однако договор вступит в силу только после
обсуждения в парламенте, что, по разным оценкам, может затянуться до 2023 г.
Для Британии сделка стала первой «с нуля» после завершения переходного периода
в отношениях с ЕС. Все заключенные ранее торговые соглашения (с Японией, Канадой
и пр.) были «калькой» распространявшихся ранее на Лондон соглашений Брюсселя с тре-
тьими странами. Британское правительство объявило торговую сделку с Канберрой при-
оритетом, руководствуясь интересами, которые не исчерпываются причинами экономи-
ческого характера. В политическом аспекте договор призван продемонстрировать успехи
независимой торговой политики «Глобальной Британии». Подчеркивая особенность сдел-
ки, британский истеблишмент подтвердил исключительный статус Австралии в собствен-
ных внешнеполитических приоритетах. В июне 2021 г. министр международной торговли
Л. Трасс, в частности, назвала договоренности «историческими», которые станут «золо-
тым стандартом» торговых соглашений эпохи постбрекзита. Однако, по оценкам аналити-
ков, максимально возможная экономическая выгода Британии составит от 0,01 до 0,02%
ВВП (500 млн ф. ст. в течение 15 лет при оптимистичном сценарии)10.
Переговоры существенно облегчал тот факт, что Австралия представляет собой отно-
сительно небольшую и открытую экономику, которая установила минимальные торговые
australias-trade-goods-china-2020).
8 Австралия ежегодно добывает около 500 млн тонн угля, большую часть которого (до 75%) она экспорти-
рует. В 2019 г. страна экспортировала уголь на 64 млрд долл., что обеспечило до 8,3% ВВП.
trade-agreement).
publications/uks-approach-to-negotiating-a-free-trade-agreement-with-australia/uk-australia-free-trade-agreement-the-
uks-strategic-approach).
39
ОБЩЕСТВЕННЫЕ НАУКИ И СОВРЕМЕННОСТЬ. 2022. № 2. С. 35-47
SOCIAL SCIENCES AND CONTEMPORARY WORLD, 2022, no. 2, pp. 35-47
барьеры на товары и инвестиции из Великобритании. Стороны договорились отменить
все тарифы на экспортируемые британские товары, в частности на машины, виски, про-
дукцию текстильной промышленности и пр. (товарооборот примерно на 4 млрд ф. ст.)
и почти на все австралийские товары, экспортируемые в Британию.
Сделка открывает для Австралии британский рынок животноводства и сельского хо-
зяйства (говядина, баранина, молочные продукты, сахар и пр.), на которые пока распро-
страняются квоты. Решено, что после вступления договора в силу тарифы и квоты, на-
пример, на говядину и баранину сократят в течение 15 лет, на сахар - в течение 8 лет.
Однако против соглашения выступили британские фермеры11, для которых сделка стала
«неприятным рождественским подарком». Они высказали опасения, что либерализация
рынка ударит по британским производителям, в несколько раз увеличит импорт и усилит
сепаратистские настроения в Шотландии. Также сделка с Австралией, как и гипотетиче-
ское торговое соглашение с США, вызвала обеспокоенность из-за возможного понижения
стандартов производства (австралийские фермеры используют пестициды), поскольку
в документе не прописан механизм контроля стандартов.
Разработчики рассчитывают, что торговое соглашение будет стимулировать онлайн-
торговлю, создаст возможности для свободного «движения цифровых данных» и общую
«электронную среду» в сфере коммерческих услуг. Последний пункт вызывает беспокой-
ство у британцев из-за опасений, что британские стандарты регулирования интернет-сре-
ды могут быть снижены.
Договор не предполагает свободу передвижения рабочей силы между Британией и Ав-
стралией, как ожидалось ранее, однако предусматривает меры, значительно облегчающие
передвижение молодежи (от 18 до 35 лет). В рамках специальной схемы мобильности
австралийцы смогут находиться в Великобритании в течение трех лет.
Что более важно, торговое соглашение, наряду с заключенным ранее договором
с Японией, открывает Британии путь во Всеобъемлющее и прогрессивное соглашение
о Транстихоокеанском партнерстве (CPTPP), переговоры по которому начались в июне
2021 г.12 Объемы торговли Великобритании со странами данной группы в 2019 г. соста-
вили 111 трлн ф. ст., увеличившись на 8% с 2016 г. Лондон рассчитывает, что Канберра
окажет ему лоббистскую поддержку в вопросе вступления в данный экономический блок.
Военно-политическое сотрудничество: региональный аспект
Со второй половины XX в. Великобритания по решению лейбористского правительства
Г. Вильсона вывела большую часть военного контингента из региона «к Востоку от Суэ-
ца», утратив стратегические позиции в бассейне Индийского и Тихого океанов. В 1966 г.
премьер-министр Австралии Г. Холт называл такое решение исторической ошибкой, «по-
скольку стабильный и мирный прогресс» в регионе нуждался «в моральной, материаль-
ной и военной поддержке со стороны Соединенного Королевства»13. Эксперты указыва-
ли, что именно опора на Австралию позволяла Лондону «ощутить terra firma в регионе»
[Howard 1966]. Переориентация бывших доминионов на сотрудничество с Вашингтоном,
environment-57268681).
12 Britain launches negotiations with £9 trillion Pacific free trade area. Gov.uk. 21 June 2021. (https://www.gov.uk/
government/news/britain-launches-negotiations-with-9-trillion-pacific-free-trade-area).
global-britain).
40
К.А. Годованюк. Фактор Австралии во внешней политике Британии
K. Godovanyuk. The Factor of Australia in UK Foreign Policy
подкрепленное в 1951 г. военно-политическим соглашением Австралии, Новой Зеландии
и США (ANZUS), означала фактически «сужение» зоны влияния Соединенного Королев-
ства до европейского континента.
Британия, тем не менее, не ушла из региона полностью. Так, подписанное в 1971 г. Обо-
ронное соглашение пяти держав (Австралия, Малайзия, Новая Зеландия, Сингапур и Соеди-
ненное Королевство), по мнению экспертов, позволило Великобритании присоединиться к
«экосистеме оборонных союзов» в Юго-Восточной Азии. Договоренности не аналогичны
принципу коллективной обороны НАТО - они обязывают страны консультироваться в слу-
чае нападения на одну из них. Сегодня такие форматы наряду с Альянсом «Пять глаз» при-
обретают особую ценность для британской внешней политики, несмотря на то, что, как ука-
зывают многие, они остаются «наследием империи и эпохи холодной войны».
Повышенный интерес к военно-политической кооперации с Австралией демонстри-
ровало коалиционное правительство консерваторов и либеральных демократов (2010-
2015 гг.), которое задолго до брекзита проводило политику диверсификации торговых и
политических партнеров. В 2013 г. страны подписали Соглашение об обороне и военном
сотрудничестве (Australia-United Kingdom Defence and Security Cooperation Treaty)14.
После длительного перерыва был реанимирован министерский диалог AUKMIN15 по
линии глав внешнеполитических и оборонных ведомств.
В стратегических документах Австралии зафиксирован приоритетный характер со-
трудничества с Британией. Так, в Белой книге по обороне 2016 г. отмечено, что британо-
австралийские отношения базируются на исторических и культурных связях. Обе страны
выступают в пользу «порядка, основанного на правилах», согласуют подходы к обеспече-
нию международной безопасности и сходятся в оценках угроз16. В Белой книге по внеш-
ней политике Австралии 2017 г. Британия обозначена в качестве самого важного между-
народного партнера17.
С 2017 г. с подачи Вашингтона Канберра активно вовлечена в антикитайские поли-
тические форматы в регионе. Например, она участвует в реанимированном Д. Трампом
четырехстороннем диалоге по безопасности с Индией, США и Японией. С приходом ад-
министрации Дж. Байдена роль военно-политических союзов в Тихом океане возросла
в связи с американским видением концепции «свободной и открытой Индо-Пацифики»
[Wallis, Powles 2021]. В соответствии с общим трендом на милитаризацию региона об-
новленная Стратегия обороны Австралии от 2020 г. предусматривает существенное уве-
личение военных расходов (свыше 270 млрд долл. в течение ближайших 10 лет)18. Такая
тенденция открывает дополнительные «окна возможностей» для укрепления стратегиче-
ских позиций «Глобальной Британии» как «естественного союзника» Канберры в долго-
срочной перспективе и несет прямые выгоды для британского ВПК.
С 2017 г. стороны ведут министерский диалог высокого уровня по вопросам обороны
и оборонного сотрудничества Defence Industry and Capability Dialogue, направленный на
arrangements).
15 Британия и Австралия начали регулярные консультации в формате AUKMIN в 2006 г.
P. 137-138.
paper/fpwhitepaper/foreign-policy-white-paper/chapter-six-global-cooperation/our-global-partnerships.html).
australia-and-its-interests).
41
ОБЩЕСТВЕННЫЕ НАУКИ И СОВРЕМЕННОСТЬ. 2022. № 2. С. 35-47
SOCIAL SCIENCES AND CONTEMPORARY WORLD, 2022, no. 2, pp. 35-47
тесную кооперацию в области оборонной промышленности. Уже через год британская
BAE System выиграла тендер на разработку и строительство девяти фрегатов нового поко-
ления Hunter-class на основе британского «Глобального боевого корабля» Type 26 для Ко-
ролевского ВМФ Австралии. Производством займется судостроительная компания ASC
Shipbuilding в Осборне в Южной Австралии (родина австралийского кораблестроения).
Важнейшие аспекты сотрудничества были отмечены в специальном меморандуме мини-
стров обороны двух стран в октябре 2020 г.19
Возвращение Британии в регион выражалось в первую очередь в военно-морской ак-
тивности при поддержке ближайших союзников. Важнейшим событием повестки 2021 г.
стали военно-морские маневры авианосной группы, анонсированные еще в 2017 г. мини-
стром иностранных дел Б. Джонсоном в ходе его визита в Сидней. Маневры в ИТР Бри-
тания активно координировала с Австралией. Более того, было решено, что в регионе на
постоянной основе будут находиться два британских военных корабля HMS Spey и HMS
Tamar, которые будет поддерживать ВМФ Австралии.
Кроме того, в июле 2021 г. начались масштабные военные учения Австралии и США,
к которым также присоединились 11 государств, в том числе Великобритания20. Через ме-
сяц военно-морские силы двух стран активно участвовали в учениях Bersama Gold в озна-
менование 50-летнего юбилея Оборонного соглашения пяти держав.
Кульминацией международных повесток двух стран стало объявление осенью 2021 г.
о создании трехстороннего пакта по безопасности между Австралией, США и Велико-
британией, который легитимизирует присутствие Британии в ИТР в долгосрочной пер-
спективе. Договоренности предполагают углубленное сотрудничество в сфере обмена
военными разработками и технологиями, а также координацию оборонного и диплома-
тического сотрудничества в Индо-Пацифике. Первым шагом такого партнерства стало
решение содействовать Канберре в строительстве 8 атомных подводных лодок, в свя-
зи с чем в ноябре 2021 г. стороны подписали соглашение о передаче соответствующих
ядерных технологий21. В апреле 2022 г. было объявлено, что следующим этапом трех-
стороннего сотрудничества станет совместная работа над гиперзвуковым оружием22. Со-
глашение об AUKUS нацелено на то, чтобы ближайшие союзники продолжали вовлекать
Австралию в гонку вооружений в регионе и эскалировать напряженность, что власти
КНР неоднократно называли проявлением «мышления времен холодной войны». Ки-
тайские СМИ охарактеризовали Австралию «страной-гангстером», которая продвигает
идею «оси белого превосходства» в «мафиозном сообществе под руководством США»23.
19 Australia and the United Kingdom cooperate on frigate programs. Australian Government. Ministry of Defence.
frigate-programs).
20 11 nations participate in massive US-Australia military drill. The Times of India. Jul 16, 2021. (https://timesofindia.
indiatimes.com/world/rest-of-world/11-nations-participate-in-massive-us-australia-military-drills-as-tensions-escalate-
in-indo-pacific/articleshow/84458710.cms).
21 UK/Australia/USA: Agreement for the Exchange of Naval Nuclear Propulsion Information [MS No.8/2021].
propulsion-information-ms-no82021).
level-statement-5-april-2022).
23 Chinese state media calls Australia a ‘gangster’ as trade war flares. News.com.au. February 26, 2021. (https://
14599f6ca8e6100632b30557c2105a75).
42
К.А. Годованюк. Фактор Австралии во внешней политике Британии
K. Godovanyuk. The Factor of Australia in UK Foreign Policy
AUKUS с более широкими целями военного и оборонного сотрудничества представ-
ляет собой автономный от Альянса «Пять глаз» треугольник привилегированных партне-
ров, объединенных общими целями в регионе. Неизменная солидаризация с американской
трактовкой безопасности в ИТР [Scott 2013], по мнению экспертов, меняет внешнеполити-
ческую традицию Австралии, в которой нарушается баланс между поведением «средней
державы» и «зависимого союзника» [Taylor 2020]. Фактически из «ответственного между-
народного актора» Австралия постепенно превращается в игрока, чья линия поведения
подчинена стратегии Вашингтона. Лондон, в свою очередь, выступает в качестве силы, ко-
торая цементирует союз трех держав, стремится примерить на себя роль моста, апробиро-
ванную на трансатлантическом направлении, а за счет апелляции к общей идентичности
старается представить себя способной влиять на Канберру стороной. Военные эксперты
не исключают, что для демонстрации своего присутствия Британия разместит военный
контингент в бывшем доминионе, где с 2018 г. уже увеличили военное присутствие США
(в частности, в столице Северной территории - городе Дарвин).
Дальнейшее усиление двустороннего диалога подтвердил очередной раунд перегово-
ров в формате AUKMIN в январе 2022 г.24. Визит в Австралию двух ключевых членов
британского Кабинета (главы МИД Л. Трасс и главы оборонного ведомства Б. Уоллеса)
прошел на фоне обострения военно-политической обстановки в Европе и циркулировав-
ших сообщений о якобы запланированном «вторжении РФ на Украину». Символично про-
звучало выступление Л. Трасс в ведущем австралийском аналитическом центре Институте
Лоуи, где она назвала Австралию ближайшим союзником «в защите демократии и свобо-
ды во всем мире»25. Данное выступление перекликалось с программной речью Л. Трасс в
Чатэм Хаус в декабре 2021 г., где она назвала приоритетом Лондона «сеть свободы и де-
мократии», которая будет создана с ближайшими союзниками26.
Итоги британо-австралийских переговоров AUKMIN носили и прикладной характер.
В частности, стороны согласовали «Стратегический инфраструктурный диалог развития»
(Strategic Infrastructure and Development Dialogue). Новое соглашение предполагает под-
держку высокотехнологичных проектов, таких как устойчивая к стихийным бедствиям и
изменениям климата инфраструктура в ИТР. Страны получают доступ к тренировочным
площадкам друг друга, исследовательским программам и на постоянной основе занима-
ются совместными военными разработками.
Наконец, еще одна будущая сфера сотрудничества - Партнерство в сфере кибербезо-
пасности и критических технологий (Cyber and Critical Technology Partnership). В феврале
2022 г. в ходе виртуального саммита премьер-министров двух стран было подписано со-
глашение об укреплении вклада Британии в кибербезопасность, морскую безопасность
и противодействие угрозам, исходящим от государств, на сумму 25 млн ф. ст.27 В центре
внимания сторон находятся глобальные цепочки поставок технологий и противодействие
вредоносной деятельности в киберпространстве, противодействие «злонамеренным госу-
aukmin-2022-joint-statement/australia-uk-ministerial-meeting-joint-statement).
foreign-secretarys-speech-to-the-lowy-institute).
26 Foreign Secretary Liz Truss and the UK’s foreign policy priorities. Chatham House. 8 December 2021. (https://
news/joint-statement-on-uk-australia-virtual-summit-16-february-2022).
43
ОБЩЕСТВЕННЫЕ НАУКИ И СОВРЕМЕННОСТЬ. 2022. № 2. С. 35-47
SOCIAL SCIENCES AND CONTEMPORARY WORLD, 2022, no. 2, pp. 35-47
дарственным акторам» в соответствии с усилиями Лондона по созданию «сети свободы
и демократии» - в том числе в информационной сфере.
Стороны активно расширяют сотрудничество в области науки и технологий: прави-
тельство Британии окажет поддержку австралийской финтех-компании PEXA, а британ-
ская энергетическая компания Octopus займется проектами в области возобновляемых ис-
точников энергии в Австралии.
В целом Лондон позиционирует себя «предпочтительным европейским партнером
в ИТР», конкурируя с Пекином и подчеркивая общие ценности, историческую судьбу
и идентичность с Канберрой.
Выводы
Комплекс исторических, политических, экономических и геостратегических факторов,
направленных на преодоление острой конкуренции в современных международных от-
ношениях, привел к возросшему вниманию Лондона к бывшему доминиону. По замыслу
разработчиков концепции «Глобальной Британии», акцент на оборонной составляющей
партнерства с Канберрой должен подчеркнуть исключительную роль Лондона в обеспече-
нии безопасности на мегапространстве от Евро-Атлантики до Индо-Пацифики.
Британия стремится воздействовать на Австралию, используя риторику об «особом»
и «естественном» партнерстве. Кабинет Б. Джонсона продвигал так называемые торговые
сделки «в австралийском стиле» и иммиграционную реформу по «австралийскому образ-
цу», что чаще всего было лишь фигурой речи, призванной подчеркнуть особое значение
Канберры в политике Британии и схожесть их интересов. После референдума о членстве
в ЕС британский истеблишмент в выступлениях стал чаще упоминать о сходстве моде-
лей государственного управления Британии и Австралии, а в более широком контексте -
о приверженности неолиберальной системе международных отношений, на что китайские
СМИ отреагировали риторическим вопросом, не станет ли Британия следующей мише-
нью масштабных санкций со стороны КНР28. Парадокс политики Лондона долгое время
состоял в том, что страна не сформулировала однозначную линию в отношении Подне-
бесной. Например, Соединенное Королевство заняло жесткую позицию по отношению к
китайскому технологическому гиганту Huawei последним из союзников по Альянсу «Пять
глаз», что демонстрировало вынужденный характер такого решения.
Вместе с тем британское руководство неоднократно напоминало, что Лондон будет
поддерживать Канберру в ее противостоянии с Китаем. Вашингтон и Лондон рассчиты-
вают на Австралию как на «опорный пункт» в Индо-Пацифике, что формально подтвер-
дил военно-политический союз AUKUS, который цементирует общий курс союзников на
сдерживание Пекина в попытке сместить в их пользу баланс сил в регионе.
Курс австралийского правительства на конфронтацию с КНР вызывает критику со сто-
роны оппозиции, поскольку страна рискует проиграть в международной экономической
конкуренции под воздействием китайских санкций, а также быть вовлеченной в прямой
конфликт с Пекином. Роль Соединенного Королевства, несмотря на попытки выступать
посредником в Индо-Пацифике и «особым партнером» Канберры, остается вспомогатель-
ной по отношению к американской политике, а готовность Лондона участвовать в прямом
военном столкновении в регионе маловероятна.
cn/page/202102/1215833.shtml).
44
К.А. Годованюк. Фактор Австралии во внешней политике Британии
K. Godovanyuk. The Factor of Australia in UK Foreign Policy
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
Алешин А.А. (2020) Внешнеполитическая стратегия Австралии: средняя держава в высоко-
конкурентной среде // Анализ и прогноз. Журнал ИМЭМО РАН. № 2. С. 63-75. DOI: https://doi.
org/10.20542/afij-2020-2-63-75.
Ананьева Е.В., Годованюк К.А. (2021) Стратегия национальной безопасности Великобритании
analytics52021.
Британия после брекзита (2021) Отв. ред. К.А. Годованюк. Москва: ИЕ РАН. 184 с. DOI: http://
dx.doi.org/10.15211/report82021_386.
Годованюк К.А. (2020) Приоритеты Великобритании в Индо-Тихоокеанском регионе // Совре-
Портанский А.П. (2020) Изменение в торговой политике Британии после брекзита // Современ-
Abbondanza G. (2021) Australia the ‘Good International Citizen’? The Limits of a Traditional Middle
Power // Australian Journal of International Affairs. Vol. 75. Pp. 178-196.
Beeson M., Higgott R. (2014) The Changing Architecture of Politics in the Asia-Pacific // International
Relations of the Asia-Pacific. Vol. 14. No. 2. Pp. 215-237.
Bridge C. (2006) Introduction: Australia’s Changing Relations with Britain and the Commonwealth
from Menzies to Howard via Fraser - A Brief Survey // The Commonwealth Journal of International
Affairs. Vol 95. Issue 387. Pp.661-665.
Brophy D. (2021) China Panic: Australia’s Alternative to Paranoia and Pandering // Melbourne:
La Trobe University Press. 272 p.
Chapnik A. (1999) The Middle Power // Canadian Foreign Policy Journal. Vol. 7. No. 1. Pp. 73-82.
DOI: 10.1080/11926422.1999.9673212.
Evans G. (2022) Good International Citizenship: The Case for Decency. 96 p.
Hill C. (2019) The Future of British Foreign Policy. Security and Diplomacy in a World after Brexit.
Cambridge: Political Press. 256 p.
Howard M. (1966) Britain’s Strategic Problem East of Suez // International Affairs. Vol. 42. Pp. 179-183.
Peters M.A. (2021) Geopolitical Rebirth of the Anglosphere as a World Actor after Brexit // Educational
Scott D. (2013) Australia’s Embrace of the ‘Indo-Pacific’: New Term, New Region, New Strategy? //
irap/lct009.
Taylor B. (2020) Is Australia’s Indo-Pacific Strategy an Illusion? // International Affairs. Vol. 96.
Ungerer C. (2007) The “Middle Power” Concept in Australian Foreign Policy // Australian Journal of
Politics and History. Vol. 53. No. 4. P. 538-51.
Vucetic S. (2022) Elite-Mass Agreement in British Foreign Policy // International Affairs. Vol. 98 (1).
Pp. 245-262. DOI: doi: 10.1093/ia/iiab203.
Wallis J., Powles A. (2021) Burden-Sharing: The US, Australia and New Zealand Alliances in the
iiab081.
Wellings B., Mycock A. (2019) The Anglosphere: Continuity, Dissonance and Location. Oxford:
British Academy; Oxford University Press. 248 p.
Wheeler N.J., Dunne T. (1998) Good International Citizenship: A Third Way for British Foreign
Policy // International Affairs. Vol. 74. No. 4. Pp. 847-870.
45
ОБЩЕСТВЕННЫЕ НАУКИ И СОВРЕМЕННОСТЬ. 2022. № 2. С. 35-47
SOCIAL SCIENCES AND CONTEMPORARY WORLD, 2022, no. 2, pp. 35-47
REFERENCES
Aleshin А.А. (2020) Vneshnepoliticheskaya strategiya Avstralii: srednyaya derzhava v vysokokonkurent-
noj srede [Australian Foreign Policy Strategy: Middle Power in a Highly Competitive Environment]. Analysis
Ananieva E.V., Godovanyuk K.A. (2021) Strategiya nacional`noj bezopasnosti Velikobritanii [UK Na-
tional Security Strategy]. Analytical papers of the Institute of Europe RAS. no. 5 (235), pp. 1-7. DOI: http://
doi.org/10.15211/analytics52021.
Britaniya posle brekzita [The United Kingdom after Brexit] (2021) Ed(s): Godovanyuk K.A. Moscow:
Godovanyuk K.A. (2020) Prioritety Velikobritanii v Indo-Tihookeanskom regione [The UK Priorities
pe120203748.
Portanskiy A.P. (2020) Izmenenie v torgovoj politike Britanii posle brekzita [The UK’s Post-Brexit
pe62020129141.
Abbondanza G. (2021) Australia the ‘Good International Citizen’? The Limits of a Traditional Middle
Power. Australian Journal of International Affairs. vol. 75, pp. 178-196.
Beeson M., Higgott R. (2014) The Changing Architecture of Politics in the Asia-Pacific. International
Relations of the Asia-Pacific. vol. 14, no. 2, pp. 215-237.
Bridge C. (2006) Introduction: Australia’s Changing Relations with Britain and the Commonwealth
from Menzies to Howard via Fraser - A Brief Survey. The Commonwealth Journal of International Affairs.
vol. 95, issue 387, pp. 661-665.
Brophy D. (2021) China Panic: Australia’s Alternative to Paranoia and Pandering. Melbourne: La
Trobe University Press. 272 p.
Chapnik A. (1999) The Middle Power. Canadian Foreign Policy Journal. vol. 7, no. 1, pp. 73-82. DOI:
10.1080/11926422.1999.9673212.
Evans G. (2022) Good International Citizenship: The Case for Decency. 96 p.
Hill C. (2019) The Future of British Foreign Policy. Security and Diplomacy in a World after Brexit.
Cambridge: Political Press. 256 p.
Howard M. (1966) Britain’s Strategic Problem East of Suez. International Affairs. vol. 42, pp. 179-183.
Peters M.A. (2021) Geopolitical Rebirth of the Anglosphere as a World Actor after Brexit. Educational
Scott D. (2013) Australia’s Embrace of the ‘Indo-Pacific’: New Term, New Region, New Strategy?
irap/lct009.
Taylor B. (2020) Is Australia’s Indo-Pacific Strategy an Illusion? International Affairs. vol. 96, issue 1,
Ungerer C. (2007) The “Middle Power” Concept in Australian Foreign Policy. Australian Journal of
Politics and History. vol. 53, no. 4, pp. 538-51.
Vucetic S. (2022) Elite-Mass Agreement in British Foreign Policy. International Affairs. vol. 98 (1),
pp. 245-262. DOI: 10.1093/ia/iiab203.
Wallis J., Powles A. (2021) Burden-Sharing: The US, Australia and New Zealand Alliances in the Pa-
Wellings B., Mycock A. (2019) The Anglosphere: Continuity, Dissonance and Location. Oxford: Brit-
ish Academy; Oxford University Press. 248 p.
Wheeler N.J., Dunne T. (1998) Good International Citizenship: A Third Way for British Foreign Policy.
International Affairs. vol. 74, no. 4, pp. 847-870.
46
К.А. Годованюк. Фактор Австралии во внешней политике Британии
K. Godovanyuk. The Factor of Australia in UK Foreign Policy
Информация об авторе
Годованюк Кира Анатольевна, кандидат политических наук, ведущий научный сотрудник От-
дела страновых исследований Института Европы Российской академии наук. Адрес: Моховая ул.,
д. 11, стр. 3, Москва, 127005. E-mail: kira.godovanyuk@gmail.com
About the author
Kira A. Godovanyuk, Candidate of Sciences (Politics), Leading Researcher, Department of Country
Studies, Institute of Europe of the Russian Academy of Sciences (IE RAS). Address: 127005, Moscow,
Mokhovaya Street, 11-3. E-mail: kira.godovanyuk@gmail.com
Статья поступила в редакцию / Received: 01.04.2022
Статья поступила после рецензирования и доработки / Revised: 08.04.2022
Статья принята к публикации / Accepted: 15.04.2022
47