Радиотехника и электроника, 2022, T. 67, № 6, стр. 523-532

Фононная спектроскопия низкоэнергетических возбуждений в твердых растворах диэлектриков в области гелиевых температур

Е. И. Саламатов a, А. В. Таранов b*, Е. Н. Хазанов b

a Физико-технический институт Удмуртского федерального исследовательского центра УрО РАН
426000 Ижевск, ул. Кирова, 132, Российская Федерация

b Институт радиотехники и электроники им. В.А. Котельникова РАН
125009 Москва, ул. Моховая, 7, стр. 11, Российская Федерация

* E-mail: taranov@cplire.ru

Поступила в редакцию 23.09.2021
После доработки 17.01.2022
Принята к публикации 27.01.2022

Полный текст (PDF)

Аннотация

Приведены результаты исследований транспорта фононов тепловых частот в аморфных диэлектриках (стеклах и стеклоподобных материалах). Показано, что формирование области плато на температурной зависимости теплопроводности при Т < 10 K может быть связано с возникновением “щели” в спектре фононных состояний. Проанализированы особенности транспортных характеристик фононов в монокристаллах твердых растворов алюмо-редкоземельных гранатов (АРГ) в области гелиевых температур при наличии низкоэнергетических возбуждений парамагнитной природы. Показано, что в условиях нестационарного процесса распространения теплового импульса при данной температуре термостата возможно установление равновесия в системе неравновесные фононы-двухуровневые системы (ДУС) в образце определенной длины. Найдено, что эффективность взаимодействия фононов с ДУС и их транспорт зависят от типа, магнитного момента редкоземельного иона, энергии и спектральных особенностей в решетке АРГ.

ВВЕДЕНИЕ

Фононы тепловых частот определяют основные термодинамические характеристики твердого тела. Температурные зависимости термодинамических характеристик твердых диэлектриков являются сложными интегральными характеристиками, зависящими от большого числа независимых параметров [1]. Данный факт затрудняет конкретизацию механизмов рассеяния фононов при анализе теплопроводности в области гелиевых температур, когда особенности распространения фононов требуют интерпретации в рамках модели нелокальной фононной теплопроводности, когда поток энергии в данной точке определяется распределением температуры во всем пространстве исследуемого образца [2]. В этом случае важны трехфононные процессы, обусловленные ангармонизмом кристаллической решетки, когда по мере роста температуры (энергии) фононов на фоне интенсивного упругого рассеяния на дефектах структуры возрастает вероятность неупругих фонон-фононных процессов, меняющих спектральный состав фононного распределения. При этом возможно формирование различных режимов транспорта фононов от классической диффузии до “горячего пятна” [3, 4], т.е. установление температуры в области непосредственно за инжектором фононов. Метод тепловых импульсов (ТИ) [5] позволяет детально исследовать особенности транспорта фононов в твердых диэлектриках, которые ранее исследовались методом теплопроводности. Закономерности, наблюдаемые в экспериментах с ТИ в монокристаллах твердых растворов алюмо-редкоземельных гранатов (АРГ) [4] согласуются с теоретическими представлениями [2]. Неравновесные фононы (НФ) теплового импульса, инжектированные в решетку образца с центрами упругого рассеяния при Не-температурах, могут распространяться баллистически, диффузионно, квазидиффузионно или в режиме нелокальной фононной теплопроводности в зависимости от энергии, рассеиваемой в инжекторе. При этом в отсутствие неупругих процессов, в режиме диффузии, форма регистрируемых сигналов хорошо описывается решением нестационарного уравнения теплопроводности, а время регистрации максимума сигнала НФ однозначно зависит от кинетических характеристик упругого рассеяния [6].

Данный подход был применен к исследованию нано- и микроструктурных особенностей поликристаллических керамик в зависимости от технологических условий синтеза [7], неоднородностей фазового состава ряда твердых растворов [89], структурных дефектов, размер которых сопоставим с длиной волны фононов тепловых частот [10]. Полученные результаты приведены в обзоре [11]. Однако в [11] не были рассмотрены вопросы взаимодействия фононов тепловых частот со структурными дефектами в аморфных диэлектриках (стекле) [12] и стеклоподобных материалах, а также в монокристаллах и твердых растворах на основе или с примесями ионов редкоземельных металлов [1315], определяющих низкотемпературную теплоемкость в области Не-температур. Также в [11] не рассматривались условия установления равновесия в системе фононы–низкоэнергетические возбуждения в модели двухуровневых систем (ДУС).

Во всех случаях метод исследования транспортных характеристик фононов в конкретном образце основан на анализе временных характеристик распространения короткого теплового импульса, регистрируемого болометром в режиме диффузии, когда превышение температуры инжектора фононов над температурой термостата незначительно, а время наблюдения меньше, чем характерное время “включения” неупругих фонон-фононных процессов, обусловленных ангармонизмом решетки. При этом коэффициент диффузии фононов D0(T) в исследуемом образце в условиях эксперимента однозначно связан со временем регистрации максимума сигнала tm0:

(1)
${{t}_{{m0}}}(T) = {{{{L}^{2}}} \mathord{\left/ {\vphantom {{{{L}^{2}}} {2{{D}_{0}}(T)}}} \right. \kern-0em} {2{{D}_{0}}(T)}},$
где D0(T) = v2τ0Т–4.

Наличие в исследуемом диапазоне температур низкоэнергетических возбуждений может давать свой вклад в рассеяние фононов теплового импульса. Длина lR и время τR пробега фононов в режиме диффузии относительно неупругого взаимодействия различной природы на фоне упругого рассеяния рассмотрены в работе [3] и могут быть оценены из выражения:

(2)
${{l}_{R}} \approx {{\left( {{{D}_{0}}\left( \omega \right){{\tau }_{R}}\left( \omega \right)} \right)}^{{1/2}}}.$

Это означает, что фонон частоты ω, пройдя расстояние lR, может многократно упруго рассеяться, прежде чем провзаимодействует с ДУС (константа ангармонизма ДУС на несколько порядков величины меньше константы ангармонизма решетки [16]).

1. ОСОБЕННОСТИ ТРАНСПОРТА ФОНОНОВ В АМОРФИЗОВАННЫХ ДИЭЛЕКТРИКАХ

Известно, что низкотемпературные свойства стекол универсальны [17, 18] и характеризуются двумя основными аномалиями – избыточной по сравнению с дебаевской низкотемпературной теплоемкостью и наличием области “плато” на температурной зависимости теплопроводности κ(T) при T < 10 K. Чтобы объяснить аномальное поведение теплофизических свойств аморфного состояния в области низких температур, были разработаны различные феноменологические модели, в рамках которых рассмотрен ряд низкоэнергетических элементарных возбуждений, описываемых моделью мягких потенциалов [19].

К сожалению, в теоретических работах не объяснялись особенности зависимости κ(Т) в области перехода от плато к дальнейшему росту (см., например, [18, 20] и [21, рис. 1]) и сам этот рост. При этом во всех теоретических работах, посвященных проблеме, анализируется, как правило, только характер κ(T), зависящей от многих параметров, в частности от коэффициента диффузии фононов D(T), хотя понятно, что в области гелиевых температур аномалии в теплопроводности стекла должны сопровождаться существенными изменениями транспортных свойств фононов, что и наблюдалось экспериментально при анализе характеристик транспорта слабонеравновесных фононов [12].

Рис. 1.

Зависимости от температуры коэффициентов теплопроводности (1–3) для керамик и стекла, а также диффузии (1 '–3 ') Dэф = L2/tm [28]: SiO2 (1, 1  '), PMN (2, 2  '), PZTL (3, 3 ').

Используя метод ТИ, в работе [22] в плавленом кварце была обнаружена аномальная (близкая к T–5) температурная зависимость коэффициента диффузии фононов D(T) в области, предшествующей плато. Возможность более резкой, чем в случае релеевского рассеяния, зависимости D(T) в аморфных средах обсуждалась в теоретических работах [23, 24]. С появлением новых материалов, демонстрирующих стеклоподобные свойства – твердые спирты [21, 25], клатраны [26, 27], сегнетоэлектрики-релаксоры [28], – вопрос об описании их транспортных свойств стал более актуальным.

Так, например, упомянутые выше сегнетоэлектрики-релаксоры, в отличие от классических сегнетоэлектриков с резким фазовым переходом, демонстрируют ниже температуры перехода в релаксорное состояние свойства, являющие универсальными для стеклоподобных систем [28], а структура как монокристаллов, так и керамики представляет собой неполярную матрицу со статистическим набором 3D-полярных наноразмерных кластеров размером ≥10…20 нм [29].

На рис. 1 из [28] представлены зависимости κ(Т) для стекла и релаксоров PZTL и PMN с характерным участком плато при Т ≤ 10 K, там же приведены эффективные коэффициенты диффузии фононов тепловых частот D(T) ∝ T–5. Температурные интервалы зависимостей области плато и коэффициента диффузии хорошо коррелируют между собой.

В работе [12] была рассмотрена модель структуры аморфного состояния, предполагающая, что динамические свойства аморфизованного материала качественно соответствуют поведению кристаллической решетки, включающей объемные структурные дефекты – кластеры, размеры которых иногда составляют десятки нанометров [30]. Некоторым коллективным степеням свободы атомов такого кластера соответствуют многоямные потенциалы, переходы между минимумами которых происходят путем туннелирования, а функция распределения ДУС (∆ < 1 K) по энергии ρ(∆) может быть определена из низкотемпературного поведения теплопроводности [31]. Другим степеням свободы может соответствовать достаточно большая эффективная масса (порядка суммы масс всех атомов кластера) и их слабая связь с матрицей, что может предполагать резонансное рассеяние длинноволновых фононов на подобных дефектах. Естественно, что функция распределения этих резонансных частот никак не связана с ρ(∆), и в качестве матрицы рассеяния можно использовать усредненную матрицу рассеяния [32] в виде, полученном для рассеяния длинноволновых фононов на упругих сферических оболочках радиусом R толщиной d с параметром упругости K1, отличным от последнего в матрице (K0) [33]:

$t\left( \omega \right) = \frac{{3v}}{{2R}}\frac{{2x + {{\Gamma }}{{x}^{3}}}}{{{{x}^{2}} - x_{r}^{2} - i{{\Gamma }}{{x}^{3}}}},$
где v – скорость звука в матрице, x = ωR/v – безразмерная частота, ${{x}_{r}} = \sqrt {{{{{K}_{1}}R} \mathord{\left/ {\vphantom {{{{K}_{1}}R} {{{K}_{0}}d}}} \right. \kern-0em} {{{K}_{0}}d}}} $ - резонансная частота, Γ – ширина резонанса, σ – сечение рассеяния на сфере объемом V. Слагаемое в числителе обеспечивает “сшивку” резонансного рассеяния с геометрическим (σ = 2πR2) при больших x.

Выражение для коэффициента диффузии фононов имеет вид [34]

$D\left( {x,R} \right) = \frac{{2{{v}^{2}}}}{{n{{\Phi }}~{\text{Im}}\left( {t\left( \omega \right)} \right)}},$
где n – объемная доля дефектов,
${{\Phi }} = \frac{{\partial \ln \left[ {{{x}^{2}} + c~{\text{Re}}\left( {t\left( x \right)} \right)} \right]}}{{\partial \ln {{x}^{2}}}}.$
Появление этого сомножителя в выражении для коэффициента диффузии связано с перенормировкой закона дисперсии фононов в присутствии центров рассеяния.

Зависимости коэффициента диффузии от резонансной частоты представлены на рис. 2, из которого следует, что в такой модели можно описать широкий спектр температурных зависимостей D(T) вблизи x = xr. Естественно, что в стеклах и сегнетоэлектриках-релаксорах резонансное рассеяние фононов на кластерах может быть обусловлено различными причинами. Если в стекле это структурные неоднородности, например [35], то в релаксорах – 3D-полярные области (xr и n – подгоночные параметры при описании коэффициентов диффузии и теплопроводности). В качестве примера на рис. 3 показаны плотность фононных состояний и коэффициент диффузии D(ω) при ωr = 0.05ωDD – частота Дебая) и n = 0.12. Именно эти значения параметров определяют положение плато в коэффициенте теплопроводности SiO2 (рис. 4), рассчитанном по стандартной формуле [31]

$\kappa \left( T \right) = \frac{{{{\beta }^{2}}{{k}_{{\text{B}}}}}}{4}\int {d\left( \omega \right)} g\left( \omega \right){{\omega }^{2}}D\left( \omega \right)\operatorname{ch} \left( {\frac{{\beta \omega }}{2}} \right),$
где $\beta = {\hbar \mathord{\left/ {\vphantom {\hbar {{{k}_{{\text{B}}}}T}}} \right. \kern-0em} {{{k}_{{\text{B}}}}T}}$, kB – постоянная Больцмана. В дополнение к механизмам рассеивания, рассмотренным в работе [31] при вычислении теплопроводности, были учтены U-процессы.

Рис. 2.

Коэффициент диффузии D(x), рассчитанный при n = 0.5 для различных значений резонансной частоты: xr = 0.5 (1), 1.0 (2), 1.5 (3) [33].

Рис. 3.

Качественное поведение фононной плотности колебательных состояний (1) и коэффициента диффузии (2), а также плотность фононных состояний в модели Дебая (3).

Рис. 4.

Экспериментальные (точки) и расчетные (кривые) зависимости коэффициентов диффузии и теплопроводности от температуры; кривые 1 и 2 – вклад от первой и второй зон соответственно.

При кроссовом расщеплении фононного спектра, приводящем к образованию двух зон, в U-процессах могут принимать участие коротковолновые фононы обеих зон. Для нижней зоны это фононы с частотой, лежащей чуть ниже ее верхней границы (ωr), а для верхней – фононы с частотой порядка ωD. Интенсивность U-процессов для фононов этих зон определяется, соответственно, температурой Tr ∝ ωr и температурой Дебая.

Вклады от нижней (1) и верхней (2) зон в общую теплопроводность изображены на рис. 4 соответственно пунктирными линиями 1 и 2. Как следует из рис. 4, в этой модели теплопроводность при низких температурах (до плато) формируется фононами первой зоны, а ее рост выше плато обусловлен “включением” фононов второй зоны. В области пересечения зависимостей 1 и 2 возможно образование особенности – локального минимума, что и наблюдалось неоднократно на экспериментальных зависимостях κ(T) [20]. На рис. 4 также представлена экспериментальная и расчетная зависимости коэффициента диффузии от температуры. Необходимо отметить, что при тех температурах, для которых измерялся коэффициент диффузии (2…4 K), низкоэнергетические (Δ < 1 K) ДУС не могут являться эффективными ловушками для тепловых фононов [32].

На рис. 5 в качестве примера реальности использованной модели приведены температурные зависимости низкотемпературной теплоемкости монокристалла и стекла одного состава – пентафосфата гадолиния GdP5O14. Увеличение теплоемкости в стекле в области T ≈ 10 K по сравнению с монокристаллом можно объяснить, помимо присутствия низкоэнергетических возбуждений иона Gd3+, наличием дополнительной локальной моды ∆ ≈ 45…50 K, характерной для наноразмерной структуры стекла.

Рис. 5.

Зависимости C(T) для монокристалла (крестики) и стекла (кружочки) GdP5O14 (на вставке – то же в координатах C/T3(T)), кривые – аппроксимация (сплошная кривая) как вкладов фононной теплоемкости TD = 400 K (1), локальной моды Δ = 55 K (2) и энергии иона Gd3+ Δэф = 1.4 K (3) [14], возбуждений иона Gd3+ Δэф = 1.4 K (3) [14].

Таким образом, предложенная модель позволяет описать транспортные свойства стекол в широком интервале температур.

2. ОСОБЕННОСТИ ТРАНСПОРТА ФОНОНОВ ТЕПЛОВЫХ ЧАСТОТ В МОНОКРИСТАЛЛАХ ТВЕРДЫХ РАСТВОРОВ АРГ С НИЗКОЭНЕРГЕТИЧЕСКИМИ ДУС В ОБЛАСТИ ГЕЛИЕВЫХ ТЕМПЕРАТУР

Материалы на основе твердых растворов АРГ, как монокристаллы, так и поликристаллические керамики, широко используются в квантовой электронике [36]. В данном случае твердые растворы YAG:Re оказались идеальным модельным материалом для исследований. Редкоземельные ионы (Re) изоморфно замещают ионы Y на додекаэдрических С-позициях кристаллической решетки YAG. Данные центры контролируемо рассеивают фононы за счет большой разницы масс ионов на позициях замещения [6]. При наличии ДУС парамагнитной природы, обусловленных присутствием редкоземельных ионов на позициях замещения Y3+ ↔ Re3+, в случае tm0R$ \gg $ 1 (см. формулы (1), (2)) транспорт НФ будет преимущественно определяться взаимодействием НФ с ДУС, в случае (tm0R $ \ll $ 1) – преимущественно упругим рассеянием. При tm0R ~ 1 в относительно длинном образце в регистрируемом сигнале можно наблюдать два максимума – особенность, связанную с взаимодействием НФ с ДУС и упругое рассеяние фононов дефектами структуры (рис. 6а). Зарегистрированные болометром сигналы для разных температур в образце Y2.7Tb0.3Al5O12 (L = 1 cм) обусловлены только упругим взаимодействием tm0(Т) < 4 × 10–5 с (Т = 3 K). На вставке, на задних фронтах регистрируемых сигналов, на зависимости S(t) ∝ $t_{{m0}}^{{ - 1/2}}$, характерной для режима классической диффузии (1), появляется особенность, обусловленная взаимодействием НФ с ДУС на временах ≥10–3 с (штарковский уровень иона Tb3+ в YAG, Δ = 5.76 K [1]).

Рис. 6.

Сигналы НФ: а – в образце Y2.7Tb0.3Al5O12 (L = 1 cм) при Т = 3.8 (1), 3.6 (2), 3.4 (3), 3 (4) и 2.7 K (5) (на вставке – задние фронты в двойном логарифмическом масштабе из [8] при Т = 3.8 (1) и 3 K (2)); б – в образце Y2.5Tb0.5Al5O12 (L = 0.75 см) при Т = 3 .8 (1) и 3.6 K (2) из работы [8] (на вставке L = 0.6 см при Т = = 3.8 (1); 3.6 (2) и 3.0 K (3)).

В отличие от данных, приведенных на рис. 6а, для образца твердого раствора Y2.5Tb0.5Al5O12 (рис. 6б) при увеличении концентрации Tb3+ взаимодействие НФ с ДУС становится определяющим и основная часть энергии НФ сосредоточена в системе ДУС. На основании выражения (2) по пропаданию сигнала, связанного с рассеянием на ДУС при T = 3 K (см. рис. 6б, вставка) при последовательном уменьшении размера образца до 0.6 см, выполнена оценка величины τR = 2.4 × 10–5 с.

Измеренная подобным образом зависимость значений τR от концентрации твердого раствора для YAG:Er при Т = 3 K [13], показала, что в образце Y2.5Er0.5Al5O12 при Т = 3 K по сравнению с твердым раствором Y2.5Тb0.5Al5O12 значение τR = 4 × 10–6 с (меньше в шесть раз, τRТ–5). Это же справедливо и в отношении состава Y1.5Ho1.5Al5O12 с близким значением нижнего штарковского уровня Δ ≈ 5.70 K [39]. Подобную активность ион Er3+ проявляет и в других твердотельных матрицах: иттриевых моноалюминатах [9], катион-вакансионных гранатах, структурах флюорита [37].

Температурная зависимость теплоемкости C(T) имеет аддитивный характер и помимо фононных мод Сф может отражать наличие как низкоэнергетических колебательных состояний различной природы СДУС, так и отдельных колебательных мод, обусловленных наноструктурными особенностями твердого тела [14, 38]. Очевидно, что характер температурных зависимостей упомянутых характеристик может сопровождаться изменением транспортных характеристик фононов.

На рис. 7 и 8 приведены температурные зависимости С(Т) и нормированные на размер образца температурные зависимости tm(T)/L для ряда концентраций твердых растворов монокристаллов YAG:Re (Re – Er, Gd, Ho, Dy,) и TmAG:Er. Видно, что в низкотемпературной части диапазона характер зависимостей С(Т) ∝ Т–2 отражает вклад в суммарную теплоемкость низкоэнергетических возбуждений на фоне первых возбужденных штарковских уровней ионов Er3+ [39], Dy3+, Gd3+,Tm3+ [40] и Ho3+ [39]. Ионы Er3+, Dy3+, Gd3+ имеют крамерсову природу, что при отсутствии внешнего магнитного поля может приводить к снятию вырождения основного уровня иона за счет локальных магнитных полей ближайших соседей. В исследуемом диапазоне температур зависимости tm(T) ∝ Т–2 (см. рис. 8) отражают характер зависимостей С(Т) (см. рис. 7). Данный факт свидетельствует о том, что в области Не-температур рассеяние НФ также определяется наличием низкоэнергетических возбуждений. При этом данные для образцов Y2Er1Al5O12 и Er3Al5O12 на рис. 8 нормированы по трем и четырем образцам различной длины соответственно.

Рис. 7.

Зависимости теплоемкости С(Т) для твердых растворов следующих составов: Y1.5Ho1.5Al5O12 (1), Er3Al5O12 (2), Y2Dy1Al5O12 (3), Y2Er1Al5O12 (4), Tm1Er2Al5O12 (5), Tm2Er1Al5O12 (6), Tm3Al5O12 (7), Y3Al5O12 (8); оценки фононного (дебаевского) вклада в теплоемкость для Er1Y2Al5O12 (9) и Er3Al5O12 (10); прямая 11 – зависимость C(T) ∝ T–2.

Рис. 8.

Зависимости tm от температуры, нормированные на длину образца L, в ряде Er- и Но-содержащих монокристаллов твердых растворов алюмогранатов: 1 – Er3Al5O12 для L = 0.07, 0.14, 0.22 и 0.3 см; 2 – Y2Er1Al5O12 для L = 0.12, 0.25 и 0.5 см; 3 – Tm2Er1Al5O12 для L = 0.39 cм ; 4 – Tm1Er2Al5O12 для L = 0.39 см; 5 – Y1.5Er1.5Al5O12 для L = 0.6 см ; 6 – Y1.5Ho1.5Al5O12 для L = 0.3 см ; прямая линия – зависимость tmT2.

Для некрамерсова иона Ho3+ в YAG наличие низколежащего штарковского уровня с энергией Δ ≈5.7 K было определено в [39]. Вклад его в суммарную теплоемкость в предположении, что вышележащие уровни не вносят значительного вклада в исследуемом диапазоне температур, можно описать выражением

(3)
$c\left( T \right) = R\frac{{{{{\left( {{\Delta \mathord{\left/ {\vphantom {\Delta T}} \right. \kern-0em} T}} \right)}}^{2}}\exp \left( { - {\Delta \mathord{\left/ {\vphantom {\Delta T}} \right. \kern-0em} T}} \right)}}{{{{{\left( {1 + \exp \left( { - {\Delta \mathord{\left/ {\vphantom {\Delta T}} \right. \kern-0em} T}} \right)} \right)}}^{2}}}},$
где R – газовая постоянная. При этом максимум, наблюдаемый на зависимости С(Т) (см. рис. 7а), хорошо согласуется со значением Tmax = 0.417Δ = 2.4 K.

Для крамерсовых ионов энергия ДУС зависит от концентрации твердого раствора [39]. При распространении НФ в образцах твердых растворов YAG:Re с различной концентрацией низкоэнергетических возбуждений мерой эффективности взаимодействия НФ с ДУС, обусловленной конкретным редкоземельным ионом, помимо времени регистрации максимума сигнала tm(Т), являются длина lR и время τR свободного пробега относительно взаимодействия НФ с ДУС. В условиях эксперимента (tm0R$ \gg $ 1), tm(L)∝ L, а τRТ–5/n [13] (n – концентрация редкоземельных ионов). Линейная зависимость tm(L) ∝ L свидетельствует о наличии неупругого процесса во взаимодействии НФ с ДУС [16]. В работе [41] было получено выражение, отражающее связь кинетических характеристик с данными теплоемкости при условии СДУС$ \gg $Сф в образцах того же состава:

(4)
${{t}_{m}}\left( T \right) \propto {{t}_{{m0}}}\frac{{{{C}_{{{\text{ДУС}}}}}\left( T \right)}}{{{{C}_{{\text{ф}}}}\left( T \right)}}.$

Значение tm0 однозначно связано с темпом упругого рассеяния, хорошо поддается расчету [6] и, как показано на рис. 9, может быть определено для любой концентрации примеси замещения. Единственной оценочной величиной в выражении (4) является Сф(Т):

(5)
${{C}_{{\text{ф}}}}\left( T \right) = \frac{{12{{\pi }^{4}}}}{5}nR{{\left( {\frac{T}{{{{T}_{{\text{D}}}}}}} \right)}^{3}},$
n = 20 – число атомов в формульной единице, TD – температура Дебая.

Рис. 9.

Зависимость нормированного на L2 времени упругого рассеяния НФ tm0 от концентрации при T = = 3.4 K в твердых растворах YAG:Re (1) и зависимость tm(x)/L2 в YAG:Er, когда рассеяние на ДУС становится преобладающим (2); также приведены значения tm/L2 для образцов YAG:Tb и HoAG:Er (3).

Выражение (4) позволяет оценить условия равновесия в системе НФ-ДУС при данной температуре в образце конкретной длины. На рис. 10а, 10б приведены температурные зависимости левой и правой частей (пунктир) выражения (4) для образцов разной длины в Y2Er1Al5O12 и Er3Al5O12. На рис. 10а видно, что температурные зависимости для образца длиной L = 0.25 см практически совпадают. Для более короткого образца, L = 0.12 см, левая часть выражения (4) больше правой. Это может означать, что на этой длине взаимодействие НФ с ДУС уже эффективно, т.е. lR < L, но образец слишком короткий для установления равновесия в системе НФ–ДУС. Похожий характер зависимостей наблюдается и на рис. 10б в Er3Al5O12 для образца чуть меньшей длины, L = 0.22 см. Отличие в том, что равновесие в Er3Al5O12 возможно и в более коротких образцах (L = 0.07…0.14 см) при самых низких температурах в исследуемом диапазоне как результат увеличения концентрации Er и, соответственно, значений отношения С/Cф.

Рис. 10.

Зависимости от температуры левой функций (сплошные кривые) и правой функции (штрихпунктир) выражения (4): a – для образца Y2Er1Al5O12 для L = 0.12 (1), 0.25 (2), 0.5 см (3); б – для образца Er3Al5O12 для L = 0.07 (1), 0.14 (2), 0.22 (3), 0.3 см (4).

Необходимым условием установления равновесия в системе НФ–ДУС в условиях исследуемого нестационарного процесса является значение времени спин-решеточной релаксации, которое в условиях эксперимента должно быть по крайней мере сопоставимо со временем наблюдения (регистрации) теплового импульса.

На рис. 11 приведены температурные зависимости времени спин-решеточной релаксации τср в макроскопическом и микроструктурированном образцах монокристалла Y3 – xErxAl5O12 (x = 0.6) на основе данных работы [42]. При данной концентрации в макроскопическом образце при обмене энергии с термостатом уже проявляется эффект “узкого фононного горла”. Таким образом, при более высокой концентрации Еr в составе твердого раствора (≥20%) значение времени спин-решеточной релаксации τср оказывается сопоставимо с приведенным в тех же координатах значениями времени tm(T) для концентраций х = 1 и 3 в образцах длиной L = 0.25 и 0.22 см соответственно, для которых, согласно (4), выполняются условия равновесия в системе НФ–ДУС. При этом время спин-решеточной релаксации для упомянутых выше концентраций твердого раствора в исследуемом диапазоне температур лежит в интервале τср = (1…3) × 10–4 с [42], что на два порядка величины больше, чем измеренные значения времени взаимодействия с ДУС при T = 3 K, т.е. τR = = (0.7…3) × 10–6 с, это свидетельствует о возможности накопления энергии теплового импульса в системе ДУС.

Рис. 11.

Зависимости времени прихода максимума сигнала tm от температуры в образцах Er3Al5O12 для L = 0.22 (1), Y2ErAl5O12 для L = 0.25 см (2) и Y2.4Er0.6Al5O12 для L = 0.68 см (3) и времени спин-решеточной релаксации τср в макроскопическом (4) и микроструктурированном (5) образцах Y2.4Er0.6Al5O12.

В случае, когда время спин-решеточной релаксации меньше времени взаимодействия НФ с ДУС, как, например, для крамерсова иона Dy3+ в образцах YAG:Dy [15], вклад в рассеяние фононов за счет взаимодействия с ДУС отсутствует и рассеяние НФ в условиях эксперимента определяется только упругим, обусловленном разницей масс ионов на позициях замещения Y ↔ Dy. Если для ионов Er3+, Tb3+ [43] и Gd3+ [44] при средней температуре измерений транспортных характеристик фононов Т = 3 K время спин-решеточной релаксации составляет ≥10–3 с, то для иона Dy3+ по данным [43, 45] оно составляет 10–9…10–7 с $ \ll $ τ0 и τR. Столь быстрая релаксация затрудняет возможность накопления и дополнительной задержки НФ в исследуемом образце. Этот результат для ионов Dy3+ в YAG нашел свое отражение среди данных рис. 8, где результаты для всего ряда концентраций YAG:Dy лежат на зависимости, характеризующей упругое рассеяние НФ. Судя по результатам, представленным на рис. 8, в условиях эксперимента ионы Yb3+ и Gd+3 в структуре YAG также проявляют только упругое рассеяние. Для иона Yb3+ это связано с минимальным значением магнитного момента среди ионов Y-ряда [46]. Для крамерсова иона Gd+3 взаимодействие НФ с ДУС отсутствует, что объясняется нулевой спин-орбитальной составляющей магнитного момента иона, отвечающей за взаимодействие спинов с фононами [47].

Рассмотрим теперь особенности взаимодействия фононов тепловых частот с низкоэнергетическими возбуждениями парамагнитной природы в структуре твердых растворов алюмо-редкоземельных гранатов в области гелиевых температур. Показано, что температурные зависимости теплоемкости С(Т) и транспортные характеристики фононов тепловых частот в твердых растворах редкоземельных гранатов в области гелиевых температур в значительной мере определяются наличием низкоэнергетических возбуждений. При этом практически для всех парамагнитных ионов Y-ряда – Gd+3; Tb+3; Dy3+; Ho+3; Er3+(кроме Tm+3, Lu+3 и Yb3+) значение низкотемпературной теплоемкости в нулевом внешнем магнитном поле на 2…3 порядка величины превышают значение фононной (дебаевской) теплоемкости, а эффективность взаимодействия НФ с низкоэнергетическими возбуждениями в модели ДУС помимо концентрации твердого раствора зависит от типа конкретного редкоземельного иона, времени спин-решеточной релаксации, величины механического момента.

Смоделирован процесс установления равновесия при взаимодействии НФ с ДУС в условиях нестационарного распространения теплового импульса в образцах монокристаллов твердых растворов ARG:Er3+, когда образец находится в диапазоне температур термостата (жидкий гелий) 2.2 < Т < 4 K. Показано, что процесс зависит от условий обмена энергией с термостатом, абсолютных значений и распределения ДУС по энергии. Ближайшими аналогами исследуемого процесса могут являться физические процессы охлаждения электронно-дырочной плазмы полупроводниках в динамическом режиме после ее импульсного разогрева [48], установление температуры в диэлектрических стеклах [16]. В данном случае смоделирован процесс установления равновесия в системе фононы–низкоэнергетические ДУС парамагнитной природы в монокристаллах ряда твердых растворов YAG:Re в области гелиевых температур [49].

Список литературы

  1. Slack G.A., Oliver D.W. // Phys. Rev. B. 1971. V. 4. № 2 P. 592.

  2. Левинсон И.Б. // ЖЭТФ. 1980. Т. 52. № 4. С. 704.

  3. Казаковцев Д.В., Левинсон И.Б. // Письма в ЖЭТФ. 1978. Т. 27. № 3. С. 194.

  4. Иванов С.Н., Хазанов Е.Н., Таранов А.В. // ЖЭТФ. 1985 Т. 89. № 3. С. 1824.

  5. Gutfeld R.J., Nethercot A.H., Jr. // Phys. Rev. Lett. 1964. V. 12. P. 641.

  6. Ivanov S.N., Khazanov E.N., Paszkiewicz T. et al. // Z. Phys. B. 1996. V. 99. P. 535.

  7. Таранов А.В., Хазанов Е.Н. // ЖЭТФ. 2008. Т. 134. № 2. С. 595.

  8. Барабаненков Ю.Н., Иванов В.В., Иванов С.Н. и др. // ЖЭТФ. 2006. Т. 129. № 1. С. 131.

  9. Лезова И.E., Карбань О.В., Таранов A.В. и др. // ЖЭТФ. 2020. Т. 157. № 1. С. 90.

  10. Хазанов Е.Н., Таранов А.В., Гайнутдинов Р.В. и др. // ЖЭТФ. 2010. Т. 137. № 6. С. 1126 .

  11. Хазанов Е.Н., Таранов А.В. // РЭ. 2013. Т. 58. № 9. С. 874.

  12. Саламатов Е.И., Таранов А.В., Хазанов Е.Н. // ЖЭТФ. 2015. Т. 148. № 2. С. 308.

  13. Саламатов Е.И., Таранов А.В., Хазанов Е.Н. и др. // ЖЭТФ. 2018. Т. 154. № 4. С. 826.

  14. Лезова И.E., Саламатов Е.И., Таранов A.В. и др. // ЖЭТФ. 2019. Т. 156. № 5. С. 918.

  15. Таранов А.В., Хазанов E.Н., Чарная E.В. // ЖЭТФ. 2021. Т.159. № 1–2. С. 111.

  16. Левинсон И.Б.// Письма в ЖЭТФ. 1983. Т. 37. № 3. С. 157.

  17. Zeller R.C., Pohl R.O. // Phys. Rev. B. 1971. V. 4. № 6. P. 2029.

  18. Lawless W.N. // Phys. Rev. B. 1976. V. 14. № 1. P. 134.

  19. Buchenau U., Galperin Yu.M., Gurevich V.L. et al. // Phys. Rev. B. 1992. V. 46. № 5. P. 2798.

  20. Meissner M., Knaak W., Sethna J.P. et al. // Phys. Rev. B. 1985. V. 32. № 9. P. 6091.

  21. Hassaine M., Ramos M.A., Krivchikov A.I. et al. // Phys. Rev. B. 2012. V. 85. № 10. P. 104206.

  22. Козорезов А.Г., Иванов С.Н., Таранов А.В., Хазанов Е.Н. // ЖЭТФ. 1992. Т. 102. № 2. С. 600.

  23. Kozub V.I., Rudin A.M., Schober H. // Phys. Rev. B. 1994. V. 50. № 9. P. 6032.

  24. Козуб В.И., Рудин А.М. // ФТТ. 1996. Т. 38. № 2. С. 337.

  25. Krivchikov A.I., Yushchenko A.N., Korolyuk O.A. et al. // Phys. Rev. B. 2008. V. 77. № 2. P. 024202.

  26. Ross G., Andersson P., Backstrom G. // Nature. 1981. V. 290. № 5804. P. 322.

  27. Krivchikov A.I., Gorodilov B.Ya., Korolyuk O. A. et al. // Phys. Rev. B. 2006. V. 73. № 6. P. 064203.

  28. Иванов С.Н., Смирнова Е.П., Таранов А.В., Хазанов Е.Н. // ЖЭТФ. 1999. Т.115. № 2. С. 624.

  29. Farber L., Davies P.K. // J. Am. Ceram. Soc. 2003. V. 86. № 11. P. 1861.

  30. Нацик В.Д., Ватажук Е.Н., Паль-Валь П.П. и др. // Физика низких температур. 2013. Т. 39. № 12. С. 1381.

  31. Salamatov E.I. // J. Non-Crystalline Solids. 1996. V. 202. P. 128.

  32. Саламатов Е.И. // ФТТ. 1991. Т. 33. № 9. P. 2601.

  33. Иванов В.В., Саламатов Е.И., Таранов А.В., Хазанов Е.Н. // ЖЭТФ. 2008. Т. 133. № 2. С. 339.

  34. Zhernov A.P., Salamatov E.I., Chulkin E.P. // Phys. Stat. Solidi B. 1991. V. 165. № 1. P. 355.

  35. Либау Ф. Структурная химия силикатов. М.: Мир, 1988.

  36. Каминский А.А., Таранов А.В., Хазанов Е.Н., Акчурин М.Ш. // Квант. электроника. 2012. Т. 42. № 10. С. 880.

  37. Иванов С.Н., Козорезов А.Г., Хазанов Е.Н. и др. // ЖЭТФ. 1991. Т. 100. № 5(11). С. 1591.

  38. Саламатов Е.И., Таранов А.В., Хазанов Е.Н. и др. // ЖЭТФ. 2017. Т. 152. № 5. С. 910.

  39. Shevchenko E.V., Charnaya E.V., Khazanov E.N. et al. // J. Alloys and Compds. 2017. V. 717. P. 183.

  40. Чарная E.В., Шевченко E.В., Хазанов E.Н. и др. // РЭ. 2019. Т. 64. № 7. С. 819.

  41. Саламатов Е.И. // ФТТ. 2002. Т. 44. № 5. С. 935.

  42. Иванов С.Н., Хазанов Е.Н., Таранов А.В. и др. // ЖЭТФ. 1988. Т. 94. № 5. С. 274.

  43. Larson G.H., Jeffries C.D. // Phys. Rev. B. 1966. V. 141. № 1. P. 461.

  44. Atsarkin V.A., Demidov V.V., Vasneva G.A. et al. // Phys. Rev. B. 2000. V. 61. № 22. R14944.

  45. Gill J.C. // Proc. Phys. Soc. 1963. V. 82. № 6. P. 1066.

  46. Зеликман А.Н., Крейн О.Е., Самсонов Г.В. Энциклопедия машиностроения. М.: Металлургия, 1964. С. 324.

  47. Абрагам А., Блини Б. Электронный парамагнитный резонанс переходных ионов. М.: Мир, 1972. Т. 1.

  48. Куменков С.Е., Перель В.И. // ЖЭТФ. 1988. Т. 94. № 1. С. 346.

  49. Саламатов Е.И., Таранов А.В., Хазанов Е.Н. // ЖЭТФ. 2021. Т. 160. № 3. С. 403.

Дополнительные материалы отсутствуют.