Журнал неорганической химии, 2022, T. 67, № 10, стр. 1417-1424
Новые методы получения монофторпроизводного клозо-боратного аниона [2-B10H9F]2–: синтез, свойства и анализ реакционной способности
Н. К. Неумолотов a, Н. А. Селиванов a, А. Ю. Быков a, И. Н. Клюкин a, А. С. Новиков b, А. П. Жданов a, *, К. Ю. Жижин a, Н. Т. Кузнецов a
a Институт общей и неорганической химии им. Н.С. Курнакова РАН
119991 Москва, Ленинский пр-т, 31, Россия
b Санкт-Петербургский государственный университет, Институт химии
199034 Санкт-Петербург, Университетская набережная, 7–9, Россия
* E-mail: zhdanov@igic.ras.ru
Поступила в редакцию 27.04.2022
После доработки 06.05.2022
Принята к публикации 11.05.2022
- EDN: PRWTPO
- DOI: 10.31857/S0044457X22600682
Аннотация
Разработаны новые методы получения монофторзамещенного производного клозо-декаборатного аниона [2-B10H9F]2–. Использованы различные синтетические стратегии, где в качестве источников аниона F– выступают Bu4NF, Me4NF, KF/18-краун-6 и NH4HF2. Особенностью предложенных методов является отсутствие HF в качестве фторирующего агента в реакционной смеси. В ходе работы определены оптимальные условия синтеза [2-B10H9F] и охарактеризованы продукты реакций. С использованием методов теоретического моделирования рассчитаны основные индексы реакционной способности монофторированных производных клозо-декаборатного аниона. Исследовано влияние сольватационных эффектов на нуклеофильность целевых объектов. Структура полученных соединений подтверждена методами 1Н, 11В, 19F ЯМР-спектроскопии, ESI-масс-спектроскопии.
ВВЕДЕНИЕ
Координационные соединения металлов занимают важное место в современной неорганической химии [1–5]. Химический элемент бор относится к классу металлоидов, однако кластерные соединения на его основе проявляют свойства, схожие с кластерами переходных металлов.
Уникальные свойства клозо-боратных анионов бора [BnHn]2– (n = 6–12), такие как повышенная термическая и гидролитическая стабильность, низкая токсичность, обусловливают широкий интерес к данному классу соединений. Термическая и химическая стабильность является следствием пространственной ароматичности высших кластеров бора. Низкая токсичность позволяет рассматривать данные соединения в качестве медицинских препаратов, например, тераностиков [6–9] или препаратов для 10В-нейтронозахватной терапии [6, 10, 11].
Пространственная ароматичность кластерных анионов бора позволяет замещать экзо-полиэдрические атомы водорода на различные гетероатомы, ионы и даже целые молекулы с сохранением целостности кластера [12–21]. Отрицательный заряд клозо-боратов объясняет легкость образования заряд-компенсирующих систем при присоединении положительно заряженных заместителей или комплексообразовании с электрофильными агентами. Производные кластерных анионов бора получают в результате электрофильного, радикального и нуклеофильного замещения экзо-полиэдрических атомов водорода. Реакции электрофильного и радикального замещения приводят к образованию смеси продуктов с различным количеством заместителей, а первый введенный заместитель чаще всего связан с апикальным атомом бора. Реакции нуклеофильного присоединения при содействии электрофильного индуктора (например, кислот Льюиса или Бренстеда) селективны и приводят к получению производных с экзо-полиэдрическим заместителем, связанным с атомом бора в экваториальном поясе [12].
Особый интерес представляют галогенпроизводные кластерных анионов бора. В настоящее время только атомы галогенов (Cl, Br, I) способны заместить сразу все экзо-полиэдрические атомы водорода в кластерах бора с образованием полностью галогенированных производных состава [BnXn]2– (n = 7–12) [22].
Фторсодержащие производные борных кластеров занимают особое место по сравнению с другими галогенпроизводными, так как обладают рядом уникальных свойств. Данные соединения могут быть использованы в качестве радиофармпрепаратов для позитронно-эмиссионной томографии, если для их синтеза применять 18F-содержащий фторирующий агент [11, 23].
Более устойчивый клозо-додекаборат–анион [B12H12]2– может быть фторирован с помощью безводной фтороводородной кислоты HF с образованием смеси продуктов [B12H12 –nFn]2– (n = 1–12) [22]. Однако такая стратегия неприменима для клозо-декаборатного аниона [B10H10]2–, поскольку воздействие плавиковой кислоты приводит к разрушению кластера с образованием низших боратов и ${\text{BF}}_{4}^{ - }.$ Впервые фторпроизводные клозо-декаборатного аниона состава [1-B10H9F], [2-B10H9F], [1,10-B10H8F2] удалось получить с использованием N–F фторирующиго агента F-TEDA (дитетрафторборат 1-фтор-4-хлорметил-1,4-диазониабицикло[2.2.2]октана), в продуктах реакции также наблюдалась смесь изомеров [24].
Большое внимание уделяется теоретическому моделированию фторпроизводных клозо-боратных анионов. Использование методов теоретического моделирования, в первую очередь квантовой химии, позволяет получить результаты, хорошо согласующиеся с экспериментальными данными [25–27]. С помощью теоретических расчетов были получены данные о термодинамической стабильности, природе связей B–F и межмолекулярных взаимодействий фторированных клозо-боратных кластеров [28–31].
В отличие от предыдущих работ, в которых для получения фторпроизводных использовали либо плавиковую кислоту HF, либо F-TEDA, в настоящей работе нами был осуществлен синтез монофторпроизводного клозо-декаборатного аниона [2-B10H9F]2– с помощью только широкодоступных в лабораторной практике реагентов. В качестве исходного соединения использовали тетра-н-бутиламмониевую соль клозо-декаборатного аниона (Bu4N)2[B10H10]. Были исследованы различные системы для получения связи B–F в клозо-декаборатном анионе и изучено влияние химической природы растворителя и фторирующего агента, а также температурных условий на ход реакции и образование продукта.
ЭКСПЕРИМЕНТАЛЬНАЯ ЧАСТЬ
Элементный анализ на углерод, водород и азот осуществляли на автоматическом газовом анализаторе CHNS-3 FA 1108 Elemental Analyser (Carlo Erba). Определение бора методом ICP MS выполнено на атомно-эмиссионном спектрометре с индуктивно связанной плазмой iCAP 6300 Duo в ЦКП “Научно-аналитического центра ФГУП “ИРЕА” Национального исследовательского центра Курчатовский институт”.
ИК-спектры соединений записывали на ИК-фурье-спектрофотометре Инфралюм ФТ-08 (НПФ АП “Люмекс”) в области 4000–600 см–1 с разрешением 1 см–1. Образцы готовили в виде таблеток в безводном бромиде калия.
Спектры ЯМР (1H, 11B, 19F) растворов исследуемых веществ в CD3CN записывали на спектрометре Bruker Avance II-300 на частотах 300.3, 96.32 и 282.404 МГц соответственно с внутренней стабилизацией по дейтерию. В качестве внешних стандартов использовали тетраметилсилан или эфират трехфтористого бора.
Методология проведения квантово-химических расчетов. Квантово-химические расчеты проводили с использованием пакета программ ORCA 4.2.1 [32]. Полная оптимизация геометрии всех модельных структур была выполнена в рамках теории функционала плотности на уровне ωB97X-D3/6-311++G(d,p) [33, 34]. В расчетах применяли критерии сходимости решения метода самосогласованного поля, кодируемые ключевым словом TightSCF, в качестве параметров для пространственной сетки интегрирования использовали ключевые слова Grid5, FinalGrid6. Ранее нами [35–37] и другими исследователями [38–40] показано, что функционал ωB97X-D3 и базисный набор 6-311++G(d,p) позволяют получать хорошо согласующиеся с экспериментальными данными результаты для анализа QTAIM, распределения плотности заряда и дескрипторов реакционной способности на основе теории Conceptual DFT. Рассматриваемые фторированные производные клозо-декаборатных кластеров не имеют неспаренных электронов, поэтому использовали приближение RKS (restricted Kohn-Sham). Операции симметрии не применяли в ходе процедур оптимизации геометрии ни для одной из модельных структур. Матрицы Гессиана были рассчитаны численно для всех модельных структур с целью доказательства корректности полученных минимумов на поверхности потенциальной энергии. Все полученные равновесные структуры характеризовались отсутствием мнимых частот. Учет сольватационных эффектов проводили с помощью метода SMD [10].
(Bu4N)F. BaF2 (2.38 г) растворяли в 10 мл 40%-ного водного раствора (Bu4N)OH и добавляли по каплям 2.7 мл H2SO4. Выпавший белый осадок отфильтровывали. Далее фильтрат отгоняли на роторном испарителе, а затем сушили на лиофильной сушке до образования гигроскопического порошка с желтоватым оттенком.
19F ЯМР (CH2Cl2, δ, ppm): 137 (s). 1H ЯМР (CD2Cl2, δ, ppm): 0.99 (т, CH3), 1.43 (кв, CH2), 1.64 (кв, CH2), 3.25 (т, CH2).
(Bu4N)2[2-B10H9F].
Метод А: (Bu4N)2[B10H10] + (Bu4N)F.
(Bu4N)2[B10H10] (100 мг) растворяли в 10 мл безводного ТГФ/CH3CN/CH2Cl2. Добавляли (Bu4N)F (0.073 г) и добавляли по каплям CF3COOH (3 мл). Реакционную смесь продували аргоном и перемешивали при комнатной температуре в течение 24 ч. Для очистки и выделения продукта в реакционную смесь добавляли 15 мл дихлорметана (ДХМ) и экстрагировали водой, пока pH воды не становился нейтральным. Затем растворитель отгоняли на роторном испарителе. Получали сухой порошок. Выход 45 мг (46%). 19F ЯМР (CH2Cl2, δ, ppm): 194.5 (B–F). 11В ЯМР: 2.8 (bd s, В2), –3.1 (d, B10), –5.2 (d, B1), –23.1 (d, B7, B8), –29.4 (d, B6, B9), –35.0 (d, B4). MS(ESI) m/z: найдено 137.1788 (для [B10H9F]2– рассчитано 137.1546). Найдено, %: Н 13.12; В 17.5; C 61.72; N 4.39; F 3. Вычислено, %: Н 13.11; В 17.7; C 61.66; N 4.50; F 3.0; ИК-спектр (KBr): ν(ВН): 2487 см–1, ν (BF): 1126 см–1.
Метод Б: (Bu4N)2[B10H10] + NH4HF2.
В раствор (Bu4N)2[B10H10] (0.1 г) в ТГФ/ацетонитриле (5 мл) добавляли NH4HF2 (0.01 г), а затем по каплям CF3COOH (2 мл) и перемешивали в инертной атмосфере при комнатной температуре в течение 2 ч. Далее к смеси добавляли дихлорметан (10 мл) и экстрагировали водой (4 × 15 мл). Упаривали на роторном испарителе. Выход 22 мг (22%).
Метод В: (Bu4N)2[B10H10] + KF/18-краун-6.
(Bu4N)2[B10H10] (100 мг) переносили в колбу на 50 мл. Отдельно готовили раствор KF (0.093 г) и 18-краун-6 (0.468 г) в 10 мл ТГФ или диметоксиэтане (ДМЭ) при перемешивании в течение 20 мин. После полного растворения раствор переносили в колбу. Реакционную смесь барботировали аргоном, добавляли по каплям CF3COOH (2 мл) и оставляли перемешиваться при комнатной температуре в течение 12 ч. Для очистки и выделения продукта в реакционную смесь добавляли 15 мл дихлорметана и экстрагировали водой до нейтрального значения рН. Затем растворитель отгоняли на роторном испарителе. Выход 24 мг (25%).
РЕЗУЛЬТАТЫ И ОБСУЖДЕНИЕ
Одной из первоначальных задач данной работы являлось получение фторирующего агента HF in situ, чтобы упростить аппаратное оформление и избежать побочных реакций (полизамещения и окисления кластера).
Монофторированное производное клозо-декаборатного аниона может существовать в виде двух изомеров: [1-B10H9F]2–, в котором атом фтора связан с апикальным атомом бора, и [2-B10H9F]2–, в котором атом фтора связан с экваториальным атомом бора. В ходе работы нам удалось подобрать такие методы синтеза, которые позволили региоселективно получить изомер [2-B10H9F]2–. Схема и условия проведения реакции представлены на рис. 1.
Первый подход к получению монофторзамещенного производного был основан на взаимодействии солей аниона [В10Н10]2– с фторидом цезия CsF и трифторуксусной кислотой CF3COOH в безводных органических растворителях. В качестве растворителей использовали дихлорметан CH2Cl2, тетрагидрофуран C4H8O, ацетонитрил CH3CN, и ни в одной системе не удалось обнаружить следов целевого продукта. Добавление воды в реакционную массу с целью повышения растворимости фторида цезия также не привело к образованию целевого продукта, очевидно, из-за снижения нуклеофильности фторид-аниона в системе H2O–F–.
При поиске фторирующего агента, пригодного для реакций в органических средах, был выбран фторид тетрабутиламмония (Bu4N)F. Взаимодействием (Bu4N)OH, BaF2 и H2SO4 после отделения осадка и лиофильной сушки маточного раствора практически количественно был получен гигроскопический порошок целевого соединения. Полученный Bu4NF затем использовали в ряде экспериментов, направленных на установление оптимальных условий реакции фторирования аниона [B10H10]2–.
Первый ряд экспериментов заключался в исследовании влияния растворителя на продукт реакции между (Bu4N)2 [B10H10] и (Bu4N)F в присутствии CF3COOH. (Bu4N)F растворялся во всех системах. Основные результаты приведены в табл. 1.
Таблица 1.
Растворитель | (Bu4N)2[B10H10], мг/ммоль | (Bu4N)F, мг/ммоль | CF3COOH, мл | Продукт |
---|---|---|---|---|
ТГФ | 100/0.165 | 73/0.281 | 3 | (Bu4N)2[2-B10H9F] |
CH3CN | 100/0.165 | 73/0.281 | 3 | (Bu4N)2[B10H10]/(Bu4N) [B10H9NCCH3] |
CH2Cl2 | 100/0.165 | 73/0.281 | 3 | (Bu4N)[B10H11] |
Контроль процесса осуществляли с помощью 11B ЯМР-спектроскопии. По данным 11В ЯМР-спектров, при проведении процесса при комнатной температуре в дихлорметане наблюдалось образование протонированной формы клозо-декаборатного аниона [В10Н11]–, а в ацетонитриле наряду с исходным анионом [В10Н10]2– – образование нитрилиевого производного. При повышении температуры до температуры кипения смеси в дихлорметане наблюдалось образование аниона [BF4]–, а в ацетонитриле – замещенного продукта [B10H9NCCH3]–.
При использовании в качестве растворителя ТГФ, по данным 11В ЯМР-спектроскопии и ESI-масс-спектрометрии (рис. 2), происходило образование аниона 2-B10H9F.
Кроме того, удобным способом контроля введения фторного заместителя в кластер является 19F ЯМР-спектроскопия. Установлено, что в 19F ЯМР-спектре аниона [2-B10H9F]2– сигнал обнаруживается в виде синглета при –194.5 м.д. Данный метод позволяет обнаруживать введение фторного заместителя в клозо-бораты даже при незначительных степенях конверсии. Полученные значения несколько отличаются от известных в литературе, в которых сигнал B–F обнаруживается при более низких значениях химического сдвига.
Использование системы KF/18-краун-6 в ТГФ или диметоксиэтане приводит к образованию фторзамещенного клозо-декабората, однако реакция протекает с выходом порядка 20–25% (по фторзамещенному производному).
Бифлюорид аммония NH4HF2 приводит к образованию фторзамещенного соединения уже через 2 ч реакции без добавления CF3COOH в реакционную среду.
Теоретический расчет индексов реакционной способности анионов [1-B10H9F]2– и [2-B10H9F]2–. Большой интерес вызывает оценка реакционной способности фторированных производных клозо-декаборатного аниона [1-B10H9F]2– и [2-B10H9F]2. Ранее в работе [41] с использованием теории Conceptual DFT нами были рассчитаны основные дескрипторы реакционной способности для моно- и перфторсодержащих производных кластерных анионов бора. Данные дескрипторы позволяют оценить реакционную способность интересуемых объектов в очень простой форме, используя лишь данные об энергиях ВЗМО и НСМО. Электронный химический потенциал μ, химическая жесткость η и мягкость S, а также глобальная электрофильность по Парру (ω) [42] и методу, предложенному в работе [43] (ε), были рассчитаны с помощью уравнений (1)–(5):
В работе [41] оценка основных дескрипторов Conceptual DFT была выполнена в газовой фазе. На практике основные работы по исследованию физико-химических особенностей кластерных анионов бора проводят в конденсированных фазах. В данной работе изучено влияние сольватационных эффектов на основные дескрипторы реакционной способности. В качестве растворителей использовали воду H2O, ацетонитрил CH3CN, дихлорметан CH2Cl2, тетрагидрофуран C4H8O.
Значение энергетической щели между ВЗМО и НСМО указывает на стабильность исследуемого молекулярного объекта. Графическое представление ВЗМО для анионов [1-B10H9F]2– и [2-B10H9F]2– в газовой фазе изображено на рис. 3. Следует отметить, что общий вид данных орбиталей не меняется при учете сольватационных эффектов. Используя некоторое упрощение, можно утверждать, что чем больше энергетическая разница между энергиями ВЗМО и НСМО, тем стабильнее молекула. Как видно из полученных данных, при переходе от газовой фазы к конденсированной происходит значительный сдвиг значений ВЗМО и НСМО в область отрицательных значений, при этом значение энергетической щели возрастает более чем на 2 эВ. При увеличении полярности растворителя значение энергетической щели увеличивается, это позволяет утверждать, что с увеличением полярности растворителя увеличивается стабильность фторированных производных клозо-декаборатного аниона в растворе.
Электронный химический потенциал μ указывает на возможность молекулярной системы обмениваться электронной плотностью с окружением [44, 45]. Чем более положительный этот параметр, тем меньше проявляются у системы свойства электронного акцептора и больше выражены свойства электронного донора. Как видно из табл. 2, в газовой фазе анионы [1-B10H9F]2– и [2-B10H9F]2– обладают положительными значениями химического потенциала μ и являются сильными донорами электронной плотности, тогда как в случае учета сольватационных эффектов наблюдается значительное смещение значений химического потенциала μ в отрицательную область, это указывает на то, что в конденсированной фазе анионы [1-B10H9F]2– и [2-B10H9F]2– не являются такими сильными донорами электронной плотности, как в газовой фазой. При этом чем больше полярность растворителя, тем слабее проявляются свойства донирования электронной плотности. Данный феномен можно объяснить тем, что при увеличении полярности растворителя кластерные анионы бора сильнее взаимодействуют с молекулами растворителей. При этом происходит частичное оттягивание электронного облака с кластерного остова, что уменьшает их способность донировать электронную плотность.
Таблица 2.
Анион, растворитель | ВЗМО | НСМО | Энергетическая щель | μ | χ | η | S | ω | ε |
---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|
эВ | |||||||||
1, газ. фаза | –0.17 | 6.50 | 6.66 | 3.16 | –3.16 | 6.66 | 0.15 | 0.75 | 0.24 |
1, H2O | –7.83 | 1.54 | 9.37 | –3.15 | 3.15 | 9.37 | 0.11 | 0.53 | –0.17 |
1, CH3CN | –7.72 | 1.62 | 9.34 | –3.05 | 3.05 | 9.34 | 0.11 | 0.50 | –0.16 |
1, CH2Cl2 | –7.05 | 2.09 | 9.14 | –2.48 | 2.48 | 9.14 | 0.11 | 0.34 | –0.14 |
1, C4H8O | –6.87 | 2.21 | 9.08 | –2.33 | 2.33 | 9.08 | 0.11 | 0.30 | –0.13 |
2, газ. фаза | –0.17 | 6.48 | 6.65 | 3.15 | –3.15 | 6.65 | 0.15 | 0.75 | 0.24 |
2, H2O | –7.86 | 1.54 | 9.39 | –3.16 | 3.16 | 9.39 | 0.11 | 0.53 | –0.17 |
2, CH3CN | –7.74 | 1.62 | 9.36 | –3.06 | 3.06 | 9.36 | 0.11 | 0.50 | –0.16 |
2, CH2Cl2 | –7.07 | 2.08 | 9.15 | –2.50 | 2.50 | 9.15 | 0.11 | 0.34 | –0.14 |
2, C4H8O | –6.89 | 2.20 | 9.09 | –2.35 | 2.35 | 9.09 | 0.11 | 0.30 | –0.13 |
Химическая жесткость η указывает на устойчивость молекулы к обмену электронной плотностью [44]. Чем больше положительное значение химической жесткости η, тем меньше способность молекулы отдавать электронную плотность. Данные, полученные в результате расчета химической жесткости, также указывают на то, что при переходе из газовой фазы в раствор происходит существенное уменьшение донирующей способности анионов [1-B10H9F]2– и [2-B10H9F]2–.
Как и в работе [41], индексы электрофильности фторированных производных клозо-боратных анионов были рассчитаны с использованием двух подходов: классического индекса электрофильности Парра [42] и метода, разработанного Кийока с коллегами [43]. Как было показано ранее, классической подход Парра плохо подходит для описания электрофильности/нуклеофильности кластерных анионов бора, тогда как метод, предложенный Кийокой с коллегами, хорошо описывает реакционную способность целевых систем. Чем более нуклеофильной является молекулярная система, тем более положительным является значение ε. При переходе от газовой фазы к конденсированной происходит значительное снижение нуклеофильности рассматриваемых систем. При этом в случае малополярных растворителей (дихлорметана и тетрагидрофурана) значения индекса ε были менее положительными, чем при использовании в качестве растворителей воды и ацетонитрила. Данное обстоятельство указывает на то, что в случае малополярных растворителей нуклеофильные свойства анионов [1-B10H9F]2– и [2-B10H9F]2– проявляются сильнее, чем в случае высокополярных растворителей. Как и в случае с изменением химического потенциала μ, подобный феномен можно объяснить тем, что кластерные анионы бора сильнее взаимодействуют с молекулами растворителей при увеличении полярности растворителя. Это, в свою очередь, снижает способность кластерных анионов бора донировать свою электронную плотность и, как следствие, уменьшает нуклеофильность данных химических систем.
Таким образом, были рассчитаны основные индексы реакционной способности монофторированных производных клозо-декаборатного аниона [1-B10H9F]2– и [2-B10H9F]2–. Показано, что при переходе от газовой фазы к растворам в органических растворителях нуклеофильность исследуемых систем снижается. При этом в случае малополярных растворителей нуклеофильные свойства анионов [1-B10H9F]2– и [2-B10H9F]2– проявляются сильнее, чем в случае высокополярных растворителей.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Исследованы новые методы синтеза фторсодержащего производного клозо-декаборатного аниона [2-B10H9F]2–. Было показано, что системы на основе (Bu4N)F, (Me4N)F, KF/18-краун-6 и NH4HF2 в инертной атмосфере в среде апротонных растворителей приводят к образованию фторсодержащего производного. Установлено, что при температурах >80°C и длительном времени проведения реакции подобные системы способны приводить к деструкции кластера с образованием аниона [BF4]–. Также показано, что из указанного выше списка растворителей – ТГФ, ДХМ и ацетонитрил – наиболее предпочтительным для реакции является безводный ТГФ, поскольку в остальных растворителях наблюдается образование побочных продуктов.
На основе теоретического моделирования рассчитаны основные индексы реакционной способности монофторированных производных клозо-декаборатного аниона [1-B10H9F]2– и [2-B10H9F]2–. Показано, что при переходе от газовой фазы к растворам в органических растворителях нуклеофильность исследуемых систем снижается. При этом при уменьшении полярности растворителя нуклеофильные свойства анионов [1-B10H9F]2– и [2-B10H9F]2– усиливаются.
Список литературы
Ivanova I.S., Tsebrikova G.S., Rogacheva Yu.I. et al. // Russ. J. Inorg. Chem. 2021. V. 66. № 12. P. 1846. https://doi.org/10.1134/S0036023621120068
Voinova V.V., Klyukin I.N., Zhdanov A.P. et al. // Russ. J. Inorg. Chem. 2020. V. 65. № 6. P. 839. https://doi.org/10.1134/S0036023620060261
James S.L. // Chem. Soc. Rev. 2003. V. 32. № 5. P. 276. https://doi.org/10.1039/b200393g
Marinova P., Marinov M., Kazakova M. et al. // Russ. J. Inorg. Chem. 2021. V. 66. № 13. P. 1925. https://doi.org/10.1134/S0036023621130052
Usol’tsev A.N., Korobeinikov N.A., Sokolov M.N. et al. // Russ. J. Inorg. Chem. 2021. V. 66. № 10. P. 1477. https://doi.org/10.1134/S003602362110020X
Sauerwein W.A.G., Sancey L., Hey-Hawkins E. et al. // Life. 2021. V. 11. № 4. P. 330. https://doi.org/10.3390/life11040330
Kalot G., Godard A., Busser B. et al. // Cells. 2020. V. 9. № 9. P. 1953. https://doi.org/10.3390/cells9091953
Avdeeva V.V., Garaev T.M., Malinina E.A. et al. // Russ. J. Inorg. Chem. 2022. V. 67. № 1. P. 28. https://doi.org/10.1134/S0036023622010028
Avdeeva V.V., Garaev T.M., Breslav N.V. et al. // JBIC J. Biol. Inorg. Chem. 2022. https://doi.org/10.1007/s00775-022-01937-4
Evangelista L., Jori G., Martini D. et al. // Appl. Radiat. Isotopes. 2013. V. 74. P. 91. https://doi.org/10.1016/j.apradiso.2013.01.001
Nichols T.L., Kabalka G.W., Miller L.F. et al. // Medical Physics. 2002. V. 29. № 10. P. 2351. https://doi.org/10.1118/1.1507780
Zhizhin K.Yu., Zhdanov A.P., Kuznetsov N.T. // Russ. J. Inorg. Chem. 2010. V. 55. № 14. P. 2089. https://doi.org/10.1134/S0036023610140019
Axtell J.C., Saleh L.M.A., Qian E.A. et al. // Inorg. Chem. 2018. V. 57. № 5. P. 2333. https://doi.org/10.1021/acs.inorgchem.7b02912
Kaszyński P., Ringstrand B. // Angewandte Chemie Int. Ed. 2015. V. 54. № 22. P. 6576. https://doi.org/10.1002/anie.201411858
Zhu T.-C., Xing Y.-Y., Sun Y. et al. // Org. Chem. Frontiers. 2020. V. 7. № 22. P. 3648. https://doi.org/10.1039/D0QO01019G
Matveev E.Yu., Limarev I.P., Nichugovskii A.I. et al. // Russ. J. Inorg. Chem. 2019. V. 64. № 8. P. 977. https://doi.org/10.1134/S0036023619080084
Klyukin I.N., Voinova V.V., Selivanov N.A. et al. // Russ. J. Inorg. Chem. 2018. V. 63. № 12. P. 1546. https://doi.org/10.1134/S0036023618120112
Nelyubin A.V., Klyukin I.N., Zhdanov A.P. et al. // Russ. J. Inorg. Chem. 2019. V. 64. № 14. P. 1750. https://doi.org/10.1134/S0036023619140043
Ezhov A.V., Vyal’ba F.Yu., Kluykin I.N. et al. // Macroheterocycles. 2017. V. 10. № 4–5. P. 505. https://doi.org/10.6060/mhc171254z
Burdenkova A. v., Zhdanov A.P., Klyukin I.N. et al. // Russ. J. Inorg. Chem. 2021. V. 66. № 11. P. 1616. https://doi.org/10.1134/S0036023621110036
Klyukin I.N., Kolbunova A. v., Selivanov N.A. et al. // Russ. J. Inorg. Chem. 2021. V. 66. № 12. P. 1798. https://doi.org/10.1134/S003602362112007X
Knoth W.H., Miller H.C., Sauer J.C. et al. // Inorg.c Chem. 1964. V. 3. № 2. P. 159. https://doi.org/10.1021/ic50012a002
Rangger C., Haubner R. // Pharmaceuticals. 2020. V. 13. № 2. P. 22. https://doi.org/10.3390/ph13020022
Ivanov S. v., Ivanova S.M., Miller S.M. et al. // Inorg. Chem. 1996. V. 35. № 24. P. 6914. https://doi.org/10.1021/ic961043c
Chakraborty D., Chattaraj P.K. // Chem. Sci. 2021. V. 12. № 18. P. 6264. https://doi.org/10.1039/D0SC07017C
Zhang D., Yang X., Zheng X. et al. // Molecular Physics 2018. V. 116. № 7–8. P. 927. https://doi.org/10.1080/00268976.2017.1382738
Morgante P., Peverati R. // Int. J. Quantum Chem. 2020. V. 120. № 18. https://doi.org/10.1002/qua.26332
Sharma M., Sethio D., D’Anna V. et al. // Int. J. Hydrogen Energy. 2015. V. 40. № 37. P. 12721. https://doi.org/10.1016/j.ijhydene.2015.07.125
Klyukin I.N., Vlasova Y.S., Novikov A.S. et al. // Polyhedron. 2022. V. 211. P. 115559. https://doi.org/10.1016/j.poly.2021.115559
Malischewski M., Bukovsky E.V., Strauss S.H. et al. // Inorg. Chem. 2015. V. 54. № 23. P. 11563. https://doi.org/10.1021/acs.inorgchem.5b02256
Malischewski M., Bukovsky E.V., Strauss S.H. et al. // J. Fluorine Chem. 2018. V. 212. P. 107. https://doi.org/10.1016/j.jfluchem.2018.04.010
Neese F. // WIREs Comput. Mol. Sci. 2012. V. 2. P. 73. https://doi.org/10.1002/wcms.81
Grimme S., Antony J., Ehrlich S. et al. // J. Chem. Phys. 2010. V. 132. № 15. P. 154104. https://doi.org/10.1063/1.3382344
Hehre W.J., Ditchfield K., Pople J.A. // J. Chem. Phys. 20101972. V. 56. № 5. P. 2257. https://doi.org/10.1063/1.1677527
Klyukin I.N., Novikov A.S., Zhdanov A.P. et al. // Mendeleev Commun. 2020. V. 30. № 1. P. 88. https://doi.org/10.1016/j.mencom.2020.01.029
Klyukin I.N., Novikov A.S., Zhdanov A.P. et al. // Polyhedron. 2020. V. 187. P. 1. https://doi.org/10.1016/j.poly.2020.114682
Klyukin I.N., Vlasova Y.S., Novikov A.S. et al. // Symmetry (Basel). 2021. V. 13. № 3. P. 464. https://doi.org/10.3390/sym13030464
Oller J., Pérez P., Ayers P.W. et al. // Int. J. Quantum Chem. 2018. V. 118. № 20. P. E25706. https://doi.org/10.1002/qua.25706
Lin Y.-S., Li G.-D., Mao S.-P. et al. // J. Chem. Theory Computation. 2013. V. 9. № 1. P. 263. https://doi.org/10.1021/ct300715s
Nikolova V., Cheshmedzhieva Di., Ilieva S. et al. // J. Org. Chem. 2019. V. 84. № 4. P. 1908. https://doi.org/10.1021/acs.joc.8b02908
Klyukin I.N., Vlasova Y.S., Novikov A.S. et al. // Polyhedron. 2022. V. 211. https://doi.org/10.1016/j.poly.2021.115559
Parr R.G., Szentpály L. v., Liu S. // J Am Chem Soc. 1999. V. 121. № 9. P. 1922. https://doi.org/10.1021/ja983494x
Kiyooka S., Kaneno D., Fujiyama R. // Tetrahedron Lett. 2013. V. 54. № 4. P. 339. https://doi.org/10.1016/j.tetlet.2012.11.039
Domingo L.R., Ríos-Gutiérrez M., Pérez P. // Molecules. 2016. V. 21. № 6. P. 748. https://doi.org/10.3390/molecules21060748
Chakraborty D., Chattaraj P.K. // Chem. Sci. 2021. V. 12. № 18. P. 6264. https://doi.org/10.1039/D0SC07017C
Дополнительные материалы отсутствуют.
Инструменты
Журнал неорганической химии