Российский физиологический журнал им. И.М. Сеченова, 2022, T. 108, № 3, стр. 325-338

МЕТОДЫ ИССЛЕДОВАНИЯ

Все работы с экспериментальными животными проводили с соблюдением законодательства, в соответствии с положениями Европейской конвенции о защите позвоночных животных, используемых для экспериментов или в иных научных целях (ETS N 123) и принципов, утвержденных комиссией по биоэтике Института физиологии Национальной академии наук Беларуси. Опыты проводились на половозрелых крысах-самцах линии Вистар. Животные вводились в эксперимент в возрасте двух месяцев, масса тела составляла 180–200 г. Были изучены следующие виды экспериментальных воздействий: высококалорийная диета (ВКД) и социальная изоляция (СИ), а также их сочетания. Крысы были разделены на 4 группы: 1) Контроль (n = 20) – стандартный рацион вивария и оптимальные условия содержания (по 6–7 крыс в общей клетке); 2) Контроль-СИ (n = 20) – стандартный рацион вивария и содержание в индивидуальных клетках; 3) ВКД (n = 36) – рацион включал дополнительное количество жиров животного происхождения в виде свиного сала (45% от суточной калорийности пищи) и углеводов (питьевая вода замещалась на 10%-ный раствор фруктозы со свободным доступом к поилкам), крысы содержались в стандартных условиях (6–7 крыс в общей клетке); 4) ВКД-СИ (n = 36) – высококалорийная диета и содержание в индивидуальных клетках. В состав ВКД входило свиное сало, которое вводили в рацион в соответствии с массой тела животного, соблюдая 45% добавочного вклада к стандартному рациону вивария по мере нарастания массы тела и соответственно калорийности основной диеты. Проводили учет поедания сала в расчете на одно животное при групповом и индивидуальном содержании. Для группового содержания использовали клетки Techniplast с площадью пола 1500 см² (габариты 48 × 38 × 21 см), а для индивидуального – клетки Zoonlab Gmbh с площадью пола 360 см² (габариты 26 × 20 × 14 см). Оба варианта соответствовали требованиям ETS № 123, площадь пола – не менее 200–250 см² на крысу.

Продолжительность эксперимента составляла 4 мес. На последней неделе проводили тест Порсолта на депрессивное поведение грызунов [8]. Каждую крысу помещали на 6 мин в сосуд, заполненный водой до отметки на высоте 30 см, температура воды составляла 24–25°С. Фиксировали длительность первого акта активного плавания, количество и длительность “замираний” (отсутствие плавательных движений). Отказ от активного плавания характеризует состояние “отчаяния”, т.е. является признаком депрессивности [8].

Массу тела крыс оценивали на весах Scout Pro (Китай), а также проводили измерение систолического артериального давления крови (САД) на установке PanLab (Испания). На заключительном этапе эксперимента половина животных каждой из четырех групп подвергалась острому кратковременному стрессу – принудительному плаванию в холодной воде, Т = 13°С в течение 5 мин. Животных выводили из эксперимента через 1 ч после стресса, под тиопенталовым наркозом. Всех остальных животных также подвергали декапитации с использованием тиопентала натрия. У крыс забирали висцеральную жировую ткань, печень, ЩЖ и кровь (для отделения сыворотки и последующего анализа биохимических и гормональных показателей).

Биохимические показатели сыворотки крови: общий холестерин, триглицериды, глюкоза, общий белок определяли ферментативными методами с использованием коммерческих наборов фирмы “Диасенс” (Республика Беларусь) на автоматическом биохимическом анализаторе BS-200 (Китай) с программным обеспечением BS-330. Определение гормонов в сыворотке крови проводили методом иммуноферментного анализа: трийодтиронин (Т3), тироксин (Т4) и свободный Т4 (св. Т4) – на наборах “Хема” (Россия), свободный Т3 (св. Т3) и кортизол – на наборах “Диагностические системы” (Россия), тиреотропный гормон (ТТГ) – на наборах FineTest (Китай).

Определение активности тиреопероксидазы (ТПО) в ткани щитовидной железы (ЩЖ) проводили по методу [9]. Ткань ЩЖ измельчали с использованием гомогенизатора IKA T10 basic Ultra-Turrax (Германия) и 0.05 М Na/фосфатного буфера (рН 7.4). Гомогенат (в разведении 1 : 80) центрифугировали с охлаждением при 4°С и 5000 об/мин (10 700 g) на центрифуге Allegra 64R Centrifuge Beckman Coulter (США). Супернатанты отбирали и определяли содержание белка биуретовым методом на автоматическом биохимическом анализаторе BS 200 (Китай) с использованием наборов “Диасенс” (Беларусь). Супернатанты для определения активности тиреопероксидазы (ТПО) находились на ледяной бане (температура тающего льда) и использовались в течение 3–4 ч. Спектрофотометрические исследования проводили на спектрофлуориметре SOLAR СМ 2203. В термостатируемую кювету (1 см) вносили буфер и другие компоненты. Состав инкубационной смеси: 0.05 М Na/фосфатный буфер рН 7.4–2.7 мл, раствор KI (0.6 М) – 75 мкл, супернатант – 200 мкл. Содержимое кюветы выдерживали в течение 3 мин при температуре 25°С. Реакцию инициировали путем внесения H₂O₂ (10 мкл 40 мМ раствора), пробу перемешивали и регистрировали оптическую плотность при длине волны 353 нм в течение 3 мин. Активность фермента выражали в международных единицах на мг белка за минуту инкубации (МЕ/мг мин).

Активность дейодиназы 1-го типа (D1) в печени определяли по методу [10] с некоторыми модификациями, малоновый диальдегид (МДА) – по реакции с тиобарбитуровой кислотой [11]. Метод определения D1 [10] основан на оценке дейодиназной активности печени по превращению Т4 в Т3 в присутствии кофактора дитиотрейтола (ДТТ). В работе использовали следующие реагенты: Tris-HCl буфер 0.05 М, рН 7.8; Na/фосфатный буфер 0.01 М, рН 7.6, содержащий бычий сывороточный альбумин (БСА) 0.25%; ДТТ 320 мМ на дистиллированной воде; стандарт Т4 (I) на метаноле – 1000 мкМ с добавлением 0.5 N NaOH (100 мкл на 5 мл раствора); стандарт Т4 (II) получали путем разбавления Т4-I в 20 раз на БСА-фосфатном буфере с добавлением 0.5 N NaOH до рН 8 – конечная концентрация 50 мкМ. Печеночный гомогенат готовили на трис-буфере (1 : 5) в условиях охлаждения при температуре тающего льда, затем центрифугировали 15 мин на центрифуге BioSan LMC-3000 при 3000 об/мин (1700 g).

Состав инкубационной смеси: супернатант – 700 мкл, ДТТ – 40 мкл, стандарт Т4 (II.) – 40 мкл. Инкубация при 37°С в течение 1 ч проводилась в дублях – 2 опытных и 2 контрольных пробы (контрольные пробы без ДТТ и Т4). Остановка реакции достигалась путем добавления этилового спирта 96% – 700 мкл, при этом в контрольные пробы добавляли ДТТ и Т4. После перемешивания пробы оставляли в холодильнике на 2 ч или на ночь для осаждения белка. Надосадочную жидкость отделяли путем центрифугирования и использовали для определения Т3 ИФА-методом (возможно хранение при –20°С до проведения анализа). Полученный супернатант содержал около 48% этанола. Установлено, что при определении Т3 ИФА-методом в спиртосодержащем супернатанте необходимо смешивать таковой с “нулевой сывороткой” (пуловая человеческая сыворотка, обработанная активированным углем), не допуская превышения концентрации этанола более 5% в пробе. Изучение влияния концентрации этанола на определение Т3 ИФА-методом было проверено на пуловой сыворотке людей. При внесении в эту сыворотку этанола с конечной концентрацией не более 5% содержание Т3 определялось как исходное, полученное на нативной сыворотке. В процессе выполнения методики супернатант вносили в “нулевую сыворотку” в соотношении 10/100 мкл таким образом, чтобы содержание этанола в пробе составляло около 4.8%, что являлось предельно допустимым.

Статистический анализ проводился в программе Statistica 6.0. Нормальность распределения данных проверяли с использованием критерия Шапиро–Уилка. При нормальном распределении применяли дисперсионный анализ ANOVA с использованием критерия Фишера (данные представляли как M ± SEM). При ненормальном распределении использовались непараметрические методы – критерий Краскера–Уоллеса (данные представляли как Me (25; 75)). Отличия считали достоверными при уровне значимости р < 0.05.

РЕЗУЛЬТАТЫ ИССЛЕДОВАНИЯ

На первом этапе эксперимента было изучено влияние высококалорийной диеты и социальной изоляции. Показатели массы тела у крыс групп “Контроль” и “Контроль-СИ” по окончании эксперимента были практически одинаковыми (табл. 1). Высококалорийная диета приводила к достоверному нарастанию массы тела крыс в среднем на 10% по отношению к группе “Контроль”, а сочетанное влияние “ВКД-СИ” – на 12% по сравнению с группой “Контроль-СИ”. Эти группы крыс (“ВКД” и “ВКД-СИ”) практически не отличались между собой по средним значениям массы тела. Масса висцерального жира не давала достоверных отличий у крыс групп “Контроль” и “Контроль-СИ”. У крыс группы “ВКД” отмечалось 4-кратное нарастание массы висцерального жира по сравнению с контролем, а у крыс группы “ВКД-СИ” это нарастание носило менее выраженный характер – примерно в 2 раза по сравнению с “Контроль-СИ”. При этом масса висцерального жира в группе “ВКД” двукратно превышала таковую в группе “ВКД-СИ”. Очевидно, что при социальной изоляции нарастание висцерального жира у крыс было менее выраженным, чем при групповом, хотя потребление сала в этих группах крыс было практически одинаковым (6.7 и 6.8 г в день соответственно). Средние показатели САД в обеих группах, получавших стандартный рацион (группы 1, 2), были практически одинаковыми, а у крыс, получавших избыточное питание (группы 3, 4), достоверно нарастали на 11 и 15% соответственно, достигая сопоставимых величин (табл. 1).

Как видно из данных, представленных в табл. 2, значения биохимических показателей крови были практически идентичными в группах “Контроль” и “Контроль-СИ”. Потребление высококалорийного рациона приводило к повышению уровня общего холестерина в сыворотке крови у крыс группы “ВКД-СИ”. Содержание триглицеридов достоверно нарастало только в группе “ВКД”, но не “ВКД-СИ”. Уровень глюкозы достоверно увеличивался в обеих группах по сравнению с контролем.

Определение уровня триглицеридов в ткани ЩЖ показало сопоставимые величины в первых двух группах крыс, получавших стандартную диету, и выявило достоверное повышение показателя при высококалорийной диете независимо от условий содержания по сравнению с контролем. Однако накопление триглицеридов в ткани ЩЖ было наиболее выраженным в группе “ВКД” и достоверно превышало (в 1.5 раза) этот показатель у крыс, получавших сочетанное воздействие – “ВКД-СИ”. Содержание МДА в ткани ЩЖ достоверно нарастало при высококалорийном питании в 3-й группе в 1.4 раза по сравнению с контролем, а в 4-й группе отмечалась только тенденция к его повышению (табл. 2).

Учитывая нарастание массы висцерального жира, повышение САД и метаболические сдвиги, можно констатировать, что у животных, получавших высококалорийное питание, развился экспериментальный метаболический синдром. Потребление практически одинаковых количеств свиного сала в условиях социальной изоляции и при групповом содержании приводило к более выраженному накоплению висцерального жира и к большим метаболическим отклонениям в условиях группового содержания животных (табл. 1, 2).

Оценка психо-эмоционального статуса крыс проводилась с использованием теста Порсолта, который предназначен для выявления депрессивного поведения у грызунов [8]. Как видно из рис. 1, крысы группы “Контроль-СИ” отличались достоверным, почти 2-кратным увеличением времени первого акта активного плавания по сравнению с группой контроля. У крыс, получавших высококалорийную диету, были выявлены сдвиги противоположной направленности – достоверное уменьшение длительности акта активного плавания и увеличение длительности замираний без движения, что свидетельствует о нарастании депрессивности.

Рис. 1.

Результаты теста Порсолта у экспериментальных животных (Ме (25; 75)). Достоверность различий при p < 0.05: * – сравнение с группой “Контроль”; # – сравнение с группой “Контроль-СИ”; ^ – сравнение с группой “ВКД”.

На первом этапе эксперимента, наряду с гормональными показателями, были также изучены характеристики активности некоторых ферментов тиреоидного статуса (табл. 3). Активность ТПО в ткани ЩЖ была практически одинаковой в первых двух группах. На фоне высококалорийного питания было выявлено достоверное снижение активности фермента, почти наполовину от контрольного уровня, независимо от условий содержания животных (табл. 3). В противоположность этому активность D1 печени достоверно повышалась при избыточном питании.

Гормональные показатели тиреоидного статуса в сыворотке крови представлены на рисунках в виде светлых столбиков – крысы без стресса и в виде заштрихованных столбиков – крысы после стресса. В первую очередь необходимо рассмотреть влияние высококалорийной диеты и социальной изоляции на изучаемые показатели.

Как видно из рис. 2, значения ТТГ достоверно не отличались у животных первых двух групп (“Контроль” и “Контроль-СИ”) без стресса, хотя во 2-й группе наблюдалась тенденция к нарастанию уровня ТТГ (p > 0.05). Высококалорийное питание приводило к достоверному повышению уровня ТТГ по сравнению с контролем в 1.8 раза, а у крыс группы “ВКД-СИ” было отмечено нарастание показателя в 2 раза по сравнению с контролем и в 1.5 раза по сравнению с “Контроль-СИ”. Под влиянием кратковременного стресса в группе контроля наблюдалось достоверное (в 1.8 раза) повышение уровня ТТГ, выраженное повышение гормона было отмечено и в группе ВКД (в 1.5 раза). Однако у крыс, содержавшихся в условиях изоляции (“Контроль-СИ” и “ВКД-СИ”) сдвиги ТТГ не достигали статистической значимости (рис. 2).

Рис. 2.

Экспериментальные воздействия на уровень ТТГ в сыворотке крови крыс. Достоверность различий при p < 0.05: * – сравнение с группой “Контроль”; # – сравнение с группой “Контроль-СИ”; ^ – сравнение с группой “ВКД”, & – сравнение с животными, которые не подвергались острому стрессу, ** – сравнение с группой “Контроль после стресса”; ## – сравнение с группой “Контроль-СИ после стресса”; ^^ – сравнение с группой “ВКД после стресса”.

На фоне избыточного питания было отмечено достоверное повышение уровня общего Т3 в 1.6 раза, общего Т4 – в 1.4 раза, что сочеталось с повышением активности печеночной D1 в 1.7 раза по сравнению с контролем (рис. 3–4, табл. 3). При ВКД в сочетании с социальной изоляцией содержание Т3 и Т4 оставалось в пределах контрольных величин, несмотря на достоверное повышение уровня ТТГ по сравнению с контролем. Содержание Т3 и Т4 в сыворотке крови при ВКД достоверно превосходило таковые при ВКД в сочетании с социальной изоляцией.

Рис. 3.

Экспериментальные воздействия на уровень Т3 у крыс экспериментальных групп. Достоверность различий при p < 0.05: * – сравнение с группой “Контроль”; # – сравнение с группой “Контроль-СИ”; ^ – сравнение с группой “ВКД”, & – сравнение с животными, которые не подвергались острому стрессу, ** – сравнение с группой “Контроль после стресса”; ## – сравнение с группой “Контроль-СИ после стресса”; ^^ – сравнение с группой “ВКД после стресса”.

Рис. 4.

Экспериментальные воздействия на уровень Т4 у крыс экспериментальных групп. Достоверность различий при p < 0.05: * – сравнение с группой “Контроль”; # – сравнение с группой “Контроль-СИ”; ^ – сравнение с группой “ВКД”, & – сравнение с животными, которые не подвергались острому стрессу, ** – сравнение с группой “Контроль после стресса”; ## – сравнение с группой “Контроль-СИ после стресса”; ^^ – сравнение с группой “ВКД после стресса”.

После стресса уровень Т3 (рис. 3) оставался относительно стабильным практически во всех экспериментальных группах, тогда как содержание Т4 в сыворотке крыс на фоне стресса достоверно повышалось в группе “Контроль-СИ” (рис. 4).

Как видно из рис. 5 и 6, характер питания и условия содержания животных не повлияли на уровни свободных фракций тиреоидных гормонов. Постстрессорное повышение св. Т3 отмечалось только в группе контроля (рис. 5), а св. Т4 ― только у крыс группы “ВКД-СИ” (рис. 6).

Рис. 5.

Экспериментальные воздействия на уровень св. Т3 у крыс экспериментальных групп. Достоверность различий при p < 0.05: * – сравнение с группой “Контроль”; # – сравнение с группой “Контроль-СИ”; ^ – сравнение с группой “ВКД”, & – сравнение с животными, которые не подвергались острому стрессу, ** – сравнение с группой “Контроль после стресса”; ## – сравнение с группой “Контроль-СИ после стресса”; ^^ – сравнение с группой “ВКД после стресса”.

Рис. 6.

Экспериментальные воздействия на уровень св. Т4 у крыс экспериментальных групп. Достоверность различий при p < 0.05: * – сравнение с группой “Контроль”; # – сравнение с группой “Контроль-СИ”; ^ – сравнение с группой “ВКД”, & – сравнение с животными, которые не подвергались острому стрессу, ** – сравнение с группой “Контроль после стресса”; ## – сравнение с группой “Контроль-СИ после стресса”; ^^ – сравнение с группой “ВКД после стресса”.

Высококалорийная диета и социальная изоляция не вызывали достоверных сдвигов содержания кортизола в сыворотке крови крыс (рис. 7), однако отмечалась тенденция к снижению показателя в группе “Контроль-СИ”.

Рис. 7.

Экспериментальные воздействия на уровень кортизола у крыс экспериментальных групп. Достоверность различий при p < 0.05: * – сравнение с группой “Контроль”; # – сравнение с группой “Контроль-СИ”; ^ – сравнение с группой “ВКД”, & – сравнение с животными, которые не подвергались острому стрессу, ** – сравнение с группой “Контроль после стресса”; ## – сравнение с группой “Контроль-СИ после стресса”; ^^ – сравнение с группой “ВКД после стресса”.

Кратковременное стрессорное воздействие вызывало резкое (в 1.8 раза) повышение уровня кортизола в сыворотке крови крыс контрольной группы по сравнению с таковым у животных, не подвергавшихся плаванию в холодной воде (рис. 7).

Следует охарактеризовать стресс-индуцированные изменения показателей в группе “Контроль” – повышение содержания ТТГ (в 1.8 раза), кортизола (в 1.8 раза) и незначительное нарастание концентрации св. Т3 в сыворотке крови, что, по-видимому, является адекватной физиологической реакцией на кратковременный острый стресс.

В группе “Контроль-СИ” также отмечалось достоверное повышение уровня кортизола в крови (в 1.8 раза), но отсутствовали изменения таких показателей, как ТТГ и св. Т3, характерные для группы “Контроль”. Среднее значение ТТГ в сыворотке крови крыс “Контроль-СИ” после плавания соответствовало таковому в группе “Контроль” после плавания. Но при этом размер ответа на острое стрессорное воздействие был снижен.

В группе “ВКД” при стрессе было отмечено только нарастание уровня ТТГ в сыворотке крови в 1.5 раза по отношению к животным, которые не плавали. Выброс кортизола в кровь через 1 ч после стресса не был зарегистрирован.

В группе “ВКД-СИ” отмечалось повышение уровня кортизола после стресса по аналогии с группой контроля (в 1.8 раза), но реакция со стороны ТТГ отсутствовала. Последнее может быть связано с исходно повышенным уровнем показателя, который более чем в 2 раза превышал значение контроля.

ОБСУЖДЕНИЕ РЕЗУЛЬТАТОВ

Из литературы известно, что изоляция грызунов в раннем детском возрасте вызывает у них впоследствии выраженную тревожность и депрессивность, сопровождаемую снижением уровня кортикостерона в крови (хронический стресс изоляции) и изменениями показателей нейропластичности [12, 13]. При изоляции взрослых животных такие характерные сдвиги могут отсутствовать, но чаще всего отмечается гиперактивный фенотип [12, 13]. В наших экспериментах при испытании в тесте Порсолта у животных группы “Контроль-СИ” было выявлено достоверное увеличение времени первого акта активного плавания по отношению к группе контроля. У животных группы “ВКД” отмечались противоположные сдвиги – уменьшение времени первого акта активного плавания и нарастание длительности замираний. Эти характеристики, по-видимому, свидетельствуют о развитии активного фенотипа на фоне стресса изоляции и признаков депрессивности при высококалорийном питании в условиях группового содержания животных.

В литературе существуют неоднозначные сведения о влиянии социальной изоляции на массу тела животных. Одни авторы указывают на то, что при избыточном питании социальная изоляция у взрослых грызунов способствует нарастанию ожирения и соответствующему изменению метаболических функций [14], а другие – сообщают противоположные результаты [15, 16]. Используемая нами модель социальной изоляции ограничивала нарастание висцерального ожирения и характерных метаболических и гормональных сдвигов, сопутствующих ожирению, а также повышала активность животных в тесте Порсолта. Крысы группы “ВКД” имели наиболее выраженное висцеральное ожирение и проявляли склонность к развитию депрессивности в тесте Порсолта.

Что касается особенностей тиреоидного статуса при ВКД, то в нашей экспериментальной работе подтвердились клинические наблюдения, констатирующие повышение уровня ТТГ при ожирении [2]. Этот факт можно было бы интерпретировать,как показатель гипотиреоза у пациентов с ожирением, однако в наших экспериментах нарастание уровня ТТГ регистрировалось на фоне повышенных концентраций Т3 и Т4 в крови у крыс. Современные исследования свидетельствуют о том, что лептин, вырабатываемый адипоцитами, оказывает регулирующее влияние на секрецию ТТГ – активирует ось гипоталамус-гипофиз-ЩЖ путем влияния на нейроны паравентрикулярного ядра, ответственного за выработку тиреотропин-рилизинг гормона [17]. Высказывается мнение, что повышение уровня ТТГ при ожирении не является следствием гипотиреоза, а служит механизмом, направленным на активацию основного обмена [17]. В нашей работе были выявлены и другие адаптивные компоненты реакции, направленной на активацию метаболизма при избыточном высококалорийном питании и висцеральном ожирении – активация печеночной D1 и повышение уровней Т3 и Т4 в крови. Известно, что Т3 повышает интенсивность липолиза в жировой ткани посредством цАМФ-зависимых механизмов, и, таким образом, влияет на липолиз синергично с адренергической системой [17]. Однако в условиях социальной изоляции характерные для ВКД сдвиги Т3 и Т4 в сыворотке крови отсутствовали, несмотря на повышенный уровень ТТГ.

Заслуживает внимания факт снижения активности ТПО в ткани ЩЖ в группах “ВКД” и “ВКД-СИ”. Возможно, это объясняется накоплением триглицеридов в ткани ЩЖ при ожирении и их токсическим влиянием на функцию органа, что было отмечено и в других работах [18], либо связано с нарастанием свободно-радикальных процессов, это подтверждается повышением уровня МДА (табл. 2). Угнетение активности ТПО при длительном избыточном питании и висцеральном ожирении может свидетельствовать о тенденции к снижению функции ЩЖ, что в перспективе может привести к развитию гипотиреоза.

В литературе очень мало публикаций, рассматривающих проблему ожирения в плане влияния на реактивность регуляторных систем организма в условиях стресса, хотя известно, что при ожирении изменяется целый ряд нейроэндокринных процессов. Изучение реакции на кратковременный стресс в наших экспериментах показало, что у крыс с наиболее выраженным висцеральным ожирением (группа “ВКД”) отсутствует стресс-индуцированное повышения уровня кортизола в крови через 1 ч после воздействия. Можно предположить, что это связано с нейробиологическими механизмами депрессивности у животных с ожирением. По данным литературы пациенты с депрессией отличаются существенными изменениями в системе гипоталамус-гипофиз-кора надпочечников, причем, для пациентов с депрессией характерно притупление реакции гипоталамус-гипофиз-надпочечники и симпатической реакции на острый стресс [19–21]. Существуют сведения о биологической связи между диабетом 2-го типа, характерным для ожирения, депрессивностью и дисрегуляцией в системе гипоталамус-гипофиз-надпочечники, включая реакцию на стресс [22].

Что касается модели социальной изоляции, то у крыс группы “Контроль-СИ” отмечалось повышение активности в тесте Порсолта и тенденция к нарастанию уровня ТТГ, предположительно, в результате хронического стресса изоляции. На фоне длительной социальной изоляции (группы “Контроль-СИ” и “ВКД-СИ”) не проявлялся выброс ТТГ в ответ на кратковременный стресс, который был характерен для крыс группы контроля.

Таким образом, характер питания, а также дефицит социальной активности являются факторами, которые модулируют состояние регуляторных систем и изменяют их реактивность в ответ на острое стрессорное воздействие.

Выводы:

1. Высококалорийная четырехмесячная диета вызывает достоверное нарастание массы тела и массы висцерального жира, систолического артериального давления, уровня глюкозы и триглицеридов в сыворотке крови крыс-самцов линии Вистар. Висцеральное ожирение и повышение уровня триглицеридов наиболее выражено при групповом содержании животных по сравнению с их индивидуальным содержанием в условиях социальной изоляции.

2. Результаты теста Порсолта свидетельствуют о нарастании депрессивности у крыс, получавших высококалорийную диету и о проявлениях активного фенотипа у животных, содержащихся в условиях социальной изоляции.

3. Высококалорийная диета приводит к достоверному нарастанию уровня ТТГ, общих фракций тироксина и трийодтиронина в сыворотке крови крыс, а также к повышению активности печеночной D1, что, по-видимому, носит адаптивный характер, направленный на активацию метаболизма. В условиях сочетанного воздействия высококалорийной диеты и социальной изоляции повышение уровней тироксина и трийодтиронина в крови не наблюдается.

4. На фоне высококалорийной диеты в ткани щитовидной железы регистрируется уменьшение активности ТПО, а также повышение уровней триглицеридов и малонового диальдегида, что в перспективе может привести к снижению функции щитовидной железы.

5. Реакция на кратковременный острый стресс у животных контрольной группы включает резкое повышение содержания кортизола и ТТГ, а также и некоторое нарастание уровня свободного трийодтиронина в сыворотке крови.

6. У крыс, получавших высококалорийную диету, через 1 ч после стресса также отмечается повышенный выброс ТТГ в кровь, но при этом содержание кортизола остается практически без изменений.

7. При индивидуальном содержании животных (социальная изоляция), независимо от характера диеты, наблюдается типичная реакция на стресс в виде выброса кортизола в кровь через 1 ч после воздействия. Однако у этих животных реакция ТТГ на острый стресс не проявляется, поскольку уровень этого показателя является уже несколько повышенным на фоне хронического стресса социальной изоляции.

Таким образом, социальная изоляция и высококалорийная диета, вызывают у крыс-самцов линии Вистар противоположно направленные изменения поведенческих реакций. Эти воздействия, а также их сочетания приводят к специфическим сдвигам функциональной активности оси гипофиз-щитовидная железа и надпочечники, что, в свою очередь, вносит коррективы в физиологическую реакцию на кратковременное стрессорное воздействие.