Доклады Российской академии наук. Науки о жизни, 2020, T. 493, № 1, стр. 373-375

ВЗАИМОСВЯЗЬ УРОВНЯ ЭКСПРЕССИИ PSMD11 И ДРУГИХ БЕЛКОВ ПРОТЕАСОМЫ С УРОВНЕМ ИНАКТИВАЦИИ РИБОСОМ РИЦИНОМ И ВИСКУМИНОМ

Д. В. Мальцева 123*, М. П. Райгородская 2, О. В. Тихонова 4, Е. Н. Князев 1**, Е. А. Тоневицкий 5

1 Федеральное государственное бюджетное учреждение науки Институт биоорганической химии им. академиков М.М. Шемякина и Ю.А. Овчинникова Российской академии наук
Москва, Россия

2 Научно-технический центр “БиоКлиникум”
Москва, Россия

3 Факультет биологии и биотехнологии, Национальный исследовательский университет “Высшая школа экономики”
Москва, Россия

4 Федеральное государственное бюджетное научное учреждение “Научно-исследовательский институт биомедицинской химии имени В.Н. Ореховича”
Москва, Россия

5 Фонд развития инновационного научно-технологического центра “Долина Менделеева”
Москва, Россия

* E-mail: dmaltseva@gmail.com
** E-mail: knyazevevg@gmail.com

Поступила в редакцию 23.03.2020
После доработки 25.03.2020
Принята к публикации 27.03.2020

Полный текст (PDF)

Аннотация

В работе исследовалась роль белков протеасомы и системы ERAD в цитотоксичности рибосом-инактивирующих белков второго типа рицина и вискумина. Для этого использовали клеточную линию колоректальной аденокарциномы НТ29 и полученную на ее основе линию HT29-sh002 с измененной экспрессией этих белков клетки. Было показано, что вклад протеасомы в деградацию каталитических А-субъединиц рицина и вискумина различен. Регуляторная субъединица протеасомы PSMD11, по-видимому, играет в этом процессе значимую роль. Кроме того, ко-шаперон Cdc37 поддерживает стабильности А-субъединицы вискумина в цитоплазме.

Ключевые слова: Cdc37, ERAD, HT29, MLI, PSMD11, вискумин, деградация, протеасома, рибосом-инактивирующий белок, рицин

Особенность рибосом-инактивирующих белков второго типа (РИБ-II) – наличие А- и В-субъединиц, соединенных дисульфидной связью [1].

Список сокращений: ERAD – системы контроля качества белков, ассоциированная с ЭПР, RTA – А-субъединица рицина, VTA – А-субъединица вискумина, ПЦР-РВ – полимеразная цепная реакция с детекцией продукта в режиме реального времени, РИБ – рибосом-инактивирующий белок второго типа, ЭПР – эндоплазматический ретикулум

В-субъединица, обеспечивает связывание РИБ-II с мембраной клетки и проникновение путем ретроградного транспорта в эндоплазматических ретикулум (ЭПР). А-субъединица обеспечивает токсическое действие РИБ-II, обладает каталитической N-гликозидазной активностью и необратимо модифицирует рибосомы. Для осуществления токсического действия, в ЭПР должно произойти восстановление дисульфидной связи, соединяющей субъединицы. При этом, происходит частичное разворачивание А-субъединицы и увеличение гиброфобности белковой глобулы, что служит сигналом для ее транслокации через мембрану ЭПР с помощью системы ERAD – системы контроля качества белков, ассоциированной с ЭПР [13]. Деградация системой ERAD частично несвернутых белков, эндогенных для ЭПР, включает следующие основные этапы: 1) обнаружение и сортировка, 2) транслокация через мембрану ЭПР и перенос белка в цитоплазму, 3) деградация с помощью протеасомы. А-субъединицы РИБ-II, в отличие от эндогенных белков, после транслокации в цитоплазму способны обратно сворачиваться и, таким образом, избегать деградации в протеасоме [1]. Цитотоксическое действие РИБ-II во многом определяется эффективностью этого процесса, а также временем жизни каталитически активной вновь свернутой А-субъединицы в цитоплазме [4].

В настоящей работе исследовалось влияние изменения экспрессии белков, вовлеченных в процесс деградации белков системой ERAD, на цитотоксичность рицина и вискумина. Данные РИБ-II являются структурными гомологами и обладают одинаковым механизмом действия [5, 6]. Несмотря на то, что А-субъединицы рицина (RTA) и вискумина (VTA) характеризуются близкой каталитической активность [7], эффективность токсического действия рицина и вискумина значительно различается [810]. По-видимому, это обусловлено различием стабильности белковых глобул RTA и VTA и способностью их развернутых полипептидных цепей обратно сворачиваться в каталитически активную форму после транслокации в цитоплазму [3]. Нами была получена модификация линии колоректальной аденокарциномы НТ29 (HT29-sh002) [11]. Анализ протеома, проведенный в соответствии с методикой описанной в [11], выявил в клетках данной линии изменение экспрессии ряда белков, вовлеченных в ERAD-ассоциированную деградацию, включая белки протеасомы (табл. 1). Из них наибольшее увеличение экспрессии детектировалось для регуляторной субъединицы протеасомы PSMD11. Ранее было показано, PSMD11 играет ключевую роль в сборке 26S протеасомы, а нокдаун гена этого белка повышает чувствительность клеток к рицину [12]. Таким образом, увеличение экспрессии PSMD11, а также других компонент протеасомы, должно приводить к снижению чувствительности клеток к рицину.

Таблица 1.

Изменение экспрессии белков в клетках линии HT29-sh002 по сравнению с линией НТ29

Обозначение белка Изменение экспрессии белка, разы*
Adrm1 2.5
Cdc37 (p50) 2.6
PSMD6 2.1
PSMD11 9.1

* Для всех указанных значений FDR p-value < 0.05.

Преимуществом работы с РИБ-II является возможность количественной оценки доли специфически инактивированных ими рибосом с помощью ПЦР-РВ, по методу, разработанному нами ранее [9]. Появление инактивированных рибосом является прямым свидетельством попадания каталитически активных А-субъединиц РИБ-II в цитоплазму. Клетки исследуемых линий обрабатывались рицином или вискумином в течение 1 ч. После этого среду отбирали, клетки промывали и дополнительно инкубировали в среде без РИБ-II в течение 1 ч. Затем клетки лизировали, выделяли РНК, оценивали качество и количество образцов РНК, и проводили детекцию доли инактивированных рибосом в соответствии с работами [9, 13]. Действительно, как предполагалось, в клетках линии HT29-sh002 для всех используемых концентраций рицина доля инактивированных рибосом была ниже по сравнению с исходной линией НТ29 (табл. 2).

Таблица 2.

Инактивация рибосом вискумином и рицином в клетках HT29 и HT29-sh002

РИБ-II, М Доля инактивированных рибосом, %* Отношение доли инактивированных рибосом в клетках НТ29-sh002 и НТ29**
HT29 HT29-sh002
Вискумин
1 × 10–9 <0.001 0.003 3.0 (↑)
1 × 10–8 0.02 0.075 3.7 (↑)
1 × 10–7 0.4 1.5 3.7 (↑)
Рицин
1 × 10–9 0.8 0.05 16.0 (↓)
1 × 10–8 6.1 0.6 10.2 (↓)
1 × 10–7 30 6.0 5.0 (↓)

* Для всех указанных значений погрешность определения (SD) не превышала 10%.

** Стрелка указывает на направление изменения доли инактивированных рибосом в клетках НТ29-sh002 по сравнению с НТ29.

Однако, при обработке вискумином, доля инактивированных рибосом в клетках НТ29-sh002 оказалась, наоборот, выше, чем в клетках НТ29 (табл. 2). В отличие от рицина, для которого была показана 26S протеасом-зависимая деградация RTA [1], про деградацию VTA в настоящий момент известно мало. Полученные результаты указывают на то, что в деградации VTA 26S протеасома играет менее важную роль по сравнению с RTA. Это согласуется с отсутствием в аминокислотной последовательности VTA лизинов [3].

Увеличение доли инактивированных VTA рибосом в клетках НТ29-sh002, может быть связано с увеличение экспрессии ко-шаперона Cdc37 (табл. 1). Последний принимает участие в сворачивании белков шапероном Hsp90 и поддержании их стабильности в цитоплазме [14, 15]. Cdc37 может способствовать более эффективному рефолдингу VTA после транслокации в цитоплазму, а также поддерживать ее стабильность между каталитическими актами при взаимодействии с рибосомами.

Таким образом, результаты, полученные в настоящей работе, свидетельствую о том, что, для VTA деградация 26S протеасомой, по-видимому, менее характерна, по сравнению с RTA. В случае RTA уровень экспрессии регуляторной субъединицы протеасомы PSMD11, по-видимому, имеет в этом процессе важное значение. Роль убиквитин-независимой деградации А-субъединиц рицина и вискумина 20S протеасомой требует дополнительных исследований.

Список литературы

  1. Nowakowska-Gołacka J., Sominka H., Sowa-Rogozińska N., et al. // Int. J. Mol. Sci. 2019. V. 20. № 6. P. 1307.

  2. Agapov I.I., Tonevitsky A.G., Maluchenko N.V., et al. // FEBS Lett. 1999. V. 464. № 1–2. P. 63–66.

  3. Volynsky P.E., Nolde D.E., Zakharova G.S., et al. // Sci. Rep. 2019. V. 9. № 1. P. 413.

  4. Cherubin P., Quiñones B., Teter K. // Sci. Rep. 2018. V. 8. № 1. P. 2494.

  5. Agapov I.I., Tonevitsky A.G., Moysenovich M.M., et al. // FEBS Lett. 1999. V. 452. № 3. P. 211–214.

  6. Moisenovich M., Tonevitsky A., Maljuchenko N., et al. // Histochem. Cell Biol. 2004. V. 121. № 6. P. 429–439.

  7. Tonevitsky A.G., Agapov I.I., Shamshiev A.T., et al. // FEBS Lett. 1996. V. 392. № 2. P. 166–168.

  8. Moisenovich M., Tonevitsky A., Agapov I., et al. // Eur. J. Cell Biol. 2002. V. 81. № 10. P. 529–538.

  9. Nikulin S.V., Mnafki N.A., Shilin S.A., et al. // Mol. Biol. 2018. V. 52. № 4. P. 583–589.

  10. Maltseva D.V., Krainova N.A., Khaustova N.A., et al. // Bull. Exp. Biol. Med. 2017. V. 163. № 4. P. 451–455.

  11. Maltseva D.V., Raigorodskaya M.P., Tsypina I.M., et al. // Biotekhnologiya. 2019. V. 35. № 6. P. 3–11.

  12. Bassik M.C., Kampmann M., Lebbink R.J., et al. // Cell. 2013. V. 152. № 4. P. 909–922.

  13. Khaustova N.A., Maltseva D.V., Oliveira-Ferrer L., et al. // Biochimie. 2017. V. 142. P. 197–206.

  14. Li T., Jiang H.-L., Tong Y.-G., et al. // J. Hematol. Oncol. 2018. V. 11. № 1. P. 59.

  15. Maltseva D.V., Ryabenko E.A., Sizova S.V., et al. // Bull. Exp. Biol. Med. 2012. V. 153. № 6.

Дополнительные материалы отсутствуют.