Физиология человека, 2021, T. 47, № 4, стр. 124-134
Роль сигма-1 рецепторов в регуляции деятельности сердца. Часть 2. Роль сигма-1 рецепторов в кардиопротекции
С. А. Крыжановский 1, *, И. А. Мирошкина 1, Е. О. Ионова 1
1 ФГБНУ “НИИ фармакологии имени В.В. Закусова”
Москва, Россия
* E-mail: sak-538@yandex.ru
Поступила в редакцию 09.05.2020
После доработки 09.06.2020
Принята к публикации 15.01.2021
Аннотация
Во 2-ой части обзора приводятся литературные данные, свидетельствующие о наличии у сигма-1 рецепторов выраженной кардиопротективной активности, связанной как с мембранотропной, так и шаперонной активностью. Показано, что активированные сигма-1 рецепторы обладают выраженным антиаритмическим/антифибрилляторным действием, проявляют антиишемическую активность и в условиях патологии препятствуют развитию гипертрофии и ремоделирования левого желудочка сердца. Напротив, блокада сигма-1 рецепторов инициирует развитие злокачественных нарушений сердечного ритма, провоцирует развитие гипертрофии и ремоделирования миокарда.
Интерес к изучению роли сигма-1 рецепторов (σ1R) в физиологии и патологии сердечной мышцы возник в 2011 г. после публикации в журнале Expert Opinionon Therapeutic Targets результатов исследований М.S. Bhuiyan и К. Fukunaga, свидетельствующих о том, что уровень экспрессии м-РНК σ1R в миокарде желудочков на порядок превышает таковой в нейронах ЦНС [1]. Кроме того, авторы этого исследования убедительно продемонстрировали, что индуцированная агонистами активация σ1R модулирует различные трансмембранные ионные каналы, встроенные в клеточную мембрану кардиомиоцитов, и тем самым регулирует работу сердца. Учитывая тот факт, что σ1R являются важным внутриклеточным образованием, поддерживающим/регулирующим функциональную активность клетки, М.S. Bhuiyan и К. Fukunaga высказали предположение о том, что потенциально агонисты σ1R могут рассматриваться как новая оригинальная группа лекарственных средств для лечения различных сердечно-сосудистых заболеваний [1].
Вторая часть настоящего обзора посвящена описанию роли σ1R в кардиопротекции.
Влияние блокады σ1R на функциональную активность сердца
Роль σ1R в развитии патологии миокарда в настоящее время до конца не ясна. Согласно имеющимся данным, применяемые в клинике антагонисты σRs обладают достаточно широким спектром сердечно-сосудистых побочных эффектов. Наиболее полно описаны кардиотоксические эффекты антипсихотического препарата галоперидол, который является неселективным блокатором σRs [2, 3], однако его сродство к σ2R более чем в 170 раз меньше, чем к σ1R [4]. Константа ингибирования (Ki) галоперидолом σ1R = 2.7 нМ.
Показано, что на фоне систематической терапии галоперидолом у пациентов отмечается клинически значимое удлинение интервала QT на ЭКГ, что влечет за собой развитие злокачественных желудочковых аритмий, в том числе полиморфной желудочковой тахикардии torsades de pointes (тахикардия “пляска точек” или тахикардия “пируэт”), которая значимо повышает риск развития внезапной сердечной смерти [5, 6]. Как известно, галоперидол обладает сложным механизмом антипсихотического действия и помимо σRs блокирует D2 и D3 дофаминовые и α-адренорецепторы. Вместе с тем, маловероятно, что его аритмогенные эффекты могут быть связаны с блокадой дофаминовых рецепторов, поскольку известно, что способностью удлинять интервал QT на ЭКГ обладают не антагонисты, а агонисты этих рецепторов [7]. Для антагонистов α-адренорецепторов и антагонистов σ2R аритмогенные эффекты не описаны. Таким образом, есть все основания полагать, что нарушения сердечного ритма на фоне приема галоперидола могут быть связаны с блокадой σ1R, приводящей к нарушению/ подавлению функциональной активности Са2+ каналов саркоплазматического ретикулума (СПР). Такое предположение подтверждают результаты экспериментальных исследований, в которых, в частности, показано, что на фоне систематической терапии галоперидолом в предсердиях и желудочках сердца крыс значимо увеличивается экспрессия мРНК генов σ1R [8]. Аналогичные данные были получены этими авторами и в экспериментах in vitro, выполненных на изолированных кардиомиоцитах. Также в этом исследовании было показано, что на фоне терапии галоперидолом в правом и левом предсердиях сердца увеличивается экспрессия мРНК генов IP3R1 и IP3R2. Позднее эти наблюдения были подтверждены и в других исследованиях [9]. Их авторы высказывают предположение о том, что увеличение уровня экспрессии σ1R и IP3R может привести к нарушению гомеостаза ионов Са2+ в кардиомиоцитах и, таким образом, способствовать изменению чувствительности сердца к аритмогенным воздействиям.
Возможен и другой механизм галоперидол–опосредованного аритмогенеза. Показано, что препарат обладает способностью блокировать трансмембранные потенциалзависимые K+ каналы hERG (Кv11.1) [10], через которые протекает быстрый выходящий K+ ток замедленного выпрямления (Kr), преимущественно формирующий 3-ю фазу реполяризации кардиомиоцитов. Общеизвестно, что именно замедление формирования 3-й фазы реполяризации кардиомиоцитов ответственно за удлинение интервала QT на ЭКГ. Ранее мы сообщали о том, что агонисты σ1R обладают способностью блокировать hERG и тем самым подавлять IKr [11]. Нельзя исключить, что гиперэкспрессия σ1R, наблюдаемая на фоне систематической терапии галоперидолом, может повлечь за собой блокаду hERG-каналов и тем самым замедлить формирование 3-й фазы реполяризации и, следовательно, вызвать удлинение интервала QT на ЭКГ.
Также из литературы известно, что галоперидол обладает выраженной цитотоксичностью, в том числе и кардиотоксичностью [12]. В первой части настоящего обзора были приведены данные о том, что σ1R рассматривают как уникальный белковый комплекс, выполняющий в клетке функцию “скорой помощи”, обладающий, в том числе, и цитопротекторной активностью [13, 14]. В этом контексте не исключено, что кардиотоксичность галоперидола, в той или иной мере, связана с его способностью блокировать σ1R в кардиомиоцитах. Также нельзя исключить, что кардиотоксичность галоперидола может вносить определенный вклад в удлинение интервала QT на ЭКГ.
В модельных экспериментах, выполненных на мышах с коарктацией аорты, показано, что систематическая терапия галоперидолом (0.1 мг/кг, per os, в течение 4-х нед.) приводит к статистически значимому (р < 0.01) по сравнению с контрольными животными с коарктацией аорты снижению (более чем на 50%) экспрессии σ1R в кардиомиоцитах, а также к уменьшению (р < 0.01) продукции аденозинтрифосфата (АТФ) митохондриями и развитию интерстициального фиброза [15]. Согласно результатам эхокардиографических (ЭхоКГ) исследований, у крыс, получавших галоперидол, по сравнению с ложнооперированными, фракция выброса снижается с 82 до 70% (р < 0.01), что, по мнению авторов, свидетельствует о том, что у животных, получавших галоперидол, развивается ремоделирование миокарда и формируется сердечная недостаточность. Помимо этого, авторы исследования отмечают, что в контрольной группе животных летальность составила 33%, когда как в группе, получавшей галоперидол, – 86% (р < 0.05). В экспериментах in vitro, выполненных на неонатальных кардиомиоцитах крысы, показано, что галоперидол, блокируя σ1R, усиливает ангиотензин II-индуцированную гипертрофию миокарда (р < 0.01), а также интенсифицирует апоптоз клеток сердца, о чем свидетельствует значимое (р < 0.05), по сравнению с контролем, увеличение количества TUNEL-позитивных клеток [15]. Авторы этого исследования высказали предположение о том, что гипертрофия миокарда развивается вследствие нарушения митохондриальной мобилизации ионов Са2+, вызванной потерей σ1R их функциональной активности, однако механизм этого феномена оставался не ясным. Позднее появились данные о том, что в основе этого процесса может лежать гиперэкспрессия микроРНК-297, приводящая к уменьшению пула функционально активных σ1R на мембране СПР гипертрофированных кардиомиоцитов.
Известно, что перегрузка сердца давлением, что было смоделировано в ранее приведенном исследовании, инициирует стресс СПР [16, 17]. Стресс СПР и последующая гиперпродукция активных форм кислорода (ROS) инициируют в кардиомиоцитах экспрессию неправильно свернутых/развернутых белков, таких как PERK-киназы (син. РНК-киназы протеинкиназы или PKR-подобная ER-киназа), инозитол-требующего фермента 1 альфа (IRE1α) и транскрипционного фактора 6 (ATF6), путем отмежевания от них молекулярного шаперона BiP [18]. IRE1α является одной из основных трансмембранных сигнальных молекул СПР, а его активация инициирует нетрадиционное удаление 26-основного интрона из мРНК-связывающего белка x-box 1 (XBP1s), который является ключевым передатчиком сигнала стресса в СПР [19]. Активированный XBP1s стимулирует синтез различных белков, в том числе шаперонов СПР, компонентов деградации СПР (ERAD) и факторов транскрипции, которые облегчают расщепление белков. В модельных экспериментах на крысах, у которых гипертрофия левого желудочка сердца была вызвана коарктацией аорты, было показано, что у них, по сравнению с ложнооперированными, в кардиомиоцитах статистически значимо (р < 0.0.5) снижена экспрессия σ1R: на 51% на уровне мРНК и на 34% на уровне белка [20]. Помимо этого, было зарегистрировано значительное увеличение (в 1.9 раза) экспрессии микроРНК-297 (miR-297). MiR – это небольшие некодирующие РНК, которые связываются с последовательностью 3'-нетранслируемой области (некодирующий участок мРНК, располагающийся на ее 3'-конце после кодирующей области; 3′-UTR) целевого гена, что влечет за собой подавление его экспрессии. Показано, что miR-297 избирательно связывается 3'-UTR областью гена σ1R и тем самым подавляет экспрессию σ1R в гипертрофированных кардиомиоцитах [20]. Также в этом исследовании было продемонстрировано, что miR-297 инициирует развитие гипертрофии миокарда не только за счет подавления экспрессии σ1R, но и путем активации XBP1s и сопряженного с IRE1α активирующего фактора транскрипции 4 – ATF4 (рис. 1), а блокада активности miR-297 ее специфическим ингибитором RmiR-AN1221-SN-10 восстанавливает уровень экспрессии σ1R и подавляет активность прогипертрофических факторов XBP1s и ATF4.
В литературе имеется достаточное количество публикаций, подтверждающих вышеизложенное и свидетельствующих о том, что экспериментальная патология миокарда влечет за собой уменьшение пула σ1R в кардиомиоцитах [15, 21–23]. Так, например, в модельных экспериментах, в которых сердечную недостаточность у мышей вызывали путем коарктации аорты, показано, что у них через 4 нед. после операции экспрессия σ1R в кардиомиоцитах, по сравнению с ложнооперированными, была снижена более чем на 50% (р < < 0.01) [24].
В 2019 г. были опубликованы результаты крупного экспериментального исследования, посвященного изучению влияния длительной терапии антагонистом σ1R– BD1047 (0.3 мг/кг, в/б, в течение 28 дней) на электрофизиологические и гистологические характеристики состояния предсердий крыс [25]. Было показано, что через 28 дней от момента начала терапии у крыс, получавших BD1047, по сравнению с контрольными, эффективный рефрактерный период кардиомиоцитов уменьшился с 36.80 ± 3.16 до 19.4 ± 2.50 мс (р < 0.01), также статистически значимо (р < 0.01) уменьшилась и длительность потенциала действия APD90 (длительность потенциала действия на уровне 90% фазы реполяризации PD). Если у контрольных животных программная стимуляция предсердий (50 Гц в течение 2 с) не вызвала фибрилляцию предсердий (ФП), то у крыс (n = 10), получавших BD1047, эпизоды ФП развивались в 80% случаев (р < 0.01). Анализ вариабельности сердечного ритма продемонстрировал, что у животных, получавших BD1047, усилена тоническая симпатическая активность и подавлено парасимпатическое звено вегетативной регуляции, что влечет за собой развитие симпато-вагального дисбаланса, который, как известно, является одним из триггеров ФП [25]. Согласно данным гистологических и молекулярных исследований, у крыс, получавших BD1047, развивается интенсивный фиброз миокарда предсердий, а иммуноблоттинг свидетельствует о том, что в кардиомиоцитах значимо (р < 0.01) снижена экспрессия коннексина Cx40. В настоящее время фиброз миокарда предсердий рассматривается как ключевой субстрат для развития ФП, обеспечивающий структурное ремоделирование предсердий, приводящее к замедлению распространения нервного импульса и/или возникновению петли риентри [26]. Cx40 считается наиболее важным коннексином, экспрессируемым в предсердии, а его потеря тесно связана с замедлением проводимости, обеспечивающим аномальный субстрат для поддержания ФП [27].
Таким образом, основываясь на имеющихся литературных данных, можно говорить о том, что длительная блокада σ1R влечет за собой развитие злокачественных наджелудочковых и желудочковых нарушений сердечного ритма, инициирует гипертрофию и ремоделирование сердца, приводящие к развитию сердечной недостаточности. Помимо этого, показано, что в условиях сердечной недостаточности экспрессия σ1R в кардиомиоцитах значимо снижается.
Это заключение подтверждают результаты недавно опубликованного исследования, выполненного на нокаутных по σ1R мышах, согласно которому, у них, в отличие от интактных животных, развивается прогрессирующая систолическая дисфункция, приводящая к снижению фракции укорочения и фракции выброса, сопровождающаяся по данным гистохимических исследований фиброзом миокарда, отложением коллагена, а также увеличением содержания экстрацеллюлярного белка периостина, который, как известно, оказывает повреждающее действие на кардиомиоциты, что, в свою очередь, приводит к нарушению их сократительной способности и последующей гибели, т.е. периостин провоцирует развитие ХСН. Ультраструктурный анализ показал, что у нокаутных по σ1R животных кардиомиоциты неправильной формы, количество митохондрий в них снижено, митохондрии увеличены в размерах и содержат аномальные кристы. Также в этом исследовании продемонстрировано, что у нокаутных по σ1R животных нарушена экспрессия митохондриальных регуляторных белков и существенно снижены показатели, отражающие дыхательную функцию митохондрий [28].
Роль σ1R в кардиопротекции
Начиная с 2007 г., сотрудниками Университета Тохоку (Япония) и НИИ фармакологии имени В.В. Закусова (Россия) проводятся систематические экспериментальные исследования по изучению возможности использования агонистов σ1R в качестве кардиопротективных лекарственных средств.
В качестве агонистов σ1R японские исследователи используют селективный ингибитор обратного захвата серотонина антидепрессант флувоксамин [21–23], константа связывания которого с σ1R = 36 нМ [29], а также эндогенный агонист этих рецепторов дегидроэпиандростерон (DHEA) [30, 31].
Японские исследователи в модельных экспериментах, выполненных на подвергнутых билатеральной овариэктомии самках крыс, у которых сердечную недостаточность воспроизводили путем коарктации брюшной аорты между правой и левой почечными артериями, изучали кардиопротективные эффекты агониста σ1R флувоксамина. Препарат (0.5 и 1.0 мг/кг) вводили per os с первого дня после коарктации аорты в течение 4-х нед. [32]. Овариэктомию проводили, исходя из ранее полученных авторами данных, свидетельствующих о том, что эта манипуляция на фоне коарктации брюшной аорты значимо ускоряет формирование и утяжеляет течение сердечной недостаточности, а также интенсифицирует развитие патологического ремоделирования миокарда, что, по их мнению, связано с аномальной активностью в кардиомиоцитах протеинкиназы В (Akt) и эндотелиальной синтазы оксида азота (eNOS) [33]. Показано, что у животных, получавших флувоксамин, уровень экспрессии σ1R значимо выше, чем у контрольных животных (для дозы 0.5 мг/кг р < 0.05, а для дозы 1.0 мг/кг р < < 0.01). Помимо этого было продемонстрировано, что у животных, получавших флувоксамин (1.0 мг/кг), значимо (р < 0.001) ниже интенсивность гипертрофии миокарда, а инотропная функция левого желудочка выше (р < 0.001). Также на фоне терапии флувоксамином (1.0 мг/кг) в кардиомиоцитах левого желудочка значимо восстанавливалась активность eNOS (р < 0.01) и Akt (р < 0.01). Антагонист σ1R – NE-100 (1 мг/кг) полностью блокировал кардиопротективное действие флувоксамина. Восстановление, обусловленное активацией σ1R PI3K/Akt/eNOS сигнального пути, представляется достаточно важным, поскольку известно, что этот сигнальный каскад играет одну из ключевых ролей в регуляции/подавлении процессов апоптоза [34, 35].
Практически аналогичные данные были получены и при оценке результатов экспериментальной терапии агонистом σ1R – DHEA (15 и 30 мг/кг; per os, в течение 14 дней) самок крыс, подвергнутых овариэктомии и коарктации брюшной аорты [36].
В эксперименте, построенном по аналогичному плану, что и эксперименты по изучению кардиопротективного действия флувоксамина и DHEA, были изучены кардиопротективные эффекты селективного агониста σ1R (+)-пентазоцина (0.5 и 1.0 мг/кг; в/б, в течение 14 дней). Было показано, что он также как и флувоксамин, и DHEA, восстанавливает сниженную экспрессию σ1R, уменьшает интенсивность гипертрофии и ремоделирования левого желудочка сердца, повышает его инотропную функцию [37]. Помимо этого было показано, что если у контрольных животных с коарктацией аорты экспрессия σ1R в кардиомиоцитах левого желудочка была значимо снижена, то экспрессия IP3R2 была значимо выше (р < 0.01). Систематическая терапия (+)-пентазоцином препятствовала гиперэкспрессии IP3R2 и восстанавливала физиологическое соотношение σ1R/IP3R2. Авторы полагают, что восстановление баланса между σ1R/IP3R2 на фоне терапии (+)-пентазоцином коррелирует с его кардиопротективной активностью.
Уровень экспрессии RyR2 у контрольных животных, в отличие от уровня экспрессии IP3R2, не изменялся, однако уменьшение экспрессии σ1R привело к снижению их регулирующего влияния на функциональную активность RyR2, что и реализовалось в резком увеличении RyR2–опосредованного выброса ионов Са2+ из депо СПР в цитоплазму кардиомиоцитов. Увеличение уровня экспрессии σ1R на фоне терапии (+)-пентазоцином приводило к восстановлению их ко-локализации с RyR2 на мембране СПР, что, в свою очередь, и препятствовало перегрузке ионами Са2+ цитозоля кардиомиоцитов. Антагонист σ1R – NE-100 (1 мг/кг) полностью блокировал все вышеприведенные эффекты (+)-пентазоцина.
Поскольку известно, что и гиперэкспресия IP3R2, и дисрегуляция RyR2 влекут за собой как утечку ионов Са2+ из депо СПР, так и нарушение энергопродуцирующей функции митохондрий, и, следовательно, активируют внутриклеточные сигнальные пути, которые способствуют развитию гипертрофии, инициируют развитие нарушений сердечного ритма и ремоделированиe левого желудочка сердца и последующеe развитиe сердечной недостаточности [38, 39], авторы этого исследования логически заключили, что в основе кардиопротективного действия агонистов σ1R лежит их способность восстанавливать IP3R2-опосредованную митохондриальную продукцию АТФ и подавлять RyR2-опосредованную утечку ионов Са2+ из СПР.
С точки зрения теории возможен еще один механизм кардиопротективного действия агонистов σ1R.
Нейротрофический фактор мозга (brain-derived neurotrophic factor, BDNF), относится к нейротрофинам – веществам, стимулирующим и поддерживающим развитие нейронов. BDNF, также как σ1R, синтезируется и локализуется на мембране СПР, при стрессе СПР оказывает протективное действие посредством активации специфичных для него TrkB-рецепторов, а также принимает участие в поддержании гомеостаза ионов Са2+ в цитоплазме нейронов [40–43]. Показано, что агонисты σ1R регулируют уровень экспрессии BDNF и сопряженные с ним сигнальные пути [44, 45]. В частности, σ1R потенцируют в кортикальных нейронах BDNF-индуцированную активацию сигнального пути PLCγ/IP3/Ca2+, который, как известно, играет важную роль в поддержании нормальной функциональной активности клеток [44].
В литературе также имеются данные о том, что BDNF играет важную роль в поддержании функциональной активности миокарда. Так например, показано, что у нокаутных по BDNF мышей, по сравнению с интактными, значимо больше площадь инфаркта миокарда (р < 0.05), а инотропная функция левого желудочка ниже (р < < 0.01) [46]. В этом же исследовании аналогичные результаты были получены и у нокаутных по TrkB-рецепторам мышей. Напротив, BDNF, введенный интракардиально крысам за сутки до воспроизведения инфаркта миокарда, препятствовал снижению инотропной функции сердца (фракция выброса: ложнооперированные – 82%, контроль инфаркт 50% – р < 0.001, инфаркт + + BDNF 74% – р < 0.01) и развитию постинфарктного ремоделирования левого желудочка сердца, а также способствовал уменьшению площади инфаркта (р < 0.05) [47]. Кроме того, было показано, что в кардиомиоцитах животных, получавших BDNF, уровень экспрессии гена мРНК каспазы‑3 был снижен (р < 0.05) по сравнению контролем, а Bcl-2 – повышен (р < 0.001), что свидетельствует о том, что BDNF в условиях инфаркта миокарда препятствует апоптозу кардиомиоцитов. Согласно клиническим наблюдениям, у пациентов с острым коронарным синдромом уровень BDNF в плазме крови по сравнению со здоровыми людьми существенно ниже (р < 0.05) [48].
В экспериментах на крысах показано, что систематическая терапия (в течение 2-х нед.) высокоселективным агонистом σ1R кутамезином (SA4503, 1 мг/кг, в/б), который инициирует активацию σ1R посредством его диссоциации от шаперона BiP, приводила к двукратному статистически значимому (р < 0.05) повышению уровня BDNF в гиппокампе [49].
В экспериментах in vitro, выполненных на культуре клеток нейробластомы крысы В104, показано, что агонист σ1R кутамезин потенцирует превращение предшественника BDNF (proBDNF) в зрелый BDNF и усиливает секрецию зрелого BDNF во внеклеточное пространство [50]. Антагонист σ1R – NE 100 (1.0 мг/кг) полностью блокирует BDNF-позитивное действие кутамезина. Авторы высказывают предположение о том, что поскольку σ1R, локализованные преимущественно на мембране СПР, регулируют экспрессию BDNF, то они могут ингибировать его агрегацию, индуцированную стрессом СПР, который, как известно, играет одну из ключевых ролей в патогенезе не только неврологических, но и сердечно-сосудистых заболеваний.
Поскольку известно, что в условиях ишемического повреждения миокарда в кардиомиоцитах значимо снижается экспрессия BDNF, приводящая, как было отмечено ранее, к увеличению площади ишемического повреждения, ремоделированию левого желудочка сердца и апоптозу клеток сердца, есть все основания полагать, что стимуляция экспрессии BDNF в клетках сердца агонистами σ1R может внести существенный вклад в их кардиопротективное действие.
Таким образом, можно говорить о том, что согласно результатам исследований, проведенных японскими авторами, систематическая экспериментальная терапия агонистами σ1R в условиях перегрузки сердца давлением препятствует развитию гипертрофии и ремоделированию миокарда и поддерживает его инотропую функцию, что свидетельствует о том, что агонистам σ1R присуща кардиопротективная активность.
Отечественные исследователи в качестве агониста σ1R используют анксиолитик фабомотизол (афобазол), который согласно данным экспериментов in vitro активирует σ1R в концентрации 5.9 × 10–6 М [13].
В опытах на животных (кошки, крысы) с интактным миокардом было показано, что фабомотизол в дозах 0.5–5.0 мг/кг (в/в) не оказывает какого-либо влияния на основные показатели деятельности сердца и гемодинамики. При увеличении дозы препарата до 10 мг/кг в первые 5–20 мин отмечается незначительное и обратимое снижение АД и урежение ЧСС (порядка 5–7%), что свидетельствует о том, что препарат в указанных дозах гемодинамически нейтрален.
При изучении спектра антиаритмической активности фабомотизола на скрининговых моделях нарушения сердечного ритма было показано, что препарат обладает выраженным антиаритмическим и противофибрилляторным действием [51, 52].
В модельных экспериментах ваготонической фибрилляции предсердий (ФП) у кошек было показано, что фабоматизол (7.5 мг/кг в/в) в 7 из 8 случаев предотвращал развитие ваготонической ФП [53]. Эти результаты согласуются с клиническими наблюдениями, в которых у 65 пациентов было показано, что фабоматизол уменьшает как частоту, так и длительность пароксизмов ФП [54]. Наличие способности у агонистов σ1R предотвращать ФП было продемонстрировано и в ряде экспериментальных исследований. Например, было показано, что систематическая экспериментальная терапия агонистом σ1R соединением SA4503 препятствует развитию ФП у крыс с депрессией [55].
Препарат проявляет высокую антифибрилляторную активность и на моделях, воспроизводящих реперфузионную фибрилляцию желудочков сердца. Так, в опытах на наркотизированных кошках, в условиях 30-минутной окклюзии и дальнейшей реперфузии коронарной артерии, были получены следующие результаты: в контрольной серии опытов фибрилляция желудочков возникла у 6 животных из 10, тогда как у 12 животных, получавших фабомотизол (5 мг/кг в/в), фибрилляции желудочков ни в одном случае не развивалась [56].
Есть все основания полагать, что антиаритмическая/антифибрилляторная активность фабомотизола реализуется на уровне сердечной мышцы, поскольку показано, что антифибрилляторное действие препарата проявляется и у животных с денервированным миокардом [52]. Согласно литературным данным, в основе антиаритмической активности препарата лежит его агонистическое влияние в отношении σ1R: в экспериментах на крысах показано, что на фоне предварительного введения неселективного антагониста σRs галоперидола антифибрилляторное действие фабомотизола не реализуется [57].
По всей видимости, в основе антифибрилляторной активности препарата лежит его способность подавлять очаги аномальной деполяризации в предсердиях, поскольку с помощью множественного картирования электрического поля сердца у крыс с острым инфарктом миокарда (ОИМ) было показано, что у получавших фабомотизол (15 мг/кг, в/в) животных, по сравнению с контрольными с ОИМ, не происходит изменения временных показателей деполяризации субэпикарда предсердий (р < 0.05): начала деполяризации эпикарда предсердий; перехода волны возбуждения от правого к левому предсердию (р < 0.03); окончания деполяризации предсердий (р < 0.05).
На разработанной нами трансляционной модели алкогольной кардиомиопатии (АКМП), которая развивается у крыс через 24 нед. систематического приема алкоголя [58], изучили молекулярные механизмы, лежащие в основе антиаритмического действия фабомотизола. Выбор этой модели был обусловлен тем, что, как следует из большого числа экспериментальных и клинических данных, при этой патологии крайне высок риск развития злокачественных нарушений сердечного ритма [59–62]. Было показано, что систематическая экспериментальная терапия фабоматизолом (15 мг/кг, в/б, ежедневно, в течение 28 дней, начиная с 25-ой нед. алкоголизации) приводит к статистически значимому, по сравнению с алкоголизированным контролем, снижению экспрессии мРНК генов ключевых рецепторов и белков, ответственных за поддержание в кардиомиоцитах гомеостаза ионов Са2+ и регуляцию их ритмической активности: регуляторных белков Ерас1 (р = 0.02) и Ерас2 (р = 0.02), регуляторного белка кальмодулина (р = 0.00002), генов инозитол-1,4,5-трифосфатных рецепторов 1-го, 2-го и 3-го типов – IP3R1 (р = 0.037), IP3R2 (р = = 0.006) и IP3R3 (р = 0.001), и генов RyR2 (р = = 0.032). Известно, что в кардиомиоцитах RyR2, а также IP3Rs, расположенные на наружной мембране СПР, регулируют поступление ионов Са2+ в цитозоль кардиомиоцитов, что играет ключевую роль в регуляции их ритмической активности [63], а их гиперэкспрессия, также как гиперэкспрессия регуляторного белка Ерас2 [64], увеличивает риск развития злокачественных нарушений ритма сердца.
Таким образом, результаты молекулярных исследований позволяют высказать предположение о том, что антиаритмические эффекты агониста σ1R фабомотизола могут быть связаны с его способностью препятствовать развитию/подавлять стресс СПР, а также восстанавливать гомеостаз ионов Са2+ в кардиомиоцитах. Также следует отметить, что результаты, полученные в этой серии экспериментов, практически полностью согласуются с результатами исследований японских исследователей, которые в модельных экспериментах, воспроизводящих гипертрофию миокарда перегрузкой давлением, показали, что длительная терапия агонистом σ1R (+)-пентазоцином препятствует развитию стресса СПР за счет оптимизации уровня экспрессии в кардиомиоцитах RyR2 и IP3R2, экспрессия которых в условиях патологии значимо возрастает [37].
Помимо антиаритмической активности, фабомотизол обладает и выраженным антиишемическим действием. На модели субэндокардиальной ишемии миокарда у крыс, вызываемой изопротеренолом, было показано, что фабомотизол (10 мг/кг в/в), так же как и эталонный для этой модели антагонист ионов Са2+ верапамил (1 мг/кг в/в), статистически значимо (p < 0.05) уменьшает депрессию сегмента ST на ЭКГ. Галоперидол (0.5 мг/кг в/в) блокировал противоишемический эффект фабомотизола, но не влиял на антиишемическое действие верапамила [65], что также подтверждает вышеприведенные данные о том, что кардиопротективное действие фабомотизола связано с его родством с σ1R.
В модельных экспериментах, воспроизводящих ОИМ у крыс, показано, что систематическая экспериментальная терапия фабомотизолом (10 мг/кг/сут, в течение 7 дней) в значительной степени защищает миокард от ишемического повреждения и уменьшает интенсивность постинфарктного ремоделирования левого желудочка сердца [66]. Схожие результаты были получены и в других близких по дизайну исследованиях [67, 68]. Также на модели ОИМ было показано, что систематическая экспериментальная терапия фабомотизолом (15 мг/кг/сут, в течение 14 дней), по сравнению с контролем статистически значимо (р = 0.019) подавляет экспрессию индуцибельной NO-синтазы (iNOS) в ишемизированном миокарде [69]. Эти данные хорошо согласуются с результами исследований, полученными при изучении нейропротективной активности агонистов σ1-рецепторов в экспериментах как in vivo, так и in vitro, свидетельствующими о том, что их протективная активность в значительной мере связана со способностью подавлять экспрессию индуцибельной NO-синтазы (iNOS) и тем самым в условиях ишемии защищать нейроны от свободнорадикальной агрессии [70, 71].
В экспериментах, выполненных на разработанной нами трансляционной модели ХСН у крыс [72], которая развивается через 90 дней после воспроизведения переднего трансмурального инфаркта миокарда, были изучены кардиопротективные эффекты длительной экспериментальной терапии фабомотизолом (15 мг/кг, в/б, ежедневно, в течение 28 дней, начиная с 91-го дня после воспроизведения инфаркта миокарда) [73]. При проведении ЭхоКГ-исследований было продемонстрировано, что фабомотизол уменьшает интенсивность ремоделирования левого желудочка сердца и способствует восстановлению инотропной функции левого желудочка. Так, например, если у контрольных животных конечно-систолический размер левого желудочка сердца за период с 91-го по 120-й день после воспроизведения инфаркта увеличился с 4.26 ± 0.29 до 4.35 ± ± 0.36 мм, то у крыс, получавших фабомотизол, он уменьшился с 4.12 ± 0.32 до 3.78 ± 0.21 мм. Фракция выброса левого желудочка сердца, отражающая его инотропную функцию у контрольных животных, за этот период уменьшилась с 58.2 ± 4.6 до 55.5 ± 3.2%, тогда как у животных, получавших фабомотизол, она увеличилась с 54.3 ± 5.5 до 64.8 ± 3.4% (p = 0.001). Согласно данным молекулярных исследований у животных, на фоне фабомотизола, статистически значимо (p < 0.05) по сравнению как с ложнооперированными, так и контрольными животными с инфарктом в биоптатах миокарда левого желудочка сердца увеличилась (более чем на 30%) экспрессия мРНК генов σ1R, что позволяет высказать предположение об активизации в кардиомиоцитах сопряженных с σ1R внутриклеточных сигнальных путей, ответственных за активацию репаративных процессов: восстановление гомеостаза ионов Са2+, стабилизацию функциональной активности трансмембранных потенциалзависимых ионных каналов, снижение стресса СПР, улучшение энергообразующей функции митохондрий и т.д.
Помимо этого, у животных, получавших фабомотизол, по сравнению с контрольными, в миокарде была статистически значимо (p < 0.05) снижена экспрессия мРНК генов ангиотензиновых (АТ1R) и глюкокортикоидных (GR) рецепторов.
Известно, что в постинфарктном периоде активация АТ1R влечет за собой развитие гипертрофии кардиомиоцитов, стимулирует синтез внеклеточного матрикса, гиперплазию гладкомышечных клеток коронарных артерий и увеличение их жесткости [74], что во многом связано с их способностью инициировать экспрессию трансформирующего фактора роста β (TGFβ1) [75]. Активация TGFβ1 увеличивает транслокацию белков Smad в ядро и транскрипцию генов таких белков как коллаген, фибронектин и фактор роста соединительной ткани (CTGF) и, как следствие этого, развитие гипертрофиии последующего ремоделирования левого желудочка сердца.
В биоптатах миокарда контрольных животных наблюдается двукратное увеличение экспрессии глюкокортикоидных рецепторов (GR). Роль глюкокортикоидов в развитии сердечной патологии в настоящее время не ясна [76], однако показано, что в кардиомиоцитах они проявляют высокую аффинность к минералокортикоидным рецепторам – MR [77]. Это обусловлено тем, что в кардиомиоцитах экспрессируется 11β-гидроксистероиддегидрогеназа типа 1 (11b-HSD1), которая регенерирует активный кортизол/кортикостерон из инертного кортизона/11-дегидрокортикостерона и практически отсутствует 11β-HSD2 изоформа фермента, превращающая эндогенные глюкокортикоиды в их неактивный метаболит [78]. Это указывает на то, что в сердце эндогенные глюкокортикоиды могут быть преобладающим лигандом и для MR [78]. Авторы полагают, что в кардиомиоцитах в нормальных условиях глюкокортикоиды, связывающиеся с MR, имеют ограниченную транскрипционную активность, но при патологических состояниях транскрипционная активность глюкокортикоидов, опосредованная через MR, резко возрастает. В частности, показано, что в постинфарктном периоде активация сопряженных с MR сигнальных путей влечет за собой снижение инотропной функции миокарда, инициирует тахикардию и фиброз миокарда, а также повышает экспрессию провоспалительных цитокинов [78].
Результаты этих экспериментов практически полностью совпадают сданными, полученными на трансляционной модели ХСН при профилактической терапии фабомотизолом (15 мг/кг, в/б, ежедневно, в течение 15-и дней) начиная с 1-го дня после воспроизведения инфаркта миокарда [79].
Немаловажно и то, что в плазме крови животных, получавших фабомотизол, уровень мозгового натрийуретического пептида (BNP) статистически значимо ниже (p = 0.0004), чем у контрольных крыс, и практически не отличается от такового у интактных животных.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Таким образом, имеющиеся в настоящее время данные позволяют говорить о том, что σ1R играют одну из ключевых ролей в поддержании функциональной активности сердечной мышцы. Они оптимизируют работу трансмембранных ионных каналов, под их контролем находится гомеостаз ионов Са2+ и процессы электромеханического сопряжения кардиомиоцитов, а благодаря своей шаперонной активности они контролируют процессы поступления ионов Са2+ в митохондрии и тем самым обеспечивают энергетические потребности клеток сердца. В условиях патологии активированные σ1R проявляют антиаритмическую/антифибрилляторную активность, реализуемую как путем блокады аномальной активности трасмембранных ионных каналов, так и путем стресс-протективного действия в отношении СПР. Со способностью σ1R препятствовать/подавлять стресс СПР, во многом связано и их антиишемическое действие, а также способность предотвращать развитие патологического ремоделирования левого желудочка сердца. Напротив, блокада σ1R инициирует развитие злокачественных нарушений сердечного ритма, провоцирует развитие гипертрофии и ремоделирования миокарда.
Приведенные данные подтверждают результаты опубликованного в декабре 2019 г. системного анализа, посвященного роли σ1R в кардиопротекции, из которого следует, что σ1R являются крайне перспективной биомишенью для создания оригинальных кардиопротективных лекарственных средств [80].
Конфликт интересов. Авторы декларируют отсутствие явных и потенциальных конфликтов интересов, связанных с публикацией данной статьи.
Список литературы
Bhuiyan M.S., Fukunaga K. Targeting sigma-1 receptor signaling by endogenous ligands for cardioprotection // Expert Opin. Ther. Targets. 2011. V. 15. № 2. P. 145.
Bowen W.D., Moses E.L., Tolentino P.J., Walker J.M. Metabolites of haloperidol display preferential activity at sigma receptors compared to dopamine D-2 receptors // Eur. J. Pharmacol. 1990. V. 177. № 3. P. 111.
Matsumoto R.R., Pouw B. Correlation between neuroleptic binding to sigma(1) and sigma(2) receptors and acute dystonic reactions // Eur. J. Pharmacol. 2000. V. 40. № 2. P. 155.
Klouz A., Loueslati M.H., Daghfous R., Morin D. Are sigma receptors implicated in ischemic injury? // Therapie. 2001. V. 56. № 5. P. 557.
Wu C.S., Tsai Y.T., Tsai H.J. Antipsychotic drugs and the risk of ventricular arrhythmia and/or sudden cardiac death: a nation-wide case-crossover study // J. Am. Heart. Assoc. 2015. V. 4. № 2. P. e001568.
Huikuri H.V. Psychotropic medications and the risk of sudden cardiac death // J. Am. Heart. Assoc. 2015. V. 4. № 2. P. e001894.
Gomez M.J., Rousseau G., Nadeau R. et al. Functional and autoradiographic characterization of dopamine D2-like receptors in the guinea pig heart // Can. J. Physiol. Pharmacol. 2002. V. 80. № 6. P. 578.
Novakova M., Sedlakova B., Sirova M. et al. Haloperidol increases expression of the inositol 1,4,5-trisphosphate receptors in rat cardiac atria, but not in ventricles // Gen. Physiol. Biophys. 2010. V. 29. № 4. P. 381.
Stracina T., Slaninova I., Polanska H. et al. Long-term haloperidol treatment prolongs QT interval and increases expression of sigma 1 and IP3 receptors in guinea pig hearts // Tohoku. J. Exp. Med. 2015. V. 236. № 3. P. 199.
Suessbrich H., Schönherr R., Heinemann S.H. et al. The inhibitory effect of the antipsychotic drug haloperidol on HERG potassium channels expressed in Xenopus oocytes // Br. J. Pharmacol. 1997. V. 120. № 5. P. 968.
Crottès D., Martial S., Rapetti-Mauss R. et al. Sig1R protein regulates hERG channel expression through a post-translational mechanism in leukemic cells // J. Biol. Chem. 2011. V. 286. № 32. P. 27947.
Raudenska M., Gumulec J., Babula P. et al. Haloperidol cytotoxicity and its relation to oxidative stress // Mini-Rev. Med. Chem. 2013. V. 13. № 14. P. 1993.
Середенин С.Б., Воронин М.В. Нейрорецепторные механизмы действия афобазола // Экспериментальная и клиническая фармакология. 2009. Т. 72. № 1. С. 3.
Katz J.L., Hong W.C., Hiranita T., Su T.P. A role for sigma receptors in stimulant self-administration and addiction // Behav. Pharmacol. 2016. V. 27. № 2–3 (Spec Issue). P. 100.
Shinoda Y., Tagashira H., Bhuiyan M.S. et al. Haloperidol aggravates transverse aortic constriction-induced heart failure via mitochondrial dysfunction // J. Pharmacol. Sci. 2016. V. 131. № 3. P. 172.
Shimizu I., Minamino T. Physiological and pathological cardiac hypertrophy // J. Mol. Cell. Cardiol. 2016. V. 97. P. 245.
Zhao G.L., Yu L.M., Gao W.L. et al. Berberine protects rat heart from ischemia/reperfusion injury via activating JAK2/STAT3 signaling and attenuating endoplasmic reticulum stress // Acta. Sin. 2016. V. 37. № 3. P. 354.
Liu M.Q., Chen Z., Chen L.X. Endoplasmic reticulum stress: a novel mechanism and therapeutic target for cardiovascular diseases // Acta Pharmacol. Sin. 2016. V. 37. № 4. P. 425.
Li X., Han F., Shi Y. IRE1alpha-XBP1 pathway is activated upon induction of singleprolonged stress in rat neurons of the medial prefrontal cortex // J. Mol. Neurosci. 2015. V. 57. № 1. P. 63.
Bao Q., Zhao M., Li Chen L. et al. MicroRNA-297 promotes cardiomyocyte hypertrophy via targeting sigma‑1 receptor // Life Sci. 2017. V. 175. P. 1.
Tagashira H., Bhuiyan M.S., Shioda N., Fukunaga K. Fluvoxamine rescues mitochondrial Ca2+ transport and ATP production through σ1-receptor in hypertrophic cardiomyocytes // Life Sci. 2014. V. 95. № 2. P. 89.
Bhuiyan M.S., Tagashira H., Fukunaga K. Crucial interactions between selective serotonin uptake inhibitors and sigma-1 receptor in heart failure // J. Pharmacol. Sci. 2013. V. 121. № 3. P. 177.
Tagashira H., Matsumoto T., Taguchi K. et al. Vascular endothelial σ1-receptor stimulation with SA4503 rescues aortic relaxation via Akt/eNos signaling in ovariectomized rats with aortic banding // Circ. J. 2013. V. 77. № 11. P. 2831.
Tagashira H., Bhuiyan M.S., Shioda N. et al. Sigma1-receptor stimulation with fluvoxamine ameliorates aortic constriction-induced myocardial hypertrophy and dysfunction in mice // Am. J. Physiol. Heart Circ. Physiol. 2010. V. 299. № 5. P. H1535.
Ye T., Liu X., Qu C. et al. Chronic inhibition of the sigma-1 receptor exacerbates atrial fibrillation susceptibility in rats by promoting atrial remodeling // Life Sci. 2019. V. 235. P. 116837.
Koduri H., Ng J., Cokic I. et al. Contribution of fibrosis and the autonomic nervous system to atrial fibrillation electrograms in heart failure // Circ. Arrhythm. Electrophysiol. 2012. V. 5. № 4. P. 640.
Gemel J., Levy A.E., Simon A.R. et al. Connexin40 abnormalities and atrial fibrillation in the human heart // J. Mol. Cell. Cardiol. 2014. V. 76. P. 159.
Abdullah C.S., Alam S., Aishwarya R. Cardiac dysfunction in the sigma 1 receptor knockout mouse associated with impaired mitochondrial dynamics and bioenergetics // J. Am. Heart. Assoc. 2018. V. 7. № 20. P. 1.
Narita N., Hashimoto K., Tomitaka S., Minabe Y. Interactions of selective serotonin reuptake inhibitors with subtypes of sigma receptors in rat brain // Eur. J. Pharmacol. 1996. V. 307. № 1. P. 117.
Tagashira H., Bhuiyan M.S., Shioda N., Fukunaga K. Distinct cardioprotective effects of 17β-estradiol and dehydroepiandrosterone on pressure-overload-induced hypertrophy in ovariectomized female rats // Menopause. 2011. V. 18. № 12. P. 1317.
Bhuiyan M.S., Tagashira H., Fukunaga K. Dehydroepiandrosterone-mediated stimulation of sigma-1 receptor activates Akt-eNOS signaling in the thoracic aorta of ovariectomized rats with abdominal aortic banding // Cardiovasc. Ther. 2011. V. 29. № 4. P. 219.
Bhuiyan M.S. Tagashira H., Shioda N. et al. Targeting sigma-1 receptor with fluvoxamine ameliorates pressure-overload-induced hypertrophy and dysfunctions // Expert. Opin. Ther. Targets. 2010. V. 14. № 10. P. 1009.
Bhuiyan M.S., Shioda N., Fukunaga K. Ovariectomy augments overload-induced associated with changes in Akt and nitric oxide synthase signaling pathways in female rats // Am. J. Physiol. Endocrinol. Metab. 2007. V. 293. № 6. P. 1606.
He F., Xu B.L., Chen C. et al. A suppresses ischemia/reperfusion-induced myocardial apoptosis in mice via activating PI3K/Akt/eNOS signaling pathway // Acta Pharmacol. Sin. 2016. V. 37. № 6. P. 763.
Sun Y., Jiang C., Jiang J., Qiu L. Dexmedetomidine protects mice against myocardium ischaemic/reperfusion injury by activating an AMPK/PI3K/Akt/eNOS pathway // Clin. Exp. Pharmacol. Physiol. 2017. V. 44. № 9. P. 946.
Bhuiyan M.S., Fukunaga K. Stimulation sigma-1 receptor signaling dehydroepiandrosterone ameliorates hypertrophy and dysfunctions in ovariectomized rats // Expert. Opin. Ther. Targets. 2009. V. 13. № 11. P. 1253.
Tagashira H., Bhuiyan M.S., Fukunaga K. Diverse regulation of IP3 and ryanodine receptors by pentazocine through σ1-receptor in cardiomyocytes // Am. J. Physiol. Heart Circ. Physiol. 2013. V. 305. № 8. P. H1201.
Nakayama H., Bodi I., Maillet M. et al. The IP3 receptor regulates cardiac hypertrophy in response to select stimuli // Circ. Res. 2010. V. 107. № 5. P. 659.
Zou Y., Liang Y., Gong H. et al. Ryanodine receptor type 2 is required for the development of pressure overload-induced cardiac hypertrophy // Hypertension. 2011. V. 58. № 6. P. 1099.
Hashimoto K. Sigma-1 receptor chaperone and brain-derived neurotrophic factor: emerging links between cardiovascular disease and depression // Prog. Neurobiol. 2013. V. 100. P. 15.
Qiu B., Hu S., Liu L. et al. CART attenuates stress response induced by cerebral ischemia and reperfusion through upregulating synthesis and secretion // Biochem. Biophys. Res. Commun. 2013. V. 436. № 4. P. 655.
Mizoguchi Y., Monji A. Microglial Intracellular Ca2+ Signaling in Synaptic Development and its Alterations in Neurodevelopmental Disorders // Front. Cell. Neurosci. 2017. V. 11. Article 69. P. 1.
Mattson M.P. Glutamate and neurotrophic factors in neuronal plasticity and disease // Ann. N.Y. Acad. Sci. 2008. V. 1144. P. 97.
Yagasaki Y., Numakawa T., Kumamaru E. et al. Chronic antidepressants potentiate via sigma-1 receptors the brain-derived neurotrophic factor-induced signaling for glutamate release // J. Biol. Chem. 2006. V. 281. № 18. P. 12941.
Penas C., Pascual-Font A., Mancuso R. et al. Sigma receptor agonist 2-(4-morpholinethyl)1 phenylcyclohexanecarboxylate (Pre084) increases GDNF and BiP expression and promotes neuroprotection after root avulsion injury // J. Neurotrauma. 2011. V. 28. № 5. P. 831.
Okada S., Yokoyama M., Toko H. et al. Brain neurotrophic factor protects against cardiac dysfunction after myocardial infarction viacentral nervous system-mediated pathway // Arterioscler. Thromb. Vasc. Biol. 2012. V. 32. № 8. P. 1902.
Hang P., Zhao J., Cai B. et al. Brain neurotrophic factor regulates TRPC3/6 channels and protects against myocardial infarction in rodents // Int. J. Biol. Sci. 2015. V. 11. № 5. P. 536.
Manni L., Nikolova V., Vyagova D. et al. Reduced plasma levels of NGF and BDNF in patients with acute coronary syndromes // Int. J. Cardiol. 2005. V. 102. № 1. P. 169.
Kikuchi-Utsumi K., Nakaki T. Chronic treatment with a selective ligand for the sigma-1 receptor chaperone, SA4503, up-regulates BDNF protein levels in the rat hippocampus // Neurosci. Lett. 2008. V. 440. № 1. P. 19.
Fujimoto M., Hayashi T., Urfer R. et al. Sigma-1 receptor chaperones regulate the secretion of brain-derived neurotrophic factor // Synapse. 2012. V. 66. № 7. P. 630.
Крыжановский С.А., Столярук В.Н., Вититнова М.Б. и др. Плейотропные (кардиотропные) эффекты анксиолитика афобазола (обзор экспериментальных исследований) // Терапевт. 2012. № 1. С. 32.
Столярук В.Н., Вититнова М.Б., Цорин И.Б., Крыжановский С.А. Изучение противофибрилляторной активности афобазола у животных с интактным и денервированным миокардом // Вестн. РАМН. № 4. С. 45.
Столярук В.Н., Вититнова М.Б., Цорин И.Б., Крыжановский С.А. Оценка эффективности афобазола на модели ваготонической фибрилляции предсердий // Вестн. РАМН. 2010. № 4. С. 49.
Татарский Б.А., Бисерова И.Н. Использование афобазола при лечении пароксизмальной формы фибрилляции предсердий // РМЖ. 2007. Т. 15. № 9. С. 760.
Liu X., Qu C., Yang H. et al. Chronic stimulation of the sigma-1 receptor ameliorates autonomic nerve dysfunction and atrial fibrillation susceptibility in a rat model of depression // J. Physiol. Heart Circ. Physiol. 2018. V. 315. № 6. P. H1521.
Столярук В.Н., Вититнова М.Б., Крыжановский С.А. Изучение эффектов афобазола на модели реперфузионных аритмий // Вестн. РАМН. 2010. № 4. С. 41.
Крыжановский С.А., Столярук В.Н., Вититнова М.Б. и др. К механизму противофибрилляторного действия афобазола // Бюл. эксп. биол. и мед. 2010. Т. 149. № 3. С. 290.
Крыжановский С.А., Колик Л.Г., Столярук В.Н. и др. Трансляционная модель алкогольной кардиомиопатии // Молекулярная медицина. 2015. № 3. С. 40.
Чазов Е.И. Внезапная смерть // Medicus Amicus. 2013. [URL: http://medicusamicus.com/index.php?action= 2x1229x1].
Iacovoni A., De Maria R., Gavazzi A. Alcoholic cardiomyopathy // J. Cardiovasc. Med. 2010. V. 11. № 12. P. 884.
Смирнова С.Л., Рощевская И.М., Рощевский М.П. и др. Деполяризация предсердий крыс с алкогольной кардиомиопатией // ДАН. 2018. Т. 479. № 1. С. 96.
Кожевникова Л.М., Цорин И.Б., Столярук В.Н. и др. Белки Ерас и кальмодулин как возможный триггер аритмогенеза при алкогольной кардиомиопатии // Бюл. эксп. биол. и мед. 2018. Т. 165. № 5. С. 553.
Harzheim D., Movassagh M., Foo R.S. et al. Increased InsP3Rs in the junctional sarcoplasmic reticulum augment Ca2+ transients and arrhythmias associated with cardiac hypertrophy // Proc. Natl. Acad. Sci. USA. 2009. V. 106. № 27. P. 11406.
Hothi S.S., Gurung I.S., Heathcote J.C. et al. Epac activation, altered calcium homeostasis and ventricular arrhythmogenesis in the murine heart // Pflugers Arch. 2008. V. 457. № 2. P. 253.
Середенин С.Б., Цорин И.Б., Вититнова М.Б. и др. К механизму противоишемического действия препарата “Афобазол” // Бюл. эксп. биол. и мед. 2013. Т. 155. № 6. С. 723.
Крыжановский С.А., Сорокина А.В., Столярук В.Н. и др. Изучение антиишемического действия “Афобазола” в условиях экспериментального инфаркта миокарда // Бюл. эксп. биол. и мед. 2010. Т. 150. № 9. С. 284.
Цорин И.Б., Палка И.П., Чичканов Г.Г. Особенности действия селективного анксиолитика афобазола на сердечно-сосудистую систему // Эксперим. и клин. фармакол. 2009. Т. 72. № 1. С. 41.
Крыжановский С.А., Цорин И.Б., Вититнова М.Б. и др. Кардиопротективные эффекты афобазола у животных с хронической ишемией миокарда // Молекулярная медицина. 2013. № 5. С. 37.
Крыжановский С.А., Антипова Т.А., Цорин И.Б. и др. Влияние афобазола на уровень индуцибельной NO-синтазы в ишемизированном миокарде // Молекулярная медицина. 2016. Т. 14. № 3. С. 26.
Kurata K., Takebayashi M., Morinobu S., Yamawaki S. Beta-estradiol, dehydroepiandrosterone, and dehydroepiandrosterone sulfate protect against N-methyl-D-aspartate-induced neurotoxicity in rat hippocampal neurons by different mechanisms // J. Pharmacol. Exp. Ther. 2004. V. 311. № 1. P. 237.
Vagnerova K., Hurn P.D., Bhardway A., Kirsch J.R. Sigma 1 receptor agonists act as neuroprotective drugs through inhibition of inducible nitric oxide synthase // Anesth. Analg. 2006. V. 103. № 2. P. 430.
Крыжановский С.А., Цорин И.Б., Ионова Е.О. и др. Трансляционная модель хронической сердечной недостаточности у крыс // Пат. физиол. эксп. терапия. 2018. Т. 62. № 2. С. 129.
Крыжановский С.А., Кожевникова Л.М., Цорин И.Б. и др. К механизму кардиопротективного действия агониста σ1-рецепторов анксиолитика фабомотизола гидрохлорида (афобазола) // Бюл. эксп. биол. и мед. 2018. Т. 165. № 5. С. 605.
Grothusen A., Divchev D., Luchtefeld M., Schieffer B. Angiotensin II type 1 receptor blockade: high hopes sent back to reality? // Minerva Cardioangiol. 2009. V. 57. № 6. P. 773.
Ding Y., Chen J., Cui G. et al. Pathophysiological role of osteopontin and angiotensin II in atherosclerosis // Biochem. Biophys. Res. Commun. 2016. V. 471. № 1. P. 5.
Ren R., Oakley R.H., Cruz-Topete D., Cidlowski J.A. Dual role for glucocorticoids in cardiomyocyte hypertrophy and apoptosis // Endocrinology. 2012. V. 153. № 11. P. 5346.
Oakley R.H., Cidlowski J.A. Glucocorticoid signaling in the heart: A cardiomyocyte perspective // J. Steroid Biochem. Mol. Biol. 2015. V. 153. P. 27.
Gray G.A., White C.I., Castellan R.F. et al. Getting to the heart of intracellular glucocorticoid regeneration: 11β-HSD1 in the myocardium // J. Mol. Endocrinol. 2017. V. 58. № 1. P. R1.
Крыжановский С.А., Цорин И.Б., Столярук В.Н. и др. Отдаленные результаты экспериментальной терапии афобазолом у крыс, перенесших острый инфаркт миокарда // Бюл. эксп. биол. и мед. 2017. Т. 163. № 2. С. 140.
Lewis R., Li J., McCormick P.J. et al. Is the sigma-1 receptor a potential pharmacological target for cardiac pathologies? A systematic review // Int. J. Cardiol. Heart. Vasc. 2019. V. 26. P. 100 449.
Дополнительные материалы отсутствуют.
Инструменты
Физиология человека