Известия РАН. Серия физическая, 2019, T. 83, № 9, стр. 1179-1183

Структура, диэлектрические и тепловые свойства тетрахлорцинката рубидия в пористых стеклах

Л. Н. Коротков 1, Л. С. Стекленева 1*, И. Н. Флеров 2, Е. А. Михалева 2, Е. Рысякевич-Пасек 3, М. С. Молокеев 24, В. С. Бондарев 24, М. В. Горев 24, О. И. Сысоев 5

1 Федеральное государственное бюджетное образовательное учреждение высшего образования “Воронежский государственный технический университет”
Воронеж, Россия

2 Федеральное государственное бюджетное учреждение науки “Институт физики имени Л.В. Киренского Сибирского отделения Российской академии наук”
Красноярск, Россия

3 Вроцлавский технологический университет
Вроцлав, Польша

4 Федеральное государственное автономное образовательное учреждение высшего образования “Сибирский федеральный университет”, Институт инженерной физики и радиоэлектроники
Красноярск, Россия

5 Федеральное государственное казенное военное образовательное учреждение высшего образования “Военный учебно-научный центр Военно-воздушных сил “Военно-воздушная академия имени профессора Н.Е. Жуковского и Ю.А. Гагарина”
Воронеж, Россия

* E-mail: lubov_stekleneva@mail.ru

Поступила в редакцию 12.11.2018
После доработки 29.03.2019
Принята к публикации 27.05.2019

Полный текст (PDF)

Аннотация

Представлены результаты исследования рентгеновской дифракции, теплоемкости, диэлектрической проницаемости и коэффициента объемного теплового расширения композитных материалов, полученных внедрением соли Rb2ZnCl4 в пористые матрицы из боросиликатного стекла со средним диаметром пор 46 и 320 нм для интервала температур 120–350 K. Анализ полученных данных позволил определить температуры переходов в несоразмерную и сегнетоэлектрическую фазы, а также температуру замораживания подвижности доменных границ в частицах Rb2ZnCl4. Обнаружено значительное повышение в них температуры Кюри.

В настоящее время в физике твердого тела и физическом материаловедении наблюдается интерес к изучению явлений, связанных с размерным эффектом в различных материалах, в частности, в системах ультрадисперсных частиц различной топологии и размерности.

Влияние “ограниченной геометрии” на электрофизические свойства [15], структуру [6, 7] и фазовые переходы [17] в частицах ряда модельных сегнетоэлектриков (TGS, KH2PO4, NH4HSO4 и др.) изучено уже достаточно хорошо. Вместе с тем физические свойства ультрадисперсных сегнетоэлектриков с несоразмерными фазами до сих пор практически не были исследованы, за исключением нитрита натрия [6, 7]. Однако выявить существование несоразмерной фазы во внедренных частицах NaNO2 до сих пор не удалось, что, вероятно, связано со слишком узкой температурной областью ее существования (около 1 К).

Существуют подобные материалы с несоразмерной фазой, занимающей более широкую температурную область. Примером является сегнетоэлектрик – сегнетоэластик тетрахлорцинкат рубидия (Rb2ZnCl4). В объемном кристалле переход из параэлектрической в несоразмерную фазу реализуется при температуре Ti = 303 К, а из несоразмерной в сегнетоэлектрическую – при температуре TC = 195 К [8]. Таким образом, область существования несоразмерной фазы в данном материале составляет около 108 К, что делает его более подходящим объектом для изучения влияния “ограниченной геометрии” на фазовые переходы при температурах Ti и TC.

Цель настоящей работы – комплексное изучение влияния “ограниченной геометрии” на физические свойства и кооперативные процессы в тетрахлорцинкате рубидия.

Эксперименты выполнены на поликристаллическом образце тетрахлорцинката рубидия и композитах, полученных путем внедрения соли Rb2ZnCl4 в стеклянные матрицы в виде пластин с внешними размерами 10 × 10 × 0.5 мм и средним диаметром сквозных пор ~46 и 320 нм. (Далее для обозначения этих композитов примем аббревиатуры: RS-46 и RS-320 соответственно.)

Процесс внедрения материала в предварительно отожженные матрицы осуществлялся из насыщенного водного раствора тетрахлорцинката рубидия при температуре около 100°С в течение 3.5 ч. Затем образцы вынимались из раствора и тщательно высушивались при температуре 330°С в течение 10 ч. Плотность незаполненных матриц обоих типов составила приблизительно 1.2 г ∙ см–3, относительный объем пор – около 55%, объемная доля Rb2ZnCl4 в порах ≈10%, а его доля по отношению к объему всего образца ≈6%.

Рентгенодифракционный анализ, проведенный с использованием рентгеновского дифрактометра D2 PHASER (длина волны характеристического излучения λCu = 1.5418 Å), показал, что внедренный материал кристаллизовался в порах матрицы в виде кристаллитов со структурой, соответствующей объемному Rb2ZnCl4. Оценки размеров внедренных частиц в порах, сделанные с использованием программы TOPAS 4.2 [9], дали d ≈ 70 и 51 нм для RS-46 и RS-320 соответственно.

Дифракционные спектры для образца RS-46 были подробно изучены в интервале температур 143-320K, с помощью дифрактометра Bruker D8 ADVANCE (CuKα-излучение), снабженного камерой Anton Paar и линейным детектором VANTEC. Измерения проводили в диапазоне углов 2θ = = 10°–90° с шагом 2θ = 0.016°, при этом время счета составляло 1 с на шаг.

Для проведения диэлектрических исследований на поверхности образцов были нанесены серебряные электроды. Образцы помещали в криостат, где температура изменялась от 100 до 350 К и контролировалась с помощью платинового термометра сопротивления с погрешностью, не превышающей ±0.2 К. Измерения диэлектрической проницаемости осуществлялось с помощью измерителя иммитанса Е7-12 на частоте 10 кГц в процессах охлаждения и нагрева образца со скоростью около 1–2 К/мин. Перед каждым измерением для удаления адсорбированной из воздуха влаги осуществляли отжиг образцов при температуре ≈400 К.

Измерения теплоемкости Cp(T) в широком интервале температур было выполнено на автоматизированном адиабатическом калориметре, описанном в работе [10]. Измерения проводили в вакууме 10–6 мм рт. ст. в режимах дискретных и непрерывных нагревов. Погрешность определения теплоемкости не превышала ±1.0%.

Тепловое расширение исследовалось на дилатометре DIL-402C в интервале температур 100−370 K в динамическом режиме со скоростью изменения температуры 3 K/мин в атмосфере гелия.

Измерения линейного коэффициента теплового расширения стеклянных матриц показали отсутствие аномального поведения, при этом его величина α ≤ 5 ⋅ 10–6 K–1.

Анализ спектров рентгеновского рассеяния для композита RS-46, полученных для интервала температур 140–320 К показал (рис. 1а), что ниже 310 K появляется сверхструктурный пик (2/3 2 0), соответствующий температуре Ti объемного Rb2ZnCl4. Интенсивность пика увеличивается по мере охлаждения образца (рис. 1б). Других сверхструктурных линий в ходе эксперимента не наблюдалось, в отличие от данных работы [8], где изучались монокристаллические образцы тетрахлорцинката рубидия. Это обстоятельство может быть связано с весьма небольшим количеством сегнетоэлектрического компонента в композите.

Рис. 1.

Фрагмент рентгеновской дифрактограммы для композита RS-46 при различных температурах. Стрелкой помечен сверхструктурный пик (2/3 2 0) (а); температурная зависимость интенсивности сверхструктурного пика (2/3 2 0) (б).

Определена структура кристаллитов Rb2ZnCl4 в условиях “ограниченной геометрии” при температурах 320, 205 и 143 K (табл. 1). Сравнение параметров элементарной ячейки при комнатной температуре с данными для монокристаллического образца [8] показало их хорошее совпадение. Объем ячейки V кристаллитов, приходящийся на формульное число Z, незначительно уменьшается при охлаждении (табл. 1) и при всех температурах практически почти совпадает с данными [8].

Таблица 1.  

Параметры кристаллической структуры Rb2ZnCl4 в матрице пористого стекла со средним диаметром пор 46 нм

Температура Т, К 320 205 143
Пространственная группа Pnma Pnma: –1ss Pn21a
Параметры ячейки a, Å 9.2759 (3) 27.681 (2) 27.603 (3)
b, Å 7.2926 (2) 7.2557 (5) 7.2328 (8)
c, Å 12.7523 (4) 12.6613 (7) 12.616 (1)
Объем ячейки V, Å3 862.64 (5) 2543.0 (3) 2518.7 (5)
Формульное число Z 4 12 12
V/Z, Å3 215.66 211.92 209.92

Полученные при различных температурах значения отношения V/Z позволяют сделать оценку коэффициента объемного расширения (β) частиц Rb2ZnCl4, входящих в состав композита RS-46. Воспользовавшись данными, представленными в таблице, найдем коэффициент объемного расширения β ≈ 153 ⋅ 10–6 К–1. Это очень близко к величине β (рис. 2), определенной для монокристалла тетрахлорцинката рубидия [11].

Рис. 2.

Температурные зависимости коэффициента объемного теплового расширения для монокристалла Rb2ZnCl4 (1) [11] и композитов RS-320 (2) и RS-46 (3).

В случае композитов RS-46 и RS-320 температурные зависимости β лежат существенно ниже зависимости β(T) для массивного Rb2ZnCl4 (рис. 2). Это обусловлено тем, что они преимущественно состоят из щелочно-боросиликатного стекла, характеризующегося очень небольшим коэффициентом β ≤ 15 ⋅ 10–6 К–1 в интервале температур 100–310 К [12].

Принимая это во внимание, можно заключить, что внедренные в пористые матрицы частицы испытывают деформации растяжения при охлаждении.

Какие-либо особенности на зависимостях β(T) для композитов RS-46 и RS-320 в окрестностях как Ti, так и TC не наблюдаются. Они едва заметны и для монокристалла Rb2ZnCl4 [11], что проиллюстрировано на рис. 2.

Температурные зависимости диэлектрической проницаемости, полученные для образцов исследуемых материалов, представлены на рис. 3а. Зависимость ε(T), полученная для массивного Rb2ZnCl4, имеет, по меньшей мере, два максимума. Первый (в окрестностях температуры Ti ≈ 307 К) соответствует переходу из параэлектрической фазы в несоразмерную; второй представляет собой отчетливый, несимметричный пик при температуре TC ≈ 192 К, соответствующий переходу между сегнетоэлектрической и несоразмерной фазами. В некотором интервале температур, лежащем ниже TC, диэлектрическая проницаемость остается сравнительно высокой, образуя так называемую область “плато”, обусловленную высокой подвижностью доменных границ [13].

Рис. 3.

а – Температурные зависимости диэлектрической проницаемости для кристаллического образца Rb2ZnCl4 (1) и композитов RS-320 (2, 3) и RS-46 (4, 5), полученные в ходе нагрева (1, 3, 5) и охлаждения (2, 4); б – температурная зависимость теплоемкости композита RS-46.

В монокристаллических образцах Rb2ZnCl4 “температура замораживания” аномально высокой подвижности доменов происходит при температуре Т* ≈ 154 К, которой соответствует слабая аномалия теплоемкости [13, 14] и максимум тангенса угла диэлектрических потерь [13, 15].

Кривые ε(T) для композитов RS-46 и RS-320 (рис. 3а) имеют почти одинаковый вид. Очевидно это связано с тем, что несмотря на заметное различие среднего диаметра пор матриц, доля внедренного вещества, а также средние размеры частиц Rb2ZnCl4 в порах различаются незначительно. На зависимостях ε(T) наблюдаются три аномалии около 160, 245 и 307 К. Максимум ε около 307 К близок к температуре, ниже которой появляется сверхструктурный рефлекс (2/3 2 0). Это обстоятельство позволяет связать его с переходом между несоразмерной и параэлектрической фазами.

Для идентификации других особенностей диэлектрического отклика наряду с рентгенодифракционным экспериментом были проведены измерения теплоемкости образца композита RS‑46 (рис. 3б). На кривой Cp(T), полученной в ходе нагрева, отчетливо видны два максимума. Размытый максимум, локализованный около 285 К, по-видимому, связан с переходом из несоразмерной в параэлектрическую фазу. (Причины, вследствие которых его позиция не совпадает с позицией максимума ε вблизи Ti ≈ 307 K, требуют дополнительных исследований, выходящих за рамки данной работы.)

Четкий пик Cp около 232 К имеет такой же вид, что и аномалия теплоемкости для монокристаллического тетрахлорцинката рубидия в окрестностях TC [14]. Это говорит о том, что данный пик теплоемкости обусловлен сегнетоэлектрическим фазовым переходом. В его окрестностях при температуре ≈245 К на зависимостях ε(T), полученных в ходе охлаждения композитов RS-46 и RS-320, регистрируется ступенькообразная аномалия. На зависимостях ε(T), полученных при нагреве, отчетливых аномалий диэлектрического отклика, индицирующих сегнетоэлектрический фазовый переход не выявлено.

Обсудим размытый максимум диэлектрической проницаемости при Т* = 160 К. В отличие от аномалий ε вблизи Ti и TC, максимум при Т* не сопровождается какой-либо особенностью на кривой Cp(T). Это показывает, что он не связан со структурным фазовым переходом, а, по-видимому, обусловлен перестройкой в доменной структуре. Такой максимум ε около 160 К ранее обнаружен для монокристалла Rb2ZnCl4 с высоким содержанием дефектов [14].

При циклическом изменении температуры выше некоторой Т0 ≈ 151 К появляется температурный гистерезис диэлектрической проницаемости (рис. 3а). Ниже Т0 гистерезисные явления не наблюдаются. В случае монокристаллического тетрахлорцинката рубидия имеет место похожий гистерезис ε, который снизу ограничен Т0, а сверху – Ti. Считается, что данный гистерезис преимущественно обусловлен закреплением солитонов и доменных границ дефектами кристаллической решетки [1315].

В отличие от монокристаллического Rb2ZnCl4, в случае композитов RS-46 и RS-320 гистерезис ε простирается существенно выше Ti. Это позволяет предполагать, что наряду с вышеупомянутыми механизмами в композитах дополнительный вклад в необратимость зависимости ε(T) связан с релаксацией упругих напряжений, возникающих во внедренных частицах вследствие различия температурных коэффициентов α компонентов композита.

Подводя итог работе, основываясь на результатах проведенных исследований, можно констатировать, что температура перехода в несоразмерную фазу Ti в частицах Rb2ZnCl4, внедренных в пористые матрицы с размером пор 46 и 320 нм, мало изменяется по сравнению с массивным монокристаллическим образцом.

Анализ экспериментальных результатов показывает, что в сегнетоэлектрической фазе наночастиц Rb2ZnCl4 возникает подвижная доменная структура, которая “замораживается” при Т0 ≈ 151 К, как и в объемном материале.

Наряду с этим температура сегнетоэлектрического фазового перехода в условиях ограниченной геометрии повышается на величину ΔTC ≈ 50 К. Учитывая, что во внедренных частицах Rb2ZnCl4 при охлаждении появляются упругие напряжения растяжения (σ), можно предположить, что именно они ответственны за повышение TC. Оцени максимальное упругое напряжение в частице: σ ≈ β c ΔT ≈ 3.5 ⋅ 107 Па (здесь β – коэффициента объемного расширения для монокристалла Rb2ZnCl4, c – среднее значение упругого модуля, полученное с использованием данных работы [16], и ΔT ≈ 100 К – разница между температурой внедрения вещества и TC). Принимая во внимание, что dTC/dP = –50 К/ГПа для Rb2ZnCl4 [17], получим ΔTC ≈ 1.5 К, что существенно меньше наблюдаемого смещения температуры Кюри.

Можно предположить, что сегнетоэлектрический фазовый переход в отдельной наночастице Rb2ZnCl4 реализуется в условиях, когда длина волны пространственных смещений атомов λ, возрастающая по мере удаления от Ti в сторону низких температур, становится сопоставимой с размером частицы d. Для оценки длины λ воспользуемся экспериментальной температурной зависимостью параметра несоразмерности δ [8]. Для T = 250 К параметр δ ≈ 0.026. Принимая период трансляции C ≈ 1 нм, находим λ = C/δ ≈ 38.5 нм. Видим, что действительно размеры частиц (d ≈ 70 и 51 нм для RS-46 и RS-320 соответственно) сопоставимы с λ вблизи температуры сегнетоэлектрического фазового перехода во внедренных в пористые матрицы частицах Rb2ZnCl4.

Данное предположение, однако, нуждается в экспериментальной проверке.

Список литературы

  1. Rogazinskaya O.V., Milovidova S.D., Sidorkin A.S. и дp. // Ferroelectrics. 2010. V. 397. P. 191.

  2. Tarnavich V., Korotkov L., Karaeva O. et al. // Opt. Applicate. 2010. V. 40. P. 305.

  3. Ciżman A., Rysiakiewicz -Pasek E., Kutrowska J. et al. // Sol. St. Phenom. 2013. V. 200. P. 144.

  4. Mikhaleva E.A., Flerov I.N., Kartashev A.V. et al. // J. Mater. Sci. 2018. V. 53. P. 12132.

  5. Mikhaleva E.A., Flerov I.N., Kartashev A.V. et al. // Ferroelectrics. 2017. V. 513. P. 44.

  6. Fokin A.V., Kumzerov Yu.A., Okuneva N.M. et al. // Phys. Rev. Lett. 2002. V. 89. Art. № 175503.

  7. Бескровный А.И., Василовский С.Г., Вахрушев С.Б. и др. // ФТТ. 2010. Т. 52. № 5. С. 1021; Beskrovny A.I., Vasilovskiǐ S.G., Vakhrushev S.B. et al. // Phys. Sol. St. 2010. V. 52. № 5. P. 1092.

  8. Багаутдинов Б.Ш., Шехтман В.Ш. // ФТТ. 1999. Т. 41. № 6. С. 1084; Bagautdinov B.Sh., Shekhtman V.Sh. // Phys. Sol. St. 1999. V. 41. № 6. P. 987.

  9. Bruker AXS TOPAS V4. Karlsruhe: Bruker AXS, 2008.

  10. Kartashev A.V., Flerov I.N., Volkov N.V. et al. // Phys. Sol. St. 2008. V. 50. № 11. P. 2115.

  11. Yamaguchi T., Shimizu F. // Ferroelectrics. 2000. V. 237. P. 201.

  12. Михалева Е.А., Флёров И.Н., Карташев А.В. и др. // ФТТ. 2018. Т. 60. № 7. С. 1328; Mikhaleva E.A., Flerov I.N., Kartashev A.V. et al. // Phys. Sol. St. 2018. V. 60. № 7. P. 1338.

  13. Гриднев С.А., Горбатенко В.В., Прасолов Б.Н. // Кристаллография. 1997. Т. 42. № 4. С. 730.

  14. Струков Б.А., Белов А.А., Горшков С.Н. и др. // Изв. АН СССР. Сер. физ. 1991. Т. 55. № 3. С. 470.

  15. Gridnev S.A., Shuvalov L.A., Gorbatenko V.V. et al. // Ferroelectrics. 1993. V. 140. P. 145.

  16. Hirotsu S.H., Toyta K., Hamano K. // J. Phys. Soc. Jap. 1979. V. 46. P. 1389.

  17. Gesi K. // Ferroelectrics. 1985. V. 64. P. 97.

Дополнительные материалы отсутствуют.