Вестник РАН, 2022, T. 92, № 5, стр. 451-457

ДОСТОЙНЫЙ СОПЕРНИК

Сравнение технологического потенциала КНР и США – вполне уместный в наши дни методический приём для оценки китайских позиций в мировой техносфере. К нему, в частности, прибегли авторы доклада Гарвардской школы Кеннеди во главе с Г. Эллисоном. Доклад вышел в декабре 2021 г. и представляет собой довольно тщательное исследование общих позиций США и КНР в нескольких технологических сферах, которые авторы считают основополагающими в XXI в. [6]. Это, в частности, искусственный интеллект (ИИ), пятое поколение мобильной связи (5G), квантовая связь и обработка информации, полупроводники (интегральные микросхемы), биотехнологии и “зелёная” энергетика. В предисловии к докладу авторы, ссылаясь на Эрика Шмидта (долгое время возглавлявшего Google), декларируют озабоченность тем, что “Китай стремится лишить США превосходства в новых технологиях, и уже в скором времени Штатам придётся конкурировать со страной, которая имеет крупнейшую в мире экономику, больше инвестирует в НИОКР, проводит исследования самого высокого качества, а также шире использует новые технологии и имеет более прочную вычислительную инфраструктуру” [6, р. V]. На важность технологической конкуренции указывает, заметим, и Си Цзиньпин: по его словам, “технологические новации стали главным полем боя на международной арене, и соревнование за технологическое доминирование будет беспрецедентно острым” [7].

На нескольких направлениях использования ИИ Китай уже превзошёл США. В частности, это технологии распознавания речи, где китайские компании опережают фирмы США во всех языках, включая английский. Китайский iFlytek, например, имеет 700 млн пользователей, вдвое опережая Siri – продукт, разработанный Apple. Ещё более контрастная ситуация сложилась в области финансовых технологий: сервис WeChat Pay имеет 900 млн пользователей и на порядок опережает Apple Pay с 44 млн клиентов. В распознавании лиц китайские компании вне конкуренции. SenseTime and Megvii разработали приложения, позволяющие в течение нескольких секунд идентифицировать любого из жителей страны с населением свыше 1400 млн человек.

Китайские интернет-компании очень быстро укрепляют свои позиции на мировом рынке. Шесть лет назад всего лишь две компании КНР входили в первую двадцатку мировых интернет-гигантов. Теперь же Baidu, Alibaba and Tencent примкнули к Google, Amazon, Facebook и Microsoft, образовав ведущую семёрку лидеров в этой области. Из каждых десяти долларов, вложенных в венчурный капитал в сфере искусственного интелекта в 2018 г., пять приходилось на Китай и четыре на США. Среди самых дорогих мировых стартапов в ИИ – семь американских и три китайских. На одном из важнейших направлений развития искусственного интеллекта – глубоком обучении – Китай имеет в 6 раз больше опубликованных патентных заявок, чем США. По некоторым прогнозам, к 2025 г. США уступят Китаю пальму первенства по 1% самых цитируемых статей в сфере ИИ [6, р. 2, 6].

Наконец, стоит упомянуть использование промышленных роботов в Китае. Их число в 2020 г. достигло 140 тыс., это больше, чем в Японии, США, Южной Корее и Германии вместе взятых [8, р. 14]. Впечатляют полностью автоматизированные склады (а на повестке дня автоматизация крупнейшего контейнерного порта в Шанхае), беспилотные такси в ряде китайских городов, планы организации “умных” городов. По мнению Э. Шмидта, в технологиях ИИ, которые будут иметь исключительно высокое воздействие на экономику и безопасность в ближайшем будущем, “Китай в настоящее время является равным конкурентом США по всем направлениям” [6, р. III]. По оценке Национальной комиссии по безопасности искусственного интеллекта США, “Китай обладает мощью, талантами и амбициями, достаточными для того, чтобы опередить США в качестве мирового лидера в 2020-е годы, если нынешние тренды сохранятся” [6, р. 3, 4, 9].

Говоря о кадровом обеспечении гонки двух стран в сфере ИИ и технологическом соревновании в целом, следует иметь в виду, что вузы Китая выпускают вчетверо больше бакалавров со специальностями STEM¹¹, а к 2025 г. будут готовить ещё и вдвое больше кандидатов наук с этой специализацией. Можно согласиться с мнением директора по технологиям и национальной безопасности Национального совета по безопасности США Т. Чхабра, что Соединённые Штаты уже не являются мировым гегемоном в науке и технике.

Областью, где КНР уже имеет явное преимущество перед США, стала связь пятого поколения (5G). К концу 2020 г. пользователей этого стандарта в Китае насчитывалось 150 млн против 6 млн в Америке, в КНР к тому времени было развёрнуто 700 тыс. базовых станций против 50 тыс. в США. В Китае станции обеспечивали скорость передачи данных 300 Мбт в секунду, в США – 60 Мбт. Всего же в конце 2020 г. на Китай приходилось 87% всех мировых подключений к 5G. Китай лидирует и в разработке следующего поколения мобильной связи: он обеспечивает 35% международных патентов в сфере 6G против 18% у США. В списке пяти крупнейших производителей оборудования для 5G присутствуют две китайских компании, причём возглавляет список Huawei с 28-процентной долей в мировых продажах. В этом списке уже нет американских компаний, а ведь ещё сравнительно недавно, в 2000 г., на Lucent and Motorola приходилось 25% мирового сбыта оборудования для мобильной связи.

В области квантовых технологий США долгое время были бесспорным лидером, но к концу 2010-х годов ситуация изменилась: КНР опередила США по квантовым коммуникациям и стремительно сокращает разрыв в сфере квантовых вычислений [4; 6, c. 4]. Так, в декабре 2020 г. исследовательская команда Научно-технического университета, расположенного в Хэфэе, возглавляемая Пань Цзяньвэем, спустя год после достижения 53-кубитным квантовым компьютером Sycamore компании Google так называемого квантового превосходства смогла превзойти этот рубеж, а ещё через полгода поставить новый рекорд на квантовом компьютере Цзучунчжи. “Отец кванта”, как называют Пань Цзяньвэя, выразился предельно ясно: “Мы были лишь учениками и поcледователями при рождении современной информационной науки. Теперь же мы имеем шанс стать лидером” [6, р. 14].

Преимущество Китая в сфере квантовых коммуникаций – “золотого стандарта” безопасности – хорошо заметно по патентной активности: в 2018 г. Китай зарегистрировал в четыре с лишним раза больше, чем США патентов по квантовой безопасности и криптографии (517 к 117). В Китае разработаны системы квантовой связи между спутниками и наземной станцией на расстоянии свыше 800 км, а также первая на планете интегрированная квантовая сеть связи на общее расстояние свыше 3 тыс. км. Заглядывая в будущее, можно сказать, что Китай оказался ближе других к созданию квантового Интернета. А он, как отмечает М.Е. Соколова, “практически не поддаётся взлому и многократно ускорит обмен огромными объёмами данных и станет важным технологическим прорывом. Даже на начальном этапе его создания это окажет глубокое влияние на науку, промышленность и национальную безопасность, прежде всего на медицину и банковский сектор, мобильную связь” [4].

Пока США лидируют в области биотехнологий (в частности, на них приходится семь из десяти крупнейших в мире компаний, занимающихся науками о жизни), однако Китай развернул интенсивные НИОКР по всему фронту биотехнологий. Усилия приносят результаты: китайцы значительно сократили отставание от США в технологиях генного редактирования CRISPR и превзошли американцев в Т-клеточной терапии CAR. Важная деталь: секвенирование генома стоит в Китае 100 долл. – в 6 раз дешевле, чем в США. В 2007–2017 гг. число китайских публикаций по биотехнологиям ежегодно увеличивалось на 20%. В 2019–2020 гг. КНР превзошла по качеству публикаций Германию и Великобританию (индекс “Nature”). По числу патентов в биотехнологиях Китай увеличил свою долю в мире с 1% в 2000 г. до 28% в 2019 г. Доля же США за это время сократилась с 45 до 27%. КНР быстро наращивает свою долю на мировом рынке биофармацевтики: за последнее десятилетие она выросла с 7 до 22%. Кроме того, на Китай приходится 40% мирового производства активных фармацевтических субстанций [6, р. 22, 23]. Китайскими вакцинами от ковида Sinopharm and Sinovac привилось наибольшее число жителей планеты.

Ситуация быстрого сокращения Китаем разрыва с лидерами сложилась и в области полупроводников (интегральных микросхем), где США почти полвека оставались мировым лидером, хотя и теряющим свои позиции – с 37% в 1990 г. их доля в изготовлении микрочипов снизилась до 12% в 2020 г. (ведущий производитель теперь Тайвань – примерно 50% мировых продаж). Вместе с тем усилия, предпринимаемые Китаем в этой сфере, позволяют заключить, что уже в недалёком будущем на двух направлениях – дизайн микросхем и их изготовление – он значительно укрепит свои позиции (в настоящее время на него приходится 15% мирового производства против 1% в 1990 г.). Впрочем, делать прогнозы в этой области затруднительно: помимо США, Тайваня и Китая в ней присутствует ещё несколько сильных игроков – Южная Корея, Япония, Нидерланды. По некоторым оценкам, в наступившем десятилетии на КНР будет приходиться 40% прироста мирового выпуска микросхем, и она станет мировым лидером с 24-процентной долей в производстве [6, р. 22].

Пока же Китай остаётся крупнейшим нетто-импортёром интегральных микросхем, что усиливает его желание к самообеспечению. В частности, страна покупает 36% чипов, изготовленных в США. Крупные финансовые вливания в отрасль сделали в последнее время также США и Южная Корея. Не исключено, что дефицит микросхем на мировом рынке, обозначившийся в 2021 г., скоро сменится их перепроизводством.

Впечатляет рывок Китая в области “зелёной” энергетики. С 1% выпуска солнечных панелей в 2000 г. страна нарастила их выпуск до 70% мирового производства (доля США за тот же период сократилась с 30 до 1%). Четыре из десяти крупнейших производителей турбин для ветряных электростанций – китайские, на них приходится 40% мирового выпуска (доля США здесь 12%). КНР занимает близкое к монопольному или ведущее положение во многих компонентах для производства солнечных панелей, батарей и другого оборудования для “зелёной” энергетики, включая литий (50% мирового выпуска), полисиликон (60%), редкоземельные элементы (90%), натуральный графит (70%), рафинированный кобальт (80%) [6, р. 32].

Отметим, что помимо описанных выше отраслей техносферы, в которых соперничество двух государств складывается с перевесом у той или иной стороны, можно привести некоторые факты, которые говорят об общих предпосылках дальнейшего изменения соотношения сил в пользу Китая. Это уже упомянутое выше превосходство в численности выпускников факультетов естественно-технического профиля (1.3 млн в год в КНР против 300 тыс. в США). При этом специалистов по ИКТ Китай выпускает 185 тыс. против 65 тыс. в США. Из каждых 10 человек, получивших PhD по ИКТ в США, лишь трое американцы, а двое – китайцы. Важно отметить, что 30 лет назад только один из 20 китайских студентов, посланных за рубеж, возвращался после выпуска домой, теперь же это соотношение составляет четыре к пяти.

ИНТЕЛЛЕКТУАЛЬНАЯ СОБСТВЕННОСТЬ КАК ФАКТОР ТЕХНИЧЕСКИХ ДОСТИЖЕНИЙ

Необходимым условием инновационного роста, выхода на максимально возможную самообеспеченность технологиями, что весьма актуально для Китая из-за враждебной политики Запада в техносфере, является пристальное внимание к вопросам интеллектуальной собственности в самых различных её аспектах. Безусловно, требуется комфортное правовое поле: права на разработки должны быть признаны в законе и обеспечены охраной, сделки с этими правами – чётко урегулированы, за последствия нарушений прав – установлены санкции. Значимый фактор – своевременное обновление законодательства: запаздывание в правовом регулировании в современных динамично изменяющихся условиях встречается нередко, оно характерно и для научно-технологической сферы, где создаются новые объекты, в отношении которых далеко не всегда применимы существующие правовые режимы. Не менее важна правоприменительная практика, ведь достоинства даже самого развитого законодательства легко нивелируются его неисполнением. Наконец, не о чем вести речь в отсутствии интеллектуальной собственности как таковой – востребованных инновационных разработок, технических решений, известных брендов.

Китай, хотя и не всегда безукоризненно, ведёт работу по всем обозначенным направлениям. В законотворчестве важным шагом стало вступление в силу 1 января 2021 г. Гражданского кодекса КНР – первого кодифицированного акта, принятого с момента образования в 1949 г. Китайской Народной Республики [10]. Положения об интеллектуальной собственности в Китае не были кодифицированы, в отличие, например, от России, где они содержатся в IV части Гражданского кодекса. В КНР продолжают действовать отдельные законы, посвящённые различным объектам охраны²², в Гражданском кодексе закреплены базовые положения, которые признают существование интеллектуальных прав на охраняемые объекты, определяют само понятие ”интеллектуальные права” и закрепляют общие принципы оборота исключительного права³³. В соответствии со ст. 123 Гражданского кодекса КНР перечень объектов, в отношении которых признаётся исключительное право, не является закрытым. Помимо семи названных в кодексе позиций в случаях, предусмотренных законом, исключительное право может быть признано в отношении других объектов. Следовательно, допускается возможность принятия закона о каком-либо новом охраняемом объекте, в отношении которого признаётся исключительное право. К семи уже упомянутым в Гражданском кодексе позициям относятся: произведения; изобретения, полезные модели и промышленные образцы; товарные знаки; географические указания; секреты производства; топологии интегральных микросхем; новые сорта растений. Таким образом, речь идёт о девяти охраняемых объектах, в отношении которых признаётся исключительное право – право интеллектуальной собственности.

Несмотря на то, что в КНР продолжают действовать отдельные законы в отношении различных объектов интеллектуальных прав, принятие кодифицированного акта в сфере гражданского законодательства – важный шаг с точки зрения обеспечения правовых условий охраны и оборота интеллектуальной собственности. Ведь исключая особенности, обусловленные нематериальной природой результатов интеллектуальной деятельности и средств индивидуализации, они подчиняются общим законам гражданского права, в том числе нормам об обязательствах.

Как бы ни были значимы правовые условия, обеспечивающие охрану и оборот прав на результаты интеллектуальной деятельности, самым важным условием технологической обеспеченности, очевидно, является наличие самих инновационных разработок. И Китай упорно работает над решением этой задачи. КНР не первый год является мировым лидером по числу подаваемых резидентами страны заявок на выдачу патентов на изобретения. В 2020 г. их число составило 1 441 085, что на 8.5% больше, чем в 2019 г. США занимают второе место, отставая от КНР более чем вдвое: американские заявители в 2020 г. подали 495 883 заявки на изобретения [11, р. 34]. Отметим, что всего в мире в 2020 г. было подано 3 276 700 заявок на выдачу патента на изобретение [11, р. 7]. Таким образом, китайские заявители обеспечили около 44% общемирового потока. Однако тут есть и своя ложка дёгтя: значительную часть от всех китайских заявок составляют те, что поданы в национальное Патентное ведомство, где невысоки ставки пошлин и, ожидаемо, более лояльный, чем за рубежом, подход к экспертизе. Кроме того, заметная доля заявок приходится на научные учреждения и университеты, для которых получение патентов – обязательное условие выделения государственного финансирования и показатель результативности выполненных работ [12].

На этом фоне более информативными выглядят показатели по количеству заявок на выдачу патентов, поданных по процедуре PCT (Patent Cooperation Treaty), позволяющей получить охрану изобретения за рубежом⁴⁴. Здесь Китай также не первый год сохраняет лидерство: в 2020 г. число РСТ-заявок, поданных китайскими изобретателями, составило 68 720. США занимают второе место с куда меньшим отставанием, чем по предыдущему показателю, – 59 230 заявок [13, р. 26]. Важно, что по количеству РСТ-заявок в Китае лидируют представители бизнеса, то есть субъекты, заинтересованные в патентовании конкурентоспособных разработок и применяющие их на практике: от них поступило 85.8% РСТ-заявок, происходящих из Китая (для США аналогичный показатель составил 85.6%) [13, р. 29]. Именно китайская компания Huawei Technologies Co., Ltd занимает первое место в мире по числу РСТ-заявок от представителей бизнес-сообщества (в 2020 г. она подала 5464 заявки). Лучшая по этому показателю из американских компаний (Qualcomm Incorporated) заняла только пятую строчку рейтинга, уступив ещё трём азиатским гигантам – южно-корейским LG Electronics Inc., Samsung Electronics Co., Ltd. и японской Mitsubishi Electric Corporation [13, р. 31].

Приведённые цифры наглядно демонстрируют, что в Китае активно создаются нуждающиеся в правовой охране результаты. Очевидно и то, что передовые китайские компании внедрились на мировой рынок интеллектуальной собственности. Однако констатировать безоговорочный успех в решении задачи технологического лидерства было бы преждевременным. Обеспечив валовое патентование технических решений, китайское руководство пока не смогло обеспечить их качество. Возвращаясь к статистике, отметим, что только 6.7% от всех китайских заявок были поданы в зарубежные патентные ведомства. Для сравнения аналогичная цифра для США составила 45.6%, Германии – 59.4%, Японии – 46.3% [11, р. 15]. Предположить, что такая повальная ориентация китайских заявителей на национальное Патентное ведомство обусловлена заинтересованностью исключительно во внутреннем рынке, было бы слишком наивно. Так в чём же истинная причина?

Активная государственная политика, направленная на повышение представленности Китая на мировой научно-технологической арене, дала неоднозначные результаты. С одной стороны, КНР продемонстрировала беспрецедентный рост патентной активности: с 307 573 заявок, поданных китайскими резидентами в 2010 г. [11, р. 52], до 1 441 085 – в 2020 г. За 10 лет КНР не только в 4.5 раза увеличила собственный показатель, но и обогнала США и Японию, с огромным отрывом закрепившись на первом месте мирового рейтинга. С другой стороны, спускаемые сверху количественные показатели результативности финансируемых государством научных исследований с неизбежностью привели к вынужденному, ради отчёта патентованию. Заявки подаются не только в отношении передовых перспективных достижений, но в отношении всех технических решений, формально соответствующих критериям патентоспособности.

Таким образом, лишь малая часть патентуемых результатов обладает потенциалом быть востребованной на рынке, в то время как остальная – будет запатентована ради проставления галочек в нужных строках отчётности. По данным за 2020 г., только в отношении 8.4% результатов, патенты на которые зарегистрированы китайскими университетами и научными институтами – основными получателями бюджетных средств на науку, – были заключены лицензионные договоры или договоры об отчуждении исключительного права с целью их коммерческого использования [12]. Если говорить об университетской науке, то китайские вузы сильно проигрывают американским по коммерциализации интеллектуальной собственности. В 2019 г. представитель Министерства образования Китая озвучил оценки, согласно которым лучшие китайские университеты, имея в 5 раз больше патентов, чем их американские конкуренты, существенно уступают им в коммерциализации: 10% вузовских патентов в Китае против 40% в США [12].

Чрезмерный акцент на количество охранных документов при оценке результативности исследовательской деятельности хотя и позволил КНР вырваться в мировые лидеры по числу патентных заявок, но породил массовый феномен “мусорных” патентов (англ. – junk patents) – охранных документов на технические решения, априори не обладающие коммерческой ценностью. Надо отметить, что явление “мусорных” исследовательских результатов характерно не только для технических решений, но и для научных публикаций. В период с 2011 по 2018 г. Китай разделил пальму первенства с Индией по “мусорному” публикационному потоку (почти по 100 тыс. публикаций) [14, с. 192; 15]. Под “мусорными” публикациями понимают статьи в так называемых “хищнических” журналах, для которых характерно взимание с авторов платы за публикацию и пренебрежение к процедуре рецензирования рукописей [16].

Массовый поток статей китайских авторов в “хищнических” изданиях так же, как и явление “мусорных” патентов, обусловлено показателями, используемыми для оценки научной деятельности. Однако вряд ли это достаточное основание для полного отказа от применения количественных индикаторов, которые принимаются во внимание далеко не только в Китае. Впервые оно стало использоваться в США, где с конца 1970-х годов внедрялась система финансирования науки на основе результатов деятельности, которая затем распространилась на ряд европейских государств, а затем и на весь мир. В настоящее время во многих странах, включая Китай и США, в ходу широкий перечень наукометрических показателей для определения объёмов финансирования университетской науки (правда, обычно они используются в дополнение к другим критериям) [17, c. 106]. В то же время применяемые для оценки китайских исследователей количественные показатели, очевидно, требуют корректировки с учётом массового характера “мусорных” результатов.

* * *

Надо признать, что использование жёстких количественных критериев научной деятельности принесло свои плоды: мировое лидерство Китая в количестве патентных заявок привлекает к нему внимание как к игроку на рынке интеллектуальной собственности, всё больше вытесняя из сознания образ заклятого нарушителя интеллектуальных прав. Следующий важнейший на пути к технологической самообеспеченности шаг – переход от количества патентов к качеству охраняемых ими технических решений. Если в достижении этой цели КНР будет так же успешна, как в количественном патентном лидерстве, то и отношения с США могут выйти совсем на другой уровень.

В Китае расходы на НИОКР неуклонно растут: с 2.1% ВВП в 2016 г. они увеличились до 2.4% в 2020 г. Если в начале нынешнего века они составляли лишь 12% от американского показателя, то теперь достигли 90% [5; 6, р. 32]. Только за годы тринадцатой пятилетки (2016–2020) расходы на НИОКР выросли в Китае на треть – с 1.6 до 2.4 трлн юаней, на четверть увеличилось число занятых в этой сфере – с 3.9 до 5.2 млн человеко-лет [5].

За последнее двадцатилетие Китай догнал (и обогнал) США по числу международных патентных заявок, подаваемых по процедуре РСТ: с 0.6% от мирового показателя в 2000 г. этот индикатор подскочил до 22% в 2019 г. В США наблюдалась противоположная картина: за тот же период показатель снизился с 42 до 22%. Хотя КНР остаётся крупным нетто-импортёром услуг, связанных с интеллектуальной собственностью (их импорт в 2020 г. составил 38 млрд долл.), очень динамично растёт экспорт таких услуг – с 1.2 млрд долл в 2016 г. он увеличился до 8.6 млрд в 2020 г. [5].

В пользу высокой вероятности ускоренного развития техносферы Китая в ближайшие годы говорят и сдвиги в экономической стратегии. В 2021 г. в партийных и государственных документах была закреплена идея “двух контуров” – внутреннего (основного) и внешнего. Предполагается, что технологическая независимость (уже в значительной мере достигнутая) послужит опорой внутреннего контура, что, конечно, не исключает зарубежной экспансии высокотехнологичных китайских компаний. Но такая экспансия в последние годы столкнулась с дискриминацией на Западе, что и послужило одной из причин выдвижения идеи “двух контуров” [9, с. 50]. Иначе обстоит дело в странах “Пояса и пути”, многие из них видят в технологическим сотрудничестве с КНР полезный баланс связям с Западом. Так, в Сенегале было принято решение о прекращении хранения правительственной информации на зарубежных серверах (контролируемых США), в результате национальные серверы сооружает Китай – для достижения африканской страной цифрового суверенитета.

Всё больший вклад в экономическое развитие Китая вносит его научно-технический комплекс, полноотраслевой и быстро набирающий силу. Западные технологии, долгое время считавшиеся в России безальтернативными, в растущей мере могут заменяться их аналогами из Китая. А особое внимание к фундаментальным исследованиям на государственном уровне, характерное сейчас для Поднебесной, открывает пространство для плодотворного и долгосрочного двустороннего сотрудничества наших стран.