Журнал физической химии, 2020, T. 94, № 12, стр. 1828-1835

Влияние содержания кобальта на физико-химические свойства твердых растворов La1.5Sr0.5Ni1 – yCoyO4 + δ

А. Р. Гилев a, Е. А. Киселев a*, В. А. Черепанов a

a Уральский федеральный университет им. первого Президента России Б.Н. Ельцина
620002 Екатеринбург, Россия

* E-mail: eugene.kiselyov@urfu.ru

Поступила в редакцию 03.03.2020
После доработки 25.03.2020
Принята к публикации 14.04.2020

Полный текст (PDF)

Аннотация

Сложные оксиды La1.5Sr0.5Ni1 –yCoyO4 + δ (y = 0, 0.1, 0.2, 0.3, 0.4) синтезированы по цитрат-нитратной технологии. Однофазность полученных образцов подтверждена методом рентгенофазового анализа (РФА). Все образцы имели структуру типа K2NiF4 с пространственной группой I4/mmm. Установлено, что введение кобальта в La1.5Sr0.5Ni1 –yCoyO4 + δ приводит к расширению кислородных октаэдров в плоскости ab и их сжатию в направлении оси с, что способствует уменьшению микронапряжений в структуре. Увеличение концентрации кобальта приводит к постепенному повышению кислородной сверхстехиометрии, при этом содержание кислорода в La1.5Sr0.5Ni1 –yCoyO4 + δ слабо зависит от температуры. Сделан вывод, что большая часть катионов кобальта в данных оксидах находится в степени окисления +3 во всем исследованном интервале температур. Результаты моделирования температурных зависимостей коэффициента Зеебека показали, что основная часть катионов Ni3+ в La1.5Sr0.5Ni1 –yCoyO4 + δ находится в низкоспиновом состоянии в интервале 25–1000°С, при этом увеличение содержания кобальта приводит к немонотонному росту доли высокоспиновых Ni3+ (при T > 600°C). Допирование кобальтом La1.5Sr0.5Ni1 –yCoyO4 + δ уменьшает общую электропроводность вследствие увеличения локализации электронных дырок на катионах 3d-металлов.

Ключевые слова: никелат лантана, кристаллическая структура, кислородная нестехиометрия, электропроводность

Смешанные электронно-ионные проводники на основе La2NiO4 + δ, со структурой типа K2NiF4, могут найти применение в качестве катодных материалов среднетемпературных (600–800°С) твердооксидных топливных элементов (ТОТЭ) [1], перспективных катализаторов расщепления воды и кислородпроводящих мембран для процессов переработки углеводородов [2, 3]. Они характеризуются умеренными коэффициентами термического расширения (КТР) и достаточно высокой термодинамической стабильностью [4]. Смешанная проводимость в этих оксидах осуществляется за счет междоузельного кислорода в слоях LaO и электронных дырок в слоях LaNiO3.

Частичное замещение никеля кобальтом в La2Ni1 – yCoyO4 + δ уже при небольших концентрациях допанта (y = 0.1) существенно повышает скорость кислородного обмена и практически не влияет на кислородно-ионную проводимость, КТР и термодинамическую стабильность [4, 5]. Это важно, так как электрохимическая активность La2NiO4 + δ, напрямую связанная со скоростью поверхностного кислородного обмена, заметно уступает таковой для кобальт- и железосодержащих перовскитов при умеренных температурах (600–800°С) [1]. Однако растворимость кобальта в La2Ni1 – yCoyO4 + δ ограничена и не превышает y ≈ 0.15 при 1100°С на воздухе [6]. На данный момент наиболее изученным составом является La2Ni0.9Co0.1O4 + δ, при этом систематические исследования влияния кобальта на физико-химические свойства La2NiO4 + δ в литературе отсутствуют. Исследование фазовых равновесий в системе La2–xSrxNi1 – yCoyO4 + δ [6], указывает на то, что частичное замещение лантана стронцием позволяет значительно увеличить концентрацию кобальта в этих оксидах.

Поэтому целями данной работы являлись синтез образцов La2–xSrxNi1 – yCoyO4 + δ (x = 0.5, y = 0, 0.1, 0.2, 0.3, 0.4) и комплексный анализ влияния кобальта на кристаллическую структуру, кислородную нестехиометрию и транспортные свойства исследуемых оксидов.

ЭКСПЕРИМЕНТАЛЬНАЯ ЧАСТЬ

Синтез сложных оксидов La1.5Sr0.5Ni1 – yCoy O4 + δ (y = 0, 0.1, 0.2, 0.3, 0.4) был осуществлен по цитрат-нитратной технологии. В качестве исходных веществ использовали реактивы: Ni(CH3COO)2 · 4H2O (Acros Organics, 99%), SrCO3 (Aldrich, ≥99.9%), La2O3 (Уралредмет, 99.996%), Co3O4 (Вектон, “ч.д.а.”) и C6H8O7 · H2O (Вектон, “ч.д.а.”). Образующиеся в результате термического разложения цитратно-нитратных прекурсоров порошки отжигали не менее трех раз при 1100°С на воздухе в течение 8–10 ч, с промежуточным перетиранием в среде этилового спирта. Затем их прессовали в бруски под давлением 20 бар и спекали при 1350°С в течение 20 ч на воздухе. Относительная плотность керамических образцов составила ≥95%. Более подробно методика синтеза описана в работах [7, 8]. Фазовый состав и кристаллическая структура полученных сложных оксидов были исследованы методами рентгенофазового (РФА) и рентгеноструктурного (РСА) анализа. Съемку образцов проводили на порошковом рентгеновском дифрактометре Maxima XRD-7000 в CuKα-излучении при комнатной температуре. Обработка дифрактограмм была выполнена методом Ритвелда в программе Fullprof.

Кислородную нестехиометрию (δ) твердых растворов La1.5Sr0.5Ni1 – yCoyO4 + δ исследовали как функцию температуры методом термогравиметрического анализа (ТГА) на термоанализаторе Netzsch STA 409 PC в диапазоне 30–1100°С на воздухе. Для достижения равновесия с газовой фазой образец выдерживали при фиксированной температуре в течение 12 ч, затем температуру понижали на 100°С, и далее процедуру повторяли. Абсолютное значение кислородной нестехиометрии было получено при помощи обратного дихроматометрического титрования с использованием избытка соли Мора в качестве восстановителя.

Общая электропроводность исследуемых оксидов была измерена четырехконтактным методом на постоянном токе в интервале температур 30–1000°С на воздухе. Равновесные точки были получены в режиме охлаждения с шагом 50°С и выдержкой при каждой температуре около 5 часов, необходимой для релаксации электропроводности. Одновременно с общей электропроводностью был измерен коэффициент Зеебека исследуемых оксидов при температурном градиенте вдоль образца 10–15°С (собственный градиент печи).

ОБСУЖДЕНИЕ РЕЗУЛЬТАТОВ

Кристаллическая структура La1.5Sr0.5Ni1 – yCoyO4 + δ

Результаты РФА показали, что все синтезированные образцы были однофазными и имели структуру типа K2NiF4 с пространственной группой I4/mmm. В качестве примера на рис. 1 представлена обработанная методом Ритвелда дифрактограмма для сложного оксида La1.5Sr0.5Ni0.7 Co0.3O4 + δ. Параметры элементарной ячейки, длины связей Me–O и факторы сходимости для исследуемых оксидов приведены в табл. 1.

Рис. 1.

Обработанная методом Ритвелда дифрактограмма сложного оксида La1.5Sr0.5Ni0.7Co0.3O4 + δ.

Таблица 1.  

Уточненные методом Ритвелда параметры элементарной ячейки, длины связей Me–O и факторы сходимости для оксидов La1.5Sr0.5Ni1 –yCoyO4 + δ

Параметры y = 0 y = 0.1 y = 0.2 y = 0.3 y = 0.4
a = b, Å 3.8121(1) 3.8155(1) 3.8207(1) 3.8255(1) 3.8278(1)
c, Å 12.7271(4) 12.6843(3) 12.6389(4) 12.5969(4) 12.5576(4)
V, Å3 184.95(1) 184.66(1) 184.50(1) 184.35(1) 183.99(1)
Rf, % 3.65 3.93 4.05 4.72 4.78
RBr, % 4.58 6.29 6.62 7.19 7.05
La/Sr–O1 2.598(1) 2.596(2) 2.591(2) 2.587(2) 2.584(2)
La/Sr–O2 2.732(2) 2.737(4) 2.733(3) 2.736(2) 2.735(2)
Ni/Co–O1 1.9060(1) 1.9077(0) 1.9104(1) 1.9127(1) 1.9139(0)
Ni/Co–O2 2.21(1) 2.23(2) 2.16(2) 2.16(2) 2.13(2)
t 0.77 0.75 0.79 0.79 0.80

Как видно из табл. 1 увеличение содержания кобальта в La1.5Sr0.5Ni1 – yCoyO4 + δ приводит к увеличению параметра a и уменьшению параметра с. При этом происходит постепенное увеличение длины связи Ni/Co–O1 и уменьшение длин связей La/Sr–O1 и Ni/Co–O2, тогда как La/Sr–O2 остается практически неизменной. Анализ длин связей показывает, что основные изменения при допировании кобальтом происходят в перовскитном слое: кислородные полиэдры расширяются в плоскости ab и сжимаются в направлении оси с, что приводит к уменьшению объема октаэдров и толщины перовскитного слоя. В результате объем элементарной ячейки уменьшается с увеличением содержания кобальта. Сравнение эффективных ионных радиусов Ni2+/Ni3+ и Co2+/Co3+ позволяет предположить, что уменьшение объема элементарной ячейки обусловлено меньшим размером катионов кобальта ($r({\text{C}}{{{\text{o}}}^{{2 + }}})_{{{\text{LS}}}}^{{{\text{VI}}}}$ = 0.65 Å; $r({\text{C}}{{{\text{o}}}^{{3 + }}})_{{{\text{LS}}}}^{{{\text{VI}}}}$ = 0.545 Å) в сравнении с таковым для катионов никеля ($r({\text{N}}{{{\text{i}}}^{{2 + }}})_{{{\text{HS}}}}^{{{\text{VI}}}}$ = 0.69 Å; $r({\text{N}}{{{\text{i}}}^{{3 + }}})_{{{\text{LS}}}}^{{{\text{VI}}}}$ = = 0.56 Å) [9]. Следует отметить, что уменьшение толщины перовскитного слоя при увеличении содержания кобальта в La1.5Sr0.5Ni1 – yCoyO4 + δ приводит к повышению фактора толерантности Гольдшмидта (t) от 0.77 (y = 0) до 0.8 (y = 0.4) и позволяет понизить микронапряжения в структуре.

Кислородная нестехиометрия La1.5Sr0.5Ni1  yCoyO4 + δ

На рис. 2 показаны температурные зависимости кислородной нестехиометрии (δ) и средней степени окисления 3d-металлов (Z+) в исследуемых оксидах. Содержание кислорода в La1.5Sr0.5NiO4 близко к 4 и не зависит от температуры в интервале 25–1100°С. Частичное замещение никеля кобальтом в La1.5Sr0.5Ni1 – yCoyO4 + δ приводит к увеличению значений δ и Z+ [4, 10, 11]. Основываясь на ранее опубликованных данных [12], и учитывая полученные значения Z+, а также то, что кобальт обладает меньшей электроотрицательностью, чем никель можно предположить, что равновесие в реакции Co2+ + Ni3+ = Co3+ + Ni2+ смещено в правую сторону и при комнатной температуре подавляющее большинство катионов кобальта имеет степень окисления +3. Поэтому химические формулы исследуемых оксидов (при комнатной температуре) могут быть представлены в следующем виде: ${\text{La}}_{{1.5}}^{{3 + }}{\text{Sr}}_{{0.5}}^{{2 + }}{\text{Ni}}_{{0.5}}^{{2 + }}{\text{Ni}}_{{0.5}}^{{3 + }}{\text{O}}_{{4.00}}^{{2 - }}$, ${\text{La}}_{{1.5}}^{{3 + }}{\text{Sr}}_{{0.5}}^{{2 + }}{\text{Ni}}_{{0.46}}^{{2 + }}{\text{Ni}}_{{0.44}}^{{3 + }}{\text{Co}}_{{0.1}}^{{3 + }}{\text{O}}_{{4.02}}^{{2 - }}$, ${\text{La}}_{{1.5}}^{{3 + }}{\text{Sr}}_{{0.5}}^{{2 + }}{\text{Ni}}_{{0.4}}^{{2 + }}{\text{Ni}}_{{0.4}}^{{3 + }}{\text{Co}}_{{0.2}}^{{3 + }}{\text{O}}_{{4.05}}^{{2 - }}$, ${\text{La}}_{{1.5}}^{{3 + }}{\text{Sr}}_{{0.5}}^{{2 + }}{\text{Ni}}_{{0.36}}^{{2 + }}{\text{Ni}}_{{0.34}}^{{3 + }}{\text{Co}}_{{0.3}}^{{3 + }}{\text{O}}_{{4.07}}^{{2 - }}$, ${\text{La}}_{{1.5}}^{{3 + }}{\text{Sr}}_{{0.5}}^{{2 + }}{\text{Ni}}_{{0.32}}^{{2 + }}{\text{Ni}}_{{0.28}}^{{3 + }}{\text{Co}}_{{0.4}}^{{3 + }}{\text{O}}_{{4.09}}^{{2 - }}$. Примечательно, что соотношение Ni3+/Ni2+ при комнатной температуре близко к 1 во всех исследованных оксидах. Суммарное содержание Co3+ и Ni3+ превышает содержание акцепторного допанта в А позиции Sr2+ (${\text{Sr}}_{{{\text{La}}}}^{{\text{'}}}$) и избыточный положительный заряд Co3+ (${\text{Co}}_{{{\text{Ni}}}}^{ \bullet }$) компенсируется, главным образом, отрицательно заряженным междоузельным кислородом (${\text{O}}_{i}^{{''}}$), а не восстановлением Ni3+ в Ni2+.

Рис. 2.

Температурные зависимости кислородной нестехиометрии и средней степени окисления 3d-металлов для La1.5Sr0.5Ni1 – yCoyO4 + δ на воздухе.

Кислородная нестехиометрия в La1.5Sr0.5Ni1 ‒ y CoyO4 + δ слабо зависит от температуры. Это приводит к тому, что исследуемые оксиды обладают заметной сверхстехиометрией по кислороду даже при высоких температурах. Следовательно, можно предположить, что бόльшая часть катионов кобальта в исследуемых оксидах остается в степени окисления +3 и при высоких температурах.

Общая электропроводность и коэффициент Зеебека La1.5Sr0.5Ni1  yCoyO4 + δ

На рис. 3 показаны температурные зависимости общей электропроводности (σ) и коэффициента Зеебека (S) для исследуемых оксидов на воздухе. Электропроводность La1.5Sr0.5NiO4 возрастает в интервале температур 25–400°С, после чего остается практически неизменной вплоть до 1000°С. Допирование кобальтом приводит к понижению электропроводности, при этом полупроводниковый тип проводимости наблюдается во всем исследованном интервале температур. Коэффициент Зеебека в La1.5Sr0.5Ni1 – yCoyO4 + δ проходит через минимум при повышении температуры. Введение кобальта приводит к смещению минимума в область более высоких температур и повышает значения S при прочих равных условиях.

Рис. 3.

Температурные зависимости общей электропроводности (а) и коэффициента Зеебека (б) сложных оксидов La1.5Sr0.5Ni1 – yCoyO4 + δ на воздухе.

Производные La2NiO4 + δ рассматриваются как проводники p-типа, электронно-дырочная проводимость в которых осуществляется по прыжковому механизму поляронами малого радиуса [4, 12, 13]. Кроме того, электронная составляющая проводимости в этих соединениях на несколько порядков превышает кислородно-ионную и получаемые данные по общей электропроводности в первом приближении можно рассматривать как электронно-дырочную проводимость [4, 11]. Уменьшение электропроводности, либо замедление ее роста при повышении температуры зачастую связывают с выделением кислорода из образца в газовую фазу при повышении температуры, что сопровождается уменьшением концентрации электронных дырок [13, 14]. Однако в данном случае содержание кислорода практически не зависит от температуры для всех исследованных составов La1.5Sr0.5Ni1 – yCoyO4 + δ. Как будет показано ниже, наблюдаемые изменения на температурных зависимостях электропроводности и коэффициента Зеебека могут быть обусловлены переходом части катионов Ni3+ из низко- в высокоспиновое состояние при повышении температуры, что приводит к существенному уменьшению подвижности электронных дырок. Уменьшение электропроводности и рост коэффициента Зеебека при допировании кобальтом могут быть вызваны тем, что катионы Co3+ в данных соединениях выступают как “ловушки” электронных дырок и, таким образом, понижают концентрацию подвижных носителей заряда [4, 11].

В предположении прыжкового механизма проводимости температурные зависимости электропроводности и коэффициента Зеебека могут быть описаны следующими выражениями [15]:

(1)
$\sigma = \frac{A}{T}{\text{exp}}\left( { - \frac{{{{E}_{\sigma }}}}{{RT}}} \right),$
(2)
$S = \frac{k}{{\left| e \right|}}\left( {\frac{{{{Q}_{ + }}}}{{RT}} + B} \right),$
где A – независимая от температуры константа, Eσ – энергия активации электропроводности, B = = ln[(1 – p)/p] – константа, Q+ – теплота переноса, или другими словами, энергия, необходимая для образования носителя заряда (в данном случае полярона).

Как видно из уравнений (1) и (2) энергии Eσ и Q+ могут быть определены из экспериментальных данных, представленных в координатах ln(σT) = = f(1/T) и S = f(1/T), соответственно (см. рис. 3). Разница EσQ+ равна энергии прыжка полярона WH, которая в случае прыжкового механизма должна быть существенно больше нуля [15, 16]. Следует отметить, что такое определение энергетических параметров транспорта корректно лишь в случае, если концентрация подвижных носителей заряда (в данном случае электронных дырок p) остается постоянной в рассматриваемом интервале температур. Для исследуемых оксидов это условие достигается только при низких температурах. Поэтому значения Eσ, Q+ и WH были определены в интервале температур 25–350°С (как показано на рис. 3). Результаты расчетов представлены в табл. 2.

Таблица 2.  

Энергетические параметры электронно-дырочного транспорта для сложных оксидов La1.5Sr0.5Ni1 –yCoyO4 + δ

y Eσ, кДж моль–1 Q+, кДж моль–1 WH, кДж моль–1
0 14.2 ± 1 0.92 ± 0.06 13.3 ± 1
0.1 15.4 ± 0.2 1.1 ± 0.1 14.3 ± 0.22
0.2 17.7 ± 0.5 2.05 ± 0.2 15.65 ± 0.5
0.3 25 ± 0.7 2.72 ± 0.2 22.28 ± 0.73
0.4 32.73 ± 0.8 5.36 ± 0.1 27.37 ± 0.81

Как видно из табл. 2 значения WH значительно больше нуля, что подтверждает предположение о прыжковом механизме проводимости. Увеличение содержания кобальта в La1.5Sr0.5Ni1 – yCoyO4 + δ приводит к возрастанию энергетических параметров транспорта, при этом увеличивается как теплота переноса, так и энергия необходимая для осуществления перескока из одной позиции в другую. Среди возможных причин такого увеличения могут быть: удлинение связи Ni/Co–O1 (т.е. увеличение расстояния для перескока), а также меньшая электроотрицательность кобальта в сравнении с никелем, в результате чего он выступает в качестве “ловушки” электронной дырки.

Для комплексного анализа полученных температурных зависимостей была использована модель для описания коэффициента Зеебека, учитывающая спиновое состояние катионов Ni3+. Подробно данная модель была рассмотрена в работах [7, 8]. В основе модели лежит предположение, что между катионами Ni3+ в низкоспиновом (LS) и высокоспиновом (HS) состояниях существует равновесие (Ni3+)LS ↔ (Ni3+)HS, которое характеризуется константой равновесия K и изменением энтальпии соответствующего процесса ∆H:

(3)
$K = \frac{{{{p}_{{{\text{HS}}}}}}}{{{{p}_{{{\text{LS}}}}}}} = {{K}_{0}}{\text{exp}}\left( { - \frac{{\Delta H}}{{RT}}} \right),$
где pLS и pHS – концентрации электронных дырок, которые при локализации на Ni2+ образуют катионы Ni3+ в низкоспиновом (LS) и высокоспиновом (HS) состоянии, соответственно; K0 – константа равновесия при бесконечно большом значении температуры T.

При этом сумма pLS и pHS равна общей концентрации электронных дырок p, которая может быть рассчитана из условия электронейтральности (4), с учетом данных по кислородной нестехиометрии. Принимая La2NiO4 за идеальное состояние, условие электронейтральности для твердых растворов La1.5Sr0.5Ni1 – yCoyO4 + δ может быть записано следующим образом:

(4)
$[{\text{Ni}}_{{{\text{Ni}}}}^{ \bullet }] + [{\text{Co}}_{{{\text{Ni}}}}^{ \bullet }] = [{\text{Sr}}_{{{\text{La}}}}^{{\text{'}}}] + 2[{\text{O}}_{i}^{{{\text{''}}}}],$
где $[{\text{Ni}}_{{{\text{Ni}}}}^{ \bullet }]$ = p – концентрация подвижных электронных дырок, $[{\text{Co}}_{{{\text{Ni}}}}^{ \bullet }]$ – концентрация катионов Co3+, $[{\text{Sr}}_{{{\text{La}}}}^{{\text{'}}}]$ = 0.5 – содержание стронция в оксиде, $[{\text{O}}_{i}^{{{\text{''}}}}]$ = δ – концентрация междоузельного кислорода.

Следует отметить, что электронные дырки, локализованные на катионах Co2+ с образованием Co3+, в первом приближении не участвуют в переносе заряда согласно литературным данным [4, 14].

Тогда наблюдаемые температурные зависимости электропроводности и коэффициента Зеебека представляют собой сумму вкладов:

(5)
$\sigma = {{\sigma }_{{{\text{LS}}}}} + {{\sigma }_{{{\text{HS}}}}},$
(6)
$S = {{t}_{{{\text{LS}}}}}{{S}_{{{\text{LS}}}}} + {{t}_{{{\text{HS}}}}}{{S}_{{{\text{HS}}}}},$
где σLS и σHS – парциальные проводимости, SLS и SHS – парциальные коэффициенты Зеебека, tLS и tHS – числа переноса электронных дырок, локализованных на катионах Ni2+ с образованием Ni3+ в низкоспиновом (LS) и высокоспиновом (HS) состояниях соответственно.

Парциальные коэффициенты Зеебека в выражении (6) определяются формулой Хайкса, учитывающей фактор спинового вырождения [7, 15] Выражения для чисел переноса могут быть получены из отношения парциальной проводимости к общей электропроводности, как показано в работе [7]. В предположении прыжкового механизма подвижность электронных дырок определяется следующим выражением:

(7)
${{\mu }_{{{\text{LS}}/{\text{HS}}}}} = \frac{{{{\mu }_{0}}}}{T}{\text{exp}}\left( { - \frac{{{{W}_{{{\text{LS}}/{\text{HS}}}}}}}{{RT}}} \right),$
где ${{\mu }_{0}}$ – подвижность электронных дырок при бесконечно большом значении температуры T; $~{{W}_{{{\text{LS}}}}}$ и ${{W}_{{{\text{HS}}}}}$ – энергии прыжка полярона.

Тогда отношение подвижностей может быть записано в следующем виде:

(8)
$L = \frac{{{{\mu }_{{{\text{HS}}}}}}}{{{{\mu }_{{{\text{LS}}}}}}} = {\text{exp}}\left( {\frac{{\Delta W}}{{RT}}} \right),$
где $\Delta W = {{W}_{{{\text{LS}}}}} - {{W}_{{{\text{HS}}}}}$.

В качестве модельной функции используется выражение (6). Параметрами фитинга выступают: K0, ∆H, Q+ и ∆W. Для проверки предположения о том, что большинство ионов кобальта имеет степень окисления +3, концентрация Co3+ входящая в уравнение (4), также уточняется в процессе фитинга (обозначается далее как y'). Результаты фитинга зависимостей S = f(T) представлены в табл. 3 и на рис. 3 в виде сплошных линий.

Таблица 3.  

Результирующие параметры аппроксимации зависимостей S = f(T)

y Q+, кДж моль–1 H, кДж моль–1 K0 –∆W, кДж моль–1 y'
0 1.17 19.8 1.21 29.3
0.1 1.17 21.1 1.27 31.4 0.099
0.2 1.95 26.2 1.12 33.1 0.197
0.3 2.76 19.2 1.12 35.5 0.294
0.4 5.73 19.8 1.75 35.8 0.318

Как видно из рис. 3 предложенная модель удовлетворительно описывает экспериментальные данные. Значения y' указывают на то, что большая часть катионов кобальта в La1.5Sr0.5Ni1 – y CoyO4 + δ находится в степени окисления +3. Для составов La1.5Sr0.5Ni0.9Co0.1O4 + δ, La1.5Sr0.5Ni0.8Co0.2 O4 + δ, La1.5Sr0.5Ni0.7Co0.3O4 + δ доля Co2+ не превышает 3%. Существенное содержание катионов Co2+ (≈20%) наблюдается только в La1.5Sr0.5Ni0.6 Co0.4O4 + δ. Согласно полученным данным по кислородной нестехиометрии, предполагается, что установленные соотношения концентраций Co3+/Co2+ остаются практически неизменными в исследованном интервале температур.

Конечные параметры фитинга (см. табл. 3) позволяют рассчитать концентрации pLS и pHS, используя уравнение (3). Результаты расчетов представлены на рис. 4 в виде температурных зависимостей доли катионов Ni3+ в низкоспиновом состоянии (pLS/p).

Рис. 4.

Температурные зависимости доли катионов Ni3+ в низкоспиновом состоянии для La1.5Sr0.5Ni1 – yCoyO4 + δ на воздухе.

Полученные зависимости pLS/p показывают, что практически все катионы Ni3+ в La1.5Sr0.5Ni1 ‒ y CoyO4 + δ находятся в низкоспиновом состоянии при комнатной температуре. Повышение температуры приводит к переходу части Ni3+ в высокоспиновое состояние. Из графика также видно, что допирование кобальтом сначала препятствует, а затем, начиная с y = 0.2, наоборот, способствует появлению высокоспиновых Ni3+ при повышении температуры. Как отмечалось ранее в работе [17], одним из основных факторов, влияющих на долю катионов Ni3+ в высокоспиновом состоянии при высоких температурах в этих соединениях является размерный фактор. Было показано, что введение допантов с бόльшим радиусом, например замещение никеля железом или марганцем, приводило к увеличению объема элементарной ячейки и доли катионов Ni3+ в высокоспиновом состоянии. Такая взаимосвязь объясняется тем, что увеличение объема элементарной ячейки приводит к расширению кислородных полиэдров и ослаблению кристаллического поля, что способствует переходу в высокоспиновое состояние с бόльшим радиусом. В случае с кобальтом ситуация более сложная, так как с одной стороны происходит удлинение связи Ni/Co–O1, а с другой стороны уменьшение длины связи Ni/Co–O2. Вероятно, при небольших концентрациях кобальта сжатие элементарной ячейки в направлении c играет основную роль и препятствует рассматриваемому переходу. В результате, при высоких температурах доля высокоспиновых Ni3+ в La1.5Sr0.5Ni0.8Co0.2O4 + δ приблизительно на 10% меньше в сравнении с таковой для La1.5Sr0.5NiO4 + δ. Начиная c y = 0.2, из-за удлинения связи Ni/Co–O1, доля высокоспиновых Ni3+ начинает возрастать и при y = 0.4 достигает приблизительно 20% при высоких температурах.

Используя параметры фитинга, представленные в табл. 4, можно также рассчитать подвижность электронных дырок, которые локализуются на катионах Ni2+ с образование Ni3+ в низкоспиновом (µLS) и высокоспиновом (µHS) состояниях. Для этого необходимо определить среднюю подвижность µh при помощи следующего выражения:

(9)
$\sigma = \frac{{zep{{\mu }_{h}}}}{V},$
где z – число формульных единиц в элементарной ячейке оксида, e – абсолютный заряд электрона, V – объем элементарной ячейки.

Таблица 4.  

Результирующие параметры фитинга зависимостей µhT = f(1/T)

y µ0, см2 В–1 с–1 WLS, кДж моль–1 WHS, кДж моль–1
0 744.4 9.6 38.9
0.1 1022.6 12.9 44.3
0.2 1496.2 17.5 50.6
0.3 2220.3 22.0 57.5
0.4 3976.5 28.1 63.9

Подставляя выражение (9) и (7) в (5), а также учитывая тот факт, что p = pLS + pHS, можно получить следующую модельную функцию [18]:

(10)
${{\mu }_{h}}T = {{\mu }_{0}}{\text{exp}}\left( { - \frac{{{{W}_{{{\text{LS}}}}}}}{{RT}}} \right)\left( {\frac{{1 + LK}}{{1 + K}}} \right),$
Уточняемыми параметрами в данном случае выступают µ0 и WLS. Результаты фитинга представлены на рис. 5 и в табл. 4.

Рис. 5.

Результаты фитинга зависимостей µhT = f(1/T) для La1.5Sr0.5Ni1 – yCoyO4 + δ.

Из рис. 5 видно, что модельные кривые хорошо согласуются с экспериментальными точками. Значения µLS и µHS могут быть рассчитаны с помощью уравнения (7), после подстановки параметров из табл. 4. Результаты расчетов представлены на рис. 6. Из графиков видно, что подвижность электронных дырок в La1.5Sr0.5Ni1 – y CoyO4 + δ при умеренных и высоких температурах уменьшается более чем на порядок при переходе катиона Ni3+ из низкоспинового в высокоспиновое состояние. Таким образом, увеличение доли высокоспиновых Ni3+ при повышении температуры будет уменьшать среднюю подвижность электронных дырок и замедлять рост электропроводности.

Рис. 6.

Температурные зависимости подвижностей µLS и µHS в La1.5Sr0.5Ni1 – yCoyO4 + δ.

Можно также отметить, что значения µLS для La1.5Sr0.5NiO4 + δ и La1.5Sr0.5Ni0.9Co0.1O4 + δ существенно замедляют свой рост при высоких температурах. Такое поведение подвижности не характерно для прыжкового механизма [15]. На примере La1.2Sr0.8Ni0.9Fe0.1O4 + δ ранее было показано [18], что механизм проводимости может быть смешанным из-за присутствия катионов Ni3+ в разных спиновых состояниях. При этом в случае с низкоспиновым Ni3+ электронные дырки ведут себя как квази-делокализованные, а в случае с высокоспиновым Ni3+ – как локализованные. В первом случае механизм может быть описан с точки зрения зонной теории проводимости, а во втором случае прыжковым механизмом. Интересно отметить, что при увеличении содержания кобальта температурные зависимости подвижностей µLS и µHS становятся похожи, указывая на увеличение локализации подвижных носителей заряда и переходу от смешанного к прыжковому механизму.

Работа выполнена при финансовой поддержке Российского фонда фундаментальных исследований, проект 19-03-00753 А.

Список литературы

  1. Shao Z., Tadé M.O. Intermediate-Temperature Solid Oxide Fuel Cells. Springer-Verlag Berlin Heidelberg, 2016. 266 p.

  2. Forslund R.P., Hardin W.G., Rong X. et al. // Nat. Commun. 2018. V. 9. P. 3150.

  3. Zhu D.C., Xu X.Y., Feng S.J. et al. // Catal. Today. 2003. V. 82. P. 151.

  4. Yaremchenko A.A., Kharton V.V., Patrakeev M.V. et al. // J. Mater. Chem. 2003. V. 13. P. 1136.

  5. Kilner J.A., Shaw C.K.M. // Solid State Ionics. 2002. V. 154–155. P. 523.

  6. Gavrilova L.Ya., Aksenova T.V., Bannykh L.A. et al. // J. Struct. Chem. 2003. V. 44. P. 248.

  7. Gilev A.R., Kiselev E.A., Cherepanov V.A. // RSC Adv. 2016. V. 6. P. 72905.

  8. Gilev A.R., Kiselev E.A., Zakharov D.M. et al. // J. Alloys Compd. 2018. V. 753. P. 491.

  9. Shannon R.D. // Acta Cryst. 1976. V. A32. P. 751.

  10. Naumovich E.N., Kharton V.V. // J. Mol. Struct. 2010. V. 946. P. 57.

  11. Klande T., Efimov K., Cusenza S. et al. // J. Solid State Chem. 2011. V. 184. P. 3310.

  12. El Shinawi H., Greaves C. // J. Mater. Chem. 2010. V. 20. P. 504.

  13. Bassat J.M., Odier P., Loup J.P. // J. Solid State Chem. 1994. V. 119. P. 124.

  14. Nishiyama S., Sakaguchi D., Hattori T. // Solid State Commun. 1995. V. 94. P. 279.

  15. Austin I.G., Mott N.F. // Adv. Phys. 1969. V. 18. P. 41.

  16. Wang S., Li K., Chen Z. et al. // Phys. Rev. B. 2000. V. 61. P. 575.

  17. Cherepanov V.A., Gilev A.R., Kiselev E.A. // Pure Appl. Chem. 2019. V. 91. P. 911.

  18. Gilev A.R., Kiselev E.A., Zakharov D.M. et al. // Solid State Sci. 2017. V. 72. P. 134.

Дополнительные материалы отсутствуют.