Вестник РАН, 2022, T. 92, № 3, стр. 246-255

НЕСТРАТЕГИЧЕСКОЕ ЯДЕРНОЕ ОРУЖИЕ США И РОССИИ

Как в отечественной, так и в зарубежной литературе сложился достаточно широкий спектр подходов к классификации ядерных вооружений. К примеру, классификацию можно проводить по назначению (для решения стратегических или оперативно-тактических задач), мощности ядерного боеприпаса, средствам доставки и т.д. Необходимо отметить разницу в терминах “ядерное вооружение” и “ядерное оружие”. Понятие “ядерное вооружение”, как правило, включает ядерные боеприпасы и средства их доставки, а понятие “ядерное оружие” охватывает лишь ядерные боеприпасы.

Настоящая работа касается нестратегического ядерного оружия (НСЯО), то есть ядерных боеприпасов России и США, предназначенных для оснащения нестратегических ядерных вооружений. К ним относятся ядерные вооружения двух стран, которые до сих пор никогда не подпадали под юридически обязывающие двусторонние соглашения о контроле и сокращении.

Следует отметить, что зачастую используется термин “тактическое ядерное оружие” (ТЯО), и в это понятие включают как средства доставки, так и сами ядерные боеприпасы. В настоящее время используются средства доставки двойного назначения (истребители-бомбардировщики, бомбардировщики средней дальности, ракеты малой и средней дальности, ракеты противовоздушной обороны, боевые средства кораблей и подводных лодок, крупнокалиберная артиллерия), которые могут оснащаться как обычными боеприпасами, так и ядерными.

События конца 1980-х – начала 1990-х годов и принятые в 1991 г. президентами Дж. Бушем и М.С. Горбачёвым односторонние инициативы привели к значительному (во много раз) сокращению запасов нестратегического ядерного оружия США и СССР/России в сравнении с уровнями, которыми стороны располагали к 1991 г. Необходимо отметить, что президентские инициативы по НСЯО не имели юридически обязывающего характера, и сокращение проводилось каждой стороной на добровольных началах без применения двусторонних мер контроля.

Нестратегическое ядерное оружие США. Нестратегическое ядерное оружие было принято на вооружение в США в начале 1950-х годов, включая ядерные боеприпасы тактической авиации, ракет “земля–воздух” и “воздух–земля”, баллистических и крылатых ракет наземного базирования средней и меньшей дальности, артиллерии, мины, ядерные боеприпасы вооружения кораблей и подводных лодок (противовоздушные, противокорабельные и противолодочные ракеты, крылатые ракеты морского базирования (КРМБ) большой дальности, торпеды). К середине 1950-х годов НСЯО США было развёрнуто в странах Западной Европы, Канаде, Японии, Южной Корее и Турции.

За весь период с начала 1950 г. в США было произведено около 22 тыс. ядерных боезарядов этого типа для сухопутных войск, ВМС и ВВС, однако к 1991 г. количество боезарядов, по оценкам, составляло около 5255 единиц [3, с. 27, 28]. В начале 1990-х годов в соответствии с обязательствами по советско-американскому Договору РСМД и односторонними президентскими инициативами большинство типов НСЯО США было снято с вооружения и бо́льшая их часть ликвидирована. К 2004 г. на вооружении в США оставалось 320 боезарядов W80-0 для КРМБ, около 400 боезарядов W84 для крылатых ракет наземного базирования (снятых с ликвидированных по ДРСМД ракет) и 1405 бомб B61 различных модификаций. По сообщениям, все боезаряды W84 были полностью демонтированы к сентябрю 2010 г. [4]. В 2011 г. во время второго срока президентства Б. Обамы ядерные КРМБ были сняты с вооружения, а предназначенные для них боезаряды W80-0 ликвидированы.

Арсенал НСЯО США. На начало 2021 г. в США находится на хранении 230 бомб B61 двух модификаций: В61-3 с максимальной мощностью 170 килотонн и В61-4 с максимальной мощностью 50 килотонн [5, c. 44]¹¹. Из этого количества примерно 100 бомб развёрнуто на шести авиабазах НАТО в Европе: Инджирлик в Турции, Авиано и Геди-Торре (Италия), Бюхель (Германия), Кляйне Брогель (Бельгия) и Волкель (Нидерланды). Бомбы, установленные в Европе, в мирное время хранятся в специальных подземных хранилищах, расположенных вблизи ангаров для самолётов, предназначенных для их доставки. Остальные 130 бомб остаются на территории Соединённых Штатов на авиабазе Киртлэнд в штате Нью-Мексико.

США осуществляют модернизацию своих ядерных бомб, хранящихся в Европе, а НАТО ведёт модернизацию авиационных средств их доставки. На 2022–2024 гг. запланирована замена имеющихся ядерных бомб свободного падения корректируемыми в полёте авиабомбами B61-12. Мощность этих бомб может изменяться от 0.3 до 50 килотонн, а повышенная точность делает их сравнимыми по потенциалу воздействия со стратегическими авиабомбами и позволяет использовать для поражения защищённых подземных объектов [6]. Для доставки ядерных бомб в настоящее время предназначены самолеты F-15E, F16 и PA-200 Tornado. Ожидается, что в 2024–2026 гг. сертификацию для доставки ядерных авиабомб B61-12 получит малозаметный многофункциональный истребитель-бомбардировщик пятого поколения F-35A, который и будет использован в качестве основного носителя ядерных сил НАТО. Нидерланды и Италия уже получили самолёты этого типа.

По имеющейся информации, Соединённые Штаты не изготовляли новые плутониевые сердечники с 1989 г.²² Однако старение плутония, ведущее к деградации стабильности характеристик ядерных боеприпасов, поставило на повестку дня возобновление производства новых плутониевых сердечников [7]. В 2002 г. производство было возобновлено, но их изготовлялось не более 20 единиц в год [8, 9]. По планам администрации Д. Трампа, к 2030 г. производство плутониевых сердечников в США должно было достичь 80 единиц в год – 50 единиц на предприятии в Лос-Аламосе и 30 – в Савана Ривер. Исходя из пятидесятилетнего срока службы американских ядерных боеприпасов, такого ежегодного производства плутониевых сердечников достаточно для поддержания общего арсенала ядерных боезарядов всех классов на уровне 4 000.

Роль и место НСЯО в современной ядерной политике США. В период противостояния с Советским Союзом основной задачей НСЯО США являлось сдерживание и отражение потенциальной крупномасштабной агрессии превосходящих обычных сил Варшавского Договора. С окончанием холодной войны взгляды военно-политического руководства США на роль НСЯО и его применение претерпели изменения. В официальных документах относительно перспектив развития Вооружённых Сил США, опубликованных в 2001–2002 гг., отмечалось снижение роли ядерного оружия в обеспечении безопасности страны [10]. С одной стороны, это объясняется уходом из мировой политики СССР – основного противника США в холодной войне. С другой стороны, укрепление режима сдерживания потенциальных региональных противников, таких как Северная Корея и Иран, оказалось возможным за счёт роста потенциала высокоточных обычных вооружений и повышения эффективности стратегической и региональных систем противоракетной обороны.

В “Обзоре ядерной политики за 2010 год” (NPR 2010) США объявили о планах ликвидации крылатых ракет морского базирования в ядерном оснащении. Данный вид вооружений являлся материальным средством реализации так называемого расширенного сдерживания и обеспечивал “ядерный зонтик” союзникам США в Азии [11, c. 13]. Вместе с тем в документе отмечалось, что поскольку Россия располагает значительно бо́льшим количеством НСЯО, США сохранят свой потенциал передового развёртывания ядерного оружия в Европе и приступят к выполнению программы продления срока службы бомб типа B-61 и их модификаций. Однако в следующем “Обзоре ядерной политики за 2018 год” (NPR 2018), выполненном администрацией Трампа, роль ядерного оружия, включая нестратегическое, вновь повысилась [12, c. 17]. Обосновывалось это вызовами, создаваемыми Россией и Китаем.

В NPR 2018 указывается, что Россия сохраняет большое количество различных нестратегических ядерных систем, продолжает их разработку, модернизацию и развёртывание. В военном планировании она якобы полагается на ядерную эскалацию для достижения успеха и готова к ограниченному применению тактического ядерного оружия первой, поскольку полагает, что США не решатся в ответ нанести мощный (стратегический) ядерный удар, и это “может обеспечить ей преимущество над США и их союзниками, чтобы запугать Соединённые Штаты или заставить их отказаться от поддержки региональных союзников”. Эта будто бы взятая Россией на вооружение доктрина – “эскалация ради деэскалации” – и “аннексия” Крыма представляются в NPR 2018 в качестве свидетельства возвращения России к периоду отрытого соперничества с США.

Вызовы со стороны Китая NPR 2018 связывает с усилением его ядерного потенциала за счёт развёртывания новых типов ядерного оружия и повышения значимости ядерных сил в его стратегии. В совокупности с проводимой Китаем модернизацией обычных вооружений это воспринимается как вызов традиционному военному превосходству США в Тихоокеанском регионе. С учётом этих вызовов документ указывает на недостаточность обычных вооружений для обеспечения национальной безопасности США и их союзников. Ядерное оружие вновь рассматривается в качестве неотъемлемого ключевого элемента системы безопасности, объявляется о развёртывании новых видов вооружений как дополнительных инструментов сдерживания России и КНР.

Первым шагом на ближайшую перспективу была определена модификация небольшого количества имеющихся боеголовок для БРПЛ Трайдент-II по уменьшению их мощности. Наличие в арсенале боеголовок малой мощности обеспечит США возможность гибкого и быстрого реагирования и будет противодействовать предполагаемой российской стратегии “эскалации ради деэскалации”.

В феврале 2020 г. США заявили о начале развёртывания боеголовок малой мощности W-76-2 на БРПЛ [13]. По сообщениям, эта боеголовка имеет мощность менее 10 килотонн и является модификацией боеголовки W-76-1, мощность которой около 100 килотонн [14, c. 1]. По оценкам Федерации американских учёных, США уже произвели около 50 таких боеголовок.

В более долгосрочной перспективе, в дополнение к развёртыванию боеголовок малой мощности, Соединённые Штаты создадут новую нестратегическую КРМБ в ядерном оснащении. Наличие этого оружия в ядерном арсенале объясняется необходимостью обеспечения нестратегического регионального сдерживания за счёт потенциала реагирования [15, c. 8].

Оперативно-тактическое ядерное оружие России (СССР). В СССР вместо термина “нестратегическое ядерное оружие” употреблялся термин “оперативно-тактическое ядерное оружие” (ОТЯО), которое, правда, не включало ракеты средней дальности, относившиеся к ракетным войскам стратегического назначения (РВСН) и дальней авиации. ОТЯО начало поступать в вооружённые силы в конце 1950-х – начале 1960-х годов.

Арсенал НСЯО России. Официальные данные о типах и количестве нестратегических ядерных боеприпасов РФ никогда не публиковались, поэтому диапазон оценок западных официальных лиц, как и неправительственных экспертов разных стран, достаточно широк. В таблице 1 представлены оценки количества нестратегических ядерных боеприпасов, имевшихся у СССР незадолго до распада и у России на начало 2019 г.

В соответствии с принятыми в 1991–1992 гг. Советским Союзом (параллельно с США), а затем и Россией односторонними президентскими инициативами значительная часть боезапаса НСЯО была сокращена, а некоторые виды боезарядов НСЯО (мины, артиллерийские снаряды) были полностью ликвидированы. Срок эксплуатации ядерных боеприпасов, доставшихся России от СССР, не превышал 15 лет, и потому эти боезаряды должны были быть выведены из активного арсенала и демонтированы [18].

По заявлениям российских официальных лиц, все боезаряды, предназначенные для нестратегических систем доставки, сосредоточены на объектах централизованного хранения 12-го Главного управления ГУМО Министерства обороны (12-е ГУМО) [19]. Подразделения 12-го ГУМО, после получения ядерных боеприпасов с предприятий по их изготовлению, несут ответственность за хранение, обслуживание, ремонт и доставку боезарядов в боевые части. Срок эксплуатации российских ядерных боеприпасов ограничен, поэтому с целью поддержания арсенала даже на пониженном уровне Россия продолжает производство новых боезарядов взамен выводимых из эксплуатации [20].

Для доставки нестратегических ядерных боезарядов в сухопутных войсках предназначены оперативно-тактические ракетные комплексы двойного назначения “Искандер-М” [21]. В ВМФ для этих целей могут использоваться КРМБ “Калибр”, торпеды и морская авиация с использованием самолётов Ту-22М3, Су-24, Бе-12 и Ил-38, а также береговой ракетный комплекс “Редут”. К носителям НСЯО ВКС относятся Ту-22М3, оснащённые КРВБ и бомбами, авиационный комплекс “Кинжал” на высотных перехватчиках МиГ-31К и фронтовые бомбардировщики Су-24 и Су-34. Для решения задач ПВО ядерными боезарядами могут оснащаться комплексы С-300/С-400.

О назначении и роли НСЯО в России. В Военной доктрине (ВД) РФ нет разделения ядерного оружия на стратегическое и нестратегическое [22]. В ней речь идёт лишь о роли, отводимой ядерным силам РФ, и условиях их применения. В соответствии с ВД “ядерное оружие будет оставаться важным фактором предотвращения возникновения ядерных военных конфликтов и военных конфликтов с применением обычных средств поражения (крупномасштабной войны, региональной войны)”. Документом также определяется ситуация, в которой Российская Федерация может применить ядерное оружие: “Российская Федерация оставляет за собой право применить ядерное оружие в ответ на применение против неё и (или) её союзников ядерного и других видов оружия массового поражения, а также в случае агрессии против РФ с применением обычного оружия, когда под угрозу поставлено само существование государства”.

Отсутствие разделения ядерного оружия в Военной доктрине РФ на стратегическое и нестратегическое свидетельствует об условности такого разграничения: любое применение ядерного оружия, безотносительно от его мощности и дальности, является стратегическим событием. Вместе с тем значительную часть российского ядерного арсенала составляют боеприпасы, предназначенные для оснащения средств доставки с относительно небольшой дальностью (ракетное вооружение Сухопутных войск, торпеды, противокорабельные крылатые ракеты, ракеты средств ПВО) с целью их возможного применения на театре военных действий.

В официальных российских документах роль нестратегического ядерного оружия единожды упоминается только в “Основах государственной политики Российской Федерации в области военно-морской деятельности на период до 2030 года” [23]. В документе говорится: “В условиях эскалации военного конфликта демонстрация готовности и решимости применения силы с использованием нестратегического ядерного оружия является действенным сдерживающим фактором”. Вероятно, этот документ трактуется западными аналитиками как подтверждение наличия в военной стратегии России концепции “эскалация ради деэскалации”, предполагающей ограниченное применение НСЯО. Российское Министерство обороны и российские официальные лица неоднократно заявляли об отсутствии в ВД России подобной концепции [24]. В июне 2020 г. Президентом РФ В.В. Путиным был утверждён документ “Об основах государственной политики Российской Федерации в области ядерного сдерживания” [25]. Документом определяются следующие условия перехода Российской Федерации к применению ядерного оружия:

а) поступление достоверной информации о старте баллистических ракет, атакующих территории Российской Федерации и (или) её союзников;

б) применение противником ядерного оружия или других видов оружия массового поражения по территориям Российской Федерации и (или) её союзников;

в) воздействие противника на критически важные государственные или военные объекты Российской Федерации, вывод из строя которых приведёт к срыву ответных действий ядерных сил;

г) агрессия против Российской Федерации с применением обычного оружия, когда под угрозу поставлено само существование государства.

Появление “Основ…” очевидно нацелено на разъяснение положений Военной доктрины относительно применения Россией ядерного оружия и на устранение неясностей, дающих повод для спекуляций. Однако для Вашингтона и его союзников по НАТО наличие в российской ВД концепции “эскалация ради деэскалации” стало аксиомой и служит оправданием для развёртывания Соединёнными Штатами боеголовок малой мощности на БРПЛ и сохранения НСЯО США на европейском континенте.

О КОНТРОЛЕ ЯДЕРНЫХ БОЕЗАРЯДОВ

Контроль ядерных боеприпасов в российско-американских соглашениях об ограничении ядерных вооружений. Впервые ограниченные меры контроля в отношении ядерных боезарядов были разработаны и применены в Договоре РСМД, заключённом в декабре 1987 г. Согласно договору головные части (ядерные боеголовки) ликвидируемых ракет наземного базирования с дальностью от 500 до 5500 км подлежали ликвидации в заявленных местах [26]. Однако процедуры ликвидации боеголовок предусматривали смятие (сплющивание) или ликвидацию методом взрыва только корпусов боеголовок. К ядерному зарядному устройству, которое изымалось из боеголовки до прибытия ракеты на место ликвидации, меры контроля не применялись. Это сохраняло возможность их использования в других ядерных боезарядах. Например, инициирующие ядерный взрыв плутониевые сердечники от боезарядов W85, высвобождавшихся при уничтожении ракет средней дальности Pershing-II, использовались в США для снаряжения тактических авиабомб типа B61-10 [27]. Бомбы этого типа были выведены из активного арсенала в 2016 г.

Ограниченные меры контроля количества боеприпасов, развёрнутых на стратегических средствах доставки, предусматривались Договором СНВ-1. В соответствии с этим документом стороны обменивались информацией о количестве боезарядов, числящихся за развёрнутыми МБР, БРПЛ и бомбардировщиками. Предусматривалось проведение инспекций с целью подтверждения того, что головные части МБР и БРПЛ не содержат больше боеголовок по сравнению с тем количеством, которое числится за этими ракетами. В год могло проводиться не более 10 таких инспекций, а в каждой инспекции можно было контролировать не более одной ракеты (МБР или БРПЛ) [28, c. 228].

В ходе инспекции сами боеголовки закрывались мягкими или жёсткими чехлами, с тем чтобы не раскрывать параметры боеголовок, важнейшим из которых является баллистический коэффициент, определяющий характер движения боеголовок в плотных слоях атмосферы. Однако использование чехлов, особенно жёстких, не позволяло достоверно установить, какое количество боеголовок развёрнуто на этих ракетах. Кроме того, наличие в головных частях ракет средств преодоления ПРО, в частности тяжёлых ложных целей, при использовании чехлов также затрудняло подсчёт числа боеголовок.

В ныне действующем ДСНВ-3 предусмотрена процедура контроля количества оперативно развёрнутых стратегических боезарядов, размещённых на МБР и БРПЛ. С этой целью инспектирующая сторона может использовать сертифицированное инспектируемой стороной оборудование для проведения радиационных измерений зачехлённых боеголовок с целью проверки количества боезарядов, установленных на носителе, и соответствия этого количества заявленному. Это позволяет устранить трудности, возникавшие при проведении инспекций по процедуре, принятой в Договоре СНВ-1.

Контроль количества ядерных боезарядов, предназначенных для доставки тяжёлыми бомбардировщиками, не осуществляется. В соответствии с ДСНВ-3 каждый бомбардировщик засчитывается как один носитель и один боезаряд, а лимиты договора по боезарядам относятся к числу боеголовок, установленных на МБР и БРЛП и общему количеству тяжёлых бомбардировщиков, оснащённых для ядерных вооружений. В настоящее время ядерные боеприпасы, приписанные к ним, находятся на хранении на базах бомбардировочной авиации или в центральных хранилищах. Подход к установлению количественных ограничений и контрольным процедурам ДСНВ-3 свидетельствует о трудностях осуществления контроля хранящихся на складах ядерных боезарядов.

Технические сложности контроля НСЯО. Технические трудности реализации идеи договорного контроля российских и американских нестратегических ядерных боезарядов неоднократно отмечались экспертами обеих стран. Как указывалось выше, для доставки НСЯО используются носители двойного назначения – боевые средства кораблей и подводных лодок, истребители-бомбардировщики и средние бомбардировщики, ракеты малой дальности и зенитные ракеты. Эти средства могут доставлять как обычные боезаряды, так и ядерные. Поскольку все эти носители относятся к вооружениям сил общего назначения и предназначены для использования в обычных боевых операциях, контроль НСЯО через контроль носителей невозможен. Следовательно, требуется применение контрольных процедур относительно непосредственно ядерных боеприпасов. Основные технические проблемы в решении данной задачи, как отмечалось выше, связаны с оценкой подлинности боезарядов и достоверности их количества, а также защитой чувствительной конструкторской и другой информации [29–32].

Разработка контрольного механизма потребует от российских и американских специалистов-ядерщиков подбора наиболее подходящих технических решений и процедур. Однако успех здесь во многом будет определяться возможностью согласования сторонами степени охвата НСЯО. Например, созданная в США сразу после ратификации Договора СНВ-3 межведомственная группа для изучения возможностей включения НСЯО в процесс контролируемого ограничения пришла к выводу, что начальным шагом в этом процессе должны стать меры транспарентности не только в отношении мест хранения боезарядов, но и их типов и количества [33, c. 415]. Американская сторона хотела бы установить инспекционный режим, предполагающий учёт всех боезарядов, включая стадии их производства и утилизации.

Выше отмечалось, что нестратегические ядерные боезаряды в мирное время сняты со средств доставки и помещены в хранилища. Кроме того, стороны ведут производство новых боезарядов взамен выводимых из эксплуатации. Контроль количества имеющихся у сторон боезарядов потребует доступа инспекторов в места хранения, производства и демонтажа ядерных боеприпасов, которые являются одними из самых секретных объектов в любой стране. Реализация такого контроля предполагает установление между сторонами чрезвычайно высокой степени доверия и открытости, достижения соглашений по защите чувствительной информации. Нынешний характер взаимоотношений между Россией и США далёк от необходимого для разработки и согласования мер контроля НСЯО. Поэтому настойчивое желание США установить контрольно-ограничительные меры относительно всех стратегических и нестратегических ядерных боезарядов делает проблематичным достижение нового российско-американского соглашения по сокращению ядерных вооружений после завершения действия ДСНВ-3.

Возможные решения. Принимая во внимание бесперспективность установления контроля над всем арсеналом ядерных боезарядов и необходимость продолжения договорного процесса в этой области, стороны могли бы предпринять шаги, нацеленные на создание условий по вовлечению НСЯО в процесс контроля в будущем и одновременно не препятствующие прогрессу в сокращении стратегических ядерных арсеналов сторон.

В этом контексте важным шагом могло бы стать принятие странами НАТО российского предложения о моратории на развёртывание ракет средней и меньшей дальности наземного базирования на европейском континенте [34]. Данные средства доставки могут оснащаться как обычными, так и ядерными боезарядами. В отсутствие Договора РСМД не исключён риск новой ракетной гонки в Европе, результатом которой станет дальнейший рост напряжённости. Мораторий и согласование мер инспекций способствовали бы снижению остроты взаимной настороженности на европейском континенте и созданию условий для последующего вовлечения НСЯО в контрольный процесс.

В настоящее время НСЯО России и часть НСЯО США находится на централизованном хранении, в удалении от средств доставки. Как известно, Договор СНВ-3 устанавливает ограничения и меры контроля на количество оперативно развёрнутых боезарядов стратегических ядерных сил (СЯС). А находящиеся в хранилищах бомбы и крылатые ракеты с ядерными боезарядами, предназначенными для оснащения тяжёлых бомбардировщиков, также как и снятые в порядке разгрузки МБР и БРПЛ боезаряды, не засчитываются, поскольку они не являются оперативно развёрнутыми, и меры контроля относительно них не предусмотрены. Перемещение нестратегических ядерных боезарядов в централизованные хранилища с передовых баз хранения, расположенных в непосредственной близости от средств их доставки, по существу означал бы перевод их в режим вооружений, не являющихся оперативно развёрнутыми, и к ним, по аналогии с принятой в ДСНВ-3 практикой, меры контроля могут не применяться. Такой подход к НСЯО не требует от сторон раскрытия количества, типов и технического состояния имеющихся у них боезарядов, что является камнем преткновения во всех попытках достичь соглашения по нестратегическим вооружениям [35, c. 13].

Поэтому в качестве первого шага контроля НСЯО могла бы стать договорённость о контроле только пустых хранилищ нестратегических ядерных боеприпасов на передовых базах [29, c. 210]. Доступ инспекторов в хранилище, в котором нет ядерных боезарядов и не ведётся их техническое обслуживание, организовать и провести проще, поскольку это не приведёт к раскрытию чувствительной информации. Достижение договорённости об инспекции пустых складов передовых баз хранения НСЯО не должно представлять значительных трудностей. Вместе с тем перевозка боезарядов с передовых баз в централизованные хранилища сопряжена с определёнными организационно-техническими и экономическими издержками, а также с решением серьёзных стратегических вопросов на высшем политическом уровне.

Переход к классификации всех ядерных боезарядов на развёрнутые и неразвёрнутые (вместо деления на стратегические и тактические) в значительной степени устраняет проблему количественной асимметрии ядерных арсеналов США и России по НСЯО, на которую постоянно обращают внимание западные политики и военные. С точки зрения стратегической стабильности, возвратный потенциал складированных стратегических боезарядов не меньше, а скорее всего больше, чем складированных оперативно-тактических средств.

Во время консультаций в 2020 г. по поводу продления ДСНВ-3 американская сторона утверждала, что договор накладывает ограничения на 92% американского арсенала ядерных боезарядов, в то время как российский арсенал ограничивается только на 45% [36]. О том, как были подсчитаны эти проценты, легко догадаться. По обмену данными в соответствии с ДСНВ-3 у США в 2020 г. были развёрнуты 1391 стратегический боезаряд, а у России – 1379 [37]. Вероятно, американцы считали развёрнутыми у себя 1391 стратегический боезаряд плюс 100 нестратегических, находящихся в Европе, а у России, соответственно, 1379 и 1800. При этом все российские НСЯО считались развёрнутыми, а неразвёрнутые боезаряды СЯС, которых у США более 2 тыс., в этих подсчётах во внимание не принимались.

Учёт полного количества стратегических и нестратегических ядерных боеприпасов, имеющихся в арсенале сторон, даёт другую картину. По данным ежегодника СИПРИ за 2019 г. и публикации Ханса Кристенсена, ядерный арсенал США на начало 2021 г. насчитывает 3800 боезарядов, включая 1291 развёрнутый и 2279 неразвёрнутых боезарядов СЯС и 230 боезарядов НСЯО [5, c. 44]. Соответственно у России в активном арсенале имеется 4315 боезарядов – 1570 развёрнутых и 870 неразвёрнутых боезарядов СЯС и 1875 неразвёрнутых боезарядов НСЯО [17, c. 328, 338, 339]. Таким образом, разница по общему количеству боезарядов между США и РФ не превышает 14%, и проблемы количественной асимметрии как таковой не существует.

Для Соединённых Штатов реализация идеи неразвёрнутых нестратегических боезарядов предполагает перемещение в центральные хранилища на своей территории всех американских боезарядов, находящихся на авиабазах в странах Европы. Это дало бы России и США возможность организации взаимных инспекций пустых аэродромных хранилищ, расположенных в странах НАТО, и российских хранилищ передового базирования. Реализация подобных шагов могла бы способствовать как заключению нового российско-американского соглашения по СНВ, так и в перспективе развитию мер полноценного режима открытости и контроля ядерных боеприпасов.

Российско-американский опыт разработки мер транспарентности ядерных боеприпасов. Основы сотрудничества в области разработки мер открытости и контроля ядерных боезарядов и ядерных материалов были заложены в 1994 г. двумя совместными заявлениями президентов России и США [38 ] . Президентами создавалась совместная рабочая группа для рассмотрения “шагов по обеспечению транспарентности и необратимости процесса сокращения ядерного оружия”, определялись направления сотрудничества, одним из которых стал “обмен детальной информацией – в отношении совокупных запасов ядерных боеголовок, запасов расщепляющихся материалов и в отношении их безопасности и сохранности”. Тема транспарентности ядерных боезарядов, мер технического контроля уничтожения ядерных боеприпасов и достижения прогресса в этой области была подтверждена и в последующих заявлениях президентов России и США [39].

Первые встречи совместной рабочей группы российских и американских правительственных экспертов для обсуждения вопросов обмена информацией о совокупных запасах ядерных боеприпасов и ядерных материалов и возможности её проверки с помощью инспекций были предприняты в 1994 г. Рассматривались организация и проведение инспекций с использованием неинтрузивных методов контроля ядерных боеприпасов, был разработан и продемонстрирован ряд перспективных методик контроля их демонтажа [40]. Отдельно рассматривался вопрос гарантированной защиты подлежащей обмену информации, которая, согласно законодательствам РФ и США, является секретной.

В конце 1995 г. во Всероссийском научно-исследовательском институте технической физики в Снежинске между российскими и американскими специалистами-ядерщиками прошло обсуждение вопросов прозрачного демонтажа ядерных боезарядов [41]. Впоследствии, после того как к участию в этой тематике подключились сотрудники ВНИИЭФ в Арзамасе и Института автоматики и импульсной техники в Москве, эта совместная работа российских и американских ядерных центров в Соединённых Штатах стала называться “Lab-to-Lab Program” (лаборатории с лабораториями – Л-с-Л). Задачей программы Lab-to-Lab являлась совместная разработка процедуры транспарентного демонтажа ядерных боеприпасов, включая:

• идентификацию и демонстрацию технических средств, которые могли бы использоваться для установления подлинности объекта режима транспарентности, то есть ядерного боеприпаса;

• идентификацию мер, обеспечивающих возможность подтверждения осуществления демонтажа боеприпаса и контроля на всём пути от его демонтажа до хранилища ядерных материалов;

• идентификацию технических мер транспарентного хранения высвобождаемых оружейных ядерных материалов.

Программа состояла из четырёх этапов, на последнем из которых предполагалось выработать совместный подход к транспарентному демонтажу ядерных боеприпасов и демонстрации технических средств на российских предприятиях по производству (демонтажу) ядерных боеприпасов. Предложенные и испытанные варианты возможных технических решений реализации режима транспарентности могли бы быть впоследствии рекомендованы правительствам двух стран и встроены в будущие соглашения по сокращению ядерного оружия.

В апреле–мае 1998 г. исследования по программе подошли к завершению предпоследнего третьего этапа. Российские специалисты продемонстрировали разработанные ими методы радиационного контроля изотопного состава и массы делящихся материалов, методы диагностики и ликвидации взрывчатых веществ боезарядов, а также контролируемого уничтожения корпусов боеголовок. Была в основном согласована схема мониторинга процесса демонтажа, а также предложены возможные технические и организационные меры, повышающие гарантии того, что объект, прошедший все этапы демонтажа, действительно являлся ядерным боеприпасом.

Эти результаты давали надежду на завершение разработки и испытание прототипа системы транспарентности уже в 1999 г. Однако до выхода на четвёртый, завершающий, этап – испытание прототипа транспарентного демонтажа ядерного боезаряда – программа Lab-to-Lab не дошла. В ноябре 1998 г. работы по программе в России были приостановлены, она была направлена на межведомственное согласование [41]. На фоне начавшегося ухудшения российско-американских отношений, обусловленного расширением НАТО и намерением США выйти из Договора по ПРО, различие в подходах сторон к определению сферы охвата соглашений, интрузивность контрольных процедур, опасения потери чувствительной конструкторской, технологической и другой информации в отношении ядерных боеприпасов повлекли за собой в 1999 г. отказ российской стороны от работы по этой тематике [28, c. 237].

* * *

Полноценный режим транспарентности в отношении ядерных боеприпасов с точки зрения укрепления стратегической стабильности не относится ни к следующему договору СНВ, ни к ограничению НСЯО. Суть стратегической стабильности официально согласована Россией и США как состояние стратегических отношений государств, устраняющее стимулы для первого ядерного удара [42]. В таком ключе для стабильности гораздо важнее, чтобы НСЯО не могло быть быстро использовано в региональных боевых действиях и не вызвало неуправляемую эскалацию ядерных ударов. Общее ограничение их числа вряд ли может способствовать решению этой задачи, в то время как предложенные выше меры (в качестве первого шага) способны обеспечить именно стратегическую стабильность.

Дальнейшие шаги по контролю, учёту и необратимой ликвидации НСЯО, как и стратегических боезарядов, – это уже тема гораздо более масштабных решений, относящихся к всеобщему ядерному разоружению поэтапного и многостороннего характера. Этот путь должен включать много компонентов, главные из которых – исходные декларации государств, периодическое уточнение сведений, содержащихся в таких декларациях, и система согласованных мер технического контроля и инспекций объектов, подпадающих под соглашения о сокращении и ликвидации ядерных боеприпасов.

Очевидно, что продвижение к этой цели невозможно без возобновления деятельности, осуществлявшейся ранее в рамках программы “Lab-to-Lab”. Поэтому уже сейчас важным шагом могло бы стать возобновление сотрудничества российских и американских специалистов-ядерщиков по выработке процедур и мер технического контроля ядерных боезарядов, в том числе находящихся на хранении, и их открытой и необратимой разборки и утилизации. Понятно, что это невозможно без существенного смягчения нынешней международной напряжённости. Крупным шагом на этом пути может стать следующий договор СНВ между Россией и США, наряду со взаимоприемлемым компромиссом по ограничению НСЯО либо наряду с СНВ, либо на следующем этапе сокращения ядерных вооружений.