Нейрохимия, 2021, T. 38, № 4, стр. 378-384

Нейрохимические и поведенческие эффекты олигомеров альфа-синуклеина у мышей трехмесячного возраста

В. В. Шерстнев 1, М. А. Грудень 1, О. А. Соловьева 1, В. С. Кудрин 2, В. Б. Наркевич 2, Н. П. Михайлова 1, А. М. Ратмиров 1

1 Федеральное государственное бюджетное научное учреждение “Научно-исследовательский институт нормальной физиологии имени П.К. Анохина”
Москва, Россия

2 Федеральное государственное бюджетное научное учреждение “Научно-исследовательский институт фармакологии имени В.В. Закусова”
Москва, Россия

Поступила в редакцию 24.06.2021
После доработки 04.07.2021
Принята к публикации 05.07.2021

Полный текст (PDF)

Аннотация

Болезнь Паркинсона – широко распространенное, прогрессирующее, возрастзависимое нейродегенеративное заболевание. Нейрохимической основой двигательных и недвигательных нарушений при болезни Паркинсона является дисфункция многих нейромедиаторных систем мозга и, в первую очередь, функциональный дефицит и дисбаланс моноаминергических систем, которые обусловлены деградацией и гибелью определенных популяций нервных клеток в условиях мисфолдинга белка α-синуклеина и действия его амилоидогенных нейротоксических конформаций. Особый интерес вызывают исследования возрастных особенностей изменений моноаминергических систем и развития моторных и немоторных нарушений на доклинической и клинической стадиях заболевания. В работе изучено влияние олигомеров α-синуклеина, вводимых интраназально в течение 14-ти дней, на двигательную активность, эмоциональное состояние, кратко- и долговременную память, а также содержание и обмен дофамина, серотонина и норадреналина в гиппокампе, фронтальной коре мозга и мозжечке самцов мышей C57Bl/6 в возрасте 3-х месяцев. В поведенческих экспериментах использовали модели: “Открытое поле”, “Распознавание нового объекта”, “Условная реакция пассивного избегания” и “Приподнятый крестообразный лабиринт”. Содержание моноаминов и их метаболитов в ткани мозга животных определяли методом высокоэффективной жидкостной хроматографии с электромагнитной детекцией. Обнаружено, что мыши, получавшие олигомеры α-синуклеина, демонстрировали проявления аффективноподобного поведения с признаками апатии. Нарушений двигательной активности, кратковременной и долговременной памяти и повышения тревожности у животных не документировано. Олигомеры α-синуклеина вызывали значимое снижение содержания дофамина и его метаболитов DOPAC и HVA во фронтальной коре мозга, а также снижение концентрации метаболита дофамина – 3-МТ и разнонаправленные изменения показателей обмена серотонина и дофамина в гиппокампе. При этом зарегистрировано значительное повышение содержания 3-МТ в мозжечке. Выполнен сравнительный анализ полученных в работе данных и экспериментальных фактов, выявленных в ранее проведенном нами исследовании нейрохимических и поведенческих эффектов олигомеров α-синуклеина у мышей 6-ти месячного возраста. Полученные результаты свидетельствуют, что олигомеры α-синуклеина при хроническом интраназальном введении вызывают у мышей 3-х месячного возраста недвигательные нарушения и нейрохимические изменения, которые наблюдаются на доклинической стадии БП.

Ключевые слова: α-синуклеин, олигомеры, моноамины, двигательная активность, аффективноподобное поведение, память, 3-х месячные мыши, Болезнь Паркинсона

ВВЕДЕНИЕ

Болезнь Паркинсона (БП) – хроническое, прогрессирующее, возрастзависимое, нейродегенеративное заболевание. Среди всех неврологических заболеваний БП находится на втором месте по частоте встречаемости и на первом – по приросту распространенности. Так, общее число пациентов с БП во всем мире увеличилось более чем вдвое за период с1990 по 2015 г. Количество случаев БП в 2014–2015 гг. оценивалось в 6.2–6.9 миллионов пациентов по всему миру, а к 2040 г. ожидается увеличение числа заболевших до 12.9–14.2 миллионов человек. БП является заболеванием наиболее зависимым от возраста. Заболеваемость БП с возрастом увеличивается более чем в 400 раз [13].

В качестве ключевого звена молекулярного патогенеза БП, в настоящее время рассматривают гиперпродукцию и мисфолдинг белка α-синуклеина (α-син) с образованием амилоидогенных нейротоксических структур, среди которых наиболее выраженным нейротоксическим действием обладают префибриллярные олигомерные формы белка. Высокие концентрации α-син и его амилоидогенные структуры инициируют деградацию и избирательную гибель определенных популяций нервных клеток, локализующихся в различных церебральных структурах, что приводит к дисбалансу и дисфункции многих нейромедиаторных систем мозга. При этом моноаминергические системы подвержены более раннему и выраженному нейротоксическому влиянию α-син и его амилоидогенных конформаций. Считают, что дисфункции и дисбаланс нейромедиатороных систем обуславливают развитие и проявление характерных двигательных и многообразных недвигательных нарушений, наблюдаемых при БП [46].

В последние годы все более активно и широко исследуются различные вопросы междисциплинарной проблемы старения и БП. Признано, что старение является основным фактором риска развития БП. Возраст дебюта заболевания в значительной степени определяет, спектр клинических проявлений и продолжительность течения БП. В зависимости от возраста начала БП выделяют подтипы заболевания, которые различаются распространенностью, клиническими и генетическими особенностями. Ювенильный паркинсонизм – с началом заболевания в возрасте менее 20 лет. БП с молодым (ранним) началом в возрасте от 21 до 40 лет. БП с поздним началом, когда классические признаки заболевания (двигательные нарушения) появляются после 61 г. [1, 3, 7, 8].

Значимый интерес для понимания молекулярного патогенеза и разработки адекватных экспериментальных моделей БП представляют знания о возрастных особенностях нейрохимических механизмов двигательных и недвигательных нарушений, наблюдаемых на доклинической и клинической стадиях заболевания. Нами была разработана оригинальная экспериментальная модель сходных с БП патологических состояний, основанная на хроническом интраназальном введении амилоидогенных конформаций α-син стареюшим мышам. В экспериментах, проведенных на мышах 12-ти месячного возраста, было показано, что олигомеры α-син, вводимые интраназально в течение 14-ти дней, вызывают нейрохимические и поведенческие эффекты сходные с проявлениями, наблюдаемыми на клинической стадии БП: снижение числа дофаминергических нейронов в компактной части черной субстанции мозга, выраженные изменения содержания моноаминов и их метаболитов в черной субстанции и стриатуме, нарушение нейрогенеза в гиппокампе, а также нарушение двигательной активности, памяти и повышение тревожности [9]. Мыши 6-ти месячного возраста, получавшие олигомеры α-син, воспроизводили отдельные доклинические проявления БП: повышение тревожности, снижение содержания дофамина и разнонаправленные изменения уровня его метаболитов в гиппокампе и фронтальной коре мозга. При этом нарушений двигательной активности, обучения и памяти животные не демонтировали [10, 11].

Учитывая изложенное, настоящая работа была направлена на исследование особенностей влияния олигомеров α-син в условиях хронического интраназального их введения на двигательную активность, тревожность, кратко- и долговременную память, содержание и обмен дофамина, серотонина и норадреналина в гиппокампе, фронтальной коре мозга и мозжечке мышей 3-х месячного возраста.

МЕТОДИКА ИССЛЕДОВАНИЯ

Работа проведена на 20 самцах мышей линии C57Bl/6 в возрасте 3 месяцев (ФГБУН НЦБМТ ФМБА питомник “Столбовая”, Россия). Мыши содержались по 3–5 особей в клетках в стандартных условиях вивария со сменой темной и светлой фаз суток 12/12 ч. при свободном доступе к пище и воде. Мышам двух групп вводили поочередно в каждую ноздрю либо раствор олигомеров α-син, приготовленном на физиологическом растворе (8 мкл, 0.48 мг/кг, n = 10), либо физиологический раствор (ФР, 8 мкл, n = 10) ежедневно в течение 14 дней.

В исследовании была использована батарея поведенческих тестов, описанная нами ранее [10, 11]. На 15-й день от начала введения растворов животных из экспериментальной и контрольной групп однократно помещали в установку “Открытое поле” (ОП) (Columbus Instruments, Огайо, США) на 11 мин (адаптация в течение 5 мин, тестирование – последние 6 минут). Поведение животных регистрировали с помощью видеокамеры CNB-BBB-31F (CNB Technology Inc., Корея), размещенной под потолком комнаты. Сбор и анализ данных проводили с помощью программы Ethovision XT 8.5 (Noldus, Голландия). Для анализа площадь установки делили на 16 равных квадрантов. По перемещению центра тела животного оценивали среднюю скорость движения, а также длительность нахождения и количество заходов в центральную зону (4 центральных квадранта из 16-ти). На 16-е сут оценивали кратковременную память мышей в тесте “Распознавание нового объекта” (РНО), используя установку ОП как арену для проведения исследования. Во время сессии обучения длительностью 5 мин животные имели возможность свободно исследовать два идентичных объекта (банки из стекла с металлическими крышками, диаметром 5.4 см). Через 1 ч после обучения мышей проводили 5-минутную сессию тестирования: в установку помещали один ранее знакомый и один новый для мыши объект (зеленый пластмассовый стакан диаметром 7.5 см). В тесте РНО зоны интереса определяли по границам размещенных в установке 2-х объектов (двух при обучении и двух при тестировании) и на расстоянии 2 см от этих объектов (в пограничных зонах). В этом тесте положение животного определяли по трем точкам (нос, центр тела и хвост). Считали, что мышь исследует объект, если ее нос определялся в границах самого объекта или его пограничной зоны. На основе файлов, записанных во время тестирования, рассчитывали индекс дискриминации (ИД) = = Тнов/(Тнов + Тзнак), где Тнов – длительность нахождения в зоне нового объекта и его пограничной зоне (в секундах), Тзнак – длительность нахождения в зоне знакомого объекта и его пограничной зоне (в секундах). При анализе результатов, полученных в модели РНО, были исключены данные одной мыши из контрольной группы, которая при адаптации не подходила ни к одному из объектов. На 18-е сутки исследования в установке PACS Shuttle Box (v.3.13) (Columbus Instruments, Ohio, USA) у животных обеих групп формировали условную реакцию пассивного избегания (УРПИ), которую оценивали через 24 ч. Животных адаптировали к освещенному отсеку в течение 15 с, максимальная длительность сессии обусловливания составляла 180 с, сессии тестирования – 300 с. В случае перехода в темный отсек мышь получала электрокожное раздражение лап и хвоста (сила тока – 0.6 мА, длительность разряда – 3 с). С помощью программного обеспечения PACS 30 Shuttle Box v . 3.13 в обеих сессиях автоматически фиксировали латентное время (ЛВ) перехода из освещенного в темный отсек камеры. Если животное не переходила в темный отек в течение первой сессии обусловливания, ей предоставлялась еще одна попытка, но не ранее, чем через 30 минут после первой сессии. Спустя 2 дня после проведения УРПИ животных однократно в течение 5 минут тестировали в установке “Приподнятый крестообразный лабиринт” (ПКЛ) (Columbus Instruments, Ohio, USA). В ПКЛ выделяли 2 суммарные зоны интереса: 2 открытых рукава и 2 закрытых. Оценивали следующие показатели: среднюю скорость движения, суммарное количество входов и длительность пребывания в двух закрытых и двух открытых рукавах. Опыты в ОП, РНО и ПКЛ проводили в помещении при освещении установки рассеянным светом (10–14 люкс).

Через 24 ч по окончании поведенческих экспериментов всех животных декапитировали, извлекали мозг и выделяли на холоде образцы структур мозга: гиппокамп, фронтальная кора мозга и мозжечок, которые замораживали в жидком азоте. Далее в полученных образцах церебральных структур определяли содержание биогенных аминов: дофамина (dopamine, DA), его метаболитов (3,4-Dihydroxyphenylacetic acid, DOPAC; homovanillic acid, HVA; 3-Methoxytyramine, 3-МТ), норадреналина (NA), серотонина (5-hydroxytryptamine, serotonin, 5-HT) и его метаболита (5-hydroxyindoleacetic acid, 5-HIAA).В экспериментах были использованы моноамины и их метаболиты производства Sigma, St. Louis, MO, USA. Уровень нейромедиаторов определяли в структурах мозга мышей методом высокоэффективной жидкостной хроматографии с электрохимической детекцией на хроматографе LC-304T (BAS, West Lafayette, США) с инжектором Rheodyne 7125, с объемом петли для нанесения образцов в 20 мкл [12]. Величины концентрации моноаминов в опытных образцах рассчитывали методом “внутреннего стандарта”, исходя из отношений площадей пиков в стандартной смеси и экспериментальном образце и выражали в нМ/г ткани.

Олигомеры α-син были получены и охарактеризованы по описанному ранее протоколу [13].

Статистический анализ результатов поведенческих экспериментов осуществляли с помощью программы SPSS Statistics 17.0 (SPSS Inc., США), Statistica 7.0 (StatSoft Inc., США). Данные представляли как средние значения и стандартные ошибки измерения (M ± SEM), использовали межгрупповое сравнение по U критерию Mann–Whitney. Различия считали статистически значимыми при р < 0.05.

РЕЗУЛЬТАТЫ ИССЛЕДОВАНИЯ

В поведенческой части исследования оценивали двигательную активность, кратко- и долговременную память и тревожность самцов мышей 3-х месячного возраста, получавших интраназально в течение 14 дней олигомеры α-син либо физиологический раствор. Обнаружено, что общая двигательная активность экспериментальных мышей по сравнению с контрольными животными статистически значимо не различалась ни в ОП, ни в моделях РНО и в ПКЛ. Средняя скорость движения экспериментальных мышей в ОП при адаптации составила 9.4 ± 1.0 см/с (ФР: 8.3 ± 0.5 см/с, тест Манна–Уитни, U = 14.00, Z = –1.347, р = = 0.178), при тестировании ‒ 6.2 ± 0.5 см/с (ФР: 6.5 ± 0.7 см/с, U = 24.00, Z = –0.122, р = 0.903). Пройденное животными расстояние также достоверно не различалось (адаптация: олигомеры α-син: 2775.7 ± 277.4 см, ФР: 2479.5 ± 137.3 см, U = = 14.00, Z = –1.347, р = 0.178; тест: олигомеры α‑син: 2236.9 ± 179.3 см, ФР: 2339.0 ± 267.9 см, U = 24.00, Z = –0.122, р = 0.903). Не было выявлено статистически значимых различий во времени нахождения в центре установки ОП (адаптация: олигомеры α-син: 31.9 ± 3.5 с, ФР: 29.9 ± 3.1 с, U = 20.00, Z = = –0.612, р = 0.540; тест: олигомеры α-син: 52.6 ± ± 14.2 с, ФР: 33.9 ± 3.8 с, U = 15.00, Z = –1.226, р = = 0.220). При адаптации количество заходов экспериментальных мышей в центр ОП составило в среднем 25 ± 2 (ФР: 24 ± 2, U = 23.00, Z = –0.246, р = 0.805), при тестировании ‒ 23 ± 2 (ФР: 20 ± 3, U = 14.50, Z = –1.292, р = 0.196). У мышей, получавших олигомеры α-син, средняя скорость движения в модели РНО при обучении составила 5.6 ± 0.5 см/с (ФР: 6.4 ± 0.6 см/с, U = 18.00, Z = –0.6, р = 0.549), при тестировании 4.7 ± 0.4 см/с (ФР: 5.0 ± 0.6 см/с, U = 22.00, Z = 0.067, р = 0.947). За время обучения экспериментальные мыши прошли в среднем 3306.5 ± 308.6 см, контроль — 3822.8 ± 370.2 см (U = 18.00, Z = –0.6, р = 0.549), а при тестировании – в среднем, соответственно, 2767.8 ± 260.7 и 2983.4 ± 366.8 см (U = 22.00, Z = = –0.067, р = 0.947). В ПКЛ у мышей из экспериментальной и контрольной групп не различались ни средняя скорость движения (олигомеры α-син: 7.5 ± 1.3 см/с, ФР: 5.6 ± 3.9 см/с, U = 12.00, Z = = –1.592, р = 0.111), ни длина пути, пройденного за 5 мин (олигомеры α-син: 2218.8 ± 380.7 см, ФР: 1679.6 ± 117.0 см, U = 12.00, Z = –1.592, р = 0.111).

Сравнение поведение экспериментальных и контрольных мышей в модели РНО выявило различия на уровне тенденции во времени обследования двух объектов при адаптации (0.0 5 < р < 0.1), но не при тестировании через 1 ч (p > 0.1). Индексы распознавания также статистически значимо не различались (табл. 1).

Таблица 1.

Длительность обследования объектов при обучении и тестировании через 1 час в модели РНО

Тесты Олигомеры α-синуклеина Физиологический раствор Различия между группами, критерий Манна–Уитни
Адаптация
Длительность обследования объекта 1 7.0 ± 4.7 14.3 ± 5.0 U = 8.0, Z = –1.933, p = 0.053
Количество подходов к объекту 1 29 ± 15 50 ± 16 U = 11.5, Z = –1.472, p = 0.141
Длительность обследования объекта 2 7.1 ± 4.8 14.2 ± 5.4 U = 8.0, Z = –1.933, p = 0.053
Количество подходов к объекту 2 26 ± 16 49 ± 16 U = 10.0, Z = –1.669, p = 0.095
Тест
Длительность обследования нового объекта 16.1 ± 9.8 19.5 ± 3.8 U = 12.0, Z = –1.4, p = 0.162
Количество подходов к новому объекту 70 ± 48 70 ± 17 U = 13.0, Z = –1.272, p = 0.203
Длительность обследования знакомого объекта 10 ± 7 9.9 ± 2.3 U = 14.0, Z = –1.133, p = 0.257
Количество подходов к знакомому объекту 47 ± 34 38 ± 8 U = 14.0, Z = –1.133, p = 0.257
Индекс распознавания 0.77 ± 0.1 0.71 ± 0.02 U = 15.0, Z = –1.0, p = 0.317

При формировании УРПИ среднее ЛВ перехода в темный отсек статистически значимо различалось между группами мышей при обусловливании (олигомеры α-син: 15.8 ± 3.8 с, ФР: 53.6 ± 15.2 с, U = 5.5, Z = –2.395, р = 0.017), но не тестировании через 24 ч (олигомеры α-син: 146.4 ± 64.4 с, ФР: 177.3 ± ± 36.64 с, U = 22.0, Z = –0.374, р = 0.708).

В тесте ПКЛ между мышами, которым вводили олигомеры α-син или ФР, выявлены различия на уровне тенденции в продолжительности нахождения в открытых рукавах (олигомеры α-син: 107.5 ± 19.9 с, ФР: 56.7 ± 13.34 с, U = 9.00, Z = –1.96, р = 0.05) и индексе предпочтения открытых рукавов (олигомеры α-син: 0.77 ± 0.23, ФР: 0.33 ± 0.09, U = = 11.00, Z = –1.715, р = 0.083). Мыши из экспериментальной и контрольной групп не различались по количеству входов в открытые рукава лабиринта (олигомеры α-син: 20.2 ± 4.0, ФР: 13.8 ± 2.0, U = = 15.00, Z = –1.23, р = 0.219), но имели различия на уровне четкой тенденции в количестве заходов в закрытые рукава ПКЛ (олигомеры α-син: 11.4 ± ± 1.8, ФР: 14.9 ± 2.8, U = 20.5, Z = –0.554, р = = 0.580).

В нейрохимической части исследования определяли содержание моноаминов и их метаболитов в гиппокампе, фронтальной коре мозга и мозжечке у мышей 3-х месячного возраста, которым интраназально в течение 14-ти дней вводили олигомеры α-син либо ФР. Документировано, что в гиппокампе экспериментальных животных содержание моноаминов и метаболитов DOPAC, HVA и 5-НIAA не отличалось от содержания таковых у контрольных животных. При этом, отмечено статистически значимое снижение уровня метаболита 3-МТ на 53.33% и коэффициента обмена DOPAC/DA на 22.73%, а также выраженное повышение коэффициента обмена серотонина 5‑НIAA/5-HT на 96.97% (табл. 2). Во фронтальной коре у экспериментальных мышей зарегистрировано статистически достоверное снижение концентрации DA и его метаболитов DOPAC, HVA на 41.49, 36.36 и 26,92% соответственно. Вместе с тем коэффициент обмена дофамина – HVA/DA повысился на 43.75% по сравнению с контролем. Статистически достоверных изменений содержания НА и 5-HT, метаболитов 3-МТ и 5-НIAA, а также показателей коэффициентов обмена DOPAC/DA и 5-НIAA/5-HT во фронтальной коре не выявлено (табл. 2). В мозжечке мышей, получавших препарат олигомеров α-син, документировано повышение уровня метаболита 3-МТ более чем в 2 раза (на 212.5%), при том, что статистически значимых изменений других исследованных показателей не отмечено (табл. 2).

Таблица 2.

Влияние хронического интраназального введения олигомеров α-син на содержание моноаминов и их метаболитов, а также показатели их обмена в гиппокампе, фронтальной коре и мозжечке у 3-х месячных мышей

Группы животных и структуры мозга  Нейромедиаторы, их метаболиты (нМ/г ткани) и показатели обмена (усл. ед.)
NA DA DOPAC НVA 3-MT 5-HT 5-НIAA DOPAC/DA НVA/DA 5-НIAA/
5-HT
Гиппокамп
Физ. раствор 4.46 ±
± 0.35
0.68 ± ± 0.38 0.13 ± ± 0.05 0.73 ± ± 0.25 0.30 ± ± 0.25 7.48 ± ± 0.80 4.94 ± ± 0.48 0.22 ± ± 0.06 1.28 ± ± 0.49 0.66 ± ± 0.06
Олигомеры α-синуклеина 5.00 ± ± 0.78 0.63 ± ± 0.04 0.16 ± ± 0.01 0.70 ± ± 0.41 0.14 ± ±0.09* 6.79 ± ± 0.71 4.27 ± ± 0.42 0.166 ± ± 0.05* 1.301 ± ± 0.12 1.301 ± ±0.01*
Фронтальная кора
Физ. раствор 5.53 ± ± 0.46 27.04 ± ± 12.98 1.98 ± ± 0.60 3.90 ± ± 1.21 0.84 ± ± 0.54 5.74 ± ± 0.69 2.66 ± ± 0.34 0.08 ± ± 0.02 0.16 ± ± 0.05 0.46 ± ± 0.04
Олигомеры α-синуклеина 6.41 ± ± 1.67 15.82 ± ±8.77* 1.26 ± ±0.55* 2.854± ±1.06* 0.88 ± ± 0.56 5.74 ± ± 0.99 2.32 ± ± 0.76 0.102 ± ± 0.03 0.23 ± ±0.09* 0.44 ± ± 0.10
Мозжечок
Физ. раствор 5.17 ± ± 0.44 0.31 ± ± 0.19 0.23 ± ± 0.10 0.71 ± ± 0.18 0.08 ± ± 0.03 3.31 ± ± 0.24 2.74 ± ± 0.81 0.80 ± ± 0.19 2.67 ± ± 0.82 0.83 ± ± 0.14
Олигомеры α-синуклеина 5.07 ± ± 0.16 0.35 ± ± 0.16 0.19 ± ± 0.02 1.18 ± ±0.37* 0.18 ± ±0.31* 4.21± ±0.49* 2.65 ± ± 0.271 0.52 ± ± 0.27* 1.48 ± ±0.69* 0.66 ± ±0.12*

ОБСУЖДЕНИЕ РЕЗУЛЬТАТОВ

Результаты выполненного исследования демонстрируют, что олигомеры α-син при хроническом интраназальном введении вызывают у самцов мышей 3-х месячного возраста проявления аффективноподобного поведения с признаками апатии. Мыши, получавшие олигомеры α-син по сравнению с мышами, получившими ФР, проявляли снижение интереса к исследованию новых объектов в период адаптации в модели РНО, более продолжительное время находились в открытых рукавах, при меньшем количестве посещений закрытых рукавов ПКЛ. Нарушений двигательной активности, кратковременной и долговременной памяти, а также повышения тревожности у этих животных не обнаружено.

Аффективные расстройства (апатия, тревога, депрессия, психозы) являются распространенными немоторными нарушениями при БП, которые наблюдаются на доклинической и клинической стадиях заболевания. Так: распространенность апатии при БП достигает 60%, тревога наблюдается у 20–49% пациентов с БП, а распространенность депрессии в среднем составляет 35%. Аффективные расстройства часто наблюдаются на доклинической стадии БП, опережая характерные двигательные проявления заболевания на 3–6 лет. В качестве основных нейрохимических механизмов формирования аффективных расстройств при БП рассматривают дисбаланс и дисфункцию моноаминергических и ацетилхолинергической систем, а также дефицит моноаминов и нарушение моноаминергической трансмиссии во фронтальной коре мозга, гиппокампе и базальных ядрах. Показано, что различные аффективные расстройства отличаются особенностями нейроанатомической и нейрохимической организации [1416].

В работе обнаружено, что олигомеры α-син, вводимые интраназально в течение 14-ти дней, инициируют у мышей 3-х месячного возраста значимые изменения содержания моноаминов и их метаболитов в исследованных церебральных структурах, участвующих в регуляции эмоционального поведения. Так, во фронтальной коре мозга зарегистрировано выраженное снижение уровня DA и его метаболитов DOPAC, HVA, а также повышение коэффициента обмена HVA/DA. В гиппокампе отмечено достоверное снижение содержания метаболита 3-МТ и разнонаправленные изменения коэффициентов обмена DA и 5-HT. В мозжечке документировано более чем двукратное повышение 3-МТ – метаболита DA. Выявленные изменения содержания моноаминов и их метаболитов свидетельствует о дефиците DA и нарушении его обмена во фронтальной коре мозга, нарушении обмена DA и 5-HT в гиппокампе, а также изменение метаболизма DA в мозжечке, что, по-видимому, обуславливает развитие аффективноподобного состояния с признаками апатии у мышей 3-х месячного возраста в условиях хронического введения олигомеров α-син. Полученные данные указывают, что олигомеры α-син при хроническом интраназальном введении воспроизводят у 3-х месячных мышей проявления аффективноподобного поведения и нейрохимические изменения, сходные с недвигательными нарушениями, которые наблюдаются на доклинической стадии БП.

Документированные экспериментальные факты подтверждают представления о ведущей роли дисбаланса и дисфункции DA- и 5-HT-ергических систем мозга в развитии немоторных нарушений на доклинической стадии БП [5, 15]. Результаты работы согласуются с современными взглядами о том, что мозжечок вовлечен в патогенез БП. Структурно-функциональные нарушения мозжечка, вызванные дефицитом DA, вносят существенный вклад в развитие не только моторных, но и недвигательных симптомов, в том числе аффективных состояний при БП [17].

Считают, что исследования и экспериментальное моделирование немоторных симптомов и нейрохимических основ доклинических недвигательных нарушений БП актуальны и перспективны для разработки методов ранней диагностики и патогенетического лечения заболевания [15, 16]. В проведенном нами ранее исследовании было обнаружено, что олигомеры α-син в условиях аналогичного экспериментального протокола вызывают у мышей 6-ти месячного возраста поведенческие и нейрохимические эффекты сходные с доклиническими, немоторными проявлениями БП. Животные демонстрировали повышение тревожности без признаков нарушения двигательной активности, обучения и памяти. При этом во фронтальной коре мозга зарегистрировано достоверное снижение содержания DA и повышение уровня его метаболитов, а также снижение концентрации DA и его метаболитов в гиппокампе [11].

Таким образом, у мышей 3-х и 6-ти месячного возраста эффекты олигомеров α-син при хроническом интраназальном введении воспроизводят недвигательные доклинические проявления БП, которые, вместе с тем, имеют определенные особенности. Животные 3-х месячного возраста демонстрируют аффективноподобное поведение с признаками апатии с дефицитом DA во фронтальной коре мозга и нарушением его обмена в гиппокампе, фронтальной коре и мозжечке. Тогда как 6-ти месячные мыши проявляли тревожноподобное поведение, ассоциированное с дефицитом DA не только во фронтальной коре, но и в гиппокампе, а также нарушениями обмена DA в указанных церебральных структурах. Следует отметить, что полученные нами данные подтверждаются фактами о нейроанатомических и нейрохимических особенностях различных аффективных расстройств [14, 16, 18]. Имеющиеся результаты позволяют, на наш взгляд, считать, что характер выявленных у 3-х и 6-ти месячных животных проявлений недвигательных доклинических нарушений, наблюдаемых при БП, определяется возрастом начала нейродегенерации вызванной действием олигомеров α-син при интраназальном введении [3, 7, 8].

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

В целом, результаты данной работы и ранее выполненного нами исследования свидетельствуют, что олигомеры α-син при хроническом интраназальном введении вызывают у мышей 3-х и 6-ти месячного возраста поведенческие и нейрохимические эффекты, которые отличаются особенностями и воспроизводят недвигательные проявления, сходные с наблюдаемыми на доклинической стадии БП. Мыши 3-х месячного возраста демонстрируют аффективноподобное поведение с признаками апатии ассоциированное с дефицитом DA и нарушением его обмена во фронтальной коре мозга, нарушением обмена DA и 5-HT в гиппокампе, а также изменением метаболизма Da в мозжечке. У мышей 6-ти месячного возраста зарегистрировано тревожноподобное поведение, ассоциированное с выраженным снижением концентрации DA и нарушения его обмена в гиппокампе и фронтальной коре мозга. При этом нарушений двигательной активности, обучения и памяти у животных не документировано. Предполагается, что обнаруженные у 3-х и 6-ти месячных животных особенности недвигательных доклинических проявлений БП определяются возрастом дебюта нейродегенеративного процесса, вызванного действием олигомеров α-син.

Список литературы

  1. Global, regional, and national burden of Parkinson’s disease, 1990–2016: a systematic analysis for the Global Burden of Disease Study 2016 // Lancet Neurol. 2018. V. 17. № 11. P. 939–953.

  2. Dorsey E.R., Bloem B.R. // JAMA Neurol. 2018. V. 75. № 1. P. 9–10.

  3. Rodriguez M., Rodriguez-Sabate C., Morales I., Sanchez A., Sabate M. // Aging Cell. 2015. Jun. V. 14. № 3. P. 293–308.

  4. Bridi J.C., Hirth F. // Front. Neurosci. 2018. V. 12. P. 12–80.

  5. Grosch J., Winkler J., Kohl Z. // Front. Cell. Neurosci. 2016. V. 10. P. 293.

  6. Brichta L., Greengard P., Flajolet M. // Trends in Neurosci. 2013. V. 36. № 9. P. 543–554.

  7. Schrag A., Schott J.M. // Lancet Neurol. 2006. V. 5. № 4. P. 355–363.

  8. Post B., van den Heuvel L., van Prooije T., van Ruissen X., van de Warrenburg B., Nonnekes J. // J. Park. Dis. 2020. V. 10. № S1. P. 29–36.

  9. Gruden M.A., Davydova T.V., Narkevich V.B., Fomina V.G., Wang C., Kudrin V.S., Morozova-Roshe L.A., Sewell R.D. // Behav. Brain Res. 2014. V. 263. P. 158–168

  10. Sherstnev V.V., Kedrov A.V., Solov’eva O.A., Gruden M.A., Konovalova E.V., Kalinin I.A., Proshin A.T. // Neurochem. J. 2017. V. 11. № 4. P. 282–289

  11. Грудень М.А., Соловьева О.А., Кудрин В.С., Наркевич В.Б., Шерстнев В.В. // Нейрохимия. 2020. Т. 37. № 1. С. 24–31.

  12. Villar-Pique A., da Fonseca T.L., Outeiro T.F. // J. Neurochem. 2016. V. 139. Suppl. 1. P. 240–255.

  13. Gruden M.A., Davydova T.V., Yanamandra K., Kucheryan V.G., Morozova-Roshe L.A., Sherstnev V.V., Sewell R.D. // Behav. Brain Res. 2013. V. 243. P. 205–212.

  14. Gallagher D.A., Schrag A. // Neurobiol. Dis. 2012. V. 46. № 3. P. 581–589

  15. Schapira A.H.V., Chaudhuri K.R., Jenner P. // Nat. Rev. Neurosci. 2017. V. 18. № 7. P. 435–450.

  16. Dujardin K., Sgambato V. // Front. Neuosci. 2020. V. 14. A. 25.

  17. Wu T., Hallett M. // Brain. 2013. V. 136. P. 696–709.

  18. Pagonabarraga J., Kulisevsky J., Strafella A.P., Krack P. // Lancet Neurol. 2015. V. 14. № 5. P. 518–531

Дополнительные материалы отсутствуют.