Океанология, 2023, T. 63, № 3, стр. 392-404
Углеводороды на границе вода–атмосфера в Баренцевом и Карском морях
И. А. Немировская 1, *, А. В. Храмцова 1, **
1 Институт океанологии им. П.П. Ширшова РАН
Москва, Россия
* E-mail: nemir44@mail.ru
** E-mail: asya-medvedeva95_16@mail.ru
Поступила в редакцию 28.09.2022
После доработки 06.10.2022
Принята к публикации 16.12.2022
- EDN: NQJJVT
- DOI: 10.31857/S0030157423020107
Аннотация
Определены концентрации и состав углеводородов (УВ, алифатических – АУВ и полициклических ароматических углеводородов – ПАУ) в Баренцевом и Карском морях (80-й и 83-й рейсы НИС “Академик Мстислав Келдыш”, август 2020 г. и июнь 2021 г. соответственно) в поверхностном микрослое (ПМС), толщиной около 300 мкм, в тающих льдах и в поверхностных водах. Концентрирование УВ в ПМС происходит во взвеси. В Баренцевом море содержание АУВ во взвеси были ниже (31–96, в среднем 68 мкг/л) по сравнению с Карским (197–1051, в среднем 669 мкг/л), где исследования проводили в раннелетний сезон. Концентрации АУВ в ПМС во взвеси Карского моря были в 3.6 раз выше, чем в растворенной форме (127–217, в среднем 187 мкг/л), а по сравнению с взвесью поверхностных вод – почти в 15 раза выше. Аккумулирование органических соединений происходит также во льдах, но в меньшей степени, чем в ПМС. Состав алканов в ПМС и тающих льдах свидетельствует в основном о незначительном влиянии автохтонных процессов на образование УВ. Содержание ПАУ во взвеси также были выше в среднем в 4.8 раз, чем в растворенной форме. В составе ПАУ, согласно маркерам, прослеживалось влияние продуктов сгорания судового топлива.
На акватории Баренцева и Карского морей в настоящее время ведется активная хозяйственная деятельность, связанная, прежде всего с нефте- и газоразведочными работами и их добычей, рыбным промыслом, транспортным и военным судоходством [1]. Нефтегазовые ресурсы этих морей составляют доминирующую часть (88%) извлекаемых углеводородных ресурсов арктического шельфа, которые оцениваются в 100 млрд т нефтяного эквивалента [8].
Освоение месторождений арктического шельфа приводит к тому, что география транспортировки сырой нефти и нефтепродуктов, в последние годы интенсивно расширяется [1]. Поэтому расположение основных терминалов совпадает с “горячими точками” с повышенными концентрациями УВ [5], так как 0.03% транспортируемой танкерами нефти и нефтепродуктов теряется по различным причинам [2, 20]. Антропосфера, где распространяются загрязняющие вещества, тесно связана с другими внешними сферами: атмо-, крио-, гидро-, седименто- и биосферой [14]. Это обусловлено не только источниками поступления загрязняющих веществ, но и их трансформацией и распределением по различным формам миграции [5, 20, 23, 29]. Поэтому актуальность изучения поведения углеводородов (УВ) в Баренцевом и Карском морях не вызывает сомнений.
В Арктике серьезные локальные загрязнения могут при определенных условиях приобретать региональный и даже циркумполярный характер [5]. Согласно данным со спутников в прибрежных акваториях нефтяные пленки встречаются довольно часто [24]. По имеющимся оценкам на морские перевозки нефти приходится в среднем 37% от суммарного поступления УВ в Мировой океан [23, 29].
Геохимическая барьерная зона атмосфера–вода – поверхностный микрослой (ПМС), толщиной около 300 мкм, привлекает внимание исследователей прежде потому, что здесь наблюдается резкое сгущение физических, химических и биологических свойств и здесь происходит аккумулирование загрязняющих веществ [12, 15, 34]. ПМС играет важную роль в современных флуктуациях климата, так как является межфазной зоной [12, 34], которая может существенно влиять на энергомассообмен между океаном и атмосферой. Несмотря на то, что существование ПМС было известно давно, этот слой оставался в отдельной исследовательской нише, в первую очередь потому, что считалось, что он не существует в типичных океанических условиях [12, 33]. Недавние исследования показывают, что ПМС в значительной степени покрывает океан [34], что подчеркивает его глобальную значимость.
Кроме того органические соединения концентрируются во льдах, особенно на границе лед–вода [30]. В этом слое происходит наиболее значительное развитие диатомовых водорослей – ключевого биотопа морской экосистемы в высоких широтах [27].
С целью определения изменчивости в содержании и составе УВ (АУВ и ПАУ) в растворенной и взвешенной формах проведено их исследование в ПМС, льдах и поверхностных водах в Баренцевом и Карском морях (80-й и 83-й рейсы НИС “Академик Мстислав Келдыш”, соответственно август 2020 г. и июнь 2021 г.). Эти исследования необходимы для понимания изменений, происходящих в арктических экосистемах не только под влиянием текущих климатических процессов, но и при увеличении антропогенной деятельности.
МЕТОДЫ ИССЛЕДОВАНИЯ
Пробы ПМС отбирали с бака судна специальным экраном из нержавеющей стали, рекомендованным МОК/ВМО на станциях [22]. Этим же экраном были отобраны отдельные пробы льда. Кроме того пробы льда отбирали с трапа судна или с кормы специальной сетью. Для предотвращения загрязнения верхний слой льда снимали ножом из нержавеющей стали. Поверхностную воду отбирали при приближении судна к станции ведром.
Фильтрацию взвеси для определения ее массовой концентрации (мг/л) проводили в судовой лаборатории стандартным методом под вакуумом 400 мбар через мембранные ядерные фильтры (Ø пор 0.45 мкм, Ø фильтра 47 мм, производства ОИЯИ, г. Дубна). Каждую пробу одновременно фильтровали через три параллельных фильтра. Затем фильтры промывали дистиллированной водой и высушивали в чашках Петри при 55°С. Концентрацию взвеси определяли в лабораторных условиях взвешиванием фильтров с точностью до ±0.01 мг.
Для определения концентрации УВ взвесь фильтровали под вакуумом 200 мбар через стекловолокнистые фильтры GF/F фирмы Whatman, предварительно прокаленные при 450°С, (Ø фильтра 47 мм, эффективный размер пор 0.7 мкм).
Все органические растворители имели квалификацию о.с.ч. Метиленхлоридом экстрагировали суммарную фракцию органических соединений (липиды) из проб взвеси и расплавленных проб льда в ультразвуковой ванне, а из проб воды – специальной мешалкой в 5 л бутылях. Далее пробу концентрировали упариванием в роторном испарителе и переносили в бюксы для дальнейших анализов.
Отдельные углеводородные фракции выделяли гексаном методом колоночной хроматографии на силикагеле. Концентрацию липидов (до колоночной хроматографии на силикагеле) и АУВ (после колоночной хроматографии на силикагеле) определяли методом ИК-спектроскопии [9] на приборе IRAffinity-1 Shimadzu, Япония. В качестве стандарта использовали смесь (по объему): 37.5% изооктана, 37.5% гексадекана и 25% бензола (ГСО 7822-2000). Чувствительность метода – 3 мкг/мл экстракта [16].
Состав алканов определяли методом капиллярной газовой хроматографии (колонка длиной 30 м, жидкая фаза ZB-5) на хроматографе Intersmat GC 121-2, оснащенном пламенно-ионизационным детектором при программировании температуры от 100 до 320°С со скоростью 8°/мин.
Суммарную концентрацию ПАУ (после колоночной хроматографии) определяли методом флуориметрии на приборе “Trilogy” США, относительно стандарта нефтепродукта в гексане (ГСО 7950). Состав ПАУ определяли методом высокоэффективной жидкостной хроматографии на хроматографе “LC-20 Prominence” (Shimadzu, Япония); колонка – “Envirosep PP”, при температуре термостата 40°С в градиентном режиме (от 50% до 90% объемной доли ацетонитрила в воде); скорость потока элюента – 1 см3/мин. При этом использовали флуоресцентный детектор “RF-20A” с программируемыми длинами волн поглощения и возбуждения. Расчет проводили с помощью программного обеспечения “LC Solution”. Калибровали прибор при помощи индивидуальных ПАУ и их смесей производства фирмы “Supelco” (Merck, Германия). В результате были идентифицированы приоритетные полиарены, рекомендованные при изучении загрязненности морских объектов EPA (Environmental Pollution Agency) [28]: Н–нафталин, 1-МеНАФ – 1-метилнафталин, 2-МеНАФ – 2-метилнафталин, АЦН– аценафтен, ФЛР – флуорен, ФЕН – фенантрен, АНТР – антрацен, ФЛ – флуорантен, ПР – пирен, БаН – бенз(а)антрацен, ХР – хризен, БеП – бенз(е)пирен, БбФЛ – бенз(b)флуорантен, БкФЛ – бенз(k)флуорантен, БП – бенз(а)пирен, ДБаhА – дибенз(a,h)антрацен, БПЛ – бенз(g,h,i)перилен, ИНД – индено[1,2,3-c,d]пирен.
Состав взвеси определяли на сканирующем электронном микроскопе VEGA-3sem, фирмы TESCAN, Чехия.
РЕЗУЛЬТАТЫ И ОБСУЖДЕНИЕ
В Баренцевом море в августе 2020 г. в ПМС концентрации липидов (116–264 мкг/л) и АУВ (31–96 мкг/л) во взвеси были значительно выше, чем в поверхностном слое (15–112 мкг/л для липидов и 8–29 мкг/л для АУВ, табл. 1).
Таблица 1.
Станция | Горизонт | Липиды, мкг/л | АУВ, мкг/л | % АУВ от липидов | ПАУ*, нг/л |
---|---|---|---|---|---|
6840 | ПМС | 264 | 96 | 36 | 367 |
Поверхн. | 15 | 8 | 53 | 114 | |
6841 | ПМС | 211 | 89 | 42 | 562 |
Поверхн. | 44 | 29 | 66 | 546 | |
351 м | 27 | 13 | 48 | 121 | |
6860 | Поверхн. | 112 | 25 | 22 | 89 |
Лед-1 | 178 | 24 | 14 | 189 | |
Лед-1** | 61 | 20 | 33 | 89 | |
Лед-2 | 308 | 58 | 19 | 132 | |
Лед-2** | 54 | 21 | 39 | 100 | |
6868 | ПМС | 219 | 76 | 35 | 240 |
Поверхн. | 37 | 9 | 24 | 122 | |
6869 | ПМС | 138 | 46 | 33 | 325 |
Поверхн. | 50 | 20 | 40 | 102 | |
6873 | ПМС | 116 | 31 | 27 | 444 |
Поверхн. | 46 | 14 | 30 | 92 |
Концентрирование гидрофобных АУВ в ПМС по сравнению с поверхностными водами должно происходить в большей степени, чем более полярных липидов (рис. 1). Действительно на станциях 6858, 6869 и 6870 коэффициент обогащения в ПМС для АУВ был выше (1.7–8.4), чем для липидов (1.3–5.9). Однако в районе сипов, в Стур-фиорде, где происходит высачивание УВ из осадочной толщи (станции 6840 и 6841 [10, 31]), эта закономерность нарушалась. Аккумулирование липидов в ПМС по сравнению с поверхностными водами здесь выше (4.8 и 18.9), чем АУВ (1.7 и 12). В составе алканов на этих станциях доминировали высокомолекулярные гомологи: отношение низко- к высокомолекулярным алканам – L/H (рассчитывается как ∑(С9–24)/∑(С25–35)) колебалось в интервале 0.1–0.3 (табл. 2). На ст. 6841 была установлена наиболее низкая величина CPI (отношение суммы нечетных алканов к сумме четных в высокомолекулярной области) в ПМС –1.02), а в поверхностных водах – 1.29.
Таблица 2.
Станция | Форма | Горизонт | АУВ | Маркеры состава алканов | |||||
---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|
мкг/л | С17/С25 | L/H | Paq | CPI | Ki | i-C19/i-C20 | |||
Баренцево море, август 2020 г. | |||||||||
6840 | Взвеш. | ПМС | 96 | 0.02 | 0.20 | 0.53 | 1.19 | 1.48 | 0.40 |
» | Поверхн. | 8 | 0.08 | 0.24 | 0.53 | 1.52 | 1.82 | 0.42 | |
6841 | » | ПМС | 89 | 0.02 | 0.10 | 0.43 | 1.02 | 1.91 | 0.43 |
» | Поверхн. | 29 | 0.09 | 0.26 | 0.40 | 1.29 | 1.11 | 0.47 | |
6868 | » | ПМС | 76 | 0.01 | 0.10 | 0.33 | 1.11 | 2.02 | 0.57 |
6860 | » | Лед-1 | 24 | 0.10 | 0.30 | 0.40 | 1.62 | 2.76 | 0.64 |
Раствор. | 20 | 0.16 | 0.18 | 0.36 | 1.72 | 1.59 | 0.29 | ||
Раствор. | Лед-2 | 21 | 0.06 | 0.04 | 0.09 | 2.67 | 1.62 | 0.22 | |
Взвеш. | 58 | 0.17 | 0.45 | 0.59 | 1.86 | 2.12 | 0.41 | ||
Карское море, июнь 2021 г. | |||||||||
7020 | Раствор. | ПМС | 195 | 0.09 | 0.22 | 0.20 | 1.69 | 0.22 | 0.20 |
Взвеш. | 604 | 0.07 | 0.29 | 0.36 | 1.34 | 0.23 | 0.19 | ||
Раствор. | Поверхн. | 33 | 0.17 | 0.36 | 0.36 | 1.05 | 0.18 | 0.13 | |
Взвеш. | 81 | 0.10 | 0.23 | 0.29 | 1.26 | 0.44 | 0.04 | ||
7021 | Раствор. | Лед | 28 | 0.15 | 0.57 | 0.40 | 1.53 | 0.88 | 0.01 |
Взвеш. | 53 | 0.07 | 0.23 | 0.22 | 2.16 | 0.30 | 0.06 | ||
Раствор. | Поверхн. | 36 | 0.04 | 0.11 | 0.20 | 1.91 | 0.22 | 0.19 | |
Взвеш. | 120 | 0.06 | 0.22 | 0.37 | 1.17 | 0.24 | 0.14 | ||
7026 | Раствор. | ПМС | 89 | 0.22 | 1.25 | 0.61 | 1.12 | 0.12 | 0.45 |
Взвеш. | 476 | 0.17 | 0.68 | 0.43 | 1.08 | 1.31 | 0.19 | ||
Раствор. | Поверхн. | 22 | 0.16 | 0.94 | 0.40 | 1.13 | 0.09 | 0.47 | |
Взвеш. | 24 | 0.31 | 1.18 | 0.53 | 1.47 | 0.80 | 0.23 |
В составе алканов в низкомолекулярной области их распределение плавное (риc. 1в, г), а величины отношения С17/С25 низкое – 0.02–0.17, с более высокими значениями в поверхностных водах (табл. 2).
Содержание ПАУ в ПМС изменялось от 240 до 562 нг/л и также было выше, чем в поверхностных водах на этих станциях 89–546 нг/л.
В 2-х пробах льда отобранных на ст. 6860 (первая проба отобрана треугольным экраном с бака судна, вторая – с трапа), также происходило концентрирование всех соединений по сравнению с поверхностной водой, особенно во второй пробе, где содержание взвеси между льдом и водой различалось в 1.7 раз, а содержание АУВ – более, чем в 2.8 раза. Концентрация липидов во взвеси составила 308 мкг/л, а в подледной воде – 112 мкг/л (табл. 1). При этом содержание АУВ и липидов в растворенной форме было близким во льдах и в подледной воде. Здесь так же, как в ПМС в составе алканов доминировали высокомолекулярные гомологи (отношение L/H – 0.04 и 0.45), при пологом их распределении в низкомолекулярной области. Тем не менее, отношение С17/С25 было повышено (0.16–0.17) по сравнению с ПМС, что может свидетельствовать о большем влиянии автохтонных процессов на формирование УВ во льдах. Концентрации ПАУ во льдах оказались довольно низкими: 89–100 нг/л (табл. 1).
В Карском море в ПМС содержание АУВ изменялось во взвеси в интервале 197–1051 мкг/л (табл. 3), в среднем 669 мкг/л (стандартное отклонение – σ = 251), с максимумом у оконечности Н. Земли в желобе Святой Анны (рис. 3). Концентрации АУВ в ПМС в растворенной форме были значительно ниже: 127 – 217 мкг/л (табл. 3), в среднем 187 (σ = 54) мкг/л. Обусловлено это повышенной концентрацией самой взвеси в ПМС, где ее содержание в среднем составило 1.89 мг/л, и было в 6 раз выше, чем в поверхностном слое – в среднем 0.33 мг/л.
Таблица 3
Станция | Горизонт | Форма | АУВ, мкг/л | ПАУ*, нг/л | Взвесь, мг/л | АУВ, мкг/мг взвеси | ПАУ**, нг/л |
---|---|---|---|---|---|---|---|
7015 | ПМС | Раствор. | 209 | 333 | |||
Взвеш. | 1007 | 1040 | 1.91 | 527 | 545 | ||
Поверх. | Раствор. | 39 | 40 | ||||
Взвеш. | 53 | 50 | 0.30 | 177 | 167 | ||
7016 | ПМС | Раствор. | 127 | 227 | |||
Взвеш. | 626 | 655 | 2.24 | 279 | 210 | ||
Поверх. | Раствор. | 17 | 46 | ||||
Взвеш. | 22 | 20 | 0.37 | 59 | 82 | ||
7017 | ПМС | Раствор. | 184 | 360 | |||
Взвеш. | 908 | 1440 | 2.74 | 331 | 525 | ||
Поверх. | Раствор. | 7 | <4 | ||||
Взвеш. | 15 | 78 | 0.35 | 42 | 23 | ||
7018 | Поверх. | Раствор. | 13 | <4 | |||
Взвеш. | 15 | <4 | 0.41 | 50 | – | ||
7019 | ПМС | Раствор. | 217 | 450 | |||
Взвеш. | 512 | 920 | 2.65 | 193 | 652 | ||
Поверх. | Раствор. | 13 | <4 | ||||
Взвеш. | 37 | 6 | 0.30 | 123 | 20 | ||
7020 | ПМС | Раствор. | 195 | 520 | |||
Взвеш. | 604 | 760 | 0.97 | 623 | 374 | ||
Поверх. | Раствор. | 33 | 58 | ||||
Взвеш. | 81 | 82 | 0.46 | 176 | 178 | ||
7021 | Поверх. | Раствор. | 36 | 84 | |||
Взвеш. | 120 | 460 | 0.24 | 502 | 62 | ||
Лед | Раствор. | 28 | 80 | ||||
Взвеш. | 53 | 96 | 2.09 | 26 | 46 | ||
7023 | ПМС | Раствор. | 117 | 50 | |||
Взвеш. | 637 | 860 | 2.36 | 270 | 622 | ||
Поверх. | Раствор. | 23 | 32 | ||||
Взвеш. | 27 | 60 | 0.50 | 53 | 94 | ||
Лед-1*** | Раствор. | 43 | 44 | ||||
Взвеш. | 61 | 32 | 2.65 | 23 | 17 | ||
Лед-2 | Раствор. | 39 | 38 | ||||
Взвеш. | 44 | 90 | 2.90 | 15 | 31 | ||
Лед-3 | Раствор. | 46 | 72 | ||||
Взвеш. | 34 | 84 | 5.01 | 7 | 17 | ||
Шуга | Раствор. | 45 | 74 | ||||
Взвеш. | 66 | 92 | 2.71 | 24 | 34 | ||
7025 | ПМС | Раствор. | 187 | 360 | |||
Взвеш. | 1051 | 660 | 1.15 | 913 | 574 | ||
Поверх. | Раствор. | 29 | 60 | ||||
Взвеш. | 30 | 116 | 0.24 | 126 | 41 | ||
7026 | ПМС | Раствор. | 89 | 50 | |||
Взвеш. | 476 | 800 | 1.00 | 476 | 292 | ||
Поверх. | Раствор. | 22 | <4 | ||||
Взвеш. | 24 | 56 | 0.17 | 143 | 94 | ||
7043 | ПМС | Раствор. | 104 | 25 | |||
Взвеш. | 197 | 433 | 2.00 | 98 | 297 | ||
Поверх. | Раствор. | 30 | 8 | ||||
Взвеш. | 48 | 84 | 0.31 | 156 | 82 |
В поверхностных водах содержание АУВ во взвеси изменялось в интервале 15–120, в среднем 44 (σ = 33) мкг/л. Столь высокая средняя концентрация возникла из-за аномального содержания АУВ на ст. 7021 (рис. 3 г). В большинстве проб содержание АУВ колебалось в интервале 20–30 мкг/л и было сопоставимо с данными, полученными во время паводка 2019 г., где средние концентрации увеличивались от открытых районов Карского моря к Обской губе в среднем в интервале 20–59 мкг/л [18]. В растворенной форме содержание АУВ изменялось от 13 до 39 мкг/л (табл. 3), в среднем 22 (σ = 13) мкг/л, и незначительно отличалось от их содержания во взвеси поверхностных вод.
На ст. 7021 вместо ПМС был отобран лед, а на ст. 7023 были отобраны разные формы льда: небольшие куски льда – треугольным экраном для отбора ПМС с бака судна (лед-1), лед толщиной до 0.5 м сетью с кормы судна (лед-2, лед-3), ведром с трапа – “шуга”, рыхлый лед, смешанный с водой (“ледяная каша”) между большими кусками льда.
Оказалось, что в большей степени аккумулирование УВ происходит в шуге, особенно для ПАУ (рис. 4). Вода при волнении на поверхности, размягчая лед, оказывает на его структуру двойное действие: увеличивает число каналов и капилляров во льду, а также расширяет их диаметр, что интенсифицирует процессы обмена между водой и льдом. В частности для ПАУ, определенных флуоресцентным методом, концентрации в шуге и поверхностных водах различались в растворенной форме в 11 раз (табл. 3).
Содержание ПАУ в пробах льда, отобранных треугольным экраном и сетью с кормы судна, оказались близкими (табл. 3) и значительно были ниже, чем в ПМС (последнее также может свидетельствовать об отсутствии загрязняющих веществ при отборе пробы с кормы судна сетью). Близкие результаты были получены в пробе льда, отобранной на ст. 7021 треугольным экраном с бака судна (табл. 3). Содержание ПАУ во льду в растворенной форме и в подледной воде было практически равным, однако во взвеси их концентрации в среднем в 4.8 раз были выше, чем в растворенной форме.
Состав алканов в большинстве изученных пробах льда был однотипным (рис. 5а), и был близок к распределению гомологов в тающих льдах Баренцева моря (рис. 2). Отношение L/H в основном было < 1 (табл. 2). Доминировали высокомолекулярные гомологи. Минимальное значение этого параметра 0.11 установлено в растворенной форме в поверхностных водах на ст. 7021. В этой пробе также минимальное значение отношения С17/С25 – 0.04, Paq – (С23 + С25)/(С23 + С25 + + С29 + С31) – 0.20, довольно низкая величина коэффициента изопреноидности Ki – (i-С19 + С20)/ (С17 + С18) – 0.22 и повышенная величина CPI в высокомолекулярной области – 1.91. Все это может указывать на слабые автохтонные процессы в поверхностном слое вод в этом районе. Исключение установлено на ст. 7026, где состав алканов резко отличался от их состава на других станциях (рис. 5б). Здесь наблюдалось бимодальное распределение гомологов: в низкомолекулярной области доминировали н-С15-С19, а в высокомолекулярной – н-С28, относительное содержание которого колебалось от 2.3 до 19.1% от суммы н-алканов. Отношение L/H > 1.
Содержание ПАУ в отдельных пробах, полученных методом ВЭЖХ – 1–103 нг/л (табл. 4), ниже, по сравнению с данными метода флуориметрии 4–1040 нг/л, который определяет все флуоресцирующие соединения, и таким образом мы заведомо получаем завышенные концентрации.
Таблица 4.
Станция, Форма |
Объект | АУВ, мкг/л |
∑ПАУ, нг/л |
∑НАФ/ ∑ПАУ, % | ФЛТ/ ПР | ∑НАФ/ ФЕН |
(ПР + ФЛТ)/ (ФЕН + ХР) |
ФЕН/ AНТР |
∑2–3 кол./ ∑ 5–6 кол. |
ФЛТ/ (ФЛТ + ПР) |
---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|
7015, взвеш. | ПМС | 1007 | 103 | 1.9 | 0.67 | 0.21 | 6.18 | 0 | 0.131 | 0.40 |
7017, взвеш. | ПМС | 908 | 26 | 7.8 | 1.45 | 1.00 | 7.00 | 0 | 0.184 | 0.59 |
7023, взвеш. | ПМС | 637 | 18 | 1.1 | 1.37 | 0.07 | 4.13 | 483 | 0.211 | 0.58 |
7023, раствор. | Лед-3 | 62 | 1 | 10.5 | 1.44 | 0.31 | 1.29 | 0 | 0.835 | 0.59 |
7023, взвеш. | Шуга | 66 | 4 | 5.0 | 2.03 | 0.14 | 1.43 | 933 | 0.698 | 0.67 |
7025, раствор. | ПМС | 1051 | 7 | 5.4 | 1.08 | 0.44 | 4.55 | 21.3 | 0.246 | 0.52 |
7025, взвеш. | ПМС | 187 | 21 | 9.6 | 1.06 | 0.57 | 3.58 | 0 | 0.376 | 0.51 |
В составе ПАУ доминировали фенантрен, флуорантен и пирен (рис. 6). Фенантрен и флуорантен наиболее устойчивые полиарены, которые распространены в природных объектах [21, 23, 35] . Увеличение доли пирена происходит в ПМС во взвеси на ст. 7015, наиболее приближенной к Карским воротам.
Таким образом, необходимо отметить, что ПМС, существующий на границе атмосферы и гидросферы и занимающий 70% земной поверхности [13], обладает свойствами, отличающими его от поверхностных вод. Кроме того ПМС выступает в качестве своеобразного фильтра, предохраняющего водную толщу от поступления органических загрязняющих веществ в форме пленочных нефтепродуктов и из атмосферы. Однако ПМС в условиях сильного ветра и волнения разрушается, превращаясь из непрерывной квазидвумерной структуры в объемные дисперсии типа морской пены и воздушно-капельной дисперсии [12], поэтому этот слой отбирают при волнении меньше трех баллов.
Антропогенные загрязнения и прежде всего нефтяные, накапливаются вблизи морской поверхности, и могут влиять на энергомассообмен между океаном и атмосферой [7, 15]. Считалось, что органические соединения деградируют в этом слое в большей степени по сравнению с поверхностными водами [7]. Здесь формируется особое сообщество микроорганизмов – нейстон. Тем не менее, состав алканов в основном, как в Баренцевом (рис. 2) так и в Карском морях (рис. 4), свидетельствовал о незначительных автохтонных процессах в этом слое. Исключение представляет состав алканов в ПМС на ст. 7026 во фронтальной зоне Карского моря в районе желоба Св. Анны. Здесь алканы указывают на влияние как гомологов фитопланктона (н-С15-С19), так и микробиальных процессов (н-С28) [32]. Ранее в этом районе, в зоне температурно-соленостного фронта содержание АУВ увеличивалось в растворенной форме в 4 (до 40 мкг/л), а во взвешенной в 11 раз (80 мкг/л) по сравнению с близлежащими станциями и было соизмеримо с величиной ПДК для нефтяных УВ (50 мкг/л). Рост концентраций здесь обусловлен естественными природными процессами, так как происходил в области высоких градиентов температуры между арктическими водами и водами, опресненными материковым стоком, и маркировался также высокими градиентами концентраций хлорофилла, растворенного ОВ и взвеси [6, 17]. При этом было отмечено, что положение фронтальных зон значительно меняется от года к году и предположительно связано с влиянием интенсивных ветровых событий.
Просмотр проб фильтрационной взвеси под электронным сканирующим микроскопом показал (рис. 7), что агрегаты из ПМС были более крупными по сравнению с поверхностными водами, достигая 300–400 мкм, а иногда даже более. Связано это с тем, что ПМС обогащен микропланктоном, бактериями, тонкими обломками минералов и скелетами планктона.
Увеличение концентраций АУВ в ПМС происходит в основном за счет механического концентрирования здесь взвеси. Если бы в этом слое интенсивно развивался нейстон, то в низкомолекулярной области наблюдались бы пики н-С17 – основного гомолога при автохтонном образовании алканов. Однако плавное распределение алканов в низкомолекулярной области может указывать на слабые автохтонные процессы в ПМС.
Такой же состав алканов наблюдался и во льдах. При этом распределение алканов в ПМС и льдах Баренцева и Карского моря были близки. Последнее свидетельствовало так же о том, что при сходе сезонного льда, вопреки существующему мнению [4, 11], роль автохтонных процессов в ПМС, льдах и поверхностных водах незначительна.
В тающем льду концентрирование изучаемых соединений происходит в меньшей степени, чем в ПМС. Содержание АУВ и липидов в растворенной форме практически не изменялось во льдах и в подледной воде.
Примечательно, что на ст. 6841 в Стур-фиорде содержание ПАУ в ПМС и поверхностных водах было близким: 562 и 546 нг/л и значительно выше, чем в придонном горизонте – 121 нг/г (табл. 1). При потоке из поверхностных вод в ПМС видимо не происходит разложение более устойчивых по сравнению с АУВ полиаренов.
Необходимо отметить, что как в природных, так и антропогенных процессах образуются практически все полиарены [21, 23]. Однако, при сгорании топлива происходит преимущественное образование высокомолекулярных ПАУ (пирена, флуорантантена, бензпирена и др.). В низкотемпературных процессах образования сырых нефтей доминируют низкомолекулярные полиарены: метилированные гомологи нафталина, фенантрена и др. [21, 23, 35] . Поэтому для определения их генезиса используют соотношения индивидуальных полиаренов – молекулярные маркеры (табл. 4). Влияние пиролитических процессов определяют величины отношений ФЛТ/ПР (<1), ФЛТ/(ПР + + ФЛТ) < 0.5 и ∑2–3 кольчатых/∑ 5–6 кольчатых (<1). Наиболее низкие значения этих отношений установлены во взвеси из ПМС на ст. 7015 в наиболее судоходном районе – Карские ворота. Это предположение подтверждает также низкие концентрации нафталинов (1.1–10.5% от ∑ПАУ) на этой станции, а также повышенные в ПМС концентрации АУВ (1007 мкг/л) и ПАУ (1040 нг/л).
Более высокие значения отношения ∑2–3 кольчатых/∑5–6 кольчатых во льдах (0.698–0.835) по сравнению с ПМС и поверхностными водами могут указывать на избирательную сорбцию ПАУ льдами. Однако необходимо учитывать, что из-за разной устойчивости индивидуальных ПАУ, их состав изменяется со временем по сравнению с существующим в источниках эмиссии [16, 21].
В эстуарных зонах субмикронные фракции содержат в основном легкие полиарены [26]. На внешней границе шельфа происходит некоторое обогащение коллоидной фракции соединениями большей массы, связанное с перераспределением из водной фазы в процессе флоккуляции. Скорее всего, субмикронная фракция унаследована от растворенной фазы, так как в этих формах доминировали, как правило, нафталин (наиболее растворимый) и флуорантен (наиболее стабильный) из идентифицированных незамещенных полиаренов (рис. 6). В отдельных случаях к доминирующим соединениям можно отнести хризен. В материале седиментационных ловушек также установлено относительное обогащение взвеси (и особенно фекальных пеллет) низкомолекулярными ПАУ (фенантреном, флуорантеном, пиреном), по сравнению с подстилающими осадками [25]. Предполагается селективный переход легких полиаренов из растворенной формы во взвесь путем сорбции и соосаждения или биоаккумуляции и биоосаждения. К минорным компонентам в составе ПАУ воды и фильтрационной взвеси относятся высокомолекулярные полиарены, обладающие меньшей растворимостью и меньшим содержанием в источниках эмиссии. Основным носителем доминантных ПАУ является фракция >1.2 мкм, так как концентрации ПАУ в этой фракции были на порядок выше, чем в субмикронных [26].
Необходимо отметить, что кроме УВ, в ПМС наблюдали повышенные концентрации минерального фосфора, органического углерода и более высокие содержания взвешенных веществ и др. соединений по сравнению с нижележащими слоями воды [19]. Была выявлена прямая зависимость между численностью бактерий в ПМС и взвеси, а также между общей численностью бактерий нейстона и планктона в подповерхностном слое в летний период [3].
ВЫВОДЫ
В ПМС, который существует на границе атмосфера–вода происходит аккумулирование УВ. Степень их концентрирования зависит не только от сформированности ПМС и гидрофобных свойств органических соединений, но и от геохимической обстановки района. Поэтому в районе флюидных потоков в Стур-фиорде в Баренцевом море степень концентрирования липидов выше, чем АУВ.
Аккумулирование гидрофобных АУВ и ПАУ в ПМС происходит во взвешенной форме. В Карском море концентрации АУВ во взвеси были почти в 4 раза выше по сравнению с растворенной формой (соответственно в среднем 669 и 187 мкг/л), а ПАУ – в 2.3 раза выше (соответственно 851 и 375 нг/л), что определяется в основном концентрациями самой взвеси, которые были выше в среднем в 7 раз, по сравнению с поверхностными водами (в среднем 2.33 и 0.33 мг/л соответственно).
На содержание УВ в ПМС оказывает влияние сезон исследования. Поэтому концентрации АУВ в позднеледниковый период в Карском море (до 1051 мкг/л, в среднем 669 мкг/л) были, выше, чем в летнюю межень в Баренцевом море (до 96 мкг/л, в среднем 68 мкг/л).
В тающем льду концентрирование АУВ как в Баренцевом (25–58 мкг/л), так и в Карском морях (28–66 мкг/л) происходит в меньшей степени, чем в ПМС. Последнее отличает тающий лед от растущего, где содержание АУВ во льдах было значительно выше, чем в подледной воде [30].
Состав алканов в ПМС и во льдах был близким. Во всех пробах наблюдалось плавное распределение гомологов в низкомолекулярной области и доминирование высокомолекулярных соединений. Это может свидетельствовать о слабых автохтонных процессах как в ПМС, так и в тающих сезонных льдах.
В составе ПАУ доминировали фенантрен, флуорантен и пирен, и по соотношению основных маркеров можно заключить, что их формирование происходит под влиянием продуктов сгорания судового топлива. Поэтому доля пирена возрастала в районе наиболее приближенном к Карским воротам.
Благодарность: Авторы благодарят В.Ю. Калгина, В.А. Чернова и Н.А. Беляева за помощь в отборе проб ПМС и льда, И.В. Суханову за интерпретацию данных по составу взвеси, полученной с помощью электронной микроскопии.
Финансирование: Экспедиция выполнена в рамках государственного задания Минобрнауки России (№ FMWE-2021-0006), обработка проб, обобщение материалов и подготовка к публикации при финансовой поддержке РНФ (проект № 19-17-00234-П).
Список литературы
Бамбуляк А., Францен Б. Транспортировка нефти из российской части Баренцева региона по состоянию на январь 2009 года. Тромсе: Акваплан-Нива, 2009. 97 с.
Воробьев В.Л., Акимов В.А., Соколов Ю.И. Предупреждение и ликвидация аварийных разливов нефти и нефтепродуктов. М.: МЧС России, 2005. 368 с.
Галачьянц А.Д., Белькова Н.Л., Суханова Е.В. и др. Численность бактерионейстона и физико-химические особенности поверхностного микрослоя озера Байкал // Поволж. экол. журн. 2018. № 4. С. 379–390.
Гершанович Д.Е. Елизаров А.А., Сапожников В.В. Биопродуктивность океана. М.: ВО “Агропромиздат”, 1990. 236 с.
Диагностический анализ состояния окружающей среды арктической зоны Российской Федерации (расширенное резюме). М.: Научн. мир, 2011. 124 с.
Завьялов П.О., Ижицкий А.С., Осадчиев А.А. и др. Структура термохалинных и био-оптических полей на поверхности Карского моря в сентябре 2011 г. // Океанология. Т. 55. № 4. С. 514–525.
Израэль Ю.А., Цыбань А.В. Антропогенная экология океана. М.: Флинта, Наука, 2009. 532 с.
Каминский В.Д., Супруненко О.И., Смирнов А.Н. и др. Современное ресурсное состояние и перспективы освоения минерально-сырьевой базы шельфовой области российской Арктики // Разведка и охрана недр. 2016. № 9. С. 136–142
Качество морских вод по гидрохимическим показателям. Ежегодник 2020. / Под ред. Коршенко А.Н. М.: Наука, 2021. 230 с.
Клювиткин А.А., Политова Н.В., Новигатский А.Н. и др. Исследования европейской Арктики в 80-м рейсе научно-исследовательского судна “Академик Мстислав Келдыш” // Океанология. 2021. Т. 61. № 1. С. 156-158.
Лапин С.А. Гидрологическая характеристика Обской губы в летне-осенний период // Океанология. 2011. Т. 51. № 6. С. 984–993.
Лапшин В.Б., Рагулин И.Г. О поверхностном натяжении морской воды // Метеорология и гидрология. 1990. № 11. С. 83–85.
Лапшин В.Б., Рагулин И.Г. Скорость газообмена океана с атмосферой в Сев. Атлантике по данным СВЧ радиометрии с ИСЗ “Космос-1602” // Океанология. 1989. № 4. С. 597–598.
Лисицын А.П. Современные представления об осадкообразовании в океанах и морях. Океан как природный самописец взаимодействия геосфер Земли // Мировой океан. Т. 2. М.: Научный мир, 2014. С. 331–571.
Немировская И.А. Углеводороды в океане (снег–лед–вода–взвесь–донные осадки) М.: Научный мир, 2004. 328 с.
Немировская И.А. Нефть в океане (загрязнение и природные потоки). М.: Научный мир, 2013. 432 с.
Немировская И.А. Изменчивость концентраций и состава углеводородов во фронтальных зонах Карского моря // Океанология. 2015. Т. 55. № 4. С. 497–507.
Немировская И.А., Флинт М.В. Особенности поведения органических соединений в воде и донных осадках в Карском море во время схода сезонного льда // Океанология. 2022. Т. 62. № 1. С. 64–74.
Парфенова В.В. Разнообразие и физиолого-биохимические свойства гетеротрофных бактерий, выделенных из нейстона озера Байкал // Микробиология. 2016. Т. 85. № 5. С. 568–579.
Патин С.А. Нефтяные разливы и их воздействие на морскую среду и биоресурсы. М.: ВНИРО, 2008. 507 с.
Ровинский Ф.Я., Теплицкая Т.А., Алексеева Т.А. Фоновый мониторинг полициклических ароматических углеводородов. Л.: Гидрометеоиздат, 1988. 224 с.
Справочники и руководства. МОК/ВМО. № 15. Париж: Юнеско, 1985. 12 с.
AMAP. Sources, Inputs and Concentrations of Petroleum Hydrocarbons, Polycyclic Aromatic Hydrocarbons, and other Contaminants Related to Oil and Gas Activities in the Arctic, Chapter 4 / Assessment 2007: Oil and Gas Activities in the Arctic – Effects and Potential Effects. V. 2. Oslo: AMAP, 2007.
Ivanov A.Y., Ivonin D.V., Terleeva N.V. et al. Oil spills in the Barents Sea: The results of multiyear monitoring with synthetic aperture radar // Marine Pollution Bulletin. 2022. V. 179. P. 113677. https://doi.org/10.1016/j.marpolbul.2022.113677
Lipiatou E., Marty J.C., Saliot A. Sediment trap fluxes of polycyclic aromatic hydrocarbons in the Mediterranean Sea // Marine Chemistry. 1993. V. 44. P. 43–54.
Lipiatou E., Saliot A. Hydrocarbon contamination of the Rhone delta and western Mediterranean // Marine Pollution Bulletin. 1991. V. 22. P. 297–304.
Melnikov I.A. Antarctic Sea Ice Ecosystems: A Comparative Analysis. In Arctic and Antarctic; Nauka: Mocow, Russia, 2003. V. 36. P. 149–164.
Monitoring of hazardous substances in the White Sea and Pechora Sea: harmonisation with OSPAR’s Coordinated Environmental Monitoring Programme (CEMP) Tromsø: Akvaplan-niva. 2011. 71 p.
NAS (National Academy of Sciences). Oil in the Sea III: Inputs, Fates, and Effects. Washington, D.C.: The National Academies Press, 2003. 265 p.
Nemirovskaya I.A., Shevchenko V.P. Organic compounds and suspended particulate matter in snow of high latitude areas (Arctic and Antarctic) // Atmosphere. 2020. V. 11. № 9. 928 p. https://doi.org/10.3390/atmos11090928
Nemirovskaya I.A., Khramtsova A.V. Features of the Hydrocarbon Distribution in the Bottom Sediments of the Norwegian and Barents Seas // Fluids 2021, 6, 456. https://doi.org/10.3390/fluids6120456
Nishumura M., Baker E.W. Possible origin of n-alkanes with remarkable even-to-odd predominance in recent marine sediments // Geochim. Cosmochim. Acta. 1986. V. 50. № 2. P. 299–305.
Wurl O., Obbard J.P. A review of pollutants in the sea-surface microlayer (SML): a unique habitat for marine organisms // Marine Poll. Bul. 48, 2004, P. 1016–1030. https://doi.org/10.1016/j.marpolbul.2004.03.016
Wurl O., Ekau W., Landing W.M., Zappa Ch.J. Sea surface microlayer in a changing ocean – A perspective // Elem Sci Anth, 5 (31), 2017, P. 1–11. https://doi.org/10.1525/elementa.228
Yunker M.B., Macdonald R.W., Ross P.S., Sophia C. Johannessen B. Neil D. Alkane and PAH provenance and potential bioavailability in coastal marine sediments subject to a gradient of anthropogenic sources in British Columbia, Canada // Organic Geochemistry. 2015. № 89–90. P. 80–116.
Дополнительные материалы отсутствуют.