Биоорганическая химия, 2022, T. 48, № 3, стр. 302-312

Характеристика структуры и генов биосинтеза О-антигенов Azospirillum zeae N7(T), Azospirillum melinis TMCY 0552(T) и Azospirillum palustre B2(T)

Е. Н. Сигида 12*, В. С. Гринёв 1, Э. Л. Здоровенко 2, А. С. Дмитренок 2, Г. Л. Бурыгин 1, Н. К. Кондюрина 3, С. А. Коннова 13, Ю. П. Федоненко 1

1 Институт биохимии и физиологии растений и микроорганизмов, ФИЦ Саратовский научный центр РАН
410049 Саратов, просп. Энтузиастов, 13, Россия

2 Институт органической химии им. Н.Д. Зелинского РАН
119991 Москва, Ленинский просп., 47, Россия

3 Саратовский национальный исследовательский государственный университет имени Н.Г. Чернышевского
410012 Саратов, ул. Астраханская, 83, Россия

* E-mail: si_elena@mail.ru

Поступила в редакцию 09.11.2021
После доработки 01.12.2021
Принята к публикации 13.12.2021

Полный текст (PDF)

Аннотация

Впервые выделены и исследованы О-специфические полисахариды из липополисахаридов типовых штаммов трех видов бактерий: Azospirillum zeae N7, Azospirillum melinis TMCY 0552 и Azospirillum palustre B2. На основании результатов моносахаридного анализа, включающего определение абсолютной конфигурации моносахаридов, одномерной и двумерной спектроскопии 1H- и 13C-ЯМР установлено, что выделенные полисахариды состоят из разветвленных тетрасахаридных повторяющихся звеньев следующей структуры: →3)-α-L-Rhap2OAc-(1→2)-[β-D-Glcp-(1→3)]-α-L-Rhap-(1→3)-α-L-Rhap-(1→, описанной ранее для ряда штаммов азоспирилл, отнесенных к серогруппе III. Функции генов, ответственных за биосинтез О-антигенов, определены путем сравнения с последовательностями, представленными в доступных базах данных; показан высокий уровень их гомологии.

Ключевые слова: Azospirillum, липополисахарид, О-специфический полисахарид, структура бактериальных полисахаридов, кластер генов О-антигена

ВВЕДЕНИЕ

Грамотрицательные альфа-протеобактерии рода Azospirillum широко распространены в ассоциациях с дикими и культурными злаками в различных климатических зонах [1]. Впервые азоспириллы были описаны в 1925 г., но получили широкую известность только после повторного “открытия” в 1970-х гг. в Бразилии [2], которое стало краеугольным камнем в изучении феномена ассоциативности и дало толчок развитию этой отрасли науки. За 40 лет исследований растительно-микробных ассоциаций с участием азоспирилл представления об их рост-стимулирующем действии эволюционировали от аддитивной гипотезы, заключающейся в способности фиксировать азот и продуцировать фитогормоны, до гипотезы множественных механизмов, включающей также улучшение минерального питания, снижение биотических и абиотических стрессов, биоконтроль патогенов [1, 3]. На сегодняшний день род Azospirillum включает 22 вида [4], большинство из которых ризосферные, однако в последнее время все чаще сообщается о выделении новых видов из нехарактерных для азоспирилл экологических ниш, к примеру, сульфидных и термальных источников, отработанного дорожного покрытия, торфяных болот [5]. Высокий адаптационный потенциал этих бактерий объясняется избыточностью и пластичностью их генома и высокой долей генов, привнесенных путем горизонтального переноса [6].

Как наиболее изученные среди бактерий, стимулирующих рост и развитие растений, азоспириллы входят в состав биоудобрений и широко используются в ряде стран Южной Америки, приводя к значимому увеличению урожайности злаков – на 5–30% в 60–70% случаев полевых экспериментов [3, 7]. Для минимизации нежелательных эффектов при инокуляции азоспириллами необходимо учитывать ряд факторов, в их числе состояние аборигенной микрофлоры, уровень минерального питания почвы, вариабельность сортов растений и характеристик используемых штаммов-иннокулятов с точки зрения оказываемого на растения рост-стимулирующего эффекта [8]. Расширение фундаментальных знаний о молекулярных механизмах ассоциативного взаимодействия растений и азоспирилл, с учетом штаммовой вариабельности, необходимо для повышения эффективности их использования в сельском хозяйстве.

Известно, что начальные стадии формирования ассоциаций, такие как прикрепление клеток, адсорбция и образование биопленок на поверхности корней, реализуются с участием гликополимеров, формирующих поверхность бактериальных клеток, – капсульных полисахаридов и липополисахаридов (ЛПС) [9]. ЛПС – основной структурный компонент внешней мембраны грамотрицательных бактерий, также он обнаруживается в составе экстраклеточных полимерных субстанций. В среде культивирования азоспирилл ЛПС находится в виде липополисахарид-белкового комплекса (ЛПБК) [9] и может использоваться бактериями в качестве источника углерода в условиях голодания [10]. Показана способность ЛПС азоспирилл к индукции деформации корневых волосков [10], повышению пероксидазной активности и продукции пероксида водорода, увеличению длины и массы корней у проростков пшеницы [11], а также их положительное влияние на морфогенность каллусов и выход растений-эксплантов [12].

ЛПС – амфифильная макромолекула, состоящая из трех доменов, связанных друг с другом ковалентными связями: гидрофобного липида А и гидрофильного полисахарида, включающего коровый олигосахарид и О-специфический полисахарид (ОПС) (О-антиген). Разнообразие природы моносахаридов, входящих в состав ОПС, в сочетании с различными типами связей между ними, предоставляет практически безграничные возможности структурного многообразия этих биополимеров, обусловливая серологическую вариабельность штаммов одного вида. В последние годы установлено более 20 типов повторяющихся звеньев ОПС для представителей семи видов азоспирилл: A. brasilense, A. lipoferum [13], A. halopraeferens [14], A. dobereinerae [15], A. fermentarium [16], A. formosense [17] и A. rugosum [18]. Большая часть ОПС – разветвленные гетерополисахариды, за исключением A. baldaniorum Sp245 и серологически родственной ему группы штаммов, а также типовых штаммов A. doebereinerae и A. fermentarium. Регулярность строения ОПС ряда штаммов азоспирилл маскируется наличием нескольких типов повторяющихся звеньев, а также нерегулярным метилированием и ацетилированием моносахаридных остатков, что затрудняет применение данных о строении ОПС для построения хемотипических классификационных схем. В большинстве случаев типовые штаммы азоспирилл характеризуются наличием уникального по структре ОПС, за исключением штамма A. baldaniorum Sp245(T), для которого показано структурное родство ОПС с рядом штаммов A. lipoferum и A. brasilense [13], а также штамма A. rugosum DSM 19657(T), имеющего в составе ОПС два полисахарида, обнаруженных ранее у A. brasilense Jm125A2 [18].

Биосинтез О-антигенов подробно изучен на примере энтеробактерий, у которых гены синтеза нуклеотидных предшественников моносахаридов, гены гликозилтрансфераз и гены трансмембранного переноса и полимеризации О-единиц, ответственные за синтез ОПС, обычно сгруппированы вместе в кластер, расположенный на хромосоме [19]. Сборка и синтез ОПС осуществляется по трем известным путям: Wzx/Wzy-зависимому пути, посредством ABC-транспортера или синтазы [19]. Для азоспирилл до сих пор не сообщалось о структуре кластера генов, ответственного за биосинтез О-антигена.

Цель настоящей работы – получение сведений о строении О-антигенов типовых штаммов ранее не изученных видов A. zeae N7(T) [20], A. melinis TMCY 0552(T) [21] и A. palustre B2(T) [5] и анализ генов, вовлеченных в биосинтез их ОПС.

РЕЗУЛЬТАТЫ И ОБСУЖДЕНИЕ

В результате скрининга серологической специфичности экстрактов ЛПС ранее не изученных видов азоспирилл из Коллекции микробных культур ИБФРМ РАН были отобраны штаммы A. zeae N7(T), A. melinis TMCY 0552(T) и A. palustre B2(T), демонстрировавшие иммунохимический перекрест с антисыворотками к ЛПБК штамма A. lipoferum Sp59b. Наличие в составе поверхностных гликополимеров указанных штаммов эпитопов, обусловливающих серологический перекрест со штаммом A. lipoferum Sp59b, позволило отнести их к серогруппе III, представители которой характеризуются присутствием фрагмента →3)-α-L-Rhap-(1→3)-α-L-Rhap-(1→2)-α-L-Rhap-(1→3 в составе ОПС [13].

Детальный иммунохимический анализ был проведен с использованием препаратов ЛПС, выделенных водно-фенольной экстракцией из сухой биомассы исследуемых бактерий. В тесте двойной радиальной иммунодиффузии было детектировано слияние полос преципитации антител к ЛПБК штамма A. lipoferum Sp59b с гомологичными и исследуемыми антигенами (рис. 1а) и отсутствие взаимодействия с ЛПС A. baldaniorum Sp245 и A. brasilense Sp7, A. brasilense Jm6B2, A. brasilense SR80. В ИФА наблюдались межштаммовые различия в интенсивности взаимодействия антиген–антитело, однако тенденция взаимодействия ЛПС изучаемых штаммов с антителами была сходна гомологичному антигену (рис. 1б).

Рис. 1.

(a) – Результат двойной радиальной иммунодиффузии препаратов липополисахаридов A. palustre B2 (1), A. melinis TMCY 0552 (2), A. zeae N7 (3) и A. lipoferum Sp59b (4) с антителами к липополисахарид-белковому комплексу A. lipoferum Sp59b (5); (б) – результат иммуноферментного анализа препаратов липополисахаридов исследуемых штаммов с антителами к липополисахарид-белковому комплексу A. lipoferum Sp59b.

Электрофоретический анализ выделенных препаратов ЛПС в SDS-ПААГ с последующим окрашиванием нитратом серебра демонстрировал превалирование ОПС-содержащих фракций, визуализирующихся в верхней части трека, а также наличие в нижней части трека высокоподвижных фракций, содержащих кор и липид А (рис. 2). В отличие от ЛПС гамма-протеобактерии Pseudomonas putida TSh-18, представлявшего собой смесь молекул в широком диапазоне молекулярной массы, отличающихся на одно повторяющееся звено, у ЛПС азоспирилл наблюдалось преобладание фракций ЛПС в диапазоне молекулярных масс 20–25 кДа. Высокомолекулярная природа ЛПС исследуемых штаммов свидетельствует о доминировании S-форм молекул, следовательно, идентичные или сходные антигенные детерминанты, обусловливающие перекрест со штаммом Sp59b, могут быть локализованы в составе их ОПС.

Рис. 2.

Электрофореграмма препаратов липополисахаридов в 13.5%-ном ПААГ в присутствии додецилсульфата натрия: A. palustre B2 (1), A. zeae N7 (2), A. melinis TMCY 0552 (3), P. putida TSh-18 (4).

Выполнен анализ состава и физико-химических свойств ЛПС и структуры ОПС исследуемых штаммов для выявления химической природы серологического перекреста. Анализ состава жирных кислот ЛПС методом ГЖХ после получения соответствующих метиловых эфиров выявил преобладание во всех препаратах 3-гидрокситетрадекановой и 3-гидроксигексадекановой кислот, суммарное содержание которых превышало 70% от суммы всех идентифицированных производных, а также присутствие гексадекановой, гексадеценовой и октадеценовой кислот. Учитывая консервативность строения липида А в пределах бактериального рода, профиль жирных кислот исследуемых штаммов согласовывался с данными, полученными ранее для ЛПС представителей других видов азоспирилл [1518].

В силу амфифильной природы в водных растворах препараты ЛПС могут формировать надмолекулярные комплексы (мицеллы). Основная движущая сила самоагрегации ЛПС – гидрофобное взаимодействие между ацильными цепями липида А. Размер мицелл определяется строением липида А и ОПС и соотношением этих компонентов в препарате ЛПС [22], таким образом, при схожести строения отдельных структурных компонентов ЛПС могут существенно отличаться по функциональной активности, т.к. различным образом агрегируют в водных растворах. Измерение методом динамического рассеяния света размера и ζ-потенциала мицелл (табл. 1), образованных из молекул ЛПС A. zeae N7(T) и A. palustre B2(T), выявило, что оба препарата в концентрации 2 мг/мл при температуре 37°С в водной среде образовывали отрицательно заряженные мицеллы размером 27.5 и 41.0 нм соответственно. Интенсивность рассеяния света (I) раствора ЛПС A. palustre была в 1.5 раза выше таковой для ЛПС A. zeae. Поскольку электрофоретический анализ не выявил значительных отличий в степени полимеризации ОПС исследуемых штаммов, наблюдаемые отличия в размере мицелл их ЛПС могут быть обусловлены микрогетерогенностью строения липида А (соотношением форм с различной степенью ацилирования). Определение относительной численной концентрации (Nотн) и относительной массово-объемной концентрации (Cотн) по формулам, описанным нами ранее [23], показало, что в исследованных условиях количество мицелл, образованных ЛПС A. palustre B2(T), и количество ЛПС, участвующего в мицеллообразовании, существенно ниже, чем ЛПС A. zeae N7(T).

Таблица 1.

Данные динамического рассеяния света для водных растворов липополисахаридов A. palustre B2 и A. zeae N7

Штамм Показатели динамического рассеяния света
I, kcps dm, нм ζ-потенциал, мВ Nотн, % Cотн, %
A. zeae N7(T) 644 ± 4 27.5 ± 0.9 –9.02 ± 0.24 100.0 ± 17.9 100.0 ± 8.7
A. palustre B2(T) 951 ± 7 41.0 ± 2.6 –5.50 ± 0.10 10.6 ± 3.4    37.1 ± 6.7

ОПС исследуемых штаммов были получены мягким кислотным гидролизом ЛПС с последующей гель-фильтрацией. Анализ моносахаридного состава методом ГЖХ ацетатов полиолов, полученных после полного кислотного гидролиза всех препаратов ОПС, позволил идентифицировать в их составе наличие Rha и Glc в соотношении ~3 : 1 (отклик детектора). В результате анализа ГЖХ ацетилированных (S)-2-октилгликозидов была установлена D-конфигурация Glc и L-конфигурация остатков Rha.

Структура ОПС изучаемых штаммов была установлена с применением 1D и 2D 1H- и 13С-ЯМР-спектроскопии. Спектры 1H- и 13C-ЯМР ОПС исследуемых штаммов были практически идентичны (рис. 3), что свидетельствовало о структурном сходстве О-антигенов.

Рис. 3.

1H-ЯМР-спектры О-специфических полисахаридов A. palustre B2 (а) и A. zeae N7 (б).

1H-ЯМР-спектр содержал пять сигналов в слабопольной области при δ 4.63–5.24, сигналы метильных групп рамнозы при δ 1.26–1.32, сигнал О-ацетильной группы при δ 2.21 и сигналы протонов моносахаридных циклов при δ 3.31–4.39. 13С-ЯМР-спектр содержал сигналы четырех аномеров при δ 99.8–105.3, сигналы метильных групп рамнозы при δ 17.8–18.0, сигнал О-ацетильной группы при δ 22.2 (СН3), δ 175.5 (СО), сигнал СН2ОН-группы при δ 62.2 и сигналы углерода моносахаридных циклов при δ 70.3–81.3. Отсутствие в спектре сигналов углерода моносахаридных циклов в области δ 83–88 свидетельствовало о пиранозной форме моносахаридных остатков [24].

Сигналы 1H- и 13C-ЯМР-спектров были отнесены с применением 2D-спектров ЯМР (гомоядерные эксперименты 1Н, 1Н COSY, TOCSY, ROESY и гетероядерные эксперименты 1Н, 13С HSQC и HMBC). Химические сдвиги сигналов моносахаридных остатков приведены в табл. 2. На основании внутризвеньевых корреляций Н, Н и Н, С и констант спин-спинового взаимодействия 3JH,H были идентифицированы спин-спиновые системы четырех моносахаридов: A, B и С, имеющих манно-конфигурацию, и D, имеющего глюко-конфигурацию. Спектр TOCSY продемонстрировал наличие Н1/Н2 и Н2/Н3 – Н-6 кросс-пиков для остатков AC и Н1/Н2 – H-6 кросс-пики для остатка D. Сигналы внутри каждой спин-спиновой системы были отнесены с помощью спектров СOSY.

Таблица 2.

Данные 2Н- и 13С-ЯМР-спектров О-специфического полисахарида A. zeae N7(T) (химические сдвиги, м.д.)

Моносахаридный остаток H1
C1
H2
C2
H3
C3
H4
C4
H5
C5
H6 (6a; 6b)
C6
→2,3)-α-L-Rhap-(1→ A 5.11
102.2
4.39
78.5
4.03
81.3
3.64
72.4
3.88
70.3
1.32
18.0
→3)-α-L-Rhap-(1→ B 5.03
103.3
4.08
71.1
3.74
78.6
3.55
72.7
3.72
70.7
1.28
17.9
→3)-α-L-Rhap2OAc-(1→ C 5.24
99.8
5.30
73.0
4.04
77.0
3.61
73.1
3.81
70.6
1.26
17.8
β-D-Glcp-(1→ D 4.63
105.3
3.35
74.9
3.48
76.9
3.31
71.0
3.42
77.1
3.61; 3.90
62.2

Альфа-конфигурация остатков АС и бета-конфигурация остатка D были установлены на основании характеристических химических сдвигов сигналов С-5 при сравнении с литературными данными [24, 25].

Позиции замещения моносахаридов были установлены на основании сдвига в слабое поле сигналов С2 и С3 остатка A, С-3 остатков B и С по сравнению с соответствующими незамещенными моносахаридами [24, 25]. Химические сдвиги C2–C6 остатка D были близки к таковым O-метил-β-Glcp [24] и указывали на то, что остаток D занимает терминальное положение в боковой цепи. Последовательность моносахаридов была установлена на основании спектров ROESY, которые демонстрировали межзвеньевые корреляции между аномерными протонами и протонами при трансгликозидных связях: А Н1/В Н3 при δ 5.11/3.74; B H1/C H3 при δ 5.03/4.04, C H1/А H2 при δ 5.24/4.39, D H1/A H3 при δ 4.63/4.03. В спектрах 1Н- и 13С-HMBC наблюдались соответствующие корреляции между аномерными протонами и атомами углерода при гликозидной связи: А Н1/В С3 при δ 5.11/78.6; B H1/C С3 при δ 5.03/77.0, C H1/А С2 при δ 5.24/78.5, D H1/A С3 при δ 4.63/81.3.

На основании проведенных исследований была идентифицирована структура повторяющегося звена ОПС исследуемых микроорганизмов: три остатка рамнозы в основной цепи и остаток глюкозы в боковой цепи (рис. 4). На основании интегральной интенсивности сигналов аномерного протона остатка С с ацетильной и без ацетильной групп (δH 5.13 м.д. [26]) степень ацетилирования остатка С составила ~75%. Данная структура повторяющихся звеньев ОПС распространена среди азоспирилл серогруппы III, для которых продемонстрирована различная степень ацетилирования остатка Rha [13]. Наблюдаемое сходство строения О-антигенов различных видов бактерий может служить косвенным подтверждением широко распространенного горизонтального переноса генов.

Рис. 4.

Структура повторяющегося звена О-специфических полисахаридов типовых штаммов A. zeae N7, A. melinis TMCY 0552 и A. palustre B2.

Для установления родства генов, вовлеченных в биосинтез О-антигенов исследуемых штаммов, нами был проведен поиск генов биосинтеза L‑Rha, доступных в базе данных NCBI последовательностей полных геномов азоспирилл. В результате были выявлены участки геномов, условно обозначенные нами как генные кластеры или локусы, содержащие гены биосинтеза нуклеотид-активированных предшественников L-Rha, гликозилтрансферазы и гены ABC-транспортера, вовлеченные в процессинг О-антигена. Плазмидная локализация генов биосинтеза О-антигенов азоспирилл может свидетельствовать об их появлении в геноме в результате процесса горизонтального переноса, а также об их вовлечении в этот процесс, т.е. о переносе генов между штаммами внутри одного вида, разных видов, родов, семейств. Анализ ближайших гомологов белков биосинтеза О-антигенов продемонстрировал их присутствие в бактериях семейств Rhodospirillaceae, Rhodobacteraceae и Phyllobacteriaceae α-протеобактерий, а также порядка Nitrospirales (табл. 3). Следует отметить, что все эти бактерии – представители либо почвенной микрофлоры, либо морских экосистем.

Таблица 3.  

Белки биосинтеза О-антигенов A. oryzae KACC 14407, A. lipoferum Sp59b и A. palustre B2 и их ближайшие гомологи

Ген Кодируемый белок Штамм (код доступа)
A. oryzae KACC 14407 (CP054615.1) A. lipoferum Sp59b (VTTN01000010.1) A. palustre B2 (GCF_002573965.1)
СDS
(ID белка)
ближайший гомолог*
покрытие/ идентичность, %
(длина совпадающего фрагмента, п.н.)
СDS
(ID белка)
ближайший гомолог*
покрытие/ идентичность, %
(длина совпадающего фрагмента, п.н.)
СDS
(ID белка)
ближайший гомолог*
покрытие/ идентичность, %
(длина совпадающего фрагмента, п.н.)
wzm ABC-транспортная пермеаза 9766..10596
(QKS48944.1)
Nitrospira sp.
(MCA9458094.1)
97/62 (271)
218879..219706
(KAA0593813.1)
Nitrospira sp. (MCA9458094.1)
97/61 (271)
296241..297647
(WP_204561567.1)
Nitrospira sp. (MCA9458094.1)
94/62 (271)
wzt ABC-транспортный ATР-связывающий белок 8349..9710
(QKS49155.1)
Nitrospira sp.
(MCA9497562.1)
97/65 (450)
217471..218874 (KAA0593866.1) Nitrospira sp.
(MCA9497562.1)
96/64 (450)
297652..298500 (WP_098734702.1) Oleisolibacter albus (WP_114395858.1)
94/67 (449)
GT Гликозилтрансфераза 4647..8171
(QKS48943.1)
Mesorhizobium sp. LNHC221B00 (ESY81438.1)
93/47 (1121)
213844..217302 (KAA0593812.1) Mesorhizobium sp. LNHC232B00
94/46 (1121)
292593..296072 (WP_092859550.1) Mesorhizobium sp. (TIR25666.1)
94/46 (1115)
rfbC dTDP-4-дегидроманнозо-3,5-эпимераза 4092..4643
(QKS48942.1)
Methylobacterium sp. B34 (WP_042673940.1) 100/94 (183) 213289..213840 (KAA0593811.1) Methylobacterium sp. B34 (WP_042673940.1) 100/91 (183) 292038..292589 (WP_098734700.1) Albimonas pacifica (WP_092859550.1) 100/73 (183)
rfbB dTDP-глюкозо-4,6-дегидратаза 2951..4018
(QKS48941.1)
Pararhodospirillum photometricum (WP_051013520.1)
98/80 (353)
212136..213203
(KAA0593810.1)
P. photometricum DSM 122 (CCG06590.1)
98/80 (358)
289986..290876 (WP_098734699.1) P. photometricum DSM 122 (CCG06590.1)
98/80 (358)
rfbD dTDP-4-дегидроман-нозоредуктаза 2052..2942 (QKS49154.1) P. photometricum DSM 122 (CCG06589.1)
97/63 (300)
211237..212127 (KAA0593809.1) P. photometricum DSM 122 (CCG06589.1)
97/63 (300)
290873..291940 (WP_098734698.1) P. photometricum DSM 122 (CCG06589.1)
97/62 (300)
rfbA Глюкозо-1-фосфат- тимидилтрансфераза 1177..2040 (QKS48940.1) P. photometricum
(WP_041795448.1)
100/79 (288)
210362..211225 (KAA0593808.1) P. photometricum (WP_041795448.1) 100/79 (288) 289108..289971
(WP_098734697.1)
P. photometricum (WP_041795448.1)
98/81 (288)

Примечание: CDS – кодирующая последовательность (CoDing Sequence). * Бактериальный таксон (код GenBank ближайшего гомолога).

Соответствующие локусы штаммов A. oryzae KACC 14407, A. lipoferum Sp59b и A. palustre B2, для двух из которых установлена идентичность повторяющихся звеньев гликанов поверхности (структура ОПС A. oryzae к настоящему моменту еще не установлена), демонстрировали значительное сходство организации между собой и существенно отличались от кластера штамма A. brasilense Sp7 (рис. 5). В пределах обнаруженных локусов штаммов A. oryzae KACC 14407, A. lipoferum Sp59b и A. palustre B2 анализируемые гены располагались последовательно на антисмысловой цепи ДНК. У штамма A. brasilense Sp7 гены биосинтеза L-Rha и процессинга ОПС (wzm и wzt) были существенно удалены друг от друга, между ними располагались гены нескольких предположительных гликозилтрансфераз и открытые рамки считывания с неустановленными функциями, при этом wzm и гены двух гликозилтрансфераз имели обратное направление считывания.

Рис. 5.

Схематичное расположение кластеров генов биосинтеза L-Rha. Заштрихованными стрелками обозначены гены синтеза L-Rha, серыми – аннотированные гликозилтрансферазы, темно-серыми – гены процессинга wzt и wzm, белыми – гены с неизвестными функциями.

Сравнительный анализ выявил высокую степень гомологии генов биосинтеза L-Rha rfbA–rfbD и процессинга wzm и wzt (93.5–96.6%) у штаммов A. oryzae KACC 14407, A. lipoferum Sp59b и A. palustre B2. По сравнению с ними, для типового штамма A. brasilense Sp7 степень гомологии функционально родственных генов биосинтеза L-Rha rmbA–rmbD и генов процессинга wzm и wzt составляла 69.7–77.8%.

Попарное выравнивание нуклеотидных последовательностей гликозилтрансфераз, входящих в генный кластер синтеза L-Rha, A. oryzae KACC 14407, A. lipoferum Sp59b и A. palustre B2, не показало значимого подобия с соответствующими генами A. brasilense Sp7, что связано с различным строением ОПС этих штаммов и, соответственно, различной специфичностью ферментов, участвующих в сборке О-звена. Поиск генов с максимальной степенью подобия для данных гликозилтрансфераз алгоритмом megaBLAST показал, что для A. oryzae KACC 14407 наибольшую степень гомологии имеет аналогично аннотированная последовательность A. thiophilum BV-S (CP012407.1) (идентичность 95.3%), в то время как для A. lipoferum Sp59b и A. palustre B2 наиболее близка по последовательности нуклеотидов гликозилтрансфераза Azospirillum sp. TSH100 (CP039640.1) (идентичность 96.3 и 96.2% соответственно).

Таким образом, на основании анализа структуры генных кластеров синтеза L-Rha у четырех штаммов азоспирилл можно сделать вывод об ортологичности соответствующих генов, причем штаммы A. oryzae KACC 14407, A. lipoferum Sp59b и A. palustre B2 обнаруживают незначительную вариабельность, в отличие от несколько более эволюционно отдаленного штамма A. brasilense Sp7, что может свидетельствовать о приобретении этих генов в процессе горизонтального переноса. Структура локуса A. oryzae KACC 14407 и его сходство с таковыми штаммов A. lipoferum Sp59b и A. palustre B2 позволяет предположить присутствие в составе ОПС A. oryzae идентичного полисахарида c тетрасахаридными звеньями, установленными в настоящей работе, однако для подтверждения данного предположения требуется проведение соответствующих иммунохимических тестов или анализа структуры ОПС химическими и физико-химическими методами.

ЭКСПЕРИМЕНТАЛЬНАЯ ЧАСТЬ

Культивирование бактерий. Штаммы A. melinis TMCY 0552 (IBPPM 547), A. zeae N7 (IBPPM 550) и A. palustre B2(T) (IBPPM 633) предоставлены Коллекцией ризосферных микроорганизмов Института биохимии и физиологии растений и микроорганизмов РАН (г. Саратов, Россия). Культивирование бактерий проводили в жидкой малатно-солевой среде с витаминами [27] до окончания экспоненциальной фазы роста при температуре 30°С и перемешивании на вибростенде. Клетки осаждали центрифугированием, ресуспендировали в 0.15 М растворе NaCl и смывали с поверхности капсульный материал механическим перемешиванием в течение 5 сут с ежедневной сменой отмывающего раствора.

Выделение ЛПС и ОПС. ЛПС выделяли из высушенных ацетоном бескапсульных клеток горячим 45%-ным водным раствором фенола без разделения слоев [28]. Примеси белков осаждали из раствора ЛПС добавлением 40%-ной CCl3COOH до конечного значения рН 2.7. Растворы диализовали против дистиллированной воды, концентрировали на роторном испарителе Laborota 4000 (Heidolph, Германия) и лиофилизовали на лиофильной сушке Bench Top VirTis (США). Деградацию ЛПС проводили 2%-ной CН3COOH при 100°С в течение 4 ч. Супернатант, содержащий ОПС, разделяли гель-хроматографией на колонке с Sephadex G-50 Fine (GE Healthcare, США) в 0.025 М пиридин-ацетатном буфере, контролируя элюцию с помощью дифференциального проточного рефрактометра (Knauer, Германия). Фракцию высокомолекулярного О-специфического полисахарида концентрировали и лиофилизировали.

Электрофорез препаратов ЛПС выполняли в 13.5%-ном SDS-ПААГ [29]. Визуализацию компонентов осуществляли окрашиванием гелей красителем на основе азотнокислого серебра [30].

Динамическое рассеяние света растворами, приготовленными из лиофилизированных препаратов ЛПС в деионизованной воде (Milli-Q) в концентрации 2.0 мг/мл, измеряли с использованием установки Malvern Nano-ZS (Malvern, Великобритания) в пластиковых 4-сторонних кюветах (10 мм) (Sarstedt, Германия). Измерения проводили при 37°C и фиксированной фокусировке гелий-неонового лазера (λ = 633 нм в вакууме) в центре кюветы (4.65 мм) и постоянном диаметре диафрагмы (установленный аттенюатор: 7). Определяли интенсивность рассеяния света под углом 173° (выраженную в единицах скорости счета числа фотонов – kcps) и поправочную функцию флуктуаций интенсивности рассеяния во времени. По этим данным производили оценку наиболее вероятного модального гидродинамического диаметра (dm) мицелл. Относительные значения числовой концентрации (Nотн) и массово-объемной концентрации диспергированных биополимерных веществ (Cотн) определяли по уравнению из работы Burygin et al. [23]. ζ-Потенциал мицелл ЛПС (2.0 мг/мл) измеряли при 37°C с помощью системы Malvern Nano-ZS (Malvern, Великобритания). Измерения проводили с настройками по умолчанию, рекомендованными производителем.

Иммунохимические исследования ЛПС проводили с использованием поликлональных антител кролика к ЛПБК A. lipoferum Sp59b методами двойной радиальной иммунодиффузии [31] и твердофазного иммуноферментного анализа (ИФА). Преципитат в иммунодиффузии окрашивали кумасси голубым R‑250. Взаимодействие антигенов и антител в ИФА детектировали в полистироловых 96-луночных планшетах, используя козьи антикроличьи антитела, конъюгированные с пероксидазой хрена, при добавлении перекиси водорода и о-фенилендиамина. Измерения оптической плотности исследуемых проб проводили при длине волны 490 нм на иммуноферментном анализаторе Tescan (Thermo Fisher Scientific, США).

Анализ моносахаридого состава и абсолютных конфигураций сахаров после гидролиза ОПС 2 M CF3COOH (120°С, 2 ч) осуществляли методом ГЖХ ацетатов полиолов [32] и ацетилированных 2-(S)-октилгликозидов [33] на хроматографе Hewlett-Packard 7820А с капиллярной колонкой HP-5 (Hewlett-Packard, США). Градиент температуры от 160°C (1 мин) до 290°C, скорость нагрева 7°C/мин.

Состав жирных кислот. Состав жирных кислот ЛПС в виде метиловых эфиров жирных кислот определяли с помощью ГЖХ на хроматографе GС-2010 (Shimadzu, Япония), снабженном колонкой DB-5 (Agilent, США). Метилирование выполняли методом, описанным в работе Mayer et al. [34].

ЯМР-спектроскопия. Спектры ЯМР записывали на спектрометре DRX-600 (Bruker, Германия) в растворе 99.96%-ной D2O при 30°С (внутренний стандарт – триметилсилилпропаноат-d4, δC –1.6 и δH 0.0). Образцы предварительно лиофилизовали дважды из 99.9%-ной D2O. Двумерные спектры записывали с использованием стандартного математического обеспечения компании Bruker (Германия); для сбора и обработки данных использовали программу TOPSPIN 2.1. В экспериментах TOCSY и NOESY время смешивания составляло 150 и 200 мс соответственно.

Анализ генов биосинтеза О-антигенов. Гены биосинтеза L-Rha были извлечены из полногеномных сиквенсов A. brasilense Sp7 (GenBank: AH013753.2), A. oryzae KACC 14407 (CP054615.1) и A. lipoferum Sp59b (VTTN01000010.1) и из доступных предварительных данных полногеномного сиквенса A. palustre B2 (GCF_002573965.1, сборка ASM257396v1). Предсказание функций идентифицированных последовательностей генов проводили путем выравнивания соответствующих и известных белковых последовательностей (полученных из GenBank), участвующих в биосинтезе O-антигенов других бактерий, с помощью инструмента BLASTn [35]. Трех- и четырехбуквенные обозначения генов A. brasilense Sp7 приведены в соответствии с аннотацией GenBank. Трехбуквенные (wzm и wzt) и четырехбуквенные обозначения (rfbA–rfbD) присвоены генам A. oryzae KACC 14407, A. lipoferum Sp59b и A. palustre B2 в соответствии с их аннотациями, а также результатами попарных выравниваний их нуклеотидных последовательностей. Изображение генных кластеров изучаемых штаммов азоспирилл было получено с помощью визуализатора Easyfig версии 2.2.5 [36]. Гомологию нуклеотидных последовательностей генов оценивали с помощью попарных выравниваний соответствующих последовательностей, выполненных с помощью программы BLASTn.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Гликанам клеточной поверхности ризобактерий отводится важная роль на всех этапах существования популяции клеток, как при жизни в почве и ризосфере, так и при формировании симбиотических отношений с растениями. Липополисахариды – конструктивные компоненты клеточной стенки бактерий, которые могут экспортироваться в окружающую среду. Полисахариды, формируя внешний слой клеточной поверхности грамотрицательных бактерий, составляют основу для защиты клетки от неблагоприятного воздействия экстраклеточного окружения, а в случае симбиотических микроорганизмов они играют важную роль во взаимодействии с эукариотическими клетками организма-хозяина.

Прогресс в изучении структурных особенностей строения ЛПС (в том числе их ОПС) грамотрицательных бактерий во многом обусловлен их ролью в развитии патофизиологических процессов, сопровождающих бактериальные инфекции человека и животных. Эти молекулы вызывают иммунный ответ организма животных и человека и распознаются их антителами, что успешно применяется в клинике для идентификации и классификации патогенных бактерий. Коллекции О‑антиген-специфичных антисывороток используются для классификации грамотрицательных организмов в серологическом тестировании, что эффективно и для непатогенных микроорганизмов, к которым относятся и почвенные диазотрофы рода Azospirillum.

У E. coli нуклеотидные последовательности генных кластеров биосинтеза О-антигенов могут использоваться в качестве генетических маркеров для штаммовой идентификации этих бактерий [37]. Бактерии рода Azopirillum в этом отношении исследованы явно недостаточно. В настоящей работе представлены результаты анализа структур ОПС представителей трех ранее не изученных в этом отношении видов азоспирилл, а также выявления в их геномах генных кластеров, ответственных за биосинтез О-антигенов, с высоким уровнем идентичности. Использованный подход может быть весьма эффективным для дальнейшей молекулярной серодиагностики азоспирилл по генным кластерам их О-антигенов, учитывая тот факт, что для представителей этого рода весьма характерно явление молекулярной мимикрии [13]. При этом следует отметить, что идентичность структур О-антигенов не приводит к унификации свойств поверхности этих микроорганизмов, возможно, в силу многообразия экспонированных биомакромолекул либо в силу выявленных в ходе представленных исследований различий в мицеллообразовании амфифильных молекул ЛПС в водном растворе.

Список литературы

  1. Cassán F., Coniglio A., López G., Molina R., Nievas S., Le Noir de Carlan C., Donadio F., Torres D., Rosas S., Olivera P.F., de Souza E., Díaz Zorita M., de-Bashan L., Mora V. // Biol. Fertil. Soils. 2020. V. 56. P. 461–479. https://doi.org/10.1007/s00374-020-01463-y

  2. Döbereiner J., Marriel I.E., Nery M. // Can. J. Microbiol. 1976. V. 22. P. 1464–1473. https://doi.org/10.1139/m76-217

  3. Bashan Y., de-Bashan L.E. // Adv. Agron. 2010. V. 108. P. 77–136. https://doi.org/10.1016/S0065-2113(10)08002-8

  4. Genus Azospirillum // In: List of Prokaryotic Names with Standing in Nomenclature (LPSN). https://bacterio.net/genus/azospirillum

  5. Tikhonova E.N., Grouzdev D.S., Kravchenko I.K. // Int. J. Syst. Evol. Microbiol. 2019. V. 69. P. 2787–2793. https://doi.org/10.1099/ijsem.0.003560

  6. Wisniewski-Dyé F., Borziak K., Khalsa-Moyers G., Alexandre G., Sukharnikov L.O., Wuichet K., Hurst G.B., McDonald W.H., Robertson J.S., Barbe V., Calteau A., Rouy Z., Mangenot S., Prigent-Combaret C., Normand P., Boyer M., Siguier P., Dessaux Y., Elmerich C., Condemine G., Krishnen G., Kennedy I., Paterson A.H., González V., Mavingui P., Zhulin I.B. // PLoS Genet. 2011. V. 7. P. e1002430. https://doi.org/10.1371/journal.pgen.1002430

  7. Bomfim C.A., Coelho L.G.F., do Vale H.M.M., de Carvalho Mendes I., Megias M., Ollero F.J., Dos Reis Junior F.B. // Braz. J. Microbiol. 2021. V. 52. P. 2215–2232. https://doi.org/10.1007/s42770-021-00618-9

  8. Cassán F., Diaz-Zorita M. // Soil Biol. Biochem. 2016. V. 103. P. 117–130. https://doi.org/10.1111/j.1574-6968.1998.tb13150.x

  9. Skvortsov I.M., Ignatov V.V. // FEMS Microbiol Lett. 1998. V. 165. P. 223–229. https://doi.org/10.1111/j.1574-6968.1998.tb13150.x

  10. Sigida E.N., Fedonenko Y.P., Shashkov A.S., Toukach P.V., Shelud’ko A.V., Zdorovenko E.L., Knirel Y.A., Konnova S.A. // Int. J. Biol. Macromol. 2019. V. 126. P. 246–253. https://doi.org/10.1016/j.ijbiomac.2018.12.229

  11. Hernández-Esquivel A.A., Castro-Mercado E., García-Pineda E. // J. Plant Growth Regul. 2021. V. 40. P. 1903–1911. https://doi.org/10.1007/s00344-020-10241-x

  12. Tkachenko O.V., Burygin G.L., Evseeva N.V., Fedonenko Y.P., Matora L.Y., Lobachev Y.V., Shchyogolev S.Y. // Plant Cell Tiss. Organ Cult. 2021. V. 147. P. 147–155.

  13. Fedonenko Y.P., Sigida E.N., Konnova S.A., Ignatov V.V. // Russ. Chem. Bull. 2015. V. 64. P. 1024–1031. https://doi.org/10.1007/s11172-015-0971-x

  14. Sigida E.N., Fedonenko Y.P., Shashkov A.S., Arbatsky N.P., Zdorovenko E.L., Konnova S.A., Ignatov V.V., Knirel Y.A. // Beilstein J. Org. Chem. 2016. V. 12. P. 636–642. https://doi.org/10.3762/bjoc.12.62

  15. Sigida E.N., Fedonenko Y.P., Shashkov A.S., Zdorovenko E.L., Konnova S.A., Knirel Y.A. // Carbohydr. Res. 2019. V. 478. P. 54–57. https://doi.org/10.1016/j.carres.2019.04.009

  16. Sigida E.N., Fedonenko Y.P., Shashkov A.S., Konnova S.A., Ignatov V.V. // Carbohydr. Res. 2018. V. 465. P. 40–43. https://doi.org/10.1016/j.carres.2018.06.003

  17. Sigida E.N., Shashkov A.S., Zdorovenko E.L., Konnova S.A., Fedonenko Y.P. // Carbohydr. Res. 2020 V. 494. P. 108060. https://doi.org/10.1016/j.carres.2020.108060

  18. Сигида Е.Н., Кокоулин М.С., Дмитренок П.С., Гринёв В.С., Федоненко Ю.П., Коннова С.А. // Биоорг. химия. 2020. Т. 46. С. 65–76. [Sigida E.N., Kokoulin M.S., Dmitrenok P.S., Grinev V.S., Fedonenko Y.P., Konnova S.A. // Russ. J. Bioorg. Chem. 2020. V. 46. P. 60–70.] https://doi.org/10.1134/S1068162020010112

  19. Samuel G., Reeves P. // Carbohydr. Res. 2003. V. 338. P. 2503–2519. https://doi.org/10.1016/j.carres.2003.07.009

  20. Mehnaz S., Weselowski B., Lazarovits G. // Int. J. Syst. Evol. Microbiol. 2007. V. 57. P. 2805–2809. https://doi.org/10.1099/ijs.0.65128-0

  21. Peng G., Wang H., Zhang G., Hou W., Liu Y., Wang E.T., Tan Z. // Int. J. Syst. Evol. Microbiol. 2006. V. 56. P. 1263–1271. https://doi.org/10.1099/ijs.0.64025-0

  22. D’Errico G., Silipo A., Mangiapia G., Vitiello G., Radulescu A., Molinaro A., Lanzetta R., Paduano L. // Phys. Chem. Chem. Phys. 2010. V. 12. P. 13574–13585. https://doi.org/10.1039/c0cp00066c

  23. Burygin G.L., Sigida E.N., Fedonenko Y.P., Khlebtsov B.N., Shchyogolev S.Y. // Biophysics. 2016. V. 61. 547–557. https://doi.org/10.1134/S0006350916040059

  24. Bock K., Pedersen C. // Adv. Carbohydr. Chem. Biochem. 1983. V. 41. P. 27–66.

  25. Lipkind G.M., Shashkov A.S., Knirel Y.A., Vinogradov E.V., Kochetkov N.K. // Carbohydr. Res. 1988. V. 175. P. 59–75. https://doi.org/10.1016/0008-6215(88)80156-3

  26. Choma A., Komaniecka I., Sowinski P. // Carbohydr. Res. 2009. V. 344. P. 936–939. https://doi.org/10.1016/j.carres.2009.02.021

  27. Konnova S.A., Makarov O.E., Skvortsov I.M., Ignatov V.V. // FEMS Microbiol. Lett. 1994. V. 118. P. 93–99.

  28. Westphal O., Jann K. // Methods Carbohydr. Chem. 1965. V. 5. P. 83–91.

  29. Hitchcock P.J., Brown T.M. // J. Bacteriol. 1983. V. 154. P. 269–277.

  30. Tsai C.M., Frasch C.E. // Anal. Biochem. 1982. V. 119. P. 115–119.

  31. Ouchterlony O., Nilsson L.-A. // In: Handbook of Experimental Immunology / Ed. Weir D.M. Oxford: Blackwell Scientific Publication, 1978. P. 19.16–19.23.

  32. Sawardeker J.S., Sloneker J.H., Jeanes A. // Anal. Chem. 1965. V. 37. P. 1602–1603.

  33. Leontein K., Lindberg B., Lönngren J. // Carbohydr. Res. 1978. V. 62. P. 359−362.

  34. Mayer H., Merkofer T., Warth C., Weckesser J. // J. Endotox. Res. 1996. V. 3. P. 345−352. https://doi.org/10.1177/096805199600300409

  35. Altschul S.F., Madden T.L., Schaffer A.A., Zhang J., Zhang Z., Miller W., Lipman D.J. // Nucleic Acids Res. 1997. V. 25. P. 3398–3402.

  36. Sullivan M.J., Petty N.K., Beatson S.A. // Bioinformatics. 2011. V. 27. P. 1009–1010.

  37. Liu B., Furevi A., Perepelov A.V., Guo X., Cao H., Wang Q., Reeves P.R., Knirel Y.A., Wang L., Widmalm G. // FEMS Microbiol. Rev. 2020. V. 44. P. 655–683. https://doi.org/10.1093/femsre/fuz028

Дополнительные материалы отсутствуют.